Пленение Фрэнка Райена

...Арестантский убор —

единственная корона,

которую не зазорно носить ирландцу...

Победа под Теруэлем продемонстрировала возросшие боевые качества республиканских войск. Но в то же время их вынужденное отступление из города показало, что неограниченная итало-германская военная помощь Франко превратилась в решающий фактор, предопределивший весь ход войны. 8 марта 1938 года фашистские войска предприняли крупнейшее за всю историю испанских событий наступление на Арагонском фронте. Операции предшествовала телеграмма от нацистского представителя в ставне Франко Эберхардта фон ІІІторера, в которой тот уведомлял Гитлера, что для обеспечения победы Франко необходимо увеличить поставки боевой техники и прислать больше военных специалистов и опытных штабных офицеров. Вступление гитлеровских войск в Вену 13 марта означало крупномасштабный агрессивный акт фашизма. Вскоре Чемберлен и Муссолини подписали Средиземноморский пакт, который практически «легализовал» участие итальянских войск в войне против республиканской Испании. Фашистские интервенты и английские тори все туже стягивали петлю на шее Испанской республики. Мартовское наступление фашистов на Арагонском фронте началось ураганным артобстрелом и бомбардировкой с воздуха переднего края республиканцев. Основной удар наносился на участке фронта протяженностью 50 миль в направлении Бельчите, Альканьис и Каспе. Фашистским войскам оказывала поддержку нацистская авиация, включавшая в себя две группы «мессершмиттов», в каждой по четыре эскадрильи, две группы «Хейнкелей-51» по две эскадрильи в каждой, группу самолетов-разведчиков «Дорнье-17» и три эскадрильи «хейнкелей», четыре группы бомбардировщиков, каждая из трех эскадрилий «Хейнкель-111» и «Юнкерс-52». Прорыв осуществлялся силами танкового корпуса под командованием нацистского генерала Риттера Вильгельма фон Тома. В него входили четыре батальона, в каждом было три роты по 15 легких танков. Кроме того, в состав корпуса вошло 30 рот противотанковой

артиллерии, каждая из которых имела на вооружении по шесть 37-мм орудий. В наступлении участвовала также дивизия «Черные стрелы» под командованием итальянского генерала Берти.

Отражавшие этот массированный удар республиканские войска были слабо вооружены и измотаны изнурительными боями под Теруэлем. Слабо укрепленный и недоукомплектованный Арагонский фронт располагал всего лишь 60 самолетами против 800 фашистских. Республиканским бригадам приходилось сдерживать натиск 10 полнокровных вражеских дивизий, в которых насчитывались десятки тысяч кадровых итальянских солдат, 30 тысяч марокканцев и тысячи нацистских специалистов. Боевые порядки республиканцев были полностью смяты.

Одновременно фашисты предприняли варварские бомбардировки Барселоны. С 16 по 18 марта город подвергался непрерывным налетам авиации, в результате которых 1300 жителей погибли и 2 тысячи были тяжело ранен ¹.

Фронт был прорван. Оказывали сопротивление и организованно отходили лишь отдельные группы бойцов, но в условиях подавляющего перевеса противника началось беспорядочное отступление.

Английский и канадский батальоны получили приказ выступить к Каласейте, а американские «линкольновцы» находились вблизи населенного пункта Батеа. В результате флангового прорыва противника все три батальона оказались в окружении, и бойцы небольшими группами начали с боями прорываться сквозь кольцо врага.

Хаос возникал повсюду, где фашистская военная машина стремилась подавить сопротивление республиканцев. Казалось, наступил конец. Положение стало действительно катастрофическим, тем не менее, отдельные группы бойцов продолжали сражаться и погибать. Один из них — ирландский коммунист Бен Мэррей. Он получил боевое крещение еще в 1932 году в родном Белфасте, где был в числе организаторов Объединенного движения безработных католиков и протестантов ².

На Арагонском фронте погибли еще два ирландца: Джонни Риордан из Лондона и Том Донован родом из Скибберина (графство Корк), где он работал печатником в еженедельнике «Сазерн стар», пока не эмигрировал в Англию, и уже оттуда уехал воевать в Испанию.

Сотни лучших командиров и политкомиссаров были убиты или остались умирать от ран на поле боя во время того страшного отступления, когда объединенные силы

фашистов неудержимо рвались в контролируемые республиканцами районы. Их авиация безнаказанно расстреливала из пулеметов спешно покидавших родные места жителей и отступавших по тем же дорогам солдат. Успеху прорыва в немалой степени способствовала вражеская артиллерия, действия которой корректировали по радио самолеты-разведчики. Однако решающий фактор все же — подавляющее превосходство фашистской авиации. Республиканцам практически нечем было отбивать непрерывные удары воздушных армад.

В числе отступавших была и 15-я бригада. После падения Каспе она заняла новый оборонительный рубеж у города Гандеса. Республиканские части отходили с боями 10 дней. Во время этого массированного наступления фашисты впервые использовали дымовые завесы.

31 марта 1938 года, двигаясь походным порядком через Каласейте, недалеко от Гандесы, бригада неожиданно наткнулась на колонну вражеских танков. В завязавшейся ожесточенной и неравной схватке бригада была рассеяна. После боя бойцы кое-как построились и, голодные — они не ели уже несколько суток, — имея на вооружении лишь винтовки, несколько пулеметов и ручных гранат, продолжали организованное отступление. 200 бойцов остались на горном перевале, чтобы прикрыть отход бригады, на которую наседала танковая колонна, растянувшаяся на 2 километра. Перевал атаковали танки, артиллерия, авиация и кавалерия. Танковые орудия вели огонь специальными зажигательными и осколочными снарядами.

«Дорого мы заплатили за этот перевал, — писал Лэндис.— К исходу дня английский батальон потерял убитыми и ранеными свыше 150 человек, кроме того, почти 140 человек попали в плен ³. В их числе оказался прославленный ирландский командир Фрэнк Райен, который воевал в первой центурии у стен Мадрида».

Бойцы удерживали перевал, пока полностью не обеспечили отход бригады — ей вновь предстояло обороняться на каком-нибудь рубеже, — и оставили позицию только по приказу командования. Теперь им предстояло самостоятельно пробираться по захваченной врагом территории до реки Эбро, где сосредоточивались основные силы республиканцев и создавалась новая линия обороны. Они уходили небольшими разрозненными группами; до Эбро предстояло преодолеть 28 километров. Многие пали духом. Казалось, что это поражение означает конец войны, торжество фашизма. Им удалось добраться до реки и кое-как

переправиться на другой берег: кому — в уцелевших лодках или на бревнах, кому — вплавь. Некоторые утонули.

На их долю выпало тяжкое испытание: то и дело приходилось отрываться от наседавших фашистов, но они все-таки прорвались на другой берег реки, где создавался новый оборонительный рубеж (оттуда 25 июля им предстояло опять форсировать Эбро, чтобы в последней попытке остановить наступление фашистов).

25 лет спустя один из американских интербригадовцев вспоминал обстоятельства, при которых вместе с другими бойцами он попал в плен к фашистам в районе Эбро.

«Мы находились к западу от Гандесы. Где-то в половине двенадцатого ночи наш грузовик резко затормозил и остановился у дорожного заграждения. Нас окружили вооруженные люди и приказали сойти с грузовика. Из темноты до меня донеслось по-испански: «Какой батальон?» — «Американский», — ответил я. В темноте не разобрал, что говорю с фашистами, и подумал, что у вас просто отбирают грузовик. Кто-то из окруживших нас людей истерически выкрикнул по-испански: «Пристрелить их! Пристрелить их!» Затем меня свели с дороги к склону горы и заставили сесть на землю. Оттуда было видно, как они выстроили ехавших с нами в грузовике испанских бойцов, допросили и троих расстреляли на месте. После этого меня отвели в хижину, предварительно связав за спиной руки. На рассвете, уже часов в шесть утра, меня вывели и грубо толкнули на колени — по-прежнему со связанными руками. Других пленных (испанских) заставили наблюдать. Фашисты что-то выкрикивали и ругались. Мне кажется, они хотели, чтобы я запросил пощады, но я до этого не унизился. Так прошло минут десять. Затем они меня поставили и, заявив, что мне здорово повезло, опять увели в хижину.

Вскоре туда ввели Фрэнка Района и около 30 английских пленных. (Их захватили у Каласейте во время неравного боя с танковой колонной.) Фашистский офицер потребовал, чтобы они назвали имя своего (английского) командира. Капитан Райен ⁴ немедленно встал. Хотя пленные англичане ничего хорошего для себя не ждали, тем не менее их страх за жизнь Фрэнка Райена был сильнее страха за собственную жизнь, и в один голос они закричали: «Нет, Фрэнк! Нет! Сядь!» Но Райен сказал просто: «Я».

Нас повели. Около 12 часов дня завели в какое-то место в стороне от дороги. Капитан Райен — у него прогрессировала

глухота — громко потребовал воды и пищи. Владея испанским языком, я перевел его слова подошедшему итальянскому офицеру. Фрэнк повторил требование.

Итальянский офицер сообщил нам о падении Гандесы. Фрэнк не поверил и прямо заявил ему об этом. К нам подошел другой офицер — это был немец, гестаповец, — и представился. Между ними завязался спор о причинах, побудивших его приехать в Испанию, и т. д. Фрэнк говорил об этом офицеру очень четко и ясно и в свою очередь осведомился у гестаповца, что делает в Испании он. Офицер бросил: «Вы храбрый человек», затем повернулся и ушел.

В воздухе появились два наших самолета, и, несмотря па плотный зенитный огонь, вся охрана бросилась кто куда, как трусливые зайцы. Это зрелище очень развеселило нас.

На следующей остановке мы узнали, что капитана Райена приговорили к смерти. Его увели. Больше мы его не видели...» ⁵.

Среди пленных находились еще двое ирландцев: Джон Лемон из Уотерфорда и Боб Дойл из Дублина.

Перед тем как Райена увести, его поставили перед другой группой пленных. Силой фашисты пытались заставить его отдать фашистский салют. Он отказался. Угрожая немедленной расправой, они не отступали от своего: целились из винтовок, инсценируя расстрел. Но Райен был непоколебим.

Следует отметить, что никто из интербригадовцев не ожидал иной участи: фашисты, как правило, расстреливали пленных. Однако незадолго до этого — по настоянию итальянцев и немцев — из ставки фашистов пришел другой приказ: впредь сохранять интербригадовцам жизнь, чтобы обменивать их на итальянцев и немцев, захваченных в плен республиканскими войсками. Райен с его офицерским званием был неплохой добычей, поэтому итальянские офицеры из дивизии «Черные стрелы» и не расстреляли его. Но ни он, ни другие пленные интербригадовцы об этом новом приказе так никогда и не узнали.

Его отправили в концлагерь в Миранда-де-Эбро, затем перевели в другой — Сан-Педро-де-Карденас. Интербригадовец Джо Норман так описывал условия содержания в этой тюрьме:

«Внутри она напоминает кладбище, и чувствуешь себя там покойником. С нами ужасно обращались. У нас отобрали одежду и избивали палками...» ⁶.

Бывший узник застенка Клив Брэнсон, погибший в годы второй мировой войны в Бирме в борьбе против третьего — японского — партнера «оси» Рим — Берлин — Токио, рассказывал, как они шли на работу под охраной фашистского надзирателя, погонявшего их палкой, словно скотину.

«Всюду царил произвол: никаких правил внутреннего распорядка. Если охранник был не в настроении, нас лишали прогулки. Санитарные условия были просто ужасными: на шестьсот пятьдесят пленных лишь две полуразвалившиеся уборные; вода для питья подавалась через те же трубы, что и для уборных; медикаментов не было» ⁷.

Райен возглавил борьбу против тюремщиков. И так как он пользовался большим авторитетом, начальство объявило его особо опасным заключенным и перевело в центральную тюрьму города Бургоса, где он предстал перед военным трибуналом. Ему предъявили два обвинения: участие в вооруженной борьбе против правительства Франко и то, что «он несет особую ответственность за политическую деятельность в Ирландии». Райен категорически отверг второе обвинение, как не имеющее никакого касательства к данному делу. В ответ председательствующий офицер заявил, что «мы можем решить ваше будущее на основании вашей деятельности в прошлом». Суду было представлено письмо какой-то ирландки, в котором утверждалось, что Фрэнк плохой католик и несет ответственность за убийство адмирала Соммервилла».

В качестве еще одного свидетельства фигурировало газетное сообщение, взятое из реакционного католического еженедельника «Стэндард».

Военный трибунал вынес Райену смертный приговор.

Однако личный авторитет его был слишком высоким. Поэтому, как только в Ирландию поступили первые сообщения о том, что он находится во франкистской тюрьме, в стране развернулась кампания за его освобождение. Был создан комитет ⁸ «Свободу Фрэнку Райену». Бюллетень от 15 мая 1940 года опубликовал состав членов комитета:

Председатель Эгои О'Рейлли, почетный секретарь Шоп Нолан, почетный казначей Майкл Кремин, члены: сенатор мисс М. Пирс, Майкл Прайс, Ку Ола, сенатор Дэвид Л. Робинсон, Р. М. Фокс, г-жа Л. Керне Макуинни, Кои Лехан, г-жа Молли Холл, Саймон Доннелли, г-жа Макбрайд, Джордж Ирвин, мисс Р. Джейкоб, г-жа Остин Стэк, г-жа Маккарти, П. Т. Дейли, мисс Эйлин Уолш Эдварде,

П. О. Киф, Мойра Камерфорд, Том Барри, Имон де Барра, Р. Дж. Коннолли.

С самого начала деятельность комитета была весьма успешной. В результате его усилий последовали многочисленные заявления и требования об отмене казни и предоставлении свободы Фрэнку Райену. В их числе и заявление президента Ирландии Имона Де Валера.

Смертный приговор заменили 30 годами тюрьмы. Бургосская тюрьма, где Райен провел большую часть заключения, была рассчитана на 500 заключенных, однако вместе с Райеном там содержалось 5143 человека. Зимой в ней стоял невыносимый холод, а летом — духота и сырость. Единственной дозволенной газетой был издававшийся иезуитами тюремный еженедельник «Искупление». Тюремным священником был также иезуит Марселино Балинага, не утруждавший себя заботами о своей пастве. После окончания войны в Испании (31 марта 1939 года) Райену разрешили свидания, в том числе с послом Ирландии в Испании Леопольдом Корпи, который принял деятелиное участие в его судьбе и стал ему другом.

Джеральд О'Рейлли вспоминал, что Райена часто навещали двое: «Один — ирландский священник, чуткий и отзывчивый человек, другая — герцогиня Тетуанская. Эта женщина была ярой сторонницей Франко, но Пэдар О'Доннелл спас одного из ее родственников, тоже О'Доннелла, поэтому она так печется о Фрэнке».

Посещавшему его ирландскому священнику Райен рассказал о поведении Балинаги и добился того, что вместо него назначили другого, более приемлемого для заключенных.