А. Антинаучная позиция

Истоки интерпретации истории политической науки сторонниками Стра-усса восходят к интеллектуальной полемике, развернувшийся в Германии в конце XIX—начале XX в. Будучи молодым доктором, Л. Страусс в период

после первой мировой войны разделял всеобщее восхищение М. Вебером за «его беспримерную преданность интеллектуальной честности... его страстную приверженность идее служения науке...» (Strauss, 1989, р. 27). Но уже в 1922 г., прослушав курс лекций М. Хайдеггера, он глубоко разочаровался в Вебере и стал сторонником экзистенциализма. Стремясь преодолеть пессимизм подхода Хайдеггера к природе «бытия», Страусс обратился к жизнеутверждающей по­литической философии, надеялся в ней найти ответы на вопросы о справед­ливом обществе и разумной политике. Он полагал, что следует вернуться к великим примерам, ставшим канонами политической философии, к практи­ке диалога и взвешенного решения, а также к задаче воспитания образцовых, ответственных гражданских элит.

По мысли Страусса, Вебер был спорным мыслителем, обосновавшим су­ществование современной позитивистской социальной науки с принятыми в ней отделением факта от оценки, «этической нейтральностью» и попыткой добиться «внеценностного» знания. Страусс приписывает Веберу высказыва­ния о том, что противоречия, возникающие на почве оценок, неразрешимы. «Мнение о том, что ценностные суждения не могут быть предметом рацио­нального анализа, стимулирует стремление к безответственным утверждени­ям, в частности, при рассмотрении таких категорий, как правильное и непра­вильное или добро и зло. Очень легко уклониться от обсуждения серьезных вопросов за счет самого простого способа — отнесения их к разряду оценоч­ных» (Ibidem). Стремление к объективности приводит к «освобождению от моральных суждений... к моральной глухоте... Привычка рассматривать соци­альные или человеческие проблемы вне ценностных суждений оказывает раз­лагающее воздействие на любые предпочтения. Чем более серьезными обще­ствоведами мы себя считаем, тем сильнее внутри нас развивается безразличие к достижению какой бы то ни было цели, и мы просто плывем по течению к тому состоянию, которое можно назвать нигилизмом» (Ibidem).

В другом месте он выразился еще определенее: «Позитивизм в социальной науке ведет не столько к нигилизму, сколько к конформизму и филистерству» (Strauss, 1959, р. 21 ff.).

Страусе и его нынешние последователи распространили упреки, адресо­ванные Веберу, на современные социальные науки, и в частности, на «пове­денческие» направления, которые, по их мнению, развивались не без его духовного влияния. В противовес позитивистской социологии Вебера Страусс предложил модель «гуманистической социальной науки», предполагающую глубокую и страстную полемику с великими политическими мыслителями, обсуждение основополагающих концепций и идеалов политики — справедли­вость, свободу, долг и т.п. Одномерная история развития политической на­уки, как она представлена сторонниками Страусса, видит в современной «поведенческой» политологии своего рода ересь, которая начала оформлять­ся вXIX в., и окончательно была сформулирована на рубеже веков в рабо­тах М. Вебера³¹.

Характеристика Вебера как архипозитивиста, который разделял факты и ценности, и выдвинутые в адрес «поведенческой» политической науки обви­нения в стремлении следовать ошибочным путем «этического нейтралитета» не верны как в отношении Вебера, так и в отношении подавляющего боль-

³¹ Чтобы полнее оценить эту позицию, см.: Storing, 1962; а также дискуссию, опублико­ванную в журнале «American Political Science Review» (Schaar, Wolm, 1963; Storing et al., 1963).

шинства современных политических бихевиористов. Взгляды Вебера на отно­шение между «фактом и ценностью» гораздо сложнее, они требуют более глубокого осмысления проблем ценности, чем та упрощенческая карикатура, которую рисуют в своих работах Страусе и его последователи. Хотелось бы привлечь внимание лишь к двум аспектам веберовского понимания этих воп­росов, которые содержатся в его докладе 1919г. «Политика как призвание и профессия» и в статье 1904 г. «Объективность социально-научного и социаль­но-политического познания». В докладе «Политика как призвание» он говорит о двух типах этически ориентированного политического действия — этике абсолютных целей (или этике убеждения) и этике ответственности (Gesinnungsethik und Verantwortungsethik). Наука немногое может внести в эти­ку абсолютных целей, разве что рассмотреть соответствие средств целям. По­скольку избранная цель священна или абсолютна, невозможно провести ве­роятностно-стоимостный анализ последствий достижения этой цели в сравне­нии с другими целями. Однако если рассматривать аспект рациональной от­ветственности соотношения целей и средств, то в этом случае вполне возможен вероятностно-стоимостный анализ политического действия, или, иными сло­вами, можно определить, как данный политический выбор или действие ска­жется, с одной стороны, на преобразовании поставленной цели, а с другой — на предотвращении выбора других возможностей. «Поскольку мы, — пишет Вебер, — (в границах нашего знания) способны установить, какие средства соответствуют (и какие не соответствуют) данной цели, мы можем тем са­мым взвесить шансы на то, в какой мере с помощью определенных средств..., вообще возможно достигнуть определенной цели и одновременно... подверг­нуть критике... саму постановку цели, охарактеризовав ее как практически осмысленную или лишенную смысла в данных условиях» (Weber, 1958, р. 152;

Вебер, 1990, с. 348). Продолжая мысль о путях, которыми избранные средства могут «ненамеренно» повлиять на поставленные цели, Вебер замечает, что можно ответить «на вопрос, какой " ценой" будет достигнута поставленная цель, какой удар предположительно может быть нанесен другим ценностям. Поскольку в подавляющем большинстве случаев каждая цель достигается та­кого рода ценой..., то все люди, обладающие чувством ответственности, не могут игнорировать необходимость взвесить, каково будет соотношение цели и следствий определенных действий... Наука может лишь довести до сознания [человека, совершающего выбор между ценностями], что всякое действие и, конечно,... бездействие сводятся в итоге к решению занять определенную цен­ностную позицию, а тем самым... противостоять другим ценностям» (Weber, 1958, р. 152; Вебер, 1990, с. 348-349).

В дополнение к этому двустороннему анализу целей и средств Вебер указы­вает, что наука может помочь нам прояснить суть поставленных целей и глуб­же осознать их значение «прежде всего посредством выявления " идей", лежа­щих в основе конкретной цели, и логической их связи в дальнейшей эволю­ции. Ведь... одна из существеннейших задач каждой науки о культуре и свя­занной с ней жизни людей — открыть духовному проникновению и пониманию суть тех " идей", вокруг которых действительно или предположительно шла и до сих пор идет борьба» (Weber, 1958, р. 152; Вебер, 1990, с. 349).

И дальше Вебер продолжает: «Научное рассмотрение оценочных суждений состоит не только в том, чтобы способствовать пониманию и сопереживанию поставленных целей и лежащих в их основе идеалов, но и в том, чтобы научить критически судить о них». «Довести до сознания эти параметры, которые находят свое выражение в конкретных оценочных суждениях, — последнее, что может совершить научная критика, не вторгаясь в область спекуляции... Эмпи­рическая наука никого не может научить тому, что он должен делать, она указывает только на то, что он может, а при известных обстоятельствах на то, что он хочет совершить» (Weber, 1958, р. 152; Вебер, 1990, с. 350).

Таким образом, реальная веберовская формулировка проблемы фактов и ценностей не имеет никакого отношения ни к ее карикатурной трактовке Страусса и его последователей, ни к их истолкованию состояния современной эмпирической политической науки. Поэтому мы отвергаем подход к истории дисциплины, выдвигаемый сторонниками взглядов Страусса. Вместе с тем многое из того, что было сделано политическими теоретиками этого направ­ления, включая работы самого Страусса, входит составной частью в предло­женный в данной главе прогрессистски-эклектичный обзор истории полити­ческой науки, поскольку они приумножили логически обоснованные выводы о политике, сделанные на базе накопленных достоверных сведений.