Красные цветы

Ной

Заниматься любовью с Лейни было самой простой вещью на свете, ведь я любил ее всем сердцем. Но доставлять ей боль ради собственного удовольствия стало для меня настоящей пыткой.

Мне так этого хотелось. Запретный плод всегда сладок, но когда я вошел в нее сзади в первый раз и услышал, как она зашипела, а тело ее замерло… Я ожидал, что она почувствует боль, но явно оказался не готов к тому, что ей будет настолько больно. Я уже хотел все прекратить, но она стала почти умолять меня не останавливаться, хотя сама не ощущала ничего, кроме боли. Именно эта мольба о том, что должно было стать ее и моим первым разом, и заставила меня передумать.

Я дал бы ей все, выполнил бы любую ее просьбу. Я достал бы луну с неба и бросил бы к изящным ножкам Лейни. Я скомкал бы в шарик Вселенную и вложил бы его в ее маленькие ладошки… Все, что угодно. Потому что она заслуживала гораздо большего, чем это, и я был готов жизнь свою положить на то, чтобы у нее все было.

Но я никогда не смог бы искупить перед ней свою вину за то, что отнесся к ней как к безликому телу, существующему только для того, чтобы удовлетворять мои похотливые желания. Как к очередной купленной игрушке, как к собственности. За то, что лишил ее невинности. Как у нас могло что-то получиться, если наши отношения зародились в недрах таких грязных намерений?

Но нужно было верить в лучшее. Если то, что происходило между нами, и было неправильным, то я не хотел ничего исправлять. Да, банально, но это правда. Видите? Я начал превращаться в покорного исполнителя ее желаний.

Объясню.

Я оказался на грани нервного срыва — меня всего трясло от страха причинить Лейни боль и от того, что приходилось сдерживать свои желания. Это было так приятно. Я не хочу сказать, что традиционным способом с ней не было приятно, нет. Меня особенно завело то, что мы занимались чем-то запретным. Такое можно делать только с тем, кому полностью доверяешь, с тем, с кем планируешь провести остаток жизни, с тем, с кем чувствуешь священную, мать ее, связь.

То, что я когда-то наблюдал между Джули и Дэвидом, не имело ничего общего с тем, что только что случилось у нас с Лейни. Они трахались просто ради траханья, чтобы выпустить мне кишки и оставить подыхать в луже крови на полу. Никогда в их жалких жизнях не будет того, что объединило меня с Лейни. С моей Лейни.

Нам это было нужно, нам нужно было перед расставанием подняться до самого высокого уровня доверия. И хоть я знал, что ради нее должен оставаться сильным, у меня сердце кровью обливалось, когда я представлял, как вернусь вечером домой, а там не будет ее. Она не будет лежать рядом со мной в постели каждую ночь. Я не буду каждый день видеть ее глаза, ее взгляд. Взгляд, который говорит больше, чем тысяча слов. Взгляд, который говорит: ты — мой мир, а я

— твой. Уста могут сказать все, что угодно, но глаза никогда не лгут. То, что я видел в глазах Лейни, отражало то, что сам чувствовал каждой клеточкой своего тела. Она любила меня. По- настоящему любила. Не мои деньги, не положение в обществе. Меня. И я, черт возьми, не собирался это просто так оставлять. Чего бы это мне ни стоило.

Дилейн шевельнулась, напоминая, что я все еще в ней, расслабленный, но вновь твердеющий тем больше, чем дольше нахожусь внутри. Если она будет продолжать так двигаться, мне будет только труднее заставить себя покинуть такое сладкое гнездышко. Я бы с радостью провел еще один раунд, но знал, что ее ощущения и так были не из приятных, и не хотел пользоваться ее желанием отдаться мне полностью. Одного ее присутствия в моей жизни было достаточно, теперь же настало время дать ей что-то взамен. Поэтому, пока я не затвердел окончательно и не сделал ей еще больнее, я вышел из нее… надеясь, что, если сделать это побыстрее, будет не так больно.

Мое сердце как будто проткнули ножом, когда она вздрогнула и поморщилась, а мозг тут же переключился на режим опеки. Я был готов боготворить эту женщину, показать ей свою признательность и заботиться о ней так, как она заботилась обо всех вокруг, включая меня.

— Прости, киса, — сказал я, обнимая и прижимая ее к себе. — Прости, что я сделал тебе больно.

Моя девочка могла расплакаться у меня на груди, могла оторвать мне голову, и все с моего полного разрешения — она могла сделать со мной все, что угодно. Но тогда это был бы совсем другой человек. Моя Лейни повернулась ко мне лицом, вклинилась бедрами мне между ног, обняла меня за талию, взялась за мою ягодицу и принялась целовать мою шею.

— Заткнись, Ной, — пробормотала она между поцелуями. — Ты слишком много думаешь о всяких глупостях и только портишь мне настроение. И, к твоему сведению, я хочу заняться этим еще раз.

Я уже говорил это и повторю еще раз: я обожаю свою девушку.

Она чуть отклонила голову, чтобы посмотреть на меня, в глазах были лукавые искорки. Да уж, я создал чудовище. Но я не был бездушным чурбаном. Моей девочке было больно, и она старалась замаскировать боль, чтобы не расстроить меня. Пустое занятие, потому что я уже чувствовал себя последней сволочью.

Я наклонился и припал ртом к ее сочным губам, стараясь выразить поцелуем всю любовь, все восхищение, которое я чувствовал. Связь эту я прервал, когда ощутил, что снова начинаю твердеть. Она бы посчитала это знаком, что я снова хочу ее. Я и вправду ее хотел, однако для меня ее потребности были гораздо важнее собственных. И в ту минуту Лейни нуждалась в помощи, хоть и не хотела признаваться в этом.

Неимоверным усилием воли я наконец заставил себя оторваться от нее и встал с кровати. Лейни протестующе заворчала и поймала меня за руку.

— Ну-у-у, куда ты?

Я прекрасно понимал, что она чувствовала, и для меня тоже было невыносимо расстаться с ней даже на секунду. От одной этой мысли у меня все обрывалось внутри, и я уже начал скучать по ней. Как мне от нее оторваться? Мой эгоизм снова поднял уродливую голову, и я уже был близок к тому, чтобы попросить ее не уезжать. Я знаю, что она осталась бы со мной, но я не мог пойти на это. Я и так уже получил от нее слишком много.

— Я тут, рядышком.

С последним нежным поцелуем я отошел от нее, разрывая физическую связь, но невидимая нить, протянувшаяся от постели, на которой она лежала, до моего сердца, продолжала нас связывать, преодолевая любые расстояния. Никогда раньше я не чувствовал ничего подобного. Как можно быть так привязанным к кому-то, настолько поглощенным одним человеком? Загадка. Я не хотел искать ответ, ибо это давало мне надежду.

Я быстро набрал для нее ванну, проверив, чтобы вода была не слишком горячей и не слишком холодной. К счастью, Полли снабдила ванную комнату пенками для милых дам. Я выбрал бутылочку с надписью, обещавшей ощущение свежести и успокаивающей прохлады. И,

черт возьми, лучше, чтобы так и оказалось, — в противном случае я засужу ублюдков за ложную рекламу. Для моей девочки все только лучшее.

Я сумел вернуться к ней спокойным шагом только потому, что, прибежав, выставил бы себя еще большим идиотом. Лейни смотрела на мою наготу, как голодная собачка на связку сосисок в витрине мясного магазина.

— Я пытаюсь сдерживаться. Ну, знаешь, быть внимательным и нежным бойфрендом. Прекрасным принцем. Но если ты будешь и дальше так облизываться на мой аппарат, принц может превратиться в великана-людоеда. А мне кажется, сейчас это не самая лучшая идея, — сказал я, срывая покрывало с ее обнаженного тела и подхватывая ее на руки.

Лейни обвила меня руками за плечи и прижалась щекой к шее.

— Я смогу еще, — проронила она, немного приподняв подбородок, так что ее страстный голос пролился мне прямо в ухо.

Дрожь пробежала по моему телу. Ох, пары слов хватило, чтобы я опять ее возжелал. Один глубокий вдох, второй — ну вот, теперь я был почти спокоен. Почти…

— Почему-то я в этом не сомневаюсь, — сказал я, вступая в ванну с ее невесомым телом на руках.

Не отпуская ее, я осторожно сел и опустил ее себе на колени. Когда она начала покрывать мою шею поцелуями, изгибаясь и постанывая, я понял, что не удержусь и снова ворвусь в нее, хотя сейчас ей это было нужно меньше всего. Поэтому я быстро переместил ее маленькое тело так, что она оказалась у меня между вытянутых ног.

Дилейн превращалась в нимфоманку. Я винил себя в том, что развратил ее. Но все же я хотел, чтобы она знала: теперь нас объединяет не только секс. Я вспомнил, как она расстроилась в машине и, кажется, засомневалась в том, что у нас что-то получится после вынужденной разлуки. Она должна была понять, что, даже если нам придется на какое-то время расстаться, мои чувства, мое отношение к ней не изменится. Она должна была верить в меня, в нас.

— Я люблю тебя, — шепнул я ей на ухо, обняв за талию и прижав к себе. — Очень. Ты знаешь это? — После того как эти три коротких слова впервые сорвались с моих губ, я уже не мог не произносить их снова и снова.

— Я тебя тоже люблю, — прошептала она в ответ, гладя мои руки под водой.

— Я не об этом спрашивал, — поправил я. — Ты знаешь, что я люблю тебя? Нам предстоит расстаться на какое-то время, и я хочу, чтобы у тебя не осталось никаких сомнений в том, насколько ты важна для меня. И если правду говорят, что любовь в разлуке крепнет, то мое чувство к тебе будет только усиливаться. Я никому не позволю встать между нами.

— Так ты Отелло? — пошутила она, немного наклонив голову и открыв моему взору нежную кремовую драгоценность шеи.

— Поверь, я говорю серьезно, — ответил я и начал целовать изящную шею. Дойдя до уха, я остановился и прошептал: — Каждую секунду, когда мы будем не вместе, я буду о тебе думать. Каждую ночь, когда ты не будешь лежать со мной в постели, ты будешь сниться мне. Каждый раз, когда я буду чувствовать запах бекона, — продолжил я, вспомнив, как неплохо мы провели время, пока она готовила для меня завтрак, — я буду прикасаться к себе, произнося твое имя. Я буду звонить тебе по сто раз в день, без повода, просто чтобы услышать твой голос. Я буду приезжать без предупреждения только для того, чтобы видеть, как вспыхивают твои глаза, когда ты меня замечаешь. Я буду время от времени воровать тебя, чтобы почувствовать твой вкус. И я буду голодным, Лейни. Очень голодным.

Она втянула воздух, потом ее губы приоткрылись и исторгли тихий стон. Ее глаза закрылись, а ноги раздвинулись, словно одних моих слов было достаточно для ее возбуждения.

— И если ты называешь это преследованием ревнивца, то да, я буду преследовать тебя. — Я провел ладонью по животу до бугорка внизу, и от моего прикосновения бедра ее двинулись мне навстречу, раздался еще один тихий стон. — Я верю в три О: овладей, охрани, обеспечь. Я дам все, что тебе нужно. Все, — сказал я, вводя два пальца внутрь, а большим поглаживая клитор. — Ты моя, и я должен о тебе заботиться. Поэтому если я увижу, что кто-нибудь вьется вокруг того, что принадлежит мне, я займусь этим человеком, и он узнает, что такое боль. Ты уверена, что готова к такому уровню отношений, Дилейн?

— О боже, да, Ной, — простонала она, когда я начал сгибать пальцы внутри ее тела.

— Я — бог, повелитель своего мира, и мой мир — это ты. — Второй рукой я взялся за ее грудь и чуть прижал один из затвердевших сосков. — Я могу дать и дам тебе все, что нужно, расшибусь в лепешку, чтобы тебе было хорошо. Но я — ревнивый, мстительный бог, Лейни.

Она опустила руку между ног и накрыла мою неустанно работающую кисть, а вторую руку положила мне на затылок.

— Я… черт… я твоя, Ной. Только… о боже… твоя.

— Хорошо. Я рад, что мы сошлись, — сказал я, просовывая пальцы глубже и двигая ими увереннее. — Хочешь добраться до пика?

Она кивнула.

— Хм. Что-то я не уверен, что хочешь, — усомнился я, желая поиграть с ней. — Проси меня об этом.

— Пожалуйста, — задыхаясь, промолвила она.

— Нет, так не годится. Ты можешь просить лучше, — укоризненно произнес я, поигрывая ее соском.

Она изогнула спину, впилась ногтями мне в шею и надавила бедрами на мою руку, которая находилась у нее между ног. Мои пальцы трудились без устали, но, когда ее стенки начали сжиматься, я убрал руку.

— Нет. Пока не убедишь меня, ничего не получится. Она тихонько всхлипнула.

— Прошу, Ной, позволь мне… Доведи до пика.

Проклятье, я хотел ее. Но мне было нужно, чтобы сначала все получилось у нее, а после этого можно было бы снова взять ее.

— Да, детка, ты дойдешь… Обещаю, Лейни.

Я отпустил ее, но лишь для того, чтобы поднять и повернуть так, чтобы опустить на край кафельной стенки ванны. Там уже лежало большое махровое полотенце, наверное, ей не было слишком неудобно, учитывая, что я только что с ней сделал.

Мне так не терпелось дать ей то, что она хотела, почувствовать ее вкус, что я не особенно бережно раздвинул ее колени, чтобы получить доступ к ее сладкой маленькой киске. Но я не услышал протестующих вскриков, лишь стон удовольствия, раздавшийся, когда я зарылся лицом между ее бедер и начал гладить языком ее шелковистые складки. Она сжала пальцы у меня на волосах — как же я любил, когда она это делала! — а потом закинула согнутые ноги мне на плечи, разведя колени в стороны, чтобы мне было удобнее.

Я поднял на нее глаза. Она наблюдала за мной, поэтому я специально чуть отклонил голову, чтобы она видела, как мой длинный мясистый язык лижет ее влажные складочки.

— О черт! — прошептала она, впилась зубами в нижнюю губу, а потом любовно провела пальцами по волосам у меня над ухом. — Как же приятно. Тебе нравится мой вкус, Ной?

Я закрыл глаза, промычал «м-м-м» и перешел на нежные поцелуи.

Услышав, как она с шумом втянула воздух, я снова посмотрел на нее, чтобы проверить, продолжает ли она наблюдать. О да, девочка не сводила с меня глаз. Наклонившись, я втянул в

рот набухший бутон, затем чуть отклонился и отпустил его. Потом повторил это еще несколько раз.

— О боже, — прошипела она сквозь сжатые зубы. — Иди сюда, Ной, войди в меня. Я хочу почувствовать тебя в себе.

Но я не выполнил ее просьбы, я был слишком увлечен воздействием, которое производил на нее, не только физически, но и умственно, эмоционально. Мои глаза не отрывались от ее лица, замечали каждое мельчайшее изменение в выражении удовольствия. Знать, что я делаю ей приятно… Да, для меня это было очень важно.

Она тоже увлеклась, и ее глаза с восторгом следили за каждым моим движением. Я оскалил зубы и легонько куснул клитор, после чего заостренным кончиком языка погладил восхитительное уплотнение. Она судорожно вдохнула и сжала пальцы на моих волосах, когда я обхватил бугорок губами и подмигнул ей.

Я собирался довести ее до безумия и, судя по всему, был на правильном пути.

— Боже, остановись, милый. Я так долго не выдержу, а мне хочется чувствовать тебя внутри.

Нет уж, я не собирался лишать себя сладостного нектара, который ждал меня в награду за мои труды. Я не остановился. Вместо этого я довел Лейни до края, со скоростью света лаская языком ее кнопку удовольствия, втягивая ее в рот и гладя губами, вырывая из нее оргазм.

— Нет, не нужно. — Она попыталась оттянуть от себя мою голову, но безуспешно. Я поедал ее нижние губы так, будто у меня больше никогда не будет такой возможности, хотя я прекрасно знал, что будет. Уж я об этом позабочусь.

— Я сейчас… — Она тянула и толкала мою голову, чтобы я отпустил ее, но я не сдвинулся ни на дюйм. Ее тело даст мне то, чего я добивался, и я не собирался останавливаться, пока это не случится.

— Черт, нет! — наполовину простонала, наполовину порычала она, а потом надавила на мой затылок так, что лицо мое оказалось вжатым в ее сокровище. Бедра ее захлопнулись, тисками сжав мою голову, тело замерло, и на мой ждущий язык хлынули соки. Я лизал, я сосал, я глотал.

Когда оргазм стих, пальцы ее разжались, бедра расслабились. Она взяла ладонями мое лицо и заставила посмотреть на нее.

— Ты меня разозлил.

— Мы уже через это проходили, Дилейн. Я ненасытен, помнишь? И не пытайся отказывать мне. Если я чего-то хочу, то в конце концов все равно это получу, — сказал я с усмешкой и опустил ее в воду — все еще приходящую в себя и тяжело дышащую.

Лейни удивила меня. Она толкнула меня в грудь так, что я опустился спиной на противоположную стенку ванны.

— А ты не смей отказывать мне, если я чего-то хочу, Ной Кроуфорд, потому что в конце концов я все равно тоже получу это. — Она села на меня, взялась за моего дружка и…

— Лейни, не… Ты…

Слишком поздно. Она села на твердый, как камень, ствол и ввела его в себя на всю длину.

— Черт, — прорычал я и откинул назад голову, чувствуя, как ее тугие стенки обволакивают меня.

Лейни засмеялась, увидев мою реакцию. Услышав этот самоуверенный смех, я резко поднял голову и увидел такую же самоуверенную улыбку. Мою самоуверенную улыбку. Это было почти то же самое, что смотреться в зеркало.

Я толком не знал, как к этому относиться, но, видимо, сам был виноват. Да, я действительно создал чудовище. Теперь она ни в чем не уступала мне, как я и предполагал в ту

ночь, когда мы впервые были с ней вместе. Уже тогда я понял, что увяз по самые уши. Она была до невозможности упрямой и постоянно старалась доказать, что я не прав. Но я не мог винить ее за это, ведь и сам вел себя точно так же. Просто она научилась этому, глядя на меня.

Вот почему я не стал возражать, а решил просто расслабиться и получать удовольствие, пока она будет делать то, что ей хочется.

Меня это устраивало.

Меня окружал запах гиацинтов, прохладный ветерок кружил аромат вокруг моего тела. Я слышал звуки скрипок, смех друзей и родственников. Солнце грело лицо и руки. Если бы не ветер, было бы даже душно.

Я был счастлив. Происходило что-то важное, хоть я и не знал, что именно.

— Ной, она просто прелесть. Я всегда надеялась, что именно с такой девушкой ты и познакомишься, — донесся из-за спины приятный мягкий голос.

Я мгновенно узнал этот голос и быстро повернулся. Она стояла передо мной. Моя мать. Посреди высокой травы, в красном платье, окруженная со всех сторон пышными сиреневыми, белыми и желтыми цветами. Она держала под руку отца, который стоял рядом с ней с гордой улыбкой на устах, волосы черные, на висках седина. Мама была права, седина действительно ему очень шла.

— Мама, папа… Что вы здесь делаете? — смешался я.

Какая-то часть меня воспринимала их присутствие без намека на удивление или испуг, но другая часть шептала, что они не должны здесь находиться.

— Она еще и довольно дерзкая. Прямо как твоя мать. — Отец посмотрел на жену обожающими глазами.

Мама рассмеялась и поцеловала его в щеку.

— Это хорошо. Вам, Кроуфордам, нужна сильная женщина.

Вдруг они оба оказались прямо передо мной, хотя я даже не заметил, чтобы они шевельнулись. Мать повернулась ко мне, улыбнулась и приложила ладонь к моей щеке.

— Таких девушек — одна на миллион, Ной. Не потеряй ее. Помни: «Сквозь грязь и мрак тянется к луне красный цветок».

Я помнил, что, когда был маленький, она все время это повторяла, но я не понимал смысла ее слов тогда, не понял их и сейчас.

— Алый лотос, — прошептал я.

Она кивнула и широко улыбнулась, явно обрадовавшись, что я вспомнил.

— Мы любим тебя, Ной. И гордимся тобой. Отец прокашлялся, и я повернулся к нему.

— Нам пора уходить, сынок. Уходить? Куда?

— Мы просто хотели поздравить тебя. — Он положил руку мне на плечи и шепотом добавил: — Да, и спасибо за виски.

Мама поцеловала меня в щеку, и я закрыл глаза, вдыхая знакомый цветочный запах ее духов. Когда я снова открыл глаза, они исчезли. Я повернулся, посмотрел вокруг, но их нигде не было видно. Я оторопел, когда увидел женщину в белом, стоявшую ко мне спиной. Когда она повернула голову и поправила платье, стало видно, что ее волосы собраны в узел, а лицо скрыто под белой вуалью. В руке она держала букет красных цветов. Усилившийся ветер донес до меня

ее аромат, подтвердив то, о чем я и так уже догадался. Сердце, набатом застучавшее в груди, подсказало, кто эта женщина. На моем лице появилась широкая улыбка. Это была она.

— Дилейн? — позвал я.

Она не ответила, но посмотрела на меня, и, хоть я не видел улыбки, мое сердце почувствовало ее тепло. Но потом она развернулась и бросилась бежать с каким-то пронзительным жутким смехом.

— Лейни! — крикнул я и бросился за ней, ничего не понимая. — Почему ты убегаешь?

Я бежал и бежал, пока ноги не отяжелели так, будто к ним привязали кирпичи. Когда мне казалось, что она совсем рядом, я протягивал руку, но тонкая ткань ее платья словно проходила через мои пальцы и Лейни убегала.

Она снова рассмеялась, все тем же странным смехом, явно играя со мной.

— Ну же, Ной, поймай меня.

Собрав все силы, я прыгнул вперед, обхватил ее за талию и притянул к себе мягкое гибкое тело. Даже через прозрачную вуаль я увидел устремившиеся на меня глаза, горящие детским озорством. Голова ее запрокинулась, и в окружавший нас теплый воздух полился беззаботный хохот.

— Куда это ты собралась, киса? — спросил я, прижимая ее к себе.

Я почувствовал тепло ее ладони, легшей на мою руку, и легкое прикосновение пальцев, пробежавших по моим волосам.

— Поцелуй меня, Ной. Сделай меня своей навсегда, — прошептала она.

Я поднял вуаль, чтобы увидеть чистую красоту и получить свою награду, но, когда мои губы скользнули по ее губам, она исчезла.

— Ной, проснись. Проснись, Ной.

Я проснулся от толчков в плечо, все еще ощущая остатки сна в частично парализованном теле. Глаза мои распахнулись и увидели ее. Она прижималась ко мне, одной рукой держалась за мое плечо, а второй нежно гладила по волосам над ухом.

Так это был всего лишь сон…

Теплая улыбка озарила ее безупречное лицо.

— Все в порядке?

— Да, — сонным голосом протянул я и потер глаза. — Я тебя разбудил?

— Можно сказать и так, — игриво проронила она. — Ты меня так прижимал к себе, что я чуть не задохнулась. Когда тебе не хватает кислорода, это, знаешь, будит получше будильника. Кажется, это называется инстинкт выживания. — Она рассмеялась.

Я убрал прядь волос с ее лба и заправил за ухо, потом поцеловал в кончик носа.

— Но я не жалуюсь, мне даже нравится, что ты со мной так по-хозяйски, — сказала она, гладя мою скулу. — Может, расскажешь, что тебе снилось?

В моем сне не было ничего такого уж страшного, кошмарного. Однако он был слишком реалистичным, и это меня немного напугало. Прежде чем рассказать, если я вообще собирался это делать, нужно было самому его хорошенько обдумать. Зачем еще и ее пугать? Поэтому я отрицательно покачал головой.

Как раз в это время на прикроватном столике затрезвонил будильник. Оглушительный звон взрезал тишину ночи, сняв возникшую неловкость. Лейни прижалась лбом к моей груди, и мы оба застонали, понимая, что звук этот был началом нашего расставания. Мне нужно было собираться на работу, а она должна была вернуться к семье. Восторга у нас такое положение не вызывало, но через это нужно было пройти, пока мы не могли быть вместе постоянно.

Я заткнул будильник ударом ладони, и тот с глухим ударом упал на пол. Напоминание нам не требовалось, оно и так висело над нами, как гильотина над смертником. Так я чувствовал.

Лишиться ее для меня было все равно, что лишиться головы. Хотя нет, скорее лишиться сердца, ведь, уезжая, она его забирала с собой.

— Я люблю тебя, — пробормотала она мне в грудь, когда я погладил атласную спину.

— Знаю, — ответил я, целуя ее в макушку. — Я тебя тоже люблю. Она подняла голову и ответила мне уверенным взглядом.

— Я знаю, — сказала она, и тяжесть этих слов развеялась, когда она скрепила наше признание поцелуем.

Это был не прощальный поцелуй и не такой поцелуй, которым разжигают страсть, хотя я тут же почувствовал зверское возбуждение. Это был поцелуй надежды. Он говорил: мы знаем, что все равно будем вместе; каждое произнесенное слово было правдой; мы любим друг друга и преодолеем любые преграды, которые встретятся нам на пути, как бы ни сложилась наша судьба. Ведь какими бы дерьмовыми ни были наши отношения вначале, красный цветок прорастет сквозь грязь и мрак.

Наконец я понял смысл этих слов.

6