Книга пятая. И я смею так говорить, - замечает он

" И я смею так говорить", - замечает он. " Нет, не можешь, если только не начнешь всю ткань заново. Если бедность есть зло, то ни один нищий, каким бы мудрым он ни был, не может стать счастливым. А вот Зенон осмеливается назвать его не только счастливым, но и богатым. Страдание есть зло; тот, ко­го ведут на распятие, не может быть счастлив. Дети - благо, от­сутствие их - зло; родина - благо, изгнание - зло; здоровье -благо, болезнь - зло; крепкое тело - благо, немощь - зло; ост­рое зрение - благо, слепота - зло. И если каждое в отдельнос­ти он может как-то облегчить, утешая себя, но как сможет он вынести все это вместе? Допустим, что некто слеп, немощен, тяжко болен, живет в изгнании, совершенно одинок, нищ, что его распинают на дыбе, - как ты назовешь его, Зенон? " " Счаст­ливым", - отвечает. " Даже счастливейшим? " - " Конечно, - от­ветит он, - ведь я показал, что счастье так же не имеет степени, как и добродетель, в которой и заключается самое счастье".

85. " Тебе представляется невероятным, что он называет его счастливейшим. Ну а твои слова убедительны? Ведь если ты призовешь меня на суд народа, то ты никогда не докажешь, что находящийся в подобном положении счастлив; если же - к су­ду образованных людей, то они, с одной стороны, возможно, усомнятся, обладает ли добродетель столь великой силой, что­бы наделенные ею даже во чреве Фаларидова быка¹ были сча­стливы, а с другой - у них не возникнет никакого сомнения, что стоики последовательны в своих рассуждениях, вы же -противоречивы". " Значит, - говорит он, - ты одобряешь книгу Феофраста о счастливой жизни". " Однако мы отвлекаемся от нашей темы, - говорю я, - и чтобы не зайти уж совсем далеко, если Гто, о чем он пишет] действительно зло, то я ее одобряю".

8о. " Так неужели это представляется тебе злом? " - говорит он. " Ты задаешь мне такой вопрос, - говорю я, - на который, что бы я не ответил, ты непременно будешь метаться из стороны в сторону". " Это каким же образом? " - спрашивает он. " Дело в том, что если это зло, то тот, кто будет его испытывать, не будет сча­стлив. Если же это не является злом, тогда рушится вся теория перипатетиков". А он со смехом говорит: " Я вижу, к чему ты кло-

О пределах блага и зла

нишь. Ты боишься, как бы я не увел у тебя ученика". " Уводи, по­жалуйста, если он пойдет за тобой, - говорю я, - ведь он все рав­но останется со мной, [даже] если будет с тобой".

XXIX. «Послушай, Луций, - говорит он, - ведь я собира­юсь говорить с тобой. Все значение философии, по словам Фе-офраста, состоит в том, что она помогает достичь жизненного счастья, ибо все мы стремимся жить счастливо¹.

87. В этом мы согласны с твоим братом. Поэтому нужно рассмотреть, способна ли философия дать нам это. Во всяком случае, она обещает. А если бы она не делала этого, зачем бы тогда Платон² пересек Египет, чтобы у варварских жрецов на­учиться математике и астрономии? Зачем потом поехал в Та-рент к Архиту? Почему приехал в Локры к другим пифагорей­цам - Эхекрату, Тимею, Ариону? 3 Не для того ли, чтобы, после того как он создал образ Сократа, изложить также и учение пи­фагорейцев и познать то, что отвергал Сократ? Почему и сам Пифагор путешествовал по Египту и посетил персидских ма­гов? Почему обошел он пешком столь огромные пространства варварских стран, переплыл столько морей? Почему то же са­мое сделал Демокрит, который, говорят (не будем спрашивать, правда или нет), лишил себя зрения⁴: во всяком случае, он не заботился о своем имуществе, забросил свои поля, дабы душа его как можно меньше отвлекалась от размышлений? ⁵ Чего же искал он, если не счастливой жизни? И даже если он видел ее в познании, он хотел все же, чтобы результатом этого исследо­вания природы было спокойствие духа (ut esset bono animo). Ведь именно это он полагает высшим благом и называет е\)0\)Ц1а, а часто oc6afi|3ia, то есть дух, свободный от страха^.

88. Но все это, как бы ни было прекрасно, однако, еще не­достаточно, ибо о добродетели сказано им мало и к тому же не вполне отчетливо. Ведь только позднее и впервые в этом горо­де Сократ начал исследование этих вопросов, а уж потом ими стали заниматься здесь, и не оставалось сомнения, что вся на­дежда на благую и счастливую жизнь заключается в добродете­ли.