Тема 1. Роль философии в жизни человека и общества

ОСНОВЫ ФИЛОСОФИИ

курс лекций

Преподаватель А.А. Колмаков

Красноярск

Содержание

Тема 1. Роль философии в жизни человека и общества.......... 3

Тема 2. Исторические типы философии.................................16

Тема 3. Человек во Вселенной.................................................42

Тема 4. Философская, религиозная и научная картина

мира............................................................................ 53

Тема 5. Природа человека и смысл его существования....... 67

Тема 6. Познание, его возможности и границы....................78

Тема 7. Знание и вера.............................................................. 92

Тема 8. Общество.................................................................... 95

Тема 9. Человек в мире культуры........................................ 102

Тема 10. Личность.................................................................... 111

Тема 11. Проблемы свободы и ответственности.................... 121

Тема 12. Человек в информационно-техническом мире..... 126

Тема 13. Роль научной рациональности в развитии

общества................................................................... 137

Тема 14. Проблемы и перспективы современной

цивилизации............................................................. 145

Тема 15. Человечество перед лицом глобальных проблем... 152

Тема 1. РОЛЬ ФИЛОСОФИИ В ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА И ОБЩЕСТВА

Философия — любовь к мудрости; эпоха, схваченная в мыслях; Школа мышления. — Философское мировоззре­ние и его структурные компоненты. — Основной во­прос, предмет и функции философии. — Нетрадицион­ные определения философии. — Русские философы о сущ­ности философии.

Философию понимали как любовь к мудрости, как «эпоху, схва­ченную в мыслях», ценили за то, что она выступает школой разви­тия теоретического мышления. Возможно, первым, кто употребил слово «философ» был Пифагор (2-я пол. VI в.—нач. V в.). Согласно легенде, когда Пифагор пришел в один из греческих городов, то на вопрос владыки этого города, кто он такой, ответил: «Философ, что значит «любомудр». И жадны философы не до славы и наживы, а «до единой только истины». Пифагор сравнивал жизнь с олимпий­скими играми, где среди толпы присутствующих можно различить три группы: первые приходят для борьбы, вторые торговать, а тре­тьи, которые мудры, удовлетворяются наблюдением.

Стремящийся к мудрости должен поступать сообразно приро­де вещей, следовать всеобщему логосу, понимаемому и как закон, и как слово, и как судьба. Логос в античном мышлении, не ото­рвавшись от пуповины миротворчества, отождествим с вечным огнем, который, возгораясь и затухая, символизирует собой по­стоянное движение и изменение. Такая аналогия дает возможность понять глубинное основание философской мудрости, состоящее в том, что поголовное большинство людей видят, слышат, знают и рассуждают обо всем, что происходит в человеческой жизни, но, тем не менее, не постигают подлинную суть вещей, их непреходя­щую основу.

С понятием мудрости в древнегреческой философии связывался высший идеал знания и поведения. Она открывает человеческому уму вечное, помогает с терпимостью относиться к множеству пре­ходящих, конечных вещей. Именно философская мудрость делает жизнь достойной и самоценной. Однако не всякое знание есть муд­рость, и совершенно прав Гераклит, замечая: «Многознание уму не научает, мудрости не прибавляет». Мудрость — это скорее некое счастливое соединение истины и блага, высшего состояния умст­венного и нравственного совершенства. По мнению Демокрита, из философской мудрости вытекают три способности: «выносить прекрасные решения, безошибочно говорить и делать, что следует». мудрость предполагает соблюдение меры.

Платон уверен, что в области политики мудрец действует так, что на место существующего вредного для граждан наступает такое состояние, которое хорошо для них или кажется им таковым. По определению Аристотеля, философ-мудрец должен искать не на­слаждений, а отсутствия страданий. Аристотель оставил нам много наставлений, чтобы мы могли разобраться, на что направлена фи­лософия как любовь к мудрости... «Во-первых, философия направ­лена на выявление первопричин и первооснований, а философ — это тот, кто более способен научить выявлению причин». Один из мудрейших людей своего времени Цицерон, добившийся извест­ности исключительно благодаря собственным способностям и про­ведший некоторый срок у кормила государственной власти, так разъ­яснял суть философии: «Философия (мудрость), как ее определяли древние философы, есть знание божественных и человеческих дея­ний с точки зрения их причин и сущностей».

И если софисты — «мудрецы за плату» — привлекали всеобщее внимание к интеллектуальным упражнениям в софистических опро­вержениях и доказательствах и понимали философию как искусство рассуждать, с помощью которого образованный человек всегда мо­жет превзойти необразованного, то стоики ставили во главу угла бо­лее «прикладные цели» философии, а именно попытки мудрого уст­роения собственной жизни. Эпикур был уверен, что слова философа должны врачевать страдания человека и изгонять болезни души.

Развитая на Востоке традиция понимания мудрости как состоя­ния отрешенности от «всего», акцентирование того, что мудрец, как особо посвященный, весьма далек от суеты, с легкостью пере­водимой им в иные, более возвышенные сферы, делает философию еще более притягательной. Древнегреческий стоицизм также фор­мирует внешний облик философа-мудреца, сохраняющего неизмен­ное спокойствие и безразличие, и сводит мудрость к обретению интеллектуальной невозмутимости, возвышающейся над всеми люд­скими треволнениями.

Портрет философа-мудреца, созерцающего гармонию Истины и Вечности, сотканный из мотивов восточной философии, завора­живает. Философ-мудрец ради личной выгоды других не опередит, не ведает бремени вещей, не навлекает на себя неприязнь людей, он свободен от суетных мыслей, он не строит планов и расчетов, он просветлен, хоть и не озабочен чистотой духа, он всем внушает доверие, хотя и не дает обещаний, духовные болезни в него не проникнут.

Европеец сказал бы, что в глаза бросается самодостаточность философа-мудреца, в нем и истина, и покой, и счастье. В нем нет злобы, зависти, страданий. Он равен себе в радости и печали, в нем постоянное ощущение причастности к великой Истине. Он одинаков в опале и славе, не восторгается и не плачет. Утвердив­шийся таким образом в жизни и называется мудрецом.

Этимологический анализ понятия «мудрость» проясняет его смысловые грани и оттенки. Оказывается, что мудрость имеет род­ство с понятиями разум, понимание, мысль, может быть отожде-ствима с понятием «благочестивый», с понятиями «радоваться», «сохранять в памяти», а также с понятием «мастерство». От слова «мудрость» происходит «мудрствование», однако последнее в обы­денном сознании есть нечто, ему противоположное. Мудрить и мудр­ствовать означает поступать неразумно, хитрить и выдумывать, де­лать что-то ненужное. И хоть мудрость и ум понятия, тесно сопри­касающиеся, древние считали, что «мудрость не умничает», но по­является, когда «разум осознает, что есть бесконечное число вещей, превышающих его понимание».

Философы эпохи Возрождения вносят отблески ренессансного
романтизма в осмысление понятия мудрости. Так, Мишель Монтень
уверен, что «отличительный признак мудрости — это неизменное
радостное восприятие жизни... Она утешает душевные боли, науча­
ет сносить с улыбкой болезни и голод, опираясь на вполне осяза­
тельные естественные доводы разума... Ее конечная цель — добро
детель...» ''

В Новое время Рене Декарт дает более полный и развернутый ответ на вопрос, что есть философская мудрость. «...Под мудростью понимается не только благоразумие в делах, но также и совершен­ное знание всего того, что может познать человек; это то знание, которое направляет саму жизнь, служит сохранению здоровья, а также открытиям во всех науках». Декарт предлагает различать не­сколько ступеней мудрости. Первая ступень проявляется в умении использовать ясные понятия, которые могут быть приобретены и без размышления. Вторая — охватывает данные чувственного опыта. Третья — проявляется в учете того, чему учит нас общение с други­ми людьми. Четвертая — связана со знанием, приобретенным на основе чтения книг с хорошими наставлениями. Самая же возвы­шенная, пятая, ступень мудрости ведет к отыскиванию первых при­чин и истинных начал. В мудрости состоит высшее благо человече­ской жизни. Философия приводит к необыкновенного рода удоволь­ствию, испытываемому от нахождения многих до сих пор неизвест­ных истин.

Характеризуя философию как любовь к мудрости, важно понять: ценность мудрости в том, что она, обнимая собой одновременно ис­тину и добродетель, может указать правильный путь и уравновесить сложные взаимоотношения человека с миром, привести в согласие

знание и действие. Философия как мудрость служит руководством в выборе линии поведения, она проявляется как определенный образ жизни. Это не только полнота знаний, но и нравственное совершен­ство, внутренняя целостность духа. Это такое убеждение, в достиже­нии которого участвует вся сущность человека. Коррелирующим при­знаком мудрости является чувство меры. Интуитивное ее обнаруже­ние открывается как постижение «истины жизни». Необходимым ус­ловием мудрости оказывается зрелость. Выливаясь в краткие, лако­ничные изречения, философская мудрость сопровождает существо­вание каждого народа, заботливо поддерживая его обширным сво­дом советов и наставлений. В форме древних сказаний, нравственных поучений, житейского благоразумия она переходит от поколения к поколению, облегчая жизненный путь каждого.

Как говорил русский философ В.Соловьев: «Задача философа узнать то, что есть, так, как оно есть». Отсюда ясно, что долг фило­софа — живо интересоваться событиями современности, разбираться в неоднозначности и многомерности ситуаций, мыслью, словом и мудрым советом прояснять, а не затемнять суть происходящего. Ос­новным требованием к философии становится императив — понять действительность. Поэтому о философии говорят, что она — эпоха, схваченная в мыслях, духовная квинтэссенция своего времени. И это во многом справедливо. Из такого определения философии следует ее эпохальное предназначение — быть рупором своего времени, от­кликаться на духовно-исторические сдвиги и преобразования, чут­ко реагировать на смену исторических декораций. В таком преломле­нии связь философии с жизнью очевидна. Ибо воссоздание правди­вого портрета эпохи кладет конец спекулятивному, умозрительному конструированию схем и предначертаний будущего, ведет к пости­жению смысла и сути бытия.

Философ — труженик на поле рефлексии. В нем выкристалли­зовываются мысли и чаяния общества, в котором он живет. Сама душа эпохи глаголет в произведениях великих: Платона, Аристоте­ля, Августина, Фомы Аквинского, Декарта, Гегеля, Маркса и др. Философы современности К.Ясперс, М.Хайдеггер, Э.Фромм сокру­шаются над пугающими тенденциями обезличивания и унифици-рования личности, предостерегают против повсеместно обнаружи­вающихся симптомов духовного опустошения и гипертрофии рас­судочности. Иллюзии линейного прогресса разрушались. Многовари­антность хода событий постоянно воспроизводит ситуацию социаль­ного и личностного выбора. Современная эпоха по скорости и ди­намичности преобразований не знает себе равных. Вспоминая веко-исчисление В.Розанова, который назвал век XVIII сатиричным, XIX — патетичным, можно заключить: век XX — катастрофичен. Мощ­ные социальные катаклизмы, потрясшие до основания весь жизненный уклад, сложились в оценочные формулы — «век сумерек», «за­ката» и «конца». Появляются книги с симптоматичными названия­ми: «Вне контроля. Глобальный беспорядок накануне XXI века», «Конец истории». Методологи осмысливают теорию хаосомного ир­регулярного развития, так называемого направленного беспорядка. Неравновесный, нестабильный мир — к таковой оценке современ­ности приходит лауреат Нобелевской премии, основоположник Брюссельской школы И.Пригожий. Крах устоявшихся режимов, угроза ядерной войны и экологической катастрофы, терроризм и этническое противостояние резко обострили процессы хаотизации, поглотили желаемую упорядоченность, стали явью нашей жизни.

Философия в своем предназначении быть квинтэссенцией эпо­хи, центром всей духовной культуры помогает создать устойчивую систему координат, указывает на непреходящую гуманистическую систему ценностей, выявляет и разъясняет жестокие уроки време­ни, укрепляет веру в разум. Подвижным кризисным умонастроениям и ситуационно-историческим переживаниям событий философия противопоставляет позицию духовной выдержки и трезвого анализа. Для философа не существует явления, которому он побоялся бы взглянуть в лицо. Поэтому вывод: «Философы должны стоять у вла­сти» с завидным постоянством воспроизводится во все времена и эпохи. Еще Платон утверждал: «Пока в государствах не будут цар­ствовать философы, либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать, и это не сольется воедино — государственная власть и философия... до тех пор... государство не избавится от зол».

В поэтической интуиции Боэция философия является в образе Богини, держащей в правой руке книги, а в левой — скипетр. Эти символы не случайны. Философия не только учит, она мудро правит миром, на это указывает скипетр. Образ Премудрости-управитель­ницы характерен для всей христианской традиции. Примечательно, что в Новое время французский ученый Р.Декарт настоятельно обос­новывал следующую зависимость: «...Каждый народ тем более гра­жданственен и образован, чем лучше в нем философствуют, поэто­му нет для государства большего блага, как иметь истинных фило­софов». Английский философ Д.Юм с неменьшей убедительностью доказывал, что на основании отношения к философии можно ста­вить диагноз нации. Верным признаком ограниченности нации, по мнению мыслителя, можно считать положение, когда отсутствует вкус к философии, к этому благороднейшему из занятий.

Философия выступает как школа мысли. Начинается эта школа там, где кончается стереотипное мышление, где само собой разумею­щееся вызывает сомнение и удивляет. Как только человек начина­ет ломать голову над смысложизненными вопросами, которые в устах Иммануила Канта звучат так: «что я могу знать?», «что я жен делать?», «на что я могу надеяться?», «что такое человек?» -*-он сразу же попадает в плен к философии, в сферу философского постижения бытия. Воистину прав английский философ XVII в. То­мас Гоббс, утверждая: «Философия есть дочь твоего мышления... и живет в тебе самом». Она внутренне присуща каждому. Ибо ни од­ному из смертных нельзя отказать в праве размышлять о смысле жизни, свободе, справедливости и бессмертии.

И хоть право и способность суждения не есть привилегия од­них лишь мыслителей (ведь судит и размышляет всякий и повсе­местно, образованный и необразованный, умный и глупый, юный и зрелый, во время досуга и на работе, в подъезде и в парламен­те), последовательная, аргументированная цепочка рассуждений и доводов, правильный метод в поисках истины дается не каждому. Тот, кто судит, обязан отвечать за свои суждения. Именно система верного суждения лежит в основе человеческой культуры. Жизнь полна противоречий. Человек и человечество никогда не будут сво­бодны от оценки происходящего. В условиях экстремального напря­жения, в критических ситуациях отсутствие школы мысли грани­чит с победой истерики над анализом, ненависти над благоразу­мием. Отсутствие культивированных форм мышления приводит к тому, что процветает бессмыслица, утилитальная примитивность, неразумие, которые приносят много вреда всюду, где обнаружи­вают свое буйство.

Искусство оперировать понятиями, категориями и принци­пами, судить обоснованно и аргументированно — отнюдь не при­рожденное качество. Оно не образуется вместе с обыденным соз­нанием, а требует развитого критического мышления поиско­вых интеллектуальных упражнений. Значимость формирования вы­сокой культуры мышления очень велика. В Древней Индии фор­ма передачи навыка получила название Упанишады (от санскр. ира — рядом и sad — сидеть с учителем). Ученику открывается знание (веда) только при условии его постоянного нахождения рядом с учителем, при условии реализации принципа «делай, как я». Учитель учит отделять главное от второстепенного, нахо­дить за множеством бросающихся в глаза признаков ускользаю­щую от взора сущность, входя в мир единичных событий и кон­кретных ситуаций, обнаруживать их связующую основу и поро­ждающую причину.

Весьма показательна система обучения в Пифагорейском сою­зе. Для того чтобы развить интеллект и теоретическое мышление обу­чаемых, учитель пользовался иносказательным языком, языком «акусм» — намекающих загадок, отвращая взор учеников от чувст­венных представлений и эмпирического содержания. На этой пер-

вой степени обучения — акусматической (от акусма — слышимое), ученики молча слушали учителя. На второй, математической, они приступали к освоению операции логического расчленения и теоре­тического умозрения, сохраняя тем не менее дистанцию по отноше­нию к фактическим конкретным ситуациям. Только отстраняясь от сиюминутных впечатлений, так называемой «грешной эмпирии», можно было, по мнению пифагорейцев, приблизиться к умопости­гаемой сути бытия.

Философия как особая сфера поиска сущего, исследование основ и первопринципов в отличие от обыденного мышления, выступающего «не в форме мысли, а в форме чувства, созерцания и представления», должна быть познанием в понятиях и категори­ях. Категории — это предельно общие понятия, обладающие стату­сом всеобщности и необходимости. Искусство оперирования поня­тиями предполагает установление необходимых связей и причинных зависимостей, упорядочивание хаотически случайного потока жиз­ненных впечатлений. Воспитание силы суждения предполагает кон­центрацию внимания, сосредоточенность на предмете. Мышление интенционально, направлено на предмет. Оно добывает суждение, соответственно понятию природы предмета, адекватное смыслу со­бытия. И только тот, кто может воспринять предмет во многообра­зии его свойств и качеств, получает надежду, что последний заго­ворит о себе устами высказывающегося. Подобно тому, как повара и врачи своим искусством способствуют установлению порядка и слаженности в теле человека, философы воздействуют на души людей, устанавливая в них порядок.

Философия утверждает свое высокое назначение — обеспечивать свободу человеческого духа. Стремление к самостоятельному поиску, которое во все времена отличало философию, не может позволить ей превратиться в собрание застывших догм. Целостность философии состоит в сочетании знания и нравственного помысла. Свободная философская мысль не обещает однозначные ответы на сиюминут­ные вопросы, не сулит чудесной формулы, дарующей истину в по­следней инстанции. «Философское вопрошание» обеспечивает посто­янную свободу и независимость мышления, угрожает идеологии то­талитарных режимов и религиозному фанатизму.

Философское мировоззрение и его структурные компоненты. Дос­таточно часто философию определяют как систему воззрений, кото­рая должна найти себе подтверждение в жизненном опыте и проявить себя в реальных науках. И действительно, именно в том, что фило­софия есть рациональное, научно обоснованное мировоззрение, ус­матривают ее сущность многие исследователи. Но если суть филосо­фии в том, что она есть мировоззрение, то как следует понимать по­следнее?

Мировоззрение традиционно понимается как система взглядов на мир в целом. При этом понятие «мир в целом» включает в себя мир сущего и должного, и Землю, и Вселенную, и известные из физики микро-, макро- и мегамиры. Освальд Шпенглер, например, предлагает взглянуть на «мир — как — историю». Его противоположность состав­ляет «мир — как — природа». Можно еще увидеть «мир — как — дей­ствительность», который включает в себя «Я — как — возможность».

«Мир в целом» не мыслится как нечто завершенное, в кото­ром все давно уже известно и пережито; если бы это было так, то к чему же тогда мои желания и стремления, да и я сам, готовый начать все сызнова? Мир — это вечно длящаяся, становящаяся и изменяющаяся бесконечность, открытая и неравновесная система.

Взгляды или воззрения на мир в целом, которые в приведен­ном определении выступают в роли ключевого понятия, по их смы­словой нагруженности есть нечто большее, нежели просто инфор­мация, нейтральная осведомленность либо безличные сведения. Это и видение, и понимание, и отношение, и оценка — т.е. некий син­тез, включающий в себя обобщенный образ реальности, помно­женный на знание и позицию личности. При их формировании осу­ществляется некий отбор представлений, приоритетов и предпочте­ний. Когда взгляды сформированы под воздействием сложившихся норм, эталонов и стереотипов, нивелирующих своеобразие индиви­дуального видения мира, такая «система взглядов» предстает как казенное или официально-идеологическое образование, весьма да­лекое от мироощущения индивида. В нем личностный элемент от­теснен на второй план, хотя по логике вещей мировоззрение связа­но именно с личностно значимым способом мировосприятия.

Следует заметить, что мировоззрение бывает не только фило­софским, но и религиозным, мифологическим, обыденным, науч­ным, прогрессивным или регрессивным. В чем же специфика собст­венно философского мировоззрения, т.е. мировоззрения, понятого в самом широком смысле слова? Хотелось бы думать, что философ­ское мировоззрение представлено стройной, научно обоснованной совокупностью воззрений, определяющих жизненные позиции, про­граммы поведения действия людей. От религиозной формы оно от­личается тем, что строит общую картину мира посредством поня­тий, теорий, логических аргументов и доказательств, в то время как для религии характерен примат веры над разумом, логическая недо­казуемость «догматов».

Одним из наиболее важных структурных компонентов философ­ского мировоззрения становится устойчивая научная картина мира. Она ответственна за достоверность предлагаемых знаний о закономер­ностях развития мира, задает ориентиры научных изысканий. В нее вписываются основные результаты научных исследований.

Но именно потому, что философия есть нечто большее, чем знание причин и отражение закономерностей развития, а сам мир — это не лишенный смысла анонимный процесс, а арена нашей жиз­недеятельности, сфера, где субъект может жить и творить, пресле­дуя свои цели, сугубо важен деятельностный аспект мировоззрения. По утверждению М.Хайдеггера, именно потому, что слово «миро­воззрение» легко перетолковать в том смысле, будто речь идет о бездеятельном разглядывании мира, уже в XIX в. начали справедли­во подчеркивать, что мировоззренческая позиция означает в пер­вую очередь жизненную позицию. Слово «мировоззрение» предпо­лагает появление человека среди сущего в качестве субъекта, кото­рый поднял свою жизнь до командного положения, всеобщей точ­ки отсчета, который распознает меру и предписывает норму. Одно­временно он вовлечен в жизненный процесс, соотнесен с ним и переживает его.

Не следует сбрасывать со счетов историчность мировоззрения, подчеркивающую конкретно-историческое видение мира и связан­ную с тем, что каждый человек рождается и бытийствует в опреде­ленное историческое время в определенном историческом месте. Он помещен в лоно культурно-исторической традиции и во многом обусловлен приоритетами своей эпохи. Внимательный взор может прочитать в поступке и поведенческих реакциях каждого человека автограф духовной атмосферы своего века.

Философское мировоззрение включает в себя и характероло­гические особенности этноса. Жизнь любого народа сопряжена с определенными идеалами и специфическими для его националь­ных предпочтений ориентациями. Названия «греческая философия», «немецкая философия» или «русская философия» не. преследуют сугубо географической цели. Они свидетельствуют об особенно­стях интеллектуального освоения мира, о стараниях национальной мысли овладеть измерениями универсума. Поэтому мировоззрение правомерно определять как проекцию человеческой жизнедеятель­ности на ось исторического времени.

К структурным компонентам мировоззрения помимо устойчи­вой картины мира относится также оценка жизни, опирающаяся на систему идеалов, и целеполагающая идея, ориентирующаяся на систему ценностей. Понимаемый таким образом мир, состоящий как бы из трех царств — действительности, ценности и смысла, — и есть основание философского мировоззрения.

В мировоззрении следует различать его интеллектуальную и эмо­циональную составляющие. Интеллектуальная компонента мировоз­зрения охватывается понятием миропонимание. Последнее доста­точно устойчиво, так как включает в себя систему точных знаний о мире: законы, теории, принципы, регулятивы.

Эмоциональная составляющая мировоззрения отражена поня­тиями «мироощущение» и «мировосприятие». Мироощущение явля­ется самым первоначальным элементом, соединяющим субъект (че­ловека) и объект (мир). Мироощущение свидетельствует о непо­средственно чувственном контакте человека и мира. Оно представ­ляет собой как бы превращение «энергии внешнего раздражителя в факт сознания». Это тот мостик, благодаря которому данности ок­ружающего мира проникают в человеческую субъективность. Миро­ощущение достаточно динамично, представлено многообразием и пе­репадом чувств и настроений.

Мировосприятие предполагает целостное отражение ситуаций, событий в виде наглядных образов и представлений. Оно обеспечивает чувственную ориентировку человека в окружающем мире и очень за­висимо от мотивационной сферы. Мировосприятие может наполнять себя из разных источников: это впечатления от природы, произведе­ний искусства, сферы общения, языковой среды, непосредственной жизнедеятельности. Мировосприятие имеет эффектную эмоциональ­ную окраску и может быть в той или иной степени пристрастным.

В отличие от миропонимания мироощущение и мировосприятие достаточно подвижные образования. Чувства тревоги, неуверенно­сти и подавленности при достижении поставленной цели могут дос­таточно быстро перейти в ощущения радостного и оптимистичного настроя. Многочисленные вариации в мироощущении и мировос­приятии возможны вследствие того, что в этих структурах отража­ется качественное многообразие мира, помноженное на своеобразие и уникальность субъекта восприятия. Так, мировосприятие молодого человека иное, чем у старого. У больного оно весьма отлично от вос­приятия здорового. Одно и то же событие принимает тот или иной вид в зависимости от многих обстоятельств: от особенностей инди­видуальной психики, темперамента, склада характера, обычаев, нравов, предрассудков. Меланхолик видит трагедию там, где сангви­ник усматривает просто происшествие, а флегматик — ничего не значащий эпизод. На мировосприятие оказывает свое влияние так­же тип национальной культуры, особенности этноса и социокуль-турные различия.

Результативной составляющей мировоззрения является ком­плекс убеждений, а затем поступков и действий субъекта. Мировоз­зрение оказывается фоном и основой человека и человечества. Оно дает о себе знать не только в духовной сфере, но и в практической жизнедеятельности. У И.Канта есть понятие «гражданин мира». Од­нако оно означает отнюдь не единомыслие, а причастность ко все­общему порядку мироздания, возможность объединения и узнава­ния себя в другом. Оно выступает определенной гарантией постоян­ства собственного Я, его самоидентификации.

Мировоззрение можно представить как многоуровневое обра­зование, в котором наличествует житейское, обыденное мировоз­зрение с его рационально-иррациональными элементами, рассуд­ком и предрассудками, мифологическое, религиозное, художест­венное, политическое, Научное мировоззрения и пр. Однако вход один и логика миропостижения напоминает собой не широкую ле­стницу с табличками на каждом этаже, а скорее запутанный лаби­ринт мироориентаций.

И если теоретический уровень мировоззрения тесно связан с научной картиной мира и предполагает освоение определенной сис­темы законов, знаний и принципов, то на практическом, как пра­вило, стихийно формирующемся уровне мировоззрения огромную роль играет обобщение наиболее типичных представлений о жизни в повседневных ситуациях, впитывание свойственных данной среде навыков, форм взаимодействий и привычек. Носитель обыденного мировоззрения, обобщая наиболее типичные для своей среды сте­реотипы мироотношения, кодирует их в определенную рецептуру действий и сплав убеждений, изменить которые нелегко. Однако не всегда следует трактовать обыденное и повседневное мировоззрение как ущербное. Еще Платон в диалоге «Теэтет» показывал, как спра­ведливо молодая служанка посмеялась над мудрым философом Фа-лесом, который засмотрелся на небесные светила и упал в колодец.

Таким образом, обыденное мировоззрение, мировоззрение по­вседневности, хотя и представляет собой наиболее элементарный способ мироотношения, не лишено достаточной меры здравомыс­лия. Вместе с тем оно весьма прогнозируемо, так как инерционно и трудно манипулируемо в русле эклектичной «постмодернистской чувствительности». Селянин в своих взглядах на жизнь всегда будет отличаться от урбаниста-горожанина, а работник сферы торгов­ли — от представителя духовенства. Каждодневный способ их пове­дения и самореализации будет насквозь пронизан мировоззренче­скими ориентациями и стереотипами, свойственными данной общ­ности. Хуже, когда человек не поднимается до осознания своего мировоззрения, а живет, ориентируясь на мимолетность настрое­ний, в потоке, в массе, в толпе. Великий гуманист А.Швейцер, упрекая нашего современника в его резко ослабленной потребности мыслить, не без горечи замечает: «... Современный человек — явле­ние патологическое....Подобно безродным и никогда не трезвею­щим наемникам, мы бредем без мировоззрения во все более ощу­щающемся мраке жизни, готовые одинаково преданно служить и возвышенному и низкому». Пагубность безмировоззренческого со­стояния велика. Когда нет определенных планов на будущее, прин­ципов действия в настоящем и идеалов, пронизывающих ткань про­шлого и грядущего, человек находится в состоянии бездумия, а на место мировоззрения приходят неосознанные импульсы, непред­сказуемые порывы и действия. Основной смысл подлинного миро­воззрения состоит в переходе от неосмысленного бытия к осмыс­ленному, в нахождении той степени разумности, которая освеща­ет жизнь и мир жизнеутверждающим светом.

Поскольку философия претендует на выражение фундамен­тальных принципов бытия и мышления, она является духовной основой всех форм осмысления мира. Можно сказать, что совре­менная систематическая философия — это высший теоретический уровень мировоззрения.

Основной вопрос, предмет и функции философии. Задаваясь це­лью — определить основной вопрос философии, на ум приходят слова Ф.Энгельса из его известной работы «Людвиг Фейербах и ко­нец классической немецкой философии», где в начале второй гла­вы можно найти такую формулировку: «Великий основной вопрос всей, в особенности новейшей философии есть вопрос об отно­шении мышления к бытию». «Философы разделились на два боль­ших лагеря сообразно тому, как отвечали они на этот вопрос. Те, которые утверждали, что дух существовал прежде природы, и ко­торые, следовательно, в конечном счете так или иначе признава­ли сотворение мира, — составили идеалистический лагерь. Те же, которые основным началом считали природу, примкнули к разным школам материализма». Энгельс использует именно данные терми­ны — «отношение мышления к бытию», «духа к природе», разде­ляя традиции немецкой классической философии. Хотя ряд сино­нимичных с ними понятий, как, например, «отношение сознания и материи», «субъекта и объекта», «человека и мира», «идеального и материального», «психического и физического», по сути своей также передают содержание и структуру основного вопроса фило­софии.

Как правило, в структуре основного вопроса философии выде­ляют две стороны. Вопрос о том, что является первичным, дух или природа, составляет онтологическую (бытийственную) сторону ос­новного вопроса философии. Вопрос о познаваемости мира, о том, «в состоянии ли наше мышление познавать действительный мир, можем ли мы в наших представлениях и понятиях о действительном мире составлять верное отражение действительности» (на философ­ском языке этот вопрос называется вопросом о тождестве мышле­ния и бытия) — представляет гносеологическую сторону.

Вопрос об отношении мышления к бытию, который именует­ся как «высший», «великий», «основной», возвышается над всей фи­лософской проблематикой. Ибо, в конечном счете, сообразно его ре­шению проводится не только деление философии на два философ­ских лагеря, но и сама отнесенность по ведомству философии,

принадлежность к ряду философских дисциплин. Как только есте­ственник, представитель конкретно-научного знания начинает за­думываться над бытийственными проблемами, над своим отноше­нием к сфере собственных изысканий, он сразу же вступает в об­ласть философии, в частности в раздел, именуемый «философские проблемы естествознания». Основной вопрос философии, таким об­разом, несет двойную нагрузку. В вопросе: «Что первично?» — он вы­являет основание для разграничения материализма и идеализма. Са­мим фактом размышления над проблемой соотношения мышления и бытия он позволяет отличать философские науки от прочих наук: физики, химии, математики, непосредственно отношением мыш­ления и бытия не занимающимися, а исследующими свои специфи­ческие и конкретные срезы реальности. Но когда философия анали­зирует, как же соотносятся мышление человека и его бытие, она выделяет многообразие оттенков этого взаимодействия. Взаимоото­бражение в системе «человек — мир», «мышление — бытие» может быть представлено гносеологическими, аксеологическими, эстети­ческими, этическими и прочими отношениями.

Каково же соотношение основного вопроса и предмета фило­софии? Мысль о том, что предмет философии на протяжении все­го периода ее развития непрерывно изменялся, а основной вопрос оставался неизменным, не лишена реальных оснований. Пробле­матика философии, понимаемая как ее предметность, варьирует­ся на протяжении всего исторического развития. В совокупности философских дисциплин: онтология, гносеология, логика, этика, эстетика, история философии, — каждая из них имеет свой спе­цифический предмет и вместе они составляют структуру фило­софского знания. Поэтому определить предмет философии мож­но, лишь оперируя абстракциями высокой степени общности. В этом смысле утверждение, что предметом философии является всеобщее в системе отношений «мир — человек», отвечает назван­ным требованиям.

Еще Аристотель утверждал, что «частей философии столько, сколько есть видов сущностей, так что одна из них необходимо должна быть первой и какая-то последней. Ибо сущее (единое) не­посредственно делится на роды, а потому этим родам будут соответ­ствовать и науки». Философия заинтересована в выявлении их сущ-ностных особенностей, первых причин и начал, в анализе с точки зрения всеобщего. Выбор того или иного отношения $ качестве приз­мы видения мира (например, с точки зрения гармонии, красоты, соразмерности) определяет ту или иную философскую дисципли­ну (в данном случае эстетику). Отношение к миру с точки зрения выявления возможностей и закономерностей его познания рожда­ет гносеологию — теорию познания. Когда система «человек — мир» преломляется сквозь призму отношений власти, мы вступаем в лоно философии политики. А если сердцевиной отношений оказывают­ся нравственные регулятивы — вы в сфере этики. Если мышление занято рефлексией над обществом, динамикой его развития и функ­ционирования — дает о себе знать сфера социальной философии или социологии. Все эти философские дисциплины выводимы из струк­туры основного вопроса философии.

Философия, понимаемая как «форма общественного сознания, направленная на выработку целостного взгляда на мир и на место в нем человека», выполняет мировоззренческую и методологическую функции, которые не берут на себя отдельные специальные науки.

Мировоззренческая функция философии связана с осознани­ем мира как объекта практических интересов, целей и действий субъекта, формированием основных жизненных позиций, убежде­ний и идеалов людей. Мировоззренческая функция реализуется на двух уровнях: логико-рассудочном (понятийном, категориальном) и эмоционально-образном (представленческом, ассоциативном).

Методологическая функция философии проявляется в обеспе­чении научного и социального познания выверенными и апробиро­ванными правилами, нормами и методами действия. Это совокуп­ность способов деятельности и требований к мыслящему субъекту. Методология понимается как система познавательных средств, про­цедур, принципов и способов организации теоретической и прак­тической деятельности, а также как учение об этой системе. Пред­полагается, что методолог знает «тайну» метода, обладает техноло­гией мышления и может регулировать познавательный процесс с учетом современного уровня знаний. Выделяют два уровня методо­логии. Первый — инструментальный. Здесь формируются требова­ния, которые обеспечивают протекание мыслительных и практиче­ских операций, определяется не содержание, а ход мысли и дейст­вия. Второй — конструктивный, направленный на приращение зна­ния, получение нового содержания.

Нетрадиционные определения философии. Если признать филосо­фию наиболее систематизированным, максимально рационализован­ным мировоззрением своей эпохи, то в такое определение не впи­шутся многие направления мировой философии, такие, как экзи­стенциализм, философия жизни, иррационализм и пр., такими ха­рактеристиками не обладающие. Пытаясь охватить единой дефиници­ей все многообразие философских направлений, придется пожертво­вать строгостью определения, стать на почву нетрадиционных опре­делений философии, согласиться с мнением, что «философия есть размышление о вещах sub specie (с точки зрения) «Всего». «Все» — всеобщее " (всеобщие принципы, всеобщие закономерности, общече­ловеческие идеалы) есть основное понятие философии, оно явное

или неявное подлежащее всех философских суждений. Вспомнить хотя бы гераклитовское «все течет», парменидовское «все едино» и то, что с древних пор и на протяжении череды столетий философия живет в непрестанном усилии опознать и выявить Сущее.

Отечественный философ М.Мамардашвили определял фило­софию как «сознание вслух, явленное сознание». Процесс фило­софской работы — работы думания — является частью жизни соз­нания, о философии можно говорить как об особом акте осмысле­ния мира и себя в нем.

Другой известный отечественный философ В.Библер на вопрос: «Что есть философия?» уверенно отвечает, что «философия — есть культура размышлений о возможности помыслить начало бытия (в его абсолютной всеобщности)». Исток философии видится в соотне­сении: сознание — мысль, в сознании осознается со-бытие (совме­стное бытие) Я и мира, единого и многого. Моральность и нравст­венные устремления философии обнаруживаются вследствие того, что осознавание бытия ведет за собой ответственность за свое бы­тие, за свою мысль перед людьми, перед самим собой.

С конкретными формулировками смысла и назначения филосо­фии выступает выдающийся немецкий философ Карл Ясперс. «Фи­лософия содержит притязания обрести смысл жизни поверх всех целей в мире — явить смысл, охватывающий эти цели, — осущест­вить, как бы пересекая жизнь, этот смысл в настоящем — служить посредством настоящего одновременно и будущему — никогда не низводить какого-либо человека или человека вообще до средства». «Постоянная задача философствования, по его мнению, — стать подлинным человеком посредством понимания бытия; или, что то же самое, стать самим собой...»

Этим выводам К.Ясперса созвучен очень глубокий тезис Б.Рас­села, который в полной мере может быть прочувствован лишь в катастрофический канун XXI в. «Учить тому, как жить без уверенно­сти и в то же время не быть парализованным нерешительностью, — это, пожалуй, главное, что может сделать философия в наш век для тех, кто занимается ею».

Русские философы о сущности философии. Отечественная фило­софская школа всегда отличалась ярким своеобразием и оригиналь­ностью. Она не могла в равной степени, как западная, опереться на наследие античного мира. Византийское православие, принесшее с собой утверждение новых ценностей, не смогло достичь полного отрицания старых языческих рерований. В мировоззренческом ареа­ле сложно переплетались токи и влияния многих культурных тради­ций. Центральное положение отводилось теологической направлен­ности, вместе с тем устойчивыми оказывались и традиции вне-церковного движения мысли.

Исследователи обращают внимание на то, что религиозная не­терпимость между восточной и западной церквями на протяжении нескольких столетий отгораживала Россию от стран Западной Евро­пы. Затяжной характер крепостничества и самодержавия наложил свой отпечаток на весь строй мировоззрения. Изменения были ощу­тимы лишь с началом петровских преобразований. По определению одного из известных историков философии В.Зеньковского, само­стоятельное творчество в области русской философии наблюдается лишь во второй половине XVIII в.

Ярко отличительной особенностью всей русской философии яв­лялось убеждение в непосредственном постижении реальности или интуитивизм. Другой особенностью оказалось то, что развитие про­фессиональной философии производилось отнюдь не дипломирован­ными мыслителями, а страстно заинтересованными любителями. Так, православным богословом России становится конногвардейский офи­цер и помещик А.Хомяков (1804—1860). А первым замечательным рус­ским историософом — офицер лейб-гусарского полка П. Чаадаев (1794—1856). Такое положение не могло быть понятно Западу, где бо­гословская мысль развивается иерархиями церкви и профессорами бо­гословских школ. И тем не менее именно Хомякова в славянофиль­ской среде называли «отцом церкви». В его учении вера составляет основу способности непосредственно познавать подлинное живое бытие. Соединенный с верой разум возвышается над отдельным мне­нием и мышлением, преобразуясь в цельное соборное сознание.

Направленность на поиск цельного знания о цельном бытии явно ощущается и в трудах В.Соловьева (1853—1900). Вопрос: «Что есть философия?» — по мнению В.Соловьева — предполагает сле­дующие рассуждения. Философия — это дело свободной мысли, а чисто философская деятельность ума состоит в том, чтобы все про­верять или ко всему примерять мерило критической мысли. Теорети­ческая философия направлена на то, чтобы обладать истиной ради нее самой. Настоящее философское мышление должно быть добро­совестным исканием достоверной истины до конца.

Но если В. Соловьев акцентирует именно рациональную направ­ленность философии, то русский философ И.Ильин (1882—1954) уверен, что философия — это душевно-духовное делание. Она должна отказаться от выдумывания «философских систем», ибо истинное бытие может оказаться бесконечно глубже, живее, обширнее и бо­гаче, чем выдумываемые нами «системочки». «Философия должна стать убедительным и драгоценным исследованием духа и духовно­сти». «Философ призван переживать свой предмет. А предмет фило­софии раскрывается в переживании состояния очевидности. Путь, который предлагает мыслитель, состоит в следующем: «...Сначала быть, потом — действовать и лишь затем из осуществленного бытия и из ответственного, а может быть, и опасного, и даже мучи­тельного делания — философствовать».

Для Н.Бердяева (1874—1948) философия есть прежде всего уче­ние о смысле человеческого существования и о человеческой судь­бе. Философская мудрость становится делом непосредственного лич­ностного спасения. Если метафизика возможна, то она должна стать знанием о жизни, о конкретной реальности, о человеке и его судьбе. Поэтому основным принципом философии, по мнению Бердяева, становится бытийственно жизненный принцип. Бердяеву, как ни­кому другому, удалось постигнуть изначальные условия философ­ствования и показать, что философия не может начаться в ситуа­ции с выключенности философа из бытия. Познание начинается как бы изнутри, «изначальная сопричастность философа тайне бытия только и делает возможным познание бытия».

В век научно-технического прогресса и доминирования сциен-тистских ориентации особую значимость приобретает замечание мыслителя о том, что философия не есть духовный акт, в котором задействован только интеллект, но совокупность духовных сил че­ловека, его эмоциональное и волящее существо. Познавая бытие в человеке и через человека, философия оказывается неизбежно ан-тропологичной, в ней человек, так же как и у античного мысли­теля Протагора, мыслится мерой всех вещей. Настоящая филосо­фия, которой действительно что-то открывается, есть не та, ко­торая исследует объекты, а та, которая мучится смыслом жизни и личной судьбы.

Засилие сложных конструкций, мудреные кружева диалектики понятий зачастую уводят в сферы чистой спекуляции. В этом одна из возможных причин пренебрежительного отношения к философии. Когда философ будет руководствоваться стремлением, не порывая с мудростью, быть связанным с целостностью жизни, когда он на­мерен не отвлекаться от человеческих судеб, а глубоко проникать в них, тогда он станет выразителем подлинной сущности философии.

Русская философия не может представить себе философское размышление вне страдания и прозрения, вне служения ее величе­ству Истине. Русская философия потому и трудна в интерпретации, что включает в себя двойственные ориентации: сакральность и без­божие, мистическое и рационалистическое, тоталитарное и анар­хическое, европоцентристское и почвенническое, созидательное и разрушительное и др. Очень часто исконные философские размыш­ления вплетены в контекст литературных произведений и обитают среди фельетонов, писем, критических статей и памфлетов. Русская художественная литература выступает от имени русской философии. Так, Гоголь, Толстой, Достоевский с полным правом могут быть отнесены к плеяде русских философов, изображающих сей подлунный мир и страждущего в нем человека. Л.Толстой, развивая идею нравственного прогресса в сознании человека, настаивал на тезисе: «Царство Божье внутри нас». Следовательно, онтологиче­ски-космологическое, а также метафизически-теологическое ис­толкование Бога заменялось глубинно личностным и гуманистиче­ски-ценностным пониманием смысла жизни.

Ф.Достоевский талантливо описал, как отпущенный на сво­боду, восставший и выпавший из-под закона человек объявляет своеволие, теряет почву под ногами и переходит в иное измерение бытия — жизнь в беспределе. Метафизическая истерия души, ее склонность к одержимости и беснованию подобна опустошающим смертоносным вихрям. Один из героев «Записок из подполья» Дос­тоевского выражает исконное негодование русского: «И отчего это взяли все эти мудрецы, что человеку надобно какого-то нормаль­ного, какого-то добровольного хотения. С чего это непременно вообразили они, что человеку надо непременно благоразумно вы­годного хотения, чтобы это ни стоило и к чему бы ни привело». Но этот роковой путь от произвола к безграничному деспотизму, когда видимость свободы заключает в себе насилие, также вы­ражен Достоевским пророчествами, вложенными в уста старца Зо-симы: «Мыслят устроиться справедливо, но кончат тем, что заль­ют мир кровью...»

Тайны бурлящего потока русской истории становятся внут­ренними переживаниями человека, отражаются бурлением его ду­ховных страстей. Д.Мережковский назовет такой всечувствующей стихией «плоть» человека, все улавливающей и все усваивающей. Ибо именно плоть включает в себя и космос, и землю, и мир, и пол, и всю культуру с науками и искусствами. Откровения плоти оказываются всеземными откровениями.

Все эти разноликие толкования русской философии оформи­лись и примирились на идее всеединства, предполагающей всеохва­тывающий синтез как со стороны жизни, так и со стороны мысли. В нем непосредственные жизненные переживания отливались в еди­ную цельную теорию. Гносеологический аспект идеи всеединства проявляется утверждением цельного знания. Цельность предполага­ет органичное объединение трех разновидностей знания: научного (философского), эмпирического (цаучного) и мистического (созер­цательно-религиозного). Таким образом, русская философия пред­лагала весьма оригинальный проект гносеологии, который ждет сво­его исполнения и по сей день.

В лице С.Франка (1877—1950) русская философия приходит к окончательной формулировке вывода о том, что возможность ис­тинного обладания реальностью состоит в непосредственном пере­живании полноты самобытия. Единством переживаемого и переживающего достигается «идеал жизнечувствия». Намек же на ре­
альность такого внутренне удовлетворяющего нас единства, т.е.
идеала, мы получаем в явлениях красоты. Прекрасное отличимо
сразу как самодовлеющая ценность и значительность. В его лице
мы внутренне примирены с бытием. Поэтому мечта о конечном
преображении мира, согласно философии Франка, есть мечта о
всецелом торжестве красоты в нем.

Однако сама постановка типично русского вопроса: «Что де­лать?», «Что делать мне и другим, чтобы спасти мир и оправдать свое существование?» — отвергает возможность простого соучастия в жизни, вхождения в состав бытия, включенности в природную разумность. Ведь если такой вопрос встал, значит, с миром надобно непременно что-то делать: спасать его, устраивать иначе. И несмот­ря на то, что вопрос поставлен как бы личностно, он претендует на общезначимость. Франк прозорливо замечает, что «типичный рус­ский всем своим существом ощущает, что нужно не просто жить, а жить для чего-то». Он все время колеблется между признанием ди­намики жизни, что выражается сакраментальной формулой «Пути господни неисповедимы» и стремлением прочно определиться, нау­чившись читать «откровение Господа». На вопрос: «Что делать?» Франк отвечает развернутой программой. Тяжкий труд в поте лица — это первое производственное дело, без которого останавливаются и делаются бессмысленными все остальные человеческие дела. Он направлен на то, чтобы взращивать силы добра, ибо прежде всего следует обладать этой субстанцией, а затем уже начинать облагоде­тельствовать других людей. Необыкновенно значимым оказывается внешнее дисциплинирование отношений между людьми и упоря­дочивание образа жизни. Оно свидетельствует о силе человеческой воли, того практического усилия, которое участвует в созидании смысла жизни. Другим важнейшим делом оказывается работа по обузданию сил зла и ограждению сил добра, которую нельзя осу­ществлять насилием. Добро творится добром, зло истребляется любовью. Никогда еще добро не было осуществлено декретами, ни­когда оно не было навязано самой энергичной общественной дея­тельностью. Конкретный совет Франка заключается в том, чтобы стремиться к осуществлению нравственного дела сегодня и сейчас: «Кто живет в сегодняшнем дне — не отдаваясь ему, а подчиняя его себе — тот живет в вечности». Видимо, следует прислушаться к подобному наставлению великого мыслителя. Свое великое нрав­ственное значение философия обретает, сопрягаясь с соучастием в конкретной жизни мира.

ЛИТЕРАТУРА

1. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых фи­лософов. М., 1979.

2. Аристотель. Соч. В 4-х т. М., 1972—1976.

3. Платон и его эпоха. М., 1979.

4. Антология даосской философии. М., 1994.

5. МонтеньМ. Опыты. М.—Л., 1954.

6. Декарт Р. Избранные произведения. М., 1950.

7. Соловьев В. Соч. В 2-х т. М., 1990.

8. Платон. Соч. В 3-х т. М., 1968-1971.

9. Гоббс Т. Избранные произведения. В 2-х т. М., 1964.

10. Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки. М., 1988.

11. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. 1.М., 1993.

12. Швейцер А. Благоговение перед жизнью. М., 1992.

13. Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец немецкой классической фи­лософии. М., 1989.

14. На переломе. Философские дискуссии 20-х годов. М., 1990.

15. Мамардашвили М. Как я понимаю философию? М., 1990.

16. Библер B.C. Что есть философия? // Вопросы философии. 1995, № 1.

17. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991.

18. Рассел Б. История западной философии. В 2-х т. Новосибирск, 1994.

19. Ильин И.А. Путь к очевидности. М., 1993.

20. Бердяев Н. А. О русской философии: В 2-х ч. Омск, 1991.

21. Франк С. Л. Сочинения. М., 1990.

22. Франк С.Л. Смысл жизни//Вопросы философии. 1990, № 6.