Бой на Волчьих Горах 17 июля

С утра японцы атаковали Волчьи Горы и быстро за­няли их. Наша батарея пробовала стрелять, но гаолян, превышавший человеческий рост, скрывал продвижение японской пехоты. Штабс-капитан Швиндт верхом от­правился узнать, в чем дело. Присланный им ординарец передал мне приказание снять орудия с позиций и сле­довать к нему. Скатили орудия с позиций, взяли в перед­ки и я командую: «Номера садись, батарея рысью ма-арш», хотя в строю было только два орудия (одно было подбито в предыдущем бою, на другом был испор­чен угломер). Вижу моего батарейного командира, стоя­щего на возвышенности и подающего мне сигнал обна­женной шашкой: «Усилить аллюр». «Галопом» командую Я. Прискакали к командиру. «С передков», — командует штабс-капитан Швиндт. «По наступающим японцам прицел 40» (дистанция менее двух верст). Японцы при­ближались. Их артиллерия обнаружила нас и засыпала снарядами наши два орудия, стоящие на открытой пози­ции. За убылью орудийной прислуги положение наше становилось критическим.

Штабс-капитан Швиндт дает сигнал: «Подать передки». Подскакали передки и лихо взяли «налево кругом», но ездовые не сумели сдержать разгоряченных лошадей и сделать остановку для надева­ния орудий на передки. Наши передки ускакали прочь без орудий. «Вынуть замки из орудий» — приказал Швиндт. Вдруг в этот момент на помощь нам подбегает со своей охотничьей командой поручик Бурневич и на руках с криком «ура» откатывает наши орудия к перед­кам. Наши раненые также были унесены. Убитые оста­лись на поле сражения. Видевшие, в каком отчаянном {347} положении мы находились, донесли генералу Стесселю, что 2-ая нештатная батарея захвачена японцами. Впо­следствии поручик Бурневич за спасение орудий был на­гражден Георгием 4-й степени.

После боя на Волчьих Горах нам был дан пятиднев­ный отдых, а затем батарея была назначена на Кумирненский редут. Редут был сооружен по всем правилам эпохи гладкостенной артиллерии. Штабс-капит. Швиндт категорически заявил, что мы поставим наши орудия вне редута на закрытой позиции.

29 июля я получил самостоятельную боевую задачу. Я был послан с двумя орудиями на гору Сиротку, со­гласно приказанию начальника Северного фронта крепо­сти полк. Семенова. В его телефонограмме, между про­чим, говорилось: «Прошу поставить прикрытие так, что­бы оба орудия были безопасны. Для намечения цели и позиции, заранее послать офицера на верхушку горы Си­ротки, а затем уже этому офицеру встретить полубата­рею, чтобы она зря не находилась вблизи неприятеля. По окончании обстреливания немедленно вернуться обрат­но». В этом приказании обращает на себя внимание от­сутствие сведений о противнике и излишняя опека над исполнением. Я полагал, что противник находится вер­стах в двух от горы Сиротки, а оказалось, что они были в 250 саженях. Гора Сиротка была лучшим наблюда­тельным пунктом перед всем Северным и Западным фронтом, «окном крепости», по выражению ген. Стесселя, и с нее производились самые точные наблюдения над противником. Она была занята охотничьей командой подпор. Наседкина.

Японцы неоднократно пытались за­нять ее и держали ее под сильным огнем. Заметив уси­лившееся движение неприятеля, подпор. Наседкин про­сил о присылке взвода артиллерии. На следующий день была моя вылазка, очевидцем ее был командир артилле­рийской бригады полк. Ирман, который как раз во время моей стрельбы прибыл на гору Сиротку (он всегда хо­дил в опасные места). Впоследствии я испытал радость представления за это дело к высокой награде и горечь отказа Георгиевской Думы...

В начале сентября японцы овладели Кумирненскими {348} редутами и, заняв полотно железной дороги, проходив­шей между редутами и укреплением № 3, приблизились к укреплению на 600-700 шагов. По Порт-артурским по­нятиям — расстояние не слишком близкое. С укрепления № 3 можно было наблюдать за неудачной японской сен­тябрьской атакой на Высокую Гору. Удержанию Высо­кой Горы, как известно, не мало способствовал лейтенант флота Подгурский. Он в ночь на 10-е сентября подполз к блиндажу в окопе, уже занятом японцами, и бросил пироксилиновые шашки. От взрыва шашек взорвались сложенные в блиндаже японские ручные гранаты и япон­цы бежали.

С 18-го сентября японцы начали обстреливать Порт-Артур 11 -дюймовыми бомбами. Форт № 3 и укреп­ление № 3 были первыми, подвергшимися бомбардиров­ке этими тяжелыми снарядами. Вскоре японцы открыли огонь по городу и стреляли также 11-дюймовыми сна­рядами.

В конце сентябре я заболел тифом и принужден был оставить укрепление № 3. Я был помещен в госпиталь «Монголия». Однажды, лежа в полузабытье, я вижу, входит в мою каюту священник и, ничего не говоря, дает мне крест. Я приложился и с того момента почувствовал себя много лучше. К началу ноября я выздоровел.

Японцы, зная, что единственным источником попол­нения убыли в гарнизоне являются наши госпиталя, т. к. выздоравливающие возвращались в строй, обстреливали госпиталя. Генерал Стессель послал генералу Ноги пись­мо, прося его прекратить огонь по нашим госпиталям. Он ответил: «Ваше храброе сопротивление столь про­должительно, что наши орудия износились и не позволя­ют точной стрельбы».

Позволяю себе привести здесь две-три записи в журнал военных действий моего бывшего батарейного командира штабс-капитана Швиндта: «13 ноября штурм на укрепление № 3. В час дня показались японцы, влезав­шие на бруствер. Только что мы успели сделать по ним первый выстрел, как японцы поспешнее, чем взбирались наверх, сбегают вниз, преследуемые нашими стрелками. Некоторые молодцы, стоя во весь рост на валу, стреляли {349} по бегущим японцам. Такая же картина вскоре повтори­лась еще раз».

Ночью 13-го ноября японцы атаковали Курганную батарею отрядом «белых помочей» генерала Накамура (японцы были крестообразно обвязаны белыми шарфа­ми, чтобы в темноте различать друг друга). Вот приказ генерала Накамура: «Наша задача разрезать крепость на две части. Атака будет произведена штыками. Как бы ни был силен огонь русских, мы не должны отвечать ни еди­ным выстрелом, пока не закрепимся. Никто не должен рассчитывать вернуться живым. Если я паду, полковник Ватанабе примет командование».

Атака японцев застала малочисленный гарнизон Курганной батареи врасплох. Находившийся вблизи ба­тареи с полуротой моряков лейтенант флота Мисников, не ожидая приказаний, по собственной инициативе, ки­нулся в штыки на японцев. Затем подоспели роты резер­ва и окончательно прогнали японцев. Штабс-капитан Швиндт записал в журнале военных действий: «После ночного штурма на скате Курганной батареи трупов японцев, что мух на бумаге с клеем».

Взорвав и заняв форты № 2 и 3 и укрепление № 3, японцы прорвали линию обороны на Восточном фронте. Вот запись штабс-капитана Швиндта в журнал военных действий 2-й нештатной батареи от 18 декабря: «В 9 часов утра большой взрыв на укреплении № 3, за кото­рым последовал адский огонь по всему правому флангу. Через несколько минут в бреши показалась лестница и японцы по одному лезут вверх. Батарея, за неимением снарядов, стреляла по ним редчайшим огнем».