Его больше нет, дорогая

(посвящается Чарльзу Доннелли)

Из каких качеств выковано мужество,

Если этот мягкий человек,

Бродивший по улицам Дублина,

Рассуждая о поэзии и философии, о Спинозе

и Китсе,

Лег в землю, подобно солдату-мученику...

А его дерзкий мозг превратился в тлен,

И ноги, что несли его от колыбели до

могильного камня,

Вросли в далекую землю...

Однако самой тяжелой утратой явилась гибель капитана Кита Конуэя. За 16 лет до начала испанских событий он уже имел репутацию несгибаемого партизанского командира в борьбе против англичан и фристейтеров в Ирландии. Неукротимый враг фашизма, он вступил в ряды Коммунистической партии Ирландии и был широко известен во многих районах страны как активнейший борец против «синерубашечников». Из-за погромной атмосферы, созданной в Ирландии по отношению к любым проявлениям сочувствия к республиканской Испании, большинству добровольцев приходилось отправляться в интербригады тайком. Но только не Конуэю. В день отъезда в Испанию он, будучи активистом секции строителей в Профсоюзе транспортных и неквалифицированных рабочих, выступил перед своими товарищами прямо на строительной площадке. Стоя на бочке с краской, он рассказал об обстановке в Испании и заявил рабочим, что «уж лучше пусть мои кости сгниют в земле Испании, чем победит Франко».

В Харамском сражении он проявил себя незаурядным командиром. Вспоминая эту битву и исключительную храбрость республиканцев, испанский историк, в частности, отметил:

«Бойцы-интернационалисты, не уступавшие испанцам в героизме, также пролили немало крови. Среди павших был командир димитровского батальона Гребенаров, протестантский священник Хиллиард, писатель-коммунист Кристофер Кодуэлл, ирландец Конуэй, француз Бртожер,

гарибальдийцы Валентине, Негрони, Басси, Карлони, Бар-рини, Черрути, Фогачи, Гарофанос и другие...»

Джеймс Прендергаст, который находился в момент гибели Конуэя рядом с ним, пишет:

«12 февраля. Полдень. Мы только что вырвались из узкого ущелья и развернулись в цепь. Мне было приказано отыскать мост — цель нашей операции. Неожиданно мы попали под прицельный огонь. Бойцы поспешно укрылись в кустарнике, однако, как только залегли, мы перестали видеть цель. Поэтому какое-то время мы вели огонь стоя. Вдруг Питер Дейли крикнул, что на нас наступают слева. Мы перенесли весь огонь на этот фланг и вели его с расстояния 450 метров.

Но фашисты взяли нас в огненное кольцо, и мы начали нести тяжелые потери. Кого-то ранило совсем рядом со мной. Позвали санитаров. Гофф чудом уцелел — у него сбило с головы каску. Кит поспевал везде: руководил стрельбой, подбадривал нас.

Огонь достиг такой ураганной силы, что исход боя невозможно было предугадать. Исчез страх: что толку бояться в кромешном аду! В этой переделке вместе с нами оказался испанский боец — он кое-как перебрался ко мне. С куста, от которого он только что отполз, пулями были сбиты все листья. Он посмотрел на меня, засмеялся. Мы переместились выше, откуда было удобнее вести огонь.

Мы сменили огневой рубеж. Вижу, ползет раненный в ногу Пэдди Дафф. Па левом фланге рвутся снаряды. Великий боже! Если они начнут рваться на этом открытом участке — нам конец. Над самыми головами — самолеты. Теперь мы влипли крепко. Самолеты исчезают и тут же возвращаются, преследуемые нашими истребителями, которых у нас едва хватает сил приветствовать.

Мы должны выстоять, даже если вражеский огонь снесет вершину высоты, потому что, если мы сейчас оставим этот рубеж, фашисты прорвутся на дорогу. Сюда, на этот рубеж, стекаются бойцы из трех рот. Возникает неразбериха. Кит берет команду на себя.

Продвигаясь вверх по склону, вижу, как Джек Тейлор, рослый, тяжеловатый лондонец, с которым мне довелось провести незабываемый вечер в Фигерасе, перевязывает раненого товарища. «Здорово стукнуло?» — «По-моему, без сознания». Сзади на брюках Джека темное пятно крови. «Ранение в мякоть», — говорит он и отказывается идти в лазарет.

Занимаю новый огневой рубеж. Ствол винтовки буквально накаляется. Появляется Кит. Его лицо в грязных потеках пота. Он передал записку из штаба бригады с приказом любой ценой удержать рубеж. Приказ необходимо передать подразделению на левом фланге. Перед тем как отправиться туда, просматриваю местность из бинокля. На левом фланге шныряют марокканцы. Эх, где же наши пулеметы?

Спешу с приказом на левый фланг. Мне передали, что бойцы закрепились вокруг белого дома. Пока добирался, казалось, что мимо меня пролетел пчелиный рой. Да, порой, чтобы убить человека, в него нужно выпустить свинца не меньше его собственного веса.

Подойдя к позиции, кричу. Ответа нет. Все тихо. Перелезаю через невысокий забор двора. Они действительно там... но все мертвые. Дорогой меня бьет нервный озноб.

Мной овладевает какая-то безрассудная дерзость. Страх исчез. Почему? Не знаю. Меня кто-то окликает. Это Пэт Смит. Он ранен в голову. Рядом с ним Том Джоунз из Уотерфорда. Славный парень этот Том. Всегда окажет помощь раненому на месте. Настоящий герой. От него узнаю, что ранены Гофф и Дейли. Добираюсь до гребня высоты, откуда Кит руководит боем. Он тоже стреляет из винтовки. Вдруг он вскрикивает, роняет винтовку и падает навзничь.

Его укладывают на одеяло — свободных носилок больше нет. Срывающимся от боли голосом он просит: «Не подкачайте, ребята. Держитесь!» У нас на глазах слезы. Здесь много бойцов из других рот, но все знают Кита по Кордове и Мадриду. Этот бесстрашный командир покорил всех.

Кита уносят. Вижу Кена Столкора. Из всех оставшихся в живых он единственный опытный боец. Он принимает командование. Вижу, как справа на дорогу выползают танки. С фронта и с флангов нас окружают марокканцы. Теперь нам не выстоять. Готовлюсь вести огонь. Вдруг меня приподнимает в воздух. Что-то страшное ударило в бок. Мне нечем дышать. Теперь перевязывают и меня...

В санитарной машине был и Кит. Он в агонии — все время повторяет: «Как остальные?»

На следующее утро мне сообщили, что наш замечательный командир умер» ¹⁰.

Джеймс Коннолли. Статьи о революционной вооруженной борьбе. Впервые опубликованы в «Уоркерс рипаблик» в мае — июле 1915 года