Тема 5. Природа человека и смысл его существования

Этический пафос легенды об Атлантиде. — Человек как продукт биологической, социальной и культурной эволюции. — Бытие человека. — Природа человека и бессознательное. — Проблема смысла человеческого су­ществования.

Этический пафос легенды об Атлантиде. Традиционно считается, что античность открыла человека. Однако существует чрезвычайно притя­гательная легенда об Атлантиде, где жили люди необыкновенной кра­соты, доброты и силы. Это были высокоодаренные личности, кото­рые могли общаться путем передачи мыслей на расстоянии и поэтому не нуждались в письменности. Атлантида использовала мыслительную энергию, что утрачено в настоящее время. В золотой век атланты жили по несколько сот лет. После 23—25 лет основным различием считал­ся уровень мудрости, опыта, чистоты мыслей в отношении друг к другу. Дети с самого раннего возраста обучались математике, а под­ростки интересовались изобретениями; причем они могли произво­дить расчеты в уме со скоростью современных компьютеров.

В Атлантиде женщина считалась цветком, а мужчина — лучом солнца. Согласно легенде, атланты сами решали, когда покинуть свою физическую оболочку, т.е. умереть. Концентрируя свою волю и внимание, они так ясно представляли себе другой мир, что пере­ходили в него с полным сознанием.

В течение многих поколений жители Атлантиды сохраняли высо­кие моральные нормы. Но со временем они стали слишком честолю­бивы и жадны. Когда атланты начали заботиться каждый о себе и лишь " о собственном благополучии, утилизировали знание в собственных целях и уверовали, что всякий сам для себя является законом, начался упадок Атлантиды. Сокровенные знания, направленные в противопо­ложную сторону эволюции, в сторону эгоизма и недоброжелатель­ства, превратились в деструктивную силу невиданных размахов.

Платон, в диалогах которого мы найдем легенду об Атлантиде, дал этому идеальному государству географическое место в Атланти­ческом океане и определил исторический период его существова­ния — 11500 лет тому назад. Время вспомнить об Атлантиде пришло, когда Платону исполнилось 70 лет. В диалогах «Тимей» и «Критий» рассказывается легенда об Атлантиде, которую Платон слышал от своего деда Тимея, а последний — от близкого друга своего отца по имени Солон, который, в свою очередь, узнал ее от жреца, буду­чи в Египте по государственным делам. «Девять тысяч лет назад за проливом, который вы называете Геракловы столбы (Гибралтарский пролив), находился огромный остров, который назывался Атлантида. На этом острове возникла сильная и удивительная династия коро­лей. Эта династия попыталась побороть многие страны. Однако не­сколько сильных землетрясений раскололи этот остров, и он затем погрузился в воду и полностью исчез».

Этический пафос легенды об Атлантиде очень высок, и, пере­ходя к анализу философских размышлений о природе человека, сле­дует сопроводить их словами Н.Бердяева, который отмечал: «Чело­век — двойственное и противоречивое существо, существо в высшей степени поляризованное, богоподобное и звероподобное, высокое и низкое, свободное и рабье, способное к подъему и падению, к ве­ликой любви и к великой жестокости и беспредельному эгоизму». И в то же время он считал, что «...наступает пора писать оправдание человека — антроподицею». Понять человека в его конкретных эмпи­рических проявлениях, его недостатках и достоинствах, сделать во­прос о человеке главным пунктом философского творчества — вот перспективная задача для многих поколений мыслителей.

Русской философской школе очень близка идея двойственной природы человека. Однако в различные эпохи и в различных фило­софских системах человека определяли по-разному. Homo sapiens — «человек разумный», наиболее употребительное из определений. Animal rationale — «животное рациональное», фигурирует в зоологи­ческой классификации Линнея; a tool making animal — «животное, производящее орудия» — определение Франклина; animal symboli-cum — «человек как символическое животное» — итоговый вывод Кассирера. Идеи Кьёркегора можно проинтерпретировать так: чело­век — существо, делающее выбор. А как не упомянуть суждение Ниц­ше: «Человек — это животное, способное обещать», выводящее нас в мир нравственных императивов, или очень отрезвляющий вывод Руссо: «Размышляющий человек — просто испорченное животное». О человеке говорят как о звере, алчущем нового. Иногда его воспри­нимают как живое существо, которое может относиться принципи­ально аскетически к своей жизни. Подчас говорят о прямо-таки про­тивоположном свойстве человека, а именно о том, что изначальным родовым признаком человека является избыток влечений.

М.Шелер уверен, что при слове «человек» в сознании обра­зованного европейца сталкиваются три круга идей. Во-первых, это круг представлений иудейско-христианской традиции об Адаме и Еве, о творении, рае и грехопадении. Во-вторых, это греко-античный круг представлений, в котором самосознание человека впервые в мире возвысилось до понятия об его особом положе­нии, и человек является человеком благодаря тому, что у него есть ум, речь, разумность. В-третьих, вспоминается круг пред­ставлений современного естествознания, согласно которому че­ловек есть достаточно поздний итог развития Земли, существо, которое отличается от форм, предшествующих ему в животном мире, только степенью сложности соединения энергий и способ­ностей, которые сами по себе уже встречаются в низшей, по сравнению с человеческой, природе.

Наиболее традиционное представление о природе человека в контексте европейского рационализма отливается в формулу: Чело­век как продукт биологической, социальной и культурной эволюции.

Проблема возникновения человека и человеческого общества (проблема антропосоциогенеза, где генезис — возникновение, со­циум — общество и антропос — человек) — одна из наиболее важ­ных проблем философии. И хотя происхождение человека таится в отдаленных глубинах времени и «в нашей эволюции не все понятно», признание единой целостности всего человеческого рода не вызывает сомнений. Человек в его родовой сущности — это представитель пле­мени homo sapiens — индивид, непременно тождественный подоб­ным себе и отличающийся от них своей индивидуальностью. Суще­ствование человеческого рода как определенных сообществ людей, их групповая организация, орудийная деятельность, мышление и речь — вот атрибутивные, сущностные признаки антропос.

Традиционная теория антропосоциогенеза настаивает на том, что в предшествующей биологической эволюции были сформули­рованы условия, которые выступили предпосылками возникнове­ния человека и человеческого общества. Речь шла о трех факторах:

1) сложная психическая деятельность высших животных;

2) зачатки орудийной деятельности, инстинктивный труд человеко­подобных предков;

3) сложная стадная жизнь высших животных.

Каждая из названных предпосылок была трансформирована в новое качественное состояние на уровне социальной эволюции. Так, если сложная психическая деятельность высших животных всегда обусловлена закономерностями адаптивного (приспособительного) поведения и животное генетически связано с «поведенческим ам­плуа» только своего вида («рожденный ползать — летать не может»), то человеку свойственна.вариативность поведения. В отличие от жи­вотных он может вести себя «по мерке любого вида». А там, где он ограничен естественно-природными данными, он создает и исполь­зует искусственных помощников — орудия труда.

Инстинктивный труд животных на этапе становления челове­ка и человеческого общества характеризуется переходом от присвоения готовых продуктов к систематической орудийной деятель­ности и созданию «второй, очеловеченной природы».

Важнейшим обстоятельством в процессе превращения обезь­яноподобного предка в человека является сложная стадная жизнь высокоорганизованных, человекоподобных предков. Конечно же, не может быть и речи о мгновенном или быстротечном превраще­нии животного в человека. Как показывают современные исследо­вания, процесс антропосоциогенеза длился в течение 3—3, 5 млн. лет, из которых 95% ушло на формирование первых коллективов с четко выраженными человеческими чертами. Отличия человека как продукта социальной и культурной эволюции от предшествующих особей как представителей биологической эволюции состоят в сле­дующем.

Общей предпосылкой всякого органического существования является обмен веществ между организмом и природой. В этом отно­шении и человек, и животное одинаково связаны с окружающей средой природными узами. Главной задачей оказывается перекачка из природной среды необходимой для жизнедеятельности энергии. Однако в отношении способов присвоения природных благ человек существенным образом отличается от животных.

Во-первых, в животном и растительном мире обмен веществ между организмами и природой происходит непосредственно. Жи­вотное воспринимает ферменты природы в том виде, в каком они ему даны. Животные являются потребителями того, что дает приро­да, или сами служат объектами потребления для других организмов. В производстве потребляемых объектов они участия не принимают и ограничиваются тем, что пожирают готовые запасы пищи, нико­гда не преступая границ элементарного непосредственно потреби­тельского отношения.

Во-вторых, каждый новый акт потребления только повторяет один и тот же процесс, и ничего нового, кроме естественных изменений в самой природе (рост, размножение биологического вида и стихийные изменения окружающей среды), не происходит. В конце акта такого потребления, как и в начале всякого нового акта, взаимодействия происходят между теми же двумя членами начального отношения: оп­ределенным биологическим видом и природной средой, разумеется, несколько измененной. Между этими двумя членами не возникает ни­какой новой действительности. Процесс вращается в одной и той же плоскости, в границах природно-биологического круга.

Существенно иного рода отношения людей к природной среде. В них разорван круг природно-биологического потребления. Осущест­влен скачок в эволюционном развитии. Обмен веществ между челове­ком и природой происходит не прямо и непосредственно, как в мире животных, а через целый ряд опосредствующих звеньев, рождающих мир новых отношений общественного характера. Потребление ока­зывается лишь последним звеном в цепи, которому предшествуют:

а) процесс производства, в котором продукты природы приспо­собляются к человеческим потребностям;

б) распределение, которое разделяет продукты, согласно общест­венным законам;

в) обмен, который доставляет каждому потребные Именно ему объекты; и лишь затем

г) потребление, выключающее продукт из общественной цирку­ляции.

Человек, являясь потребителем благ природы, предваряет и определяет потребление производством этих благ. Если при потре­бительском отношении между животными и средой не возникало никаких новых связей и никакой новой действительности, то при производственных отношениях между человеком и природой вы­растает целый мир материальной культуры. Этот мир не является только природным, он создается человеком и помещается им меж­ду собой и природой. Он составляет не естественную, но искусст­венную, произведенную действительность. Согласно лингвистиче­скому анализу, искусственная действительность в большинстве язы­ков означает ручную, рукотворную природу.

В 60-х годах XX в. было сделано открытие в области археологии, которое многое прояснило. Выяснилось, что непосредственным пред­шественником питекантропов был homo habilis — человек умелый. Хабилисы изготовляли орудия труда при помощи орудий (что дока­зывает наличие производственной деятельности), но по своему строе­нию и морфофизиологической организации были чисто животными. В свете последних данных стало ясно, что производственная деятель­ность, с одной стороны, мышление и язык — с другой, возникли с разрывом примерно в 1—1, 5 млн. лет. Следовательно, именно труд соз­дал человека. С этой точки зрения каверзный вопрос, предшествовал ли труд сознанию, получает сугубо положительный ответ.

Синергетика — теория самоорганизации предлагает новое объяс­нение проблемы возникновения человека. С позиций синергетики переход от приматов к человеку — становление качественно новой формы жизни — типичный результат бифуркации. Точки бифурка­ции знаменуют собой «перекресток эволюционной магистрали», в них характер развития качественно меняется. Бифуркация предполагает как минимум двухвекторное разветвление в эволюционном процес­се. В силу принципиально вероятностного характера этого порогово­го бифуркационного состояния оно приобретает необратимость. Иначе говоря, вероятность повтора подобного события равна нулю. История Земли знает две бифуркации: первая связана с возникновением са­мой жизни (витальности), вторая — с появлением человека. Скорость эволюции, характеризующая начальные стадии антро­погенеза (возникновения человека и общества), носила поистине взрывной характер. В очень жестком отборе особое значение приобре­тали зачатки интеллекта. Эволюционная метаморфоза состояла в том, что наш предок из хилого животного превратился в сильного и ум­ного хищника с развитым мозгом и прочной нервной системой.

Физиологи не могут обойти молчанием так называемый «пара­докс резервирования». Суть его в том, что у человека в структуре головного мозга задействовано лишь несколько десятых долей про­цента клеток мозга, следовательно, степень резервирования равна нескольким сотням. В то время как у обезьян она равна 14—20%. Перестройка информационной основы мозга дополнялась появле­нием лобных долей, ответственных за мироощущение индивида, к ним добавлялись существенные морфофизиологические отличия, выделяющие человека из числа приматов, — прямохождение.

Ученые утверждают, что на заключительном этапе антропоге­неза скорость эволюции значительно замедлилась. 40—30 тыс. лет тому назад развитие человека как биологического вида практически остановилось. Человек из Кроманьона (грот во Франции, где впер­вые были найдены его останки) — общий предок всех людей, по существу ничем не отличался от человека современного типа.

С этого периода развитие человечества продолжалось с опорой на приобретение не индивидуальных, а социальных признаков. Ком­поненты дарвиновской триады — изменчивость, наследственность, отбор — продолжали действовать, однако отбор переносится на новый уровень — уровень организации общественной жизни. Тем­пы развития ускорялись, но уже на другой — цивилизационной основе. Таким образом, природа человека понимается как продукт биологической, социальной и культурной эволюции.

Бытие человека. В современной философии и науке изучение человека исходит из понимания его как целостного социокультур-ного, биологического существа. Во всех проявлениях своей жизни человек Предстает как биосоциальный организм, в единстве биоло­гического и социального. Биологизаторский и социологизаторский подходы к изучению природы человека, взятые по отдельности, недостаточны.

Биологизаторский подход к человеку ограничен, так как ак­центирует лишь эволюционно-биологические предпосылки чело­веческой природы. Социологизаторский подход объясняет природу человека исходя из социально значимых факторов и приводит к представлению о человеке как социальном функционере, винтике государственной машины, использовать который можно без ог­лядки «на какие-то гены». Здесь человек предстает как податливый слепок социокультурной среды, он лишь продукт обстоятельств, в которые попадает и в которых вынужден существовать. У Маркса было понятие «частичного человека». Однако ситуация «частично­го человека» актуальна и сегодня. Она обусловлена разделением труда, существованием неравенства, определяет отношение к че­ловеку как к носителю определенной, весьма ограниченной соци­альной функции. «Частичный человек» — это послушный испол­нитель предписанной ему социальной роли. Вместе с тем весьма притягательно заключение отечественного психолога А.Леонтьева, резюмировавшего, что человек рождается с единственной «спо­собностью приобретать человеческие способности».

В дискуссиях о биологическом и социальном в человеке совер­шенно не получили освещения проблемы сексуальности, тендер­ные отношения, различия между мужчинами и женщинами, отно­шения поколений, проблема смерти. Между тем реальная жизнь че­ловека «квантована» биологически датами рождения и смерти. В этих границах, как отмечает Р. Карпинская, жизнь континуальна и пере­полнена смысловыми измерениями, весьма зависимыми и от отно­шений поколений, и от отношений полов.

Современные ученые пытаются сломать схему социологизиро-ванного человека и доказать, что человека нельзя рассматривать как чистую доску (как это утверждал в свое время Локк), на которой общество пишет нужные слова. Не следует недооценивать природ-но-биологические задатки индивида. Широко обсуждаемые пробле­мы mind—body (разум—тело), nature—nurture (природа—воспита­ние) говорят о необходимости комплексного подхода и создания единого биосоциального образа бытия человека.

Изучение человека происходит в рамках философской дисци­плины — антропологии. Философская антропология необыкновенно богата размышлениями философов о природе и сущности человека. Многочисленные произведения, носящие самые прямые и броские названия, как, например, «Речи о достоинстве человека» Пико дел-ла Мирандолы, «О человеке» Гоббса и, наконец, «Человек-маши­на» Ламетри, обогащают сокровищницу человеческой мысли муд­рыми наставлениями и бесценными откровениями. Проистекающий из философской антропологии антропологический подход выясняет специфику и особенности собственно человеческого бытия, зани­мается экзистенциальной аналитикой человека.

Принято различать природу и сущность человека. И хоть стро­гой демаркационной линии здесь провести нельзя, потому что че­ловек всегда останется загадкой Вселенной, ее нераскрытой тайной, с природой человека принято связывать всю совокупность его на­клонностей и качеств. Они, не посягая на его естественные прояв­ления (о которых иногда с огорчением говорят: «Такова уж чело­веческая природа»), позволяют увидеть в нем homo sapiens. Среди них, конечно же, разумность, способность к общению и социаль­ной жизни.

С сущностью же человека связывают глубинное ядро челове­ческой натуры, «истинно человеческое» или нечто критериальное, позволяющее в эволюционном плане отличить человека от высше­го животного. На вопрос: «В чем состоит сущность человека?» мыс­лители отвечают по-разному. Марксова формула, согласно которой «...сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному ин­дивиду. В своей действительности она есть совокупность всех обще­ственных отношений», утверждает человеческую социальность в качестве приоритетной и фундаментальной составляющей всего человеческого рода. Она является реальной альтернативой антро­пологическому релятивизму, который отрицает наличие единой глубинной сущности всего человечества и четко фиксируемой че­ловеческой природы.

Понятие экзистенции (существования) направляет исследова­тельское мышление в сторону поиска и выявления связей человека и мира, проявляющихся в первую очередь в его деяниях и страданиях. Философский анализ нацеливает на различение слоев духовного смыслополагания: от низших, чувственно ориентированных, до выс­ших, истинно духовных, занимающихся критикой чувств.

Философская антропология как направление современной запад­ной философии берет свое начало в трудах М.Шелера (1874—1928) и получает дальнейшее развитие в работах Плеснера, Гелена. Плеснеру принадлежит знаменитое суждение: «Если жизнь животного центрич-на, то жизнь человека эксцентрична, он не может порвать центри­рования, но одновременно выходит из него вовне. Эксцентричность есть характерная для человека форма фронтальной поставленности по отношению к окружающей среде». Это значит, что подлинное познание человека предполагает наблюдения над самим течением его жизни с многообразием его эмоциональных проявлений, среди ко­торых забота, отчаяние, надежда, радость, любовь и раскаяние, че­редуясь, сменяют друг друга. Это и постижение человека в «погра­ничной ситуации», где на прочность проверяется истинно челове­ческое в нем. Это и размышление о человеке как вечном одиноче­стве, о котором Ортега-и-Гассет писал: «Мы оказываемся одни в универсуме, каждое Я по самой своей сущности является одиноче­ством».

Индивидуальный аспект человеческого существования пред­полагает рассмотрение периода жизни индивида, ограниченного во времени датами рождения и смерти. В качестве первичной пред­посылки бытия человека является жизнь его тела. В этих границах бытие человека весьма зависимо как от его телесно-природных данных, так и от общественно-исторических условий существования. В природном мире человек, существуя как тело, находится в зависимости от законов развития и гибели организмов, циклов природы. Из факта существования человека как живого тела выте­кает его подвластность законам наследственности, отменить кото­рые невозможно. Это настраивает на бережное обращение с при-родно-биологическим потенциалом человеческого бытия. Чтобы дать жизнь духу, нужно обеспечить жизнь телу. Во всех цивилизован­ных странах признание фундаментальных прав человека на удов­летворение его первичных потребностей, прав, связанных с сохра­нением жизни, закреплено юридически.

Включенность человека в бытие культуры раскрывает личност­ный аспект и смысл существования человека. Индивид становится общественно значимой личностью, обретает особый смысл своего существования в ходе самореализации, воплощения своих способно­стей и возможностей, в ходе освоения и пополнения сокровищницы человеческой культуры. Психолог А.Леонтьев назвал именно деятель­ность человека «единицей жизни», наделяющей ее смыслом.

Мыслители многих времен и народов искали связь между телом человека и его духовными исканиями, отмечая, что детерминация бытия человека со стороны его духа уникальна. Эгоизм телесных по­требностей перекрывается поступками и действиями окультуренного существа, личности. Человек оказывается в состоянии контролиро­вать и регулировать свои потребности, удовлетворяя их не просто в соответствии с естеством, но наделяя их смыслом в соответствии с социально-исторически закрепленными нормами и идеалами.

Природа человека и бессознательное. Согласно традициям рус­ской философской школы, бытие человека должно отвечать осоз­нанию смысла и значимости собственной жизни. Однако, согласно психоанализу З.Фрейда, состояние сознательности быстро прохо­дит; представление в данный момент сознательное, в следующее мгновение перестает быть таковым, оно может вновь стать созна­тельным при известных, легко достижимых условиях. Каким оно было в промежуточный период — мы не знаем.

Психическая жизнь окружает и охватывает сознание человека со всех сторон, оставляя ему лишь островки в океане Психеи. Зона максимально ясного сознания в психической деятельности сравни­тельно невелика. За ней идет полоса просто ясного сознания, затем минимального сознания, за которым следует уже неосознаваемое. Понятие психического шире сознания. Психическая деятельность человека может находиться в фокусе сознания, иногда она не дос­тигает уровня сознания (досознательное, предсознательное состоя­ние, например у новорожденного) или же опускается ниже поро­га сознания (подсознательное). Сознание не во всяком состоянии человека характеризуется своей максимальной концентрацией и прозрачностью. Рассеяно оно у человека в состоянии сильного опь­янения, стресса, отсутствует во сне, в результате гипнотического воздействия, у некоторых категорий душевнобольных.

Понятием бессознательного охватывается совокупность психи­ческих явлений, состояний и действий, не представленных в созна­нии человека, лежащих вне сферы разума, безотчетных и неподдаю­щихся контролю. Бессознательное интерпретируется как действие, совершаемое автоматически, рефлекторно, когда причина его не успела дойти до сознания (например, реакция защиты), а также при естественном или искусственном отключении сознания. В психоло­гической литературе термин «бессознательное» часто употребляется для обозначения особой области психики, сосредотачивающей в себе влечения, стремления и мотивы, смысл которых определяется ин­стинктами и не доступен сознанию.

Бессознательное — глубинный фундамент психики. Оно прояв­ляется в различных и многообразных формах: установка, влечение, ощущение, интуиция, сновидение, состояние аффекта и пр. Термин «бессознательное» используется для характеристики как индивиду­ального, так и группового поведения, цели и действия которого не осознаются участниками процесса. Ближайший соратник и популя­ризатор учения З.Фрейда К.Юнг подробно исследовал образы кол­лективного бессознательного — «архетипы». Они представляют со­бой систему врожденных программ и установок, типических реак­ций, которые не декларируются как социокультурные нормы, не лежат на поверхности каналов официального общения, но исходят из глубинных наслоений психической жизни человеческого рода. Коллективное бессознательное, понимаемое как передающийся по наследству итог коллективной жизни рода, может служить объяс­нительной моделью поведения человека и общества. Если сознание не будет воспринимать Опыт архетипов и откажется выступать как элемент самоорганизующейся системы, в которой идет постоянный энергийный обмен, психике грозит вторжение бессознательного в самых примитивных формах. А это, как утверждает Юнг, ведет к индивидуальным и массовым психозам, лжепророчествам, волне­ниям и войнам. «Деликатное и разумное существо может превратиться в маньяка и дикого зверя. Теряя контакт с сознанием, бессознатель­ное утверждает себя косвенным образом». «Прорываясь» в наше соз­нание, оно захлестывает и парализует рациональные психические структуры социального бытия личности. Анализируя связь бессозна­тельных архетипов и сознательных компонентов психики, Юнг ука­зывает на две опасности. Рост восточно-религиозных культов, в ко­торых личностное начало оказывается полностью растворенным. И европейская экспансия научно-рационального Я, искажающая сущность психической жизни. Юнг предупреждает об опасности игнорирования бессознательного. Бессознательное не просто проти­воположно сознанию, оно является его модифицирующим против­ником-партнером. Бессознательное проистекает из самого стихийно-спонтанного жизненного потока, аккумулируя информацию как бы по ту сторону добра и зла, вне социальных предписаний.

На современном этапе развития объявлять бессознательное мис­тикой, не оказывающей никакого воздействия на жизнедеятель­ность, безграмотно. С физиологической точки зрения бессознатель­ные процессы весьма целесообразны. Они выполняют охранную функцию, освобождая мозг от постоянного напряжения. О пол­ном объеме хранящейся в памяти информации люди даже и не подозревают. Бессознательное осуществляет функцию автоматиза­ции человеческих действий. Если бы все элементы человеческой жизнедеятельности одновременно потребовали бы осознанности и контроля, человек не мог бы ни думать, ни действовать. Получи­лось бы, как в известной сказке О.Уайльда о сороконожке. Ее спросили, как она ходит? Она задумалась... и перестала ходить. Даже у вполне развитого человека основной запас информации хранится за пределами непосредственного контроля сознания. Че­ловек испытывает все физиологически доступные ему воздейст­вия, но не все они становятся фактом сознания.

Фрейд представил бессознательное в виде могущественной ир­рациональной силы, антагонистичной деятельности сознания. Вме­сте с тем он полагал, что бессознательные влечения могут выяв­ляться и ставиться под контроль сознания с помощью техники пси­хоанализа. Фрейд опирался на представление о глубинном бессозна­тельном пласте человеческой психики, в недрах которого происхо­дит особая жизнь, еще не достаточно изученная, но весьма значи­мая для сознания.

Центральным понятием фрейдовской концепции является ли­бидо. В ранних работах Фрейда под либидо понимается энергия сексуального влечения. В дальнейшем Фрейд сводит либидо к эро­су Платона, отождествляя с ним энергию того, что охватывается словом «любовь»: половая любовь, любовь к родителям и детям, любовь к людям вообще. У Юнга имеется более широкое энергети­ческое толкование понятия «либидо» как психической энергии, проявляющейся в жизненном процессе. Это поток витально-пси-хической энергии, и все феномены сознательной и бессознатель­ной жизни — суть проявления единой энергии либидо.

При рассмотрении фрейдовской концепции использовалось об­разное сравнение бессознательного с большой передней, где на­ходились все душевные влечения, страсти и порывы. На пороге между передней и салоном стоял страж, разглядывающий каждое душевное влечение и решающий, пустить ли его из передней в салон, олицетворяющий собой область предсознательного, где име­ется память, мышление, привычки разумного Я. Если душевное влечение допускается в салон, оно имеет шанс стать сознатель­ным при условии, что привлечет к себе внимание сознания. За прихожей и салоном располагалась келья — собственно обитель сознания. Этот пространственный топологический образ достаточ­но иллюстративно показывал взаимосвязь сознательного и бес­сознательного.

В работе Фрейда «Я и Оно» используется другая аналогия. Пси­хика представляется состоящей из трех слоев: ОНО—Я—Сверх-Я. Бессознательное Оно в своих недрах скрывает копошащиеся древ­ние животные инстинкты, скрытые безотчетные влечения. Это «ки­пящий котел инстинктов». Сознательное Я — посредник между Оно и внешним миром — оказывает влияние на бессознательное, стремится к удовлетворению его влечений, допускаемых общест­вом. Сверх-Я — императивы и долженствования социальности — накладывает всевозможного рода запреты на проявление влечений. Я, таким образом, оказывается в тисках: со стороны внешнего мира, вожделений Оно и строгости Сверх-Я. Психическая жизнь человека беспрестанно потрясается конфликтами, защищаясь от них, человек руководствуется двумя принципами. Первый — «прин­цип удовольствия» автоматически направляет бессознательные вле­чения в русло получения максимального удовольствия. Второй — «принцип реальности» задает ориентиры и характеризует ход проте­кания душевных процессов в соответствии с требованиями окру­жающей среды, накладывающей вето на возможность сиюминутно­го удовлетворения влечений. Впоследствии Фрейд уточнил область применения этих принципов. Психическая деятельность бессозна­тельного подчиняется «принципу удовольствия», а психическая дея­тельность предсознательного — «принципу реальности».

Вытесненные в бессознательное желания человека в любой мо­мент могут прорваться наружу и стать причиной драмы. Активность неразряженного желания находит «окольные пути» проникновения в сознание. Инстинктивный импульс может быть или разряжен в действии, или неразряженным вынесен опять в бессознательное, или лишен своей энергии посредством реактивных образований (стыд, мораль, сублимация). Сублимация понимается как энергия замещения социально низменных целей на культурно приемлемые. Сублимация — это процесс переориентации влечений на иную цель, отдаленную от сексуального удовлетворения, а также преобразование энергии инстинктов в нравственно одобряемую деятельность.

Как же оценить феномен бессознательного? В полемику с Фрей­дом и Юнгом вступает врач и философ Э.Фромм. По Фрейду, бес­сознательное — в основном то в нас, что дурно, подавлено, то, что несовместимо с требованиями нашей культуры и нашего внешне­го социального Я. В системе Юнга бессознательное становится источ­ником откровения, символом того, что на религиозном языке есть сам Бог. Фромм считает, что обе концепции односторонни. Наше бессознательное — это та часть самости, которая присутствует в на­шем Я, содержит и низшее и высшее, и худшее и лучшее. Мы долж­ны подходить к бессознательному не как к Богу, которому следу­ет поклоняться, и не как к дракону, которого следует убить, но со смирением, с глубоким чувством юмора; видеть эту другую часть нас самих такой, как она есть, без ужаса, но и без благоговения.,

В отечественной науке после скоропалительного увлечения про­блематикой бессознательного в ее психоаналитическом варианте в 20-е годы интерес к ней угас вплоть до 50-х годов. Благодаря Д.Узнадзе в качестве альтернативной модели фрейдовского «бессознательного» была создана «теория неосознаваемой психической установки», соглас­но которой действия, реакции, поступки и мысли человека всегда за­висят от особого психического состояния — готовности к данному процессу. Кардинальной формой бессознательного оказывается уста­новка, связанная с направленностью личности на активность в ка­ком-либо виде деятельности, общей предрасположенностью к дея­тельности. Установка возникает при встрече двух факторов: потребности и ситуации удовлетворения потребности. Она определяет направление проявлений психики и характер поведения субъекта. Ус­тановка обладает сложной структурой, содержит эмоциональные, смысловые и поведенческие аспекты предрасположенности к воспри­ятию или действию в отношении социальных объектов и ситуаций. Д.Узнадзе экспериментально и теоретически доказал, что установка как неосознаваемая психическая деятельность является составляющим элементом любого акта человеческого поведения. Особенно велика ее роль в творческих процессах и в области межличностного общения.

Абстрактная постановка вопроса о гегемонии одной из форм психической деятельности над другой недопустима. И сознание и бессознательное — это реальные стороны психики, обеспечиваю­щие ее единство. Каждая их этих сторон имеет свои специфические функции и органично или патологично представляет целостную природу человека.

Проблема смысла человеческого существования приобретает се­годня, на пороге третьего тысячелетия, особую остроту и напря­женность. Потерпели крушения надежды на всецело гармоничное развитие, достойное существование и всестороннюю реализацию деятельных способностей. Резкое имущественное размежевание, эко­номическое существование за чертой бедности, вызывающее нера­венство прав и свобод, ежедневно сталкивает каждого человека с проблемой социального и личностного выбора. Смысложизненная проблематика стихийно протестует против социальных технологий, приобретающих все большее влияние и связанных с продуцированием той или иной модели индивида. Мыс­лящий индивид хочет осознавать себя как уникальное существо, стремящееся к пониманию и полаганию смысла жизни. Причем в его возможности входят не только проекты о желаемом будущем, не только мечтания и надежды, но и способности к изменению само­го себя и мира.

Проблема смысла человеческого существования занимает осо­бое место в связи с ее чрезвычайной личностной значимостью. При ее исследовании естественнонаучное познание весьма и весь­ма ограниченно. Философское и гуманитарное знание также не может претендовать на монопольное знание о человеке. Остается надеяться на комплексный подход, при котором границы изуче­ния человека значительно раздвинуты за счет использования по­тенциала всей рационалистической традиции осмысления природы человека и принимаемой во внимание в настоящее время эзотери­ческой формы мышления.

Со стороны современной науки основной проблемой становится выявление социобиологических предпосылок поведения человека. Широко обсуждается плодотворность аналогий между поведением человека и высших животных, среди стереотипных форм, свойст­венных поведению приматов и человека, выделяются взаимный альтруизм, установка на защиту определенного местообитания, аг­рессивность, семейственность, следование отработанным в эволю­ции типическим для данного сообщества формам сексуальности. Однако крен в сторону естественнонаучных методов опасен сведе­нием человекознания к биологии. Игнорирование же естественно­научных достижений ведет к абстрактным и спекулятивным построе­ниям, малополезным в деле реального изучения человека.

Экзистенциализм достаточно категорично заявил о непримени­мости научных методов к познанию человека, проблемы смысла его существования. Дефицит гуманности европейской цивилизации в период между первой и второй мировыми войнами скомпрометиро­вал всю науку. Подлинное существование человека, т.е. экзистенция, не равно его предметному бытию. Оно ускользает от научной объ­ективности познания посредством терминов, понятий и абстракций. Человек всегда помещен в ситуацию выбора, он многократно ме­няется на пути к «самому себе». Отрекаясь от традиционной науки, родоначальник экзистенциализма С. Кьёркегор предложил весьма четкую трехстадийную теорию восходящего движения к подлинной экзистенции. На первой стадии — эстетической, связанной с детер­минацией внешним бытием, главной является ориентация на насла­ждения. На второй, этической, господствует долг и предписания морального закона. На третьей, религиозной, принципом существо­вания оказывается парадоксальная вера. Это самоуглубление позво­ляет постигнуть новое «трансцендентное» измерение бытия.

Противоборство духа и витальных влечений — вечное пульси­рующее противоречие человеческого в смысле существования. И чем выше поднимается человек в своем духовном развитии, утверждает основоположник философской антропологии М.Шелер, тем жиз­ненно слабее он становится. «Ах, если б молодость знала, ах, если б старость могла» — эта сентенция как нельзя удачнее подтверждает вывод мыслителя.

Не переставая представать великой тайной и загадкой мирозда­ния, человек с удивлением открывает для себя откристаллизовав­шиеся в истории философии формулы, когда смысл существования человека определялся на основе единственно достоверного свидетель­ства. Примерами могут служить декартово cogito ergo sum («я мыс­лю, следовательно, существую»), или берклианское: «существо­вать — значит быть воспринимаемым». Определения volo ergo sum, принадлежащее Мен де Бирану — «хочу, следовательно, сущест­вую», Камю: «я бунтую, следовательно, я существую» и прочие так­же дают весьма богатую палитру оттенков человеческих интенций, направленных на постижение смысла бытия. Если присовокупить к этому провозглашаемую Ницше в качестве руководящей идеи чело­века «волю к власти» или же роль либидо — скрытого сексуально­го влечения у Фрейда, обратить внимание на значимость экономи­ческого стимула, акцентированного Марксом, то станет ясно — столь проблемной областью оказывается формула смысла жизни. В подобном антагонизме идей и позиций единство и однородность человеческой природы более скрывается нежели раскрывается. Че­ловек оказывается проблемой для самого себя.

Так, Гоббс, строя свой вариант философской антропологии, уверен, что начать рассмотрение человека следует с позиции, что он одно из тел, наряду с прочими природными и физическими тела­ми. Вместе с тем он еще и существо моральное, духовное, создатель искусственных тел: культуры и государственности. Следовательно, смысл его существования в осуществлении данной созидательной миссии.

«Мысли» Паскаля имеют доминирующим мотивом убеждение в непостижимости смысла человеческого существования. Ибо человек не может уразуметь, ни что такое тело, ни что такое дух, а то, как они соединены между собой, — самое непостижимое. Выведенный Паскалем знаменитый образ человека — «мыслящий тростник» гово­рит о беззащитности и слабости этого создания. Когда же это ничтож­нейшее из созданий — «мыслящий тростник» начинает осознавать себя, он обретает величие. Следовательно, величие человека заключается в способности мыслить. Мыслительное путешествие возмож­но как в направлении Бесконечности и Вселенной, так и в глубь дру­гой бездны, заключенной в сжатых границах души человека.

Соединение ничтожества и величия резюмируется Паскалем в формуле, что человек есть «хаос», «сгусток противоречий», «меж­доусобица разума и страстей». Отсюда следует и основной тезис о двойственности человека, проявляющейся в рассогласовании души и тела, в необходимости сосуществования доброго и злого в чело­веке и, наконец, в его ничтожестве и величии.

Пожелания Паскаля человеку таковы: «Пусть человек отдастся созерцанию природы во всем ее высоком и неохватном величии, пусть отвратит взоры от ничтожных предметов, его окружающих. (...) Пусть уразумеет, что Земля — всего лишь точка в сравнении с огромной орбитой, которую описывает это светило... Пусть вооб­ражение летит за пределы видимого... А потом пусть человек снова подумает о себе и сравнит свое существо со всем сущим, пусть ура­зумеет, чего стоит наша Земля со всеми ее державами и городами и, наконец, чего стоит он сам». Вопрос: «Что такое человек?» — при­обретает у Паскаля весьма нетривиальный ответ: «Небытие в срав­нении с бесконечностью, все сущее в сравнении с небытием, сред­нее между всем и ничем».

В эпоху Просвещения философская антропология как учение о человеке сделалась центральной проблемой философских размыш­лений. Ярким свидетельством тому служит тематика, вынесенная в названия основных трактатов того времени. У Ламетри, к примеру, первая философская работа носила название «Естественная история души», а главное философское произведение именовалось «Чело­век—машина». Размышления Гельвеция: «Об уме» и «О человеке, его умственных способностях и его воспитании»; его поэтическое произведение носит название «Счастье». Признание решающей роли просвещения во всех проявлениях человеческого бытия было наи­более характерным для этой эпохи. Однако данный тезис был про­тиворечив в своей основе, так как согласно ему возникала детерми­нация от идеального (от передовых взглядов и идей, от просвеще­ния). Вместе с тем сами идеи в рамках онтологии не воспринимались как нечто определяющее и независимое от существования тела. Ни о какой душе вне физиологических и биологических процессов врач Ламетри не желал и слышать. Ни о каком познании души вне тела не могло быть и речи у Дидро. Следовательно, тезис о приоритет­ном влиянии идей повисал в воздухе, ни на чем, кроме горячего же­лания представить все именно таким образом, не основываясь.

Своеобразным эхом отразились идеи Просвещения в новей­ших антропологических концепциях. Весьма интересной представ­ляется мысль, что человека можно описать и определить в терминах его сознания. В этом случае все эмпирические методы, и метод наблюдения в частности, обнаруживают свою неэффективность. По мнению В.Налимова, новое видение природы человека должно быть связано с пониманием того, что именно смысл является ор­ганизующим началом человека. Однако такая позиция базируется на признании трансличностного начала, объединяющего все чело­вечество. Можно сказать и мягче, что человек не до конца рацио­нален по своей природе. Не зная будущего, он действует и надеет­ся, реально проживая в ситуации неопределенности. Человек, как удачно выразился Э.Кассирер, оказывается существом, которое по­стоянно ищет самого себя, которое в каждый момент своего суще­ствования испытывает и перепроверяет условия своего существова­ния. Смысл человеческого существования как категория антрополо­гии заключает в себе всеобщность и необходимость самореализации человека и сопровождается фоном ценностно-созидательного отно­шения к бытию.

ЛИТЕРАТУРА

1. Рогальская П. Атлантида//АУМ. Синтез мистических учений Запада и Востока. 1990, № 3.

2. Человек: мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии. М., 1991.

3. Бердяев Н. Смысл творчества. М., 1916.

4. Проблема человека в западной философии. М., 1988.

5. Карпинская Р.С. Человек и его жизнедеятельность. М., 1988.

6. Ортега-и-Гассет. Что такое философия? М., 1993.

7. Юнг К. Архетип и символ. М., 1991.

8. Фрейд 3. Избранное. М., 1990.

9. Современная западная философия. Словарь. М., 1991.

10. Ницше Ф., Фрейд 3., Фромм Э., Камю А., Сартр Ж.П. Сумерки богов. М., 1989.

11. Гоббс Т. Избранные произведения. В 2-х т. М., 1964.

12. Де Ларошфуко Франсуа. Максимы. Блез Паскаль. Мысли. Де Лабрюй-ер Жан. Характеры. М., 1974.

13. Налимов В.В. Спонтанность сознания. М., 198-9.