Книга пятая.

1. Произнеся это, она обратилась к разъяснению иных вопросов. Тогда я перебил её: «Твоё утешение исполнено истины и достойно подкреплено авторитетом. Я на собственном опыте убедился в справедливости твоих слов, что вопрос о Провидении связан со множеством иных. Мне бы хотелось знать, признаёшь ли ты существование случая, и что он собой представляет». «Спешу исполнить своё обещание, – ответила Философия, – и открыть путь, который тебе поможет возвратиться в своё отечество. То, о чём спрашиваешь, полезно знать, но находится несколько в стороне от предложенного нами пути, поэтому мне следует побеспокоиться, как бы, устав от обсуждения посторонних вопросов, ты не удовольствовался бы этим и не свернул в правильного пути». «Пусть это тебя нисколько не тревожит, – возразил я, – но этот вопрос не даёт мне покоя, и я очень хочу слышать на него ответ. Поскольку же все твои объяснения основаны на фактах, не подлежащих сомнению, у меня нет оснований усомниться в истинности твоих последующих слов». Тогда она сказала: «Подчиняюсь твоей воле», – и начала рассуждение:

«Если предположить, что случай есть событие, свершившееся в результате лишённого смысла движения, а не вызванное согласованным рядом причин, то я утверждаю – определяемый так случай не существует – и подчёркиваю, что подобное понимание бессмысленно и представляет собой лишь пустой звук; кто осмелится утверждать, что в этом упорядоченном мире остаётся место для случайности, если Бог всё располагает? Ведь справедливо мнение, что ничто не происходит из ничего ^[158] , а оно не оспаривалось никем из древних, хотя они скорее относили его не к творящему началу, а к материальным вещам, как бы полагая его основанием заведённого в природе, а если бы что – то совершалось не вследствие каких – либо причин, то, следовательно, оно происходило бы из ничего. Поскольку же такого быть не может, то невозможно и существование случая в том смысле, о которых я говорила немного раньше». «Что же, – спросил я, – неужели не существует ничего, что по справедливости можно назвать случаем или случайностью? Или нечто такое имеет место, хотя об этом не известно народу, не знающему, что следует понимать под этим названием?». На это Философия ответила: «Мой Аристотель в своей „Физике” кратко и верно дал случаю подобающее определение ^[159] ». «Какое же?», – спросил я. «Когда что – нибудь предпринимается ради какого – то результата, но по некоторым причинам получается нечто иное, – это и называется случаем; например, если кто – то, копая землю, чтобы возделать её, наткнётся на груду зарытого золота, можно предположить, что это произошло случайно, но, в действительности, не из ничего, ведь и у этого события есть свои причины, хотя оно и явилось следствием, как кажется, непредвиденного и случайного стечения обстоятельств. Если бы земледелец не возделывал поле, если бы кто – то, желая сохранить золото, не зарыл бы его в этом месте, то оно не было бы найдено. Таковы причины случайной удачи, которая осуществилась вследствие стечения противоречивых обстоятельств, а не вследствие намерений людей, совершавших действия, ведь ни закопавший золото, ни обрабатывавший поле не предполагали, что сокровище отыщется, но, как я уже сказала, место, где один зарыл [золото], другому пришло в голову возделывать, и эти два стремления совпали. Можно заключить, что случай есть событие, непредвиденное для человека, совершающего действие, но происшедшее в результате стечения причин. Совпадать же и соединяться причины заставляет порядок, порождающий связи, которых невозможно избежать – он, проистекая из источников Провидения, всё располагает во времени и пространстве», – ответствовала Философия.

1. С гор каменистых Армянских, откуда парфянские стрелы

В грудь поражают средь битвы нежданно тебя,

Тигр и Евфрат, вытекая потоком единым ^[160] ,

Следует вскоре руслами чуждыми врозь.

Если же снова сливают в одно воды рек тех теченье, –

Соединяет волна то, что порознь несли:

Люди, останки судов вновь встречаются вместе,

Их прихотливый влечёт случай, как думаем мы.

Всё же, их бег зависит и от пологости почвы,

Водоворотов и скал, – есть порядок и здесь.

Также и случай, когда мнится от уз всех свободным,

Тоже покорен закону, скрытому в сути его.

2. «Отмечу, что твои доказательства не лишены стройности, – молвил я Философии, – но если допустить, что существует некая цепь причин, неразрывно связанных между собой, то останется ли место для какой – либо свободы нашей воли, или сами побуждения человеческих душ связаны цепью судьбы?». «Да, – сказала она, – свобода воли существует, и нет такого разумного существа, у которого бы отсутствовала свобода воли, ведь всё, что наделено от природы разумом, обладает способностью рассуждать и отличать одно от другого; вследствие этого оно знает, чего избегать и чего желать. Каждое разумное существо стремится к тому, что, по его мнению, должно желать, и отвращается от того, чего считает нужным избегать, поэтому каждый, кто наделён разумом, обладает свободой желать и не желать, однако не в равной степени, ибо высшим божественным субстанциям присуще и проницательное суждение, и непогрешимая воля, и подлинное могущество для осуществления желаний. Человеческие души более свободны, когда они пребывают в созерцании божественного разума; менее – когда они соединяются с телом, и ещё меньше, когда они оказываются связанными земными членами. Самый худший вид рабства тот, когда, предавшись порокам, они теряют власть над собственным рассудком, ведь как только глаза людей обращаются от света высшей истины к мрачному дольнему миру, тотчас их окутывает облако незнания, и начинают терзать гибельные страсти, подчиняющие их настолько, что люди как бы попадают в рабство, и происходит это некоторым образом по их собственной воле, однако Предвечный и Всезнающий постигает всё оком Провидения и располагает предуставленные награды согласно заслугам каждого».

2. Π ά ν τ ' ἐ φ ο ρ ᾷ ς κ α ὶ π ά ν τ ' ἐ π α κ ο ύ ε ι ς ^[161] ,

Медовыми устами пел слепой Гомер

О светозарном и чистейшем Фебе.

Но может разве Феб проникнуть в недра

Земли, иль глубину морскую светом

Лучей своих бессильных пронизать?

Не так у Устроителя Вселенной,

Взирающего с горной высоты:

Не скрыта от него земная глубь,

Его ночная мгла не остановит.

Что есть, что было, что произойдёт

В мгновенье ока постигает он.

Его лишь, одного, кто видит всё,

Ты мог бы Солнцем истинным назвать.

3. После этого я сказал: «Меня смущают ещё большие сомнения». Философия ответствовала: «Какие же? Впрочем, я догадываюсь, чем ты взволнован». «Кажется слишком противоречивым то, что Бог предвидит всё, и тем не менее существует некая свобода воли, ведь если Бог всё предвидит и никоим образом не может обмануться, то с необходимостью следует, что Провидение предузнаёт то, что будет иметь место в будущем. Если же от века не только свершённое людьми, но и их помыслы и желания Бог предузнаёт, то не может быть никакой свободы воли, так как невозможно существование какого – либо поступка или желания, который был бы сокрыт от божественного Провидения, не ведающего заблуждения. Если же нечто имеет возможность отклониться от того, что было предвидено, то в таком случае нельзя говорить о непогрешимости Провидения относительно будущего, однако думать такое о божественном предопределении я считаю недостойным, и не одобряю тех средств, с помощью которых некоторые пытаются распутать этот узел. Они говорят: „То, что должно произойти, осуществляется не оттого, что Провидение определило его к бытию в будущем, но скорее наоборот – то, что будет иметь место в будущем не может быть скрыто от божественного Провидения”. Таким образом эта связь ставится с ног на голову, а именно – отрицается непреложная необходимость того, что наличествует в самом Провидении, и она сохраняется лишь в самих будущих событиях и вещах, которые предвидены. Не то, что наличествует в самом Провидении, должно обрести существование в будущем, должно быть предвиденным. В результате возникает вопрос о том, что является причиной: Предузнание необходимости будущего или необходимость, заключённая в самом будущем, предузнанная Провидением? Я же хотел бы показать, что каков бы ни был порядок причин сам по себе, то, что предузнано, не влечёт за собой необходимости появления событий и вещей в будущем. Если кто – то сидит, мнение, заключающее, что он сидит, с необходимостью является правильным, и наоборот – если мнение о том, что кто – то сидит, правильно, то он обязательно сидит. В обоих случаях наличествует необходимость: В первом – что кто – то непременно должен сидеть, а во втором – необходимость истины, но ведь кто – то сидит не потому, что чьё – то мнение правильно, но мнение является верным, потому что ему предшествует, что кто – то сидит. Итак, хотя причина истины лежит в одном из этих положений, однако и в том, и в другом заключена необходимость. Подобным же образом следует рассудить от соотношении предвидения и того, что должно существовать в будущем, ведь даже если то, что должно произойти в будущем, служит причиной предвидения, а не наоборот, – нечто будет иметь место в грядущем, потому что было предвидено, – всё равно то, что произойдёт с необходимостью или предвидится Богом, или, что предвидено, должно свершиться, а как то, так и другое представляется достаточным для отрицания свободы воли, однако правильно ли было бы полагать, что появление временных вещей может быть причиной предвечного знания? И различны ли суждения, что Бог предвидит в будущие события, потому что они должны произойти, и будто то, что некогда должно произойти, является причиной высшего Провидения? Ведь если я знаю, что что – то существует, то необходимо, чтобы оно существовало; так же, если я знаю будущее, то необходимо, чтобы оно произошло. Отсюда следует, что невозможно избежать появления предузнанной вещи. Наконец, если кто – нибудь считает вещь чем – либо отличным от того, чем она является на самом деле, это ни в коем случае не может считаться знанием, но представляет собой лишь ошибочное мнение, далеко отстоящее от истинного знания, поэтому, если в будущем появление чего – либо не является предопределённым и необходимым, кто может предузнать, что оно появится? С истинным знанием несовместима ложь; то, что оно утверждает, не может быть иным по сравнению с тем, от чего берёт начало, ибо причина того, что знание избегает ошибки, заключается в необходимом соответствии знания и его предмета.

Каким же образом Бог предузнает это неопределённое будущее? Если допустить, что Он может помыслить, будто должны наличествовать в грядущем те вещи и события, которые могут и не быть, то Он заблуждается, но допустить такое не только недостойно, но и дерзко, а если Его предузнание таково, что Он, определяя будущее, предполагает, что нечто может как произойти, так и не произойти, то что же это за знание, которое не содержит ничего твёрдого и определённого? И чем тогда оно отличается от вызывающего улыбку прорицания Тиресия ^[162] , который говаривал: „То, что предсказываю, то ли сбудется, то ли нет”? Чем божественное Провидение отличалось бы от человеческого мнения, если бы Богу, как и людям, не было бы известно, произойдёт ли то, что Он предвидит или же нет? Если же Провидение представляет собой непогрешимейший источник всего сущего, то для него не может быть ничего неопределённого, но тогда, если божественный ум непреложно предузнаёт то, что должно произойти, не может быть никакой свободы в человеческих помыслах и деяниях, которые этот ум, всё предвидя, оградил бы от ошибок и заблуждений и направил бы в единое возможное русло. Согласиться с этим утверждением – значит сделать очевидной тщетность всех человеческих устремлений. Тогда нет смысла в наградах добрым и в наказаниях дурным людям, так как они не заслужены свободным, зависящим от их собственной воли выбором души, и тогда покажется беззаконием то, что теперь считается справедливейшим, – наказание порочных и награды добрым, ибо людей влечёт к пороку или добродетели не собственная воля, но принуждает определённая неизбежность будущего, и пороки, и добродетели были бы не самими собой, а смешением неразличимых по своей сущности поступков. Что может быть кощунственней этого мнения, ибо, если всё предопределяется Провидением и не зависит от суждения людей, то получается, что и человеческая порочность существует по воле Творца всех благ! Следовательно, нет никакого основания ни для надежд, ни для молитв. Зачем надеяться на что – либо, или молиться, если всё происходящее связано несокрушимой цепью? Исчезнет, таким образом, единственное общение между Богом и людьми, то есть упование на его милость и молитва, если, конечно, ценой должного смирения мы не оказываемся достойными божественной милости, ведь молитва – единственное средство, как кажется, с помощью которого люди душой могут общаться с Богом, с этим недоступным светом, соединяясь с Ним, ещё прежде, чем мы достигнем Его обители. Итак, если признать, что необходимость сокрыта в самом будущем, людям не остаётся ничего такого, посредством чего они могли бы единиться с высшим началом всего сущего. Из этого с неизбежность должно будет произойти, что род человеческий, как ты говорила немного ранее, отделившись от своего начала, исчахнет и погибнет», – молвил я.

3. Какая разрывает связь вещей

Причина, и какое божество

Меж истин двух войну зажгло? Ужель,

Чтоб слиться до конца бы не смогли

Столь правые в отдельности они?!

Но может, впрямь, раздора истин нет

И, обе верные, они хранят союз?

Ведь разум в тела темноте слепой

Не в состоянье без очей постичь

Вещей единство, связь всего познать,

Хотя всегда стремится человек,

Пылая страстью, правды знак найти!

Но знают ли, что знать хотят?

Зачем уже известное искать?!

Когда ж не знают, то – чего ж хотят?!

Чего не ведают, – зачем оно?!

Возможно ль за неведомым идти?

Сокрытую от глаза сущность форм

Невеждам не понять, пусть зрима даже им!

Кто к разуму небес причастен был,

Тот знает единичное и всё!

Сокрытый в нас не всё ещё забыл

Наш разум, – заточенный в членах дух, –

Понятье общего [он] удержал.

Кто правду ищет, – нелегко ему, –

Он вещи познаёт, но охватить

Их сущность ведь не сразу всем дано.

Но, вспомнив только общее в вещах ^[163] ,

О формах их подумавши, сольёт

Сокрытое и явное в одно

Неразделимо!

4. Тогда Философия молвила: «Издавна существует эта жалоба на трудности понимания Провидения. Она была высказана ещё Марком Туллием Цицероном ^[164] , когда он описывал прорицания, да и ты сам неоднократно сказывал в долгих исканиях об этом, но этот вопрос никогда не был растолкован вами достаточно тщательно и веско. Причина же неясности в том, что ход человеческих рассуждений не может приблизиться к простоте божественного предзнания, а если бы она каким – либо образом могла бы быть постигнута, не осталось бы места для понимания. Позднее я постараюсь это раскрыть и объяснить, но прежде изложу вопрос, волнующий тебя.

Знаю, тебе кажутся не совсем убедительными те рассуждения, из которых следует, что предузнание не есть причина, с неизбежностью обусловившая появление чего – либо в будущем, а из того, что предузнанное не может не произойти? Если же предшествующее знание не увеличивает необходимости возникновения будущего, что тобой немного ранее подтверждалось, можно ли ожидать, что ожидание, что действие воли будет отнесено к разряду неизбежного? Действительно, предположим обратное, то есть, что не существует никакого предзнания; тогда разве подтвердится, что всё, происходящее по воле человека, является необходимым?». «Нет», – ответил я.

«Представим теперь, – продолжила Философия, – что предузнание существует, но не сообщает вещам и событиям необходимости; тогда, полагаю, сохранится в неприкосновенности абсолютная свобода человеческой воли. Ты можешь возразить, что предузнание, хотя и не предопределяет с неизбежностью появление будущих событий и вещей, однако оно есть знак необходимости их осуществления в грядущем. Таким образом, даже если бы не существовало предзнания, появление чего – либо в будущем всегда содержало бы в себе необходимость, поскольку всякий знак то, что под ним скрывается, обозначает, хотя и не творит сущности обозначаемого.

Поэтому прежде всего следует показать, что всё происходит с необходимостью, а предузнание есть знак этой необходимости, кроме того, если это не так, то ведь невозможно существование знака вещи, которая сама не существует. Установлено, что правильное доказательство, основанное на незнающем отклонений размышлении, должно состоять не из знаков и побочных доводов, но вытекать из согласия необходимых причин, но как может быть, чтобы не произошло то, что было предопределено для появления в будущем? Это подобно тому, как если бы мы предположили, будто предначертанное Провидением к появлению в грядущем не произойдёт, но скорее нам следует сказать, что хотя оно и исполнится в будущем, однако не содержит в себе природной необходимости, – так, бесспорно, следует рассудить. Подумай, ведь и люди многое, ещё до того, как оно свершится, предвидят своим рассудком. Вспомни, например, возниц, их действия, когда они управляют и поворачивают квадригу, и таким же образом посуди об ином. Разве поступать так, а не иначе, их заставляет необходимость? Нет. Не имело бы цены искусство, если бы всё свершалось по необходимости, следовательно, то, что произойдёт в будущем, не является необходимым до того момента, когда происходит, а не обретя существования, не содержит необходимости появления в грядущем. Таким образом, существуют некоторые события, свершение которых лишено всякой необходимости. Я полагаю, никто не станет отрицать, что существующее в настоящее время прежде, чем возникло, было предназначено к возникновению; вместе с тем знание не делает неизбежным его существование в настоящем, – так и предвидение ни во что из того, что должно быть в будущем, не вносит необходимости. Ты можешь возразить, будто сомнительно, что для того, что может появиться или не появиться в будущем, существует некое предузнание. Для тебя это утверждение представляется полным противоречий, и ты полагаешь, если нечто предвидится, то ему присуща необходимость; если же необходимости не существует, ничто не предузнаётся и не может быть охвачено знанием, ибо лишено определённости. Предположение же, что события, свершение которых в будущем неопределённо, предусматриваются так, как будто они являются определёнными, вытекает из невежества и не сообразуется с истиной, ведь мнение о том, что не сообразно с действительным положением вещи, ты считаешь несовместимым с непогрешимым знанием. Это заблуждение является следствием того неверного мнения, что полнота знания зависит от сущности и природы самого познаваемого, в то время как, напротив, она больше зависит от природы познающего ^[165] . Возьмём один небольшой пример: Одно и то же круглое тело по – разному воспринимается зрением и осязанием. Пользуясь зрением, мы на расстоянии воспринимаем всё одновременно посредством истекающих из глаза лучей. С помощью осязания составляем о круге, прикасаясь к нему и по частям охватывая округлость. Сам человек не одинаково воспринимает предмет чувством, воображением и рассудком, тем более по – иному видит их божественный разум ^[166] . Чувство схватывает форму, овеществлённую в материи; воображению доступны нематериальные образы, рассудок же, минуя внешнюю форму, которая является признаком единичного, выявляет то общее, что за ней сокрыто.

Но существует ещё и более проницательный взор божественного разума [интеллигенции], который, превзойдя темпы Вселенной, направляет своё острие на созерцание самой простой формы. Следует особенно вникнуть в то, что высший способ познания охватывает и низшие, но низший никоим образом не может подняться до высшего. Итак, чувство не в силах воспринимать ничего вне материи, и воображение не постигает общие виды, а рассудок не схватывает простоту форм, но божественный разум, как бы взирая сверху, воспринимает не только форму, но и судит о том, что за ней скрывается, и делает это таким образом, что одновременно постигает и собственную форму, которую никто иной постичь не может, ибо ему доступны и общие понятия, познаваемые рассудком, и образы, постигаемые воображением, и то, что относится к области чувственного восприятия, но он познаёт не так, как рассудок, воображение, чувства, а как бы единым умственным взором прозревает форму всех вещей, иначе говоря, всё провидит, ведь и рассудок, рассматривающий нечто общее, не пользуясь ни воображением, ни чувствами, доступное им схватывает. Вот как рассудок определяет общее понятие: „Человек есть двуногое разумное животное”. Это определение представляет общее понятие, однако каждый знает, что человек есть и то, что доступно воображению и ощущениям, но рассудок рассматривает человека не с помощью воображения или чувств, но лишь посредством присущей ему силы. Так же и воображение обладает способностью воспринимать и создавать образы предметов чувственного мира, но оно может обозревать чувственно воспринимаемое и без помощи чувств. Ты видишь, что в процессе познания всё больше опирается на собственную силу, чем на природу того, что познаётся, и это справедливо, ведь если всякое суждение есть результат действия рассуждающего, то с необходимостью вытекает, что каждый осуществляет присущее ему действие, исходя не из чужой, но из собственной силы».

4. Издревле славили старцев,

Ныне совсем забытых,

Вместе всходивших на Портик ^[167] ,

Знавших, что сущность предметов,

Образы тех материальных,

В душу извне проникают,

Стилём начертаны будто

Быстрым на чистой странице,

Что от помет всех свободна.

Ведь ничего не способен

Разум постичь, коль выводит

Всё из своих лишь движений,

А пребывая в покое,

Он отражать лишь умеет

Образ пустой, как в зерцале.

Где ж понимание мира

Скрыто тогда в человеке?!

Сила, что частности видит,

Знанье от тьмы отделяя,

Та, что опять собирает

Разъединение вместе,

Путь пролагая к вершинам,

Иль, до земли опускаясь,

Правду вздымает над ложью,

Снова к себе возвратившись?!

Скрыта в ней, видно, причина

Мощная, много сильнее

Той, чей знак в ней оттиснут.

Силы души пробуждают

Чувства, живущие в теле,

К жизни зовёт их сознанье,

Свет ли в глаза их проникнет,

Голос в ушах ли услышат.

Разум людской, пробудившись,

Виды простые предметов,

Запечатлённых в знаках,

Сразу в движенье приводит

И, сопоставив их с формой

Внешней, родит представленье.

5. «Если при чувственном телесном восприятии внешние качества предметов воздействуют на органы чувств, – продолжила Философия, – и проявлению жизненной силы души предшествует страданье тела, которое своим воздействием пробуждает деятельность и вызывает к жизни покоившиеся в душе формы ^[168] ; если при чувственном телесном восприятии, – я повторяю, – ум не испытывает страдания, но лишь судит, исходя из страдания, испытываемого телом, то насколько же выше те существа, которые, будучи свободны от телесных оков, следуют не за тем, что находится вовне, а во всём определяются к действию с помощью одного лишь ума. Таким образом, множество разнообразных форм познания соответствуют тому, сколько в мире наличествует различных видов существ. Простое ощущение, лишённое всех прочих возможностей восприятия мира, дано неподвижным животным, таким как морские моллюски и им подобные, обитающие на скалах. Воображением же обладают движущиеся животные, которым, как кажется, в некоторой степени присуща способность желать и отвергать. Рассудок же свойствен только человеческому роду, так же как божественный разум – только Богу. Отсюда явствует, что тот род познания превосходит другие, который по своей природе охватывает не только свойственные ему самому предметы, но также и предметы, свойственные другим родам познания.

Предположим теперь, что чувства и воображение восстали против рассудка и сказали, что то общее, которое он, по его мысли, может созерцать, вовсе не существует, на том основании, что чувственно воспринимаемое и воображаемое не может быть общим, а значит, либо мнение рассудка истинно, и тогда не существует ничего чувственного, либо, поскольку рассудок знает, что многие вещи являются предметами чувств и воображения, его способ познания ложен, ибо он мыслит о том, что является чувственным и индивидуальным, как о чём – то общем. Если бы, далее, рассудок сказал в ответ, что при рассмотрении общего он созерцал то же, что постигается чувствами и воображением, но чувства и воображение не способны подняться до узнавания общности, так как их способ познания не может идти за пределы телесных образов, и если бы он добавил, что только его способом вещи и познаются, то доверие было бы отдано более надёжной и совершенной проницательности. В такого рода споре вы, люди, наделённые как способностью рассудка, так и способностью воображения и чувственного восприятия, несомненно, приняли бы сторону рассудка.

Подобным же образом и человеческий рассудок отказывается верить в то, что божественный разум может видеть будущее иначе, чем познаёт его сам рассудок, ведь вы говорите: „Если появление чего – либо в будущем не является определённым и необходимым, то оно не может быть предвидено в будущем как определённое”. События такого рода не могут быть предузнаны, так как если бы вы в подобном случае предположили это, то не осталось бы ничего, что не происходило бы по необходимости. Если бы вы, кроме свидетельств собственного рассудка, могли бы ещё и опираться на суждения божественного разума, то сочли бы, что как чувство и воображение должны подчиняться рассудку, так и человеческий рассудок должен быть подвластен божественному разуму, поэтому устремитесь, насколько в наших силах, к горней обители высшего разума. Здесь человеческий рассудок узрит то, что в себе самом увидеть не может, а именно – каким образом то, что предопределено с неизбежностью к появлению в грядущем, божественный разум содержит в себе как определённое знание, которое является не предположением, но беспредельной простотой высшего знания».

5. Твари земные различны, и много их есть в мире видов:

Тело влекущих в песке, оставляющих след свой глубокий,

Вырытый грудью в земле, постоянно в тяжёлом усилье;

Бьющих крылами эфир: Их лёгкие крылья уносят

В плавном полёте вперёд сквозь ветер и бурю на небо.

Топчут другие землю ступнями, ведь ясно их виден

След, идущий в зелёных полях, или в рощах зелёных.

Все они, скажешь, различны друг с другом формой, но всё же

Взоры у всех них опущены долу и ум их бессилен.

Лишь человек – он единственный держится прямо и гордо,

Сверху на землю взирая вниз с высоты лёгкого тела.

Коль не безумен совсем ты, сравни это всё и подумай:

Образ напомнит пусть твари земной, что дух свой всем выше

Надо нести, чтобы вниз не увлёк его ум неподвижный.

Выпрями ж стан свой и гордо смотри ввысь, в высокое небо.

6. «Так как немного выше было показано, – продолжила Философия, – что всё познаваемое познаётся не из своей природы, но из природы познающего, то мы посмотрим теперь, насколько это позволено, в чём состоит понятие божественной сущности, чтобы нам легче было постичь, каково божественное знание. По мнению всех живых существ, наделённых разумом, Бог вечен. Рассмотрим, что есть вечность. Она раскроет нам природу Бога и его знания. Вечность есть совершенное обладание сразу всей полнотой бесконечной жизни ^[169] ; это с очевидностью явствует при сравнении её с временным явлениями. У того, что существует во времени, его настоящее с наступлением будущего переходит в прошлое, и нет ничего существующего во времени, что могло бы охватить сразу всю протяжённость своей жизни, ибо оно, не достигнув ещё завтрашнего, уже утратило вчерашнее. Ваша нынешняя жизнь не больше, чем текущее и преходящее мгновение. Всё, что подлежит условию времени, даже если бы оно, – как говорит о мире в своём сочинении ^[170] Аристотель, – никогда не начинало, – повторяю я, – и не завершит своего бытия и жизнь его расширялась бы в бесконечности времени, однако оно всё же не было бы таким, что можно посчитать вечным. Такая жизнь может быть бесконечно долгой, но она не может объять и охватить всю свою протяжённость одн6овременно, ведь будущего ещё нет, тогда как прошедшее уже утрачено.

Лишь то, что охватывает всю полноту бесконечной жизни и обладает ею, чему не недостаёт ничего из будущего и что не утратило ничего из прошлого, справедливо считается вечным, и оно с необходимостью обладает способностью быть всегда присутствующим в себе и заключать в себе подлинную бесконечность текущего времени, поэтому несоответствующем истине представляется мнение тех философов, которые, сославшись на то, что Платон будто бы верил в то, что мир не имел никакого начала во времени и не будет иметь никакого конца, считают сотворённый мир совечным Создателю, ибо одно дело вести бесконечную во времени жизнь, которую Платон приписывал миру ^[171] , а другое – быть всеобъемлющим наличием бесконечной жизни, что возможно лишь для божественного разума. Очевидно, что Бог должен считаться старше созданного Им не по количеству времени, но вследствие непосредственности своей природы. Бесконечное превращение временных вещей уподобляется неизменному состоянию наличного бытия, но так как отразить его или сравниться с ним не может, оно от тождества переходит к изменению, из простоты настоящего раздробляется на бесконечное количество вещей и событий будущих и прошедших. Оно не может обладать одновременно всей полнотой своей жизни, но именно потому, что его существованию невозможно никогда завершиться, оно, как представляется, уподобляется тому, что оно неспособно осуществить или выразить. Оно делает это, привязывая себя к некоторому роду настоящего в это быстротечное мгновение, а поскольку у этого настоящего есть определённое сходство с тем пребывающим настоящим, оно сопоставляет всё, чем оно обладает, с проявлением того бытия, которому уподобляется, но так как оно не смогло бы удержаться, оно воспользовалось бесконечным ходом времени, и, таким образом, для него стало возможным продолжаться, двигаясь вперёд к той жизни, полноту которой оно бы не могло охватить, оставаясь в покое.

Итак, если мы хотим определить всё подобающим образом, следуя за Платоном, назовём Бога вечным, а мир – беспрестанным ^[172] , так как всякое суждение охватывает то, что ему подчинено по закону его природы, а Бог – вечен и сохраняет состояние, в котором, кроме настоящего, нет ничего, то и знание Его, превосходя движение времени, пребывает в простоте Его настоящего, содержа в себе в совокупности бесконечную протяжённость будущего и прошедшего, и всё это Бог обозревает в непосредственности своего знания, как если бы всё это происходило в настоящем. Итак, если ты желаешь понять изначальное бытие, которое всё знает, более правильно будет определить его знание не как предузнание будущего, а как непогрешимое знание нескончаемого настоящего. Вследствие этого его лучше называть не предвидением, но Провидением, которое всё от самого низкого до высочайшего обозревает с высоты. Почему же ты считаешь, что то, что обозревается божественным оком, становится необходимым, ведь и люди созерцают вещи, но это не делает их необходимыми?

Разве ты считаешь, что созерцание чего – нибудь настоящего делает его необходимым?». «Нет», – ответил я. «Но если можно, – продолжила Философия, – сравнивать настоящее Бога и человека, то нужно отметить, что как вы, люди, видите обычно некоторые вещи в вашем преходящем настоящем, так и Бог созерцает всё в своём вечном настоящем, следовательно, божественное предузнание не изменяет природы и свойств вещей: Оно только в своём настоящем видит всё таким, каким то станет в будущем, и не выносит о вещах неясных суждений, но одним взором своего разума распознаёт, что произойдёт в будущем – будь то по необходимости или нет. Так вы, когда видите идущего по земле человека и восходящее на небе Солнце, хотя и воспринимаете их одновременно, однако оцениваете их по – разному, считая первое действие произвольным, а второе – необходимым, и божественное прозрение, во всё проникающее, не изменяет сущности вещей, которые для него всегда настоящи, а относительно времени – будущи; отсюда следует, что, когда Бог знает, что нечто должно будет произойти в будущем, и знает, что оно лишено необходимости существования, то это не предположение, но обоснованное знание истины.

Теперь, если ты скажешь, что то, что Бог видит как будущее, не может не произойти, хотя и не вытекает из необходимости, я с этим соглашусь». «Признаю, – молвил я, – это справедливейшая истина, но к этому мнению едва ли кто – нибудь, кроме толкователя вещей божественных, присоединится». «Я добавила бы, – продолжила Философия, – что одно и то же будущее, когда относится к божественному знанию, необходимо; когда же рассматривается относительно своей природы, оказывается свободным и независимым.

Ведь существует два вида необходимости ^[173] – одна простая, как, например, необходимость того, что все люди смертны; другая – условная, как, если ты знаешь, что кто – то в настоящий момент ходит, то необходимо, чтобы он ходил, ибо то, что познано, не может быть иным, чем как оно познано, но эта условная необходимость не влечёт за собой простой необходимости, так как она зиждется не на собственной природе, а творится привходящими условиями. Никакая необходимость не заставляет идти идущего, хотя, когда он идёт, необходимо, что он идёт. Таким же образом, если Провидение видит что – нибудь существующим, бытие этого является необходимым, хотя бы в природе его не содержалось никакой необходимости. Бог на то будущее, что зависит от свободы воли, смотрит как на существующее, но оно только относительно божественного видения является необходимым по условию природы – в действительности же оно не теряет своей неограниченной свободы. Без сомнения, будет существовать всё, что Бог предузнаёт как будущее, но кое – что из этого зависит от свободы воли, таким образом, некоторые события, хотя и произойдут в будущем, однако не утрачивают и своей природы, поскольку до того, как они произошли, могли и не произойти». «Как же можно сказать, – вопросил я, – что в их осуществлении нет необходимости, если божественным предзнанием всякому случаю придаётся вид необходимости?». «Возьмём, – продолжила Философия, – уже предложенный нами ранее пример: Восходящее Солнце и идущий человек; когда они совершают действия, не могут их не совершать, но для Солнца действие было необходимым ещё до того, как оно начало свершаться, а для человека – нет. Таким образом, не может быть сомнений, что божественное настоящее объемлет всё, что отдалено, но в том, что оно объемлет, одно вытекает из необходимости сущего, другое же находится во власти самого совершающего. Значит, мы справедливо рассудили, что по отношению к божественному знанию это необходимо, а рассмотренное само по себе лишено необходимости. Точно так же воспринимаемое чувствами, если рассматривать его с точки зрения рассудка, будет общим, а если само по себе – единичным.

„Но если в моих силах, – скажешь ты, – изменять намерения, то я мог бы выйти из – под власти Провидения, ибо я, может быть, изменил бы те вещи, которые предузнаёт Провидение”. Отвечу тебе: Ты можешь изменить свои намерения, но поскольку то, что ты можешь сделать это и как именно, Провидение видит как нечто истинное и существующее, то нельзя уклониться от божественного предзнания; точно так же, как ты не можешь избежать устремлённого на тебя взора, хотя ты и волен изменять свои действия по своему желанию, ты можешь возразить мне: „Разве от нашего соизволения что – нибудь меняется? Неужели, когда мы хотим сначала одного, потом другого, наши желания так же чередуются в предзнании? ”». «Нет», – ответствовал я. «Божественное знание, – продолжила Философия, – предвосхищает всё грядущее и призывает к его осуществлению. Оно не отделяет, как ты думаешь, одного от другого, но всё – таки предузнаёт и то, и другое, одним взглядом охватывая изменчивые твои желания, предвидя и содержа их в совокупности. Бог есть наличность всего сущего, и Его предвидение происходит не из – за того, что произойдёт в будущем, но вытекает из его собственной непосредственности. Отсюда ясно, что твоё предположение, высказанное ранее, будто причиной божественного знания является наше будущее, неверно. Эта наличная сила божественного знания, всё охватывающая своим постижением, сама устанавливает способ бытия всего сущего и ничего не заимствует из произведённого ею, следовательно, остаётся в неприкосновенности свобода воли смертных, и справедливы законы, определяющие меру наград и наказаний, так как человеческие желания не связаны необходимостью.

Ведь существует же Бог, наблюдающий всё свыше и всё предузнающий: Он охватывает взором, всегда и извечно, как настоящие наши будущие деяния, определяя добрым награды, а дурным – наказания. Не пусты надежды на Бога и молитвы, ибо если они искренни, не могут остаться безответными, поэтому отвернитесь от пороков, заботьтесь о добродетели, устремите свой дух к праведным надеждам, вознесите к небу смирённые молитвы.

Великая и невыразимая необходимость благочестия возложена на всё, ибо живёте вы под оком всевидящего судьи!».

Перевод сделан Викторией Ивановной Уколовой и Михаилом Николаевичем Цейтлиным. Примечания Виктории Иваньевы Уколовой. Редакторская правка, нормализация и приведение текста к единому стилю, дизайн текста – Сандул Юрия Валентиновича. © 2006.

[1] «Песни, что раньше слагал в пору цветенья и силы». Существует свидетельство современника Боэция Кассиодора, что философ написал в юности «Буколические песни».

[2] Камены – в древнеримской мифологии богини, покровительствующие наукам и искусствам, аналогичные Музам в древнегреческой мифологии.

[3] «Чтобы заставить свернуть с избранной нами стези». Сравните: Овидий, «Тристии», четвёртая книга, первый пункт.

[4] «Радостна смерть для людей, если является кстати, коль её ждут, и когда нить она счастья не рвёт», – этими строками Боэция навеяны слова Франчески да Римини в «Божественной комедии» Данте.

[5] Фортуна – судьба. В древнеримской мифологии богиня счастья и несчастья, слепого случая, удачи. Изображалась с двумя лицами, стоящей на шаре или колесе с повязкой на глазах, иногда с рогом, из которого сыпались её дары. Боэций в «Утешении философией» уделяет много внимания теме Фортуны. Его рассуждения о Фортуне оказали большое влияние на средневековые и отчасти ренессансные представления о судьбе. Большинство авторов, обращавшихся к этой теме, ссылаются на Боэция или цитируют его.

[6] Стиль – острая палочка для записи на восковых табличках.

[7] В образе не узнанной вначале Боэцием богини предстаёт Философия. Примечательно, что первоначальное определение философии даётся в образно – художественном, а не в чисто умозрительном плане. Это оказало влияние и на средневековую традицию.

[8] Π и Θ – начальные буквы древнегреческих слов, обозначающих два вида философии – практическую (активную) и теоретическую (спекулятивную). Такую же классификацию философии Боэций даёт в «Комментарии к Порфирию».

[9] «В правой руке она держала книги, а в левой – скипетр», – намёк, с одной стороны, на учебный, созерцательный характер философии, а с другой – на то, что (как у Платона) именно Философия, или Мудрость, должна править миром. Образ Премудрости – управительницы характерен также для современной Боэцию христианской традиции.

[10] Элеаты, или элейцы – представители греческой философской школы, существовавшей в шестом – пятом веках до нашей эры в Элее в Южной Италии, учившей о неизменяемости истинного бытия и его единстве. Учение элеатов послужило одним из источников философии Платона. Академики – мыслители, принадлежавшие к философской школе Академия, основанной Платоном в четвёртом веке до нашей эры. Существовали Древняя (четвёртый век до нашей эры), Средняя (третий – второй века до нашей эры) и Новая (второй – первый века до нашей эры) Академии.

[11] Геспер – так древние называли планету Венеру, сияющую на вечернем небе. Восходящую утром Венеру они называли Люцифер.

[12] «Тайны искал естества всюду обычно», – намёк на научные занятия Боэция, который был автором трактатов по арифметике, геометрии, музыке и астрономии.

[13] «Ведь я дала тебе такое оружие», – способность рассуждать, осмысливать всё с позиций философии.

[14] Кавр – северо – западный ветер.

[15] Борей – северный ветер. Его постоянное местопребывание по мифологическим представлениям было во Фракии.

[16] Сравните: «Комментарий к Порфирию», третье примечание.

[17] Учение стоиков, особенно Сенеки, оказало большое влияние на Боэция. Пейпер указывает более ста двадцати мест из «Утешения философией», в которых, по его мнению, прямо или косвенно использованы трагедии Сенеки. Боэций излагает учение стоиков о познании в «Утешении философией», пятой книге, пункте пятом. Он также в определённой мере разделяет этические идеалы стоиков – жить согласно природе, свободным от страстей, в спокойном состоянии духа, равнодушно относясь к бедам и невзгодам.

[18] Анаксагор из Клазомен (примерно пятисотый – четыреста двадцать восьмой годы до нашей эры) – древнегреческий философ. Был обвинён в безбожии, приговорён к смертной казни, но ему удалось бежать.

[19] Зенон Элейский в последние годы своей жизни стал участником заговора с целью свержения тирана Неарха (некоторые источники утверждают, что тирана Диомедона). Когда заговор был раскрыт, Зенон по приказанию тирана был подвергнут пыткам, однако не выдал никого из своих сообщников. Более того, он обратился с обвинениями к тирану и его приближённым. Подойдя к тирану, Зенон откусил свой язык и выплюнул тому в лицо, тем самым выказав полное презрение к пыткам и поразительную верность своим этическим принципам. По свидетельству Диогена Лаэрция, Зенон по приказу тирана был предан мученической смерти – истолчён в ступе.

[20] Каний – философ – стоик, живший в первом веке нашей эры. Был приговорён к смерти римским императором Калигулой. Держался с незаурядным мужеством.

[21] Сенека Луций Анней (четвёртый год до нашей эры – шестьдесят пятый год нашей эры) – виднейший представитель римского стоицизма, воспитатель римского императора Нерона, по приказу которого был вынужден покончить жизнь самоубийством.

[22] Соран – римский философ – стоик; пал жертвой Нерона.

[23] «Судеб различья». Сравните: Вергилий, «Георгики», третья книга, четыреста девяносто пятый пункт.

[24] Сравните: Гораций, «Оды», третья книга, третий пункт.

[25] Идея стоиков. Сравните: Сенека, «О блаженной жизни», пятый пункт.

[26] «Как осёл перед лирой» (греческая поговорка).

[27] «Говори; не скрывай ничего из своих мыслей» (Гомер, «Илиада», первая книга, триста шестьдесят третий пункт).

[28] «Как осёл перед лирой» (греческая поговорка).

[29] Платон: «Государство», книга пятая, пункт четыреста семьдесят третий «d».

[30] Платон: «Государство», книга пятая, пункт четыреста семьдесят третий «d».

[31] Занятий на досуге – Боэций выражает традиционный для римлянина взгляд, согласно которому только занятия государственными делами были настоящим делом (negotium), все же прочие занятия считались досугом (otium). Сравните: Цицерон, «Об ораторе», книга первая, пункт первый.

[32] Боэций в пятьсот десятом году был избран консулом, затем занимал посты комита священных щедрот (распорядителя финансов) и магистра оффиций (первого министра) при дворе короля; был принцепсом сената.

[33] Конигаст – фаворит остготского короля Теодориха. В послании от имени остготского короля Аталариха он именуется «сиятельным мужем». Смотрите: Кассиодор, «Варии», восьмая книга, двадцать восьмой пункт.

[34] Тригвилла или Тригилла упоминается также Григорием Турским как любовник Амаласунты, дочери короля Теодориха.

[35] Благосостояние провинциалов было погублено – вероятно, Боэций имеет в виду раздел земель между италийским населением и остготами, который был осуществлён в Остготском королевстве в конце пятого – начале шестого веков.

[36] Кампанская провинция или Кампания – область в Средней Италии. В древности славилась своим плодородием. Пострадала от землетрясения и стихийных бедствий в первой четверти шестого века нашей эры.

[37] Консуляр – бывший консул. Консул – высшее выборное должностное лицо в Древнем Риме. Институт консульства был сохранён и в Остготском королевстве, хотя консулы больше и не обладали реальной политической властью. Консулы обычно избирались на год. Павлин был консулом в конце пятого века. Он происходил из рода Дециев, подвёргся преследованиям со стороны остготского короля и его приближённых. Боэций добился оправдания Павлина.

[38] Палатинские псы (palatini) – обозначение лиц, принадлежавших к palatium – императорскому дворцу. Однако в более узком значении под palatini подразумевались лица, которые непосредственно подчинялись ведущему королевские финансы.

[39] Киприан – королевский референдарий, которому Теодорих очень доверял. Именно он предъявил королю донос о тайных письмах, якобы отправленных сенатором Альбином императору Византии Юстину, с которых началось падение Боэция.

[40] Альбин – патриций, сенатор; в четыреста девяносто третьем году был избран консулом. В тот период, о котором идёт речь в «Утешении философией», был префектом претория.

[41] Василий – служил при дворе Теодориха, был обвинён в колдовстве и изгнан со службы.

[42] Опилион (Опилий) – брат Киприана.

[43] Гауденций – о нём достоверных сведений нет. По – видимому, лицо, находившееся на службе при дворе короля Теодориха.

[44] Королевская цензура – служба, которая осуществляла проведение ценза, надзор за политической благонадёжностью и нравами подданных, а также некоторые другие функции.

[45] Я хотел спасти сенат. Сенат – высший государственный орган в Риме; был сохранён и при остготах, хотя и утратил многие свои функции и привилегии. Обвинения в измене, предъявленные Альбину, по утверждению Боэция, король замыслил перенести на весь сенат. Боэций выступил в защиту Альбина и сената, желая отвести от них обвинения в оскорблении величества. Его смелый шаг послужил поводом для распространения обвинения.

[46] Представить это в качестве преступления – сенат, до поры до времени молчаливо поддерживавший Боэция, не пожелав порывать с Теодорихом, поддержал обвинение против Боэция и выступил с его осуждением.

[47] «Недостойно скрывать истину». Смотрите: Платон, «Государство», шестая книга, пункт четыреста восемьдесят пятый «c».

[48] О подложных письмах. Боэций утверждает, что письма, адресованные императору Византии и якобы отправленные Альбином, на самом деле были написаны кем – то другим по распоряжению Теодориха, чтобы таким образом король получил возможность расправиться с неугодными ему сенаторами.

[49] Надеялся на восстановление римской свободы. По – видимому, речь идёт о том, что Боэций был обвинён в антиготских настроениях, стремлении восстановить былые привилегии и права римлян.

[50] Гаем Цезарём, сыном Германика – римским императором Калигулой (тридцать седьмой – сорок первый года).

[51] Цитата из Эпикура, сохранённая христианским писателём Лактанцием в его сочинении «О гневе Божьем» (тринадцатая книга, двадцать первый пункт).

[52] Когда в Вероне. Заседание сената, на котором был обвинён Боэций, происходило в Вероне, а не в столице Остготского государства Равенне.

[53] В присутствии обвиняемого. Суд над Боэцием происходил в его отсутствие.

[54] Отягчил совесть оскорблением святынь. Боэцию было также предъявлено обвинение в святотатстве, однако о том, в чём конкретно оно заключалось, источники не сохранили никаких свидетельств.

[55] «Повинуйся богу» (по – гречески). Пифагорейское изречение. Боэций постоянно обращался к учению Пифагора в своих трактатах: «Наставления в музыке» и: «Наставления в арифметике». Приведённое Боэцием предписание Пифагора также встречается в сочинении Сенеки «О блаженной жизни».

[56] Уподобить Богу. Пифагорейско – платоновская мысль о том, что углублённые занятия философией делают мудреца похожим на бога. Сравните: Платон, «Теэтет», пункт сто семьдесят шестой «b».

[57] Святой тесть, заслуживший [всеобщее] уважение своими делами. Аврелий Меммий Симмах, знатный патриций, один из образованнейших людей своего времени, прославился своей честностью, справедливостью и другими высокими нравственными достоинствами.

[58] «Звёздоносного мира Создатель». Эти стихи, возможно, вдохновлены монологом Ипполита из трагедии Сенеки «Ипполит» (третья книга, девятьсот пятьдесят седьмой пункт). Боэций сохраняет тему, структуру, литературные приёмы монолога, но усиливает мотивы, связанные с богом, которого просит с помощью Провидения уменьшить превратности земного бытия людей.

[59] Зефир – западный тёплый ветер.

[60] Сириус – наиболее яркая звезда летнего неба в северном полушарии.

[61] Арктур – звезда из созвездия Большой Медведицы; видна на небе в зимнее время особенно ярко.

[62] В котором господствует многовластие, как у афинян. Смысл этого выражения не совсем ясен. Оно может быть истолковано или как намёк на некогда существовавшую афинскую демократию, либо как ссылка на имевший место в древних Афинах обычай подвергать неугодных людей остракизму (изгнанию путём сбора голосов голосованию черепками).

[63] «Единому властелину, единому государю». Гомер: «Илиада», вторая книга, двести четвёртый пункт.

[64] Сравните: Цицерон, «За Цецину», тридцать четвёртая книга, сотый пункт.

[65] Созвездие Рака – зодиакальное созвездие; поднимается к зениту в июле.

[66] Австр – порывистый южный ветер.

[67] Вторит ей быстрыми или медленными ладами. Боэций разделял пифагорейско – платоновские представления о том, что музыка как проявление мировой гармонии связывает все проявления бытия и обладает огромным влиянием на души людей. Смотрите: Боэций, «Наставления в музыке», первая книга, второй пункт. Сложенная ларами – скорее всего, имеется в виду «домашняя», то есть местная, национальная, «наша» музыка.

[68] Зачем ты пытаешься удержать стремительное движение вращающегося колеса? Колесо – символ Фортуны, её непостоянства. Смотрите пятое примечание.

[69] Эврип – пролив между Эвбеей и Беотией; был известен стремительностью и непостоянством своего течения, которые вошли у древних в поговорку.

[70] Языком самой Фортуны. Боэций подражает Платону, который в диалоге «Критон» устами Сократа говорит от имени Законов. Смотрите: Платон, «Критон», пункт пятидесятый «a».

[71] Крез – последний царь Лидии, государства в Малой Азии, из династии Мермиадов (пятьсот шестидесятый – пятьсот сорок шестой годы до нашей эры), славившийся своими несметными богатствами и удачливостью. Был побеждён персидским царём Киром, который приказал сжечь его на костре, но костёр был потушен внезапно разразившимся ливнем. Смотрите: Геродот, «История», книга первая, семьдесят пятый по восемьдесят третий, и с восемьдесят пятого по девяносто третий пункты.

[72] Павел – Эмилий – римский консул. В сто шестьдесят восьмом году до нашей эры победил при Пинде македонского царя Персея, который до этого одержал несколько побед. Вернувшись в Рим для празднования триумфа, за несколько дней потерял обоих своих сыновей. Его судьба традиционно приводилась как пример непостоянства Фортуны.

[73] Два сосуда, в одном из которых были заперты беды, а в другом – блага. Смотрите: Гомер, «Илиада», двадцать четвёртая книга, пятьсот двадцать седьмой пункт.

[74] В этих стихах Боэций обращается к мотивам, популярным в латинской поэзии. Смотрите: Овидий, «Фасты», первый пункт; Гораций: «Сатиры», первая книга, первый пункт; Клавдиан: «Против Руфина», первый пункт.

[75] Аквилон – сильный северный или северо – западный ветер.

[76] Сравните: Данте, «Божественная комедия», «Ад», пятая часть, сто двадцать первый по сто двадцать третий пункт.

[77] Сравните: Сенека, «Фиест», третья книга, четыреста сорок седьмой пункт.

[78] Эвр – западный ветер.

[79] Сравните: Платон, «Горгий», пункт четыреста девяносто третий «e».

[80] Мотив, встречающийся у Ювенала.

[81] Тема счастливого (золотого или серебряного) века, когда люди отличались простотой нравов, традиционна для античной поэзии. Сравните: Сенека, «Медея», первая книга, триста двадцать девятый пункт.

[82] Пурпуром окрашивали одежды правителей и высшей знати. В древнем мире центром производства пурпурной краски был город Тир в Сирии.

[83] Критика мореплавания весьма распространена в латинской поэзии. Смотрите: Вергилий, «Буколики», четвёртая книга»; Тибулл: «Элегии», первая книга, пятый пункт.

[84] Труба войны. Звук трубы возвещал о начале военных действий. Сравните: Сенека, «Октавий», триста девяностый пункт.

[85] В четыреста пятьдесят первом году до нашей эры консулы по требованию народа сложили с себя власть. Вместо них были избраны децемвиры. В триста пятом году до нашей эры власть консулов была восстановлена. Далее Боэций, очевидно, имеет в виду изгнание царей из Рима и упразднение царской власти в пятьсот девятом году до нашей эры.

[86] Сравните: Вергилий, «Георгики», четвёртая книга, двести тридцать шестой пункт.

[87] Тема, характерная для стоиков, которые утверждали независимость морали. Сравните: Сенека, «О благодеяниях», третья книга, двадцатый пункт; Овидий: «Тристип», третья книга, седьмой пункт.

[88] Бузирис – царь Египта, сын бога морей Посейдона. Чтобы спасти страну от неурожая приносил в жертву чужеземцев. Геркулес убил у жертвенника самого Бузириса и его сына Амфидаманта.

[89] Регул Марк Атилий – римский консул в период первой Пунической войны (двести шестьдесят четвёртый – двести сорок первый годы до нашей эры). Был побеждён карфагенянами. Цицерон: «Об обязанностях», третья книга, двадцать седьмой пункт.

[90] Имеется в виду римский император Нерон (пятьдесят четвёртый – шестьдесят восьмой годы). Известен своей чудовищной жестокостью. Был убийцей своего брата, матери Агриппины и жены Октавии. Взирая на труп матери, Нерон хладнокровно разбирал достоинства и недостатки её красоты. Смотрите: Светоний, «Жизнь двенадцати цезарей», тридцать четвёртый пункт; Тацит: «Анналы», четырнадцатая книга, девятый пункт.

[91] Нот – западный дождливый ветер.

[92] Сравните: Макробий, «Комментарий ко Сну Сципиона», первая книга, первый пункт.

[93] Птолемей Клавдий – греческий астроном, живший во втором веке нашей эры. Считал, что Земля является неподвижным центром Вселенной. По свидетельству Кассиодора, Боэций комментировал учение Птолемея в своём трактате, посвящённом астрономии. Смотрите: Кассиодор, «Варии», первая книга, сорок пятый пункт.

[94] Во времена Марка Туллия – то есть Цицерона (первый век до нашей эры).

[95] Определение вечности Боэций даёт в шестом пункте пятой книги «Утешении философией».

[96] Эту историю, относя её к Еврипиду, излагает Плутарх. Смотрите: Плутарх, «О благочестивой жизни», пятьсот тридцать второй пункт.

[97] Возможно, имеется в виду утверждение Эпикура о том, что души людей также смертны.

[98] Влияние пифагорейско – платоновского представления о земном теле как темнице души. Сравните: Платон, «Государство», седьмая книга, пункт пятьсот четырнадцатый, «ab».

[99] Сравните: Сенека, «Октавий», девятьсот шестидесятый пункт.

[100] Гай Фабриций Лусцин – римский консул и легат. В двести восьмидесятом году до нашей эры участвовал в битве при Гераклее и вёл переговоры с царём Эпира Пирром о выдаче военнопленных. Пирр, как утверждает молва, предлагал ему большие сокровища и звал его к себе на службу, но легат отказался. Фабриций стяжал славу человека честного, прямого и неподкупного.

[101] Брут – Боэций, вероятно, имел в виду или Луция Юния Брута (шестой век до нашей эры), который, согласно легенде, возглавил восстание против этрусского царя Тарквиния Гордого и основал в Риме республику (Тит Ливий: «История», первая книга, пятый пункт), или Марка Юния Брута (восемьдесят пятый – сорок второй годы до нашей эры), римского политического деятеля, одного из убийц Цезаря. Потерпев поражение от Октавиана в сражении при Филиппах, Брут покончил с собой (Тацит: «Анналы», первая книга, второй пункт; Плутарх: «Жизнеописание Брута»).

[102] Катон – не вполне ясно, кого из двух знаменитых Катонов имел в виду Боэций. Катон Марк Порций (Старший) (двести тридцать четвёртый – сто сорок девятый годы до нашей эры), консул и цензор, известен тем, что был поборником старины и защитником аристократических привилегий. Снискал известность своими неизменными требованиями в сенате разрушить Карфаген, который был политическим соперником Рима. Вошёл в историю как символ непреклонности. Смотрите: Плутарх, «Жизнеописание Катона». Катон Марк Порций (Младший), или Катон Утический (девяносто шестой – сорок шестой годы до нашей эры), правнук Катона Старшего, римский политический деятель и философ – стоик, противник Юлия Цезаря. Когда Юлий Цезарь одержал победу, покончил жизнь самоубийством. Смотрите: Плутарх, «Жизнеописание Катона».

[103] Связью единой скрепляет всё лишь любовь в этом мире. Представление о любви как связующем начале всего сущего, великой надмировой силе, управляющей космосом, характерно для античной философии. Так, например, древнегреческий философ Эмпедокл считал, что именно любовь гармонизирует мир, соединяя начала, разделённые враждой, в единое целое. Эта же идея пронизывает диалоги Платона «Тимей», «Фёдр». Смотрите также: Аристотель, «О небе», вторая книга, пункт второй и двести пятьдесят восьмой «a»; Лукреций Кар: «О природе вещей», первая книга, с первого по сороковой пункты. Такими же представлениями о любви, лежащей в основе космической гармонии, почерпнутыми у любимого им Боэция, вероятно, руководствовался Данте, завершивший свою «Божественную комедию» словами: «Любовь, что движет солнце и светила», которые являются практически цитатой из «Утешения философией».

[104] Не знают, по какому пути добраться до его обители. Автор «Утешения философией» придерживается в данном случае платоновского учения о природе знания. Знание есть припоминание. До своего соединения с телом душа пребывала в «небесной обители» (аллегория чистой духовности), созерцая истинно сущее. Облекаясь в земное тело, душа забывает то, что она знала, однако в ней остаётся неопределённая память о том, что она когда – то созерцала, будучи приобщённой к божественной сущности. Восприятие земных вещей смутно напоминает душе позабытые ею образы. Сравните: Платон, «Фёдр», пункт двести сорок девятый «e», двести пятидесятый «b» по двести пятидесятый «d»; «Менон», пункт восемьдесят первый «b» по восемьдесят первый «d»; «Федон», пункт семьдесят пятый «e»; «Филеб», пункт триста сорок шестой «c».

[105] Сравните: Сенека, «Нравственные письма к Луцилию».

[106] Смотрите: Катулл, «Элегии», второй пункт.

[107] Декорат – помощник магистра оффиций при дворе остготского короля Теодориха. Вероятно, Боэций отказался от его услуг, когда занял пост магистра оффиций.

[108] В давние времена кто – то заботился о продовольственных запасах народа. По – видимому, подразумевается «praefectus annonae», в ведении которого в древнем Риме находились учёт и распределение государственных продовольственных запасов.

[109] Очевидно, в данном случае подразумевается Дамокл, фаворит сиракузского тирана Дионисия Старшего (четыреста пятый – триста шестьдесят седьмой годы до нашей эры). Дамокл превозносил счастливую участь Дионисия. В ответ тиран предложил ему на некоторое время поменяться местами. Несколько дней Дамокл блаженствовал, но однажды увидел над своим ложем меч, свисающий с потолка на лошадином волосе, который символизировал постоянную, непрекращающуюся опасность при кажущемся благополучии. Дамокл понял тщету счастья правителя; «дамоклов меч» вошёл в поговорку.

[110] Самого могучего среди придворных Антонин предал мечу. Имеется в виду Папиниан, известный римский юрист, который отказался оправдать императора Каракаллу (сто восемьдесят шестой – двести семнадцатый годы), убившего своего брата Гету. Папиниан был казнён по приказу императора.

[111] Фула – остров, который по представлениям древних находился далеко на севере, там, где кончается земля.

[112] «О слава, слава! Множество ничтожных людей сделала ты великими в глазах современников и потомства!» (по – гречески). Еврипид: «Андромаха», триста девятнадцатый и триста двадцатый пункты.

[113] Суждение об этом моего Еврипида. Еврипид: «Андромаха», пятая книга, сорок второй пункт.

[114] Высказывание Аристотеля, на которое ссылается Боэций, предположительно является выдержкой из утраченного сочинения Аристотеля «Протрептик»; его передаёт сирийский неоплатоник Ямвлих со ссылкой на Аристотеля.

[115] Линкей – один из аргонавтов, плававших под предводительством Ясона за золотым руном, друг Кастора и Полидевка – легендарных неразлучных близнецов. Обладал зрением сверхчеловеческой остроты. В древности употреблялось выражение: «Око Линкея».

[116] Алкивиад (примерно четыреста пятидесятый – четыреста третий годы до нашей эры) – афинский политический деятель и полководец; в юности учился у Сократа. Славился своей красотой. Алкивиад служил моделью для статуй бога Гермеса. О красоте Алкивиада писал Платон. Смотрите: Платон, «Протагор», пункт триста девятый «a».

[117] Смотрите: Платон, «Тимей», пункт двадцать седьмой «c».

[118] О! Зодчий мира и движенья побудитель мудрый. В этих стихах с наибольшей полнотой представлена Боэциева концепция структуры мироздания, которую автор «Утешения философией» строит в соответствии с космологическими представлениями, развитыми в диалоге Платона «Тимей». К темам этого диалога Боэций обращается многократно. Возможно, что Боэций испытал также влияние комментариев неоплатоника Халкидия (третий век) к «Тимею» Платона. Смотрите также: Платон, «Фёдр», пункт двести сорок восьмой «a» по двести сорок восьмой «e».

[119] Всё совершенное, конечно, предшествует менее совершенному. Доказательство бытия божьего, развиваемое Боэцием в десятой прозе третьей книги, возможно, послужило одним из источников «онтологического аргумента» схоласта Ансельма Кентерберийского.

[120] Боэций следует платоновской традиции, придающей большое значение геометрии. При входе в Платоновскую Академию была надпись: «Негеометр – да не войдёт». Боэций был автором не дошедшего до нашего времени учебника геометрии, в котором он комментировал «Начала» Евклида.

[121] Тагус (Таг) – самая длинная из рек на Пиренейском полуострове.

[122] Гермус (Герм) – река в Лидии (Малая Азия); её приток – золотоносный Пактол, в котором, по преданию, омылся царь Мидас, чтобы избавиться от