Дмитрий Быков

На самом деле мне нравилась только ты,
мой идеал и мое мерило.
Во всех моих женщинах были твои черты,
и это с ними меня мирило.
Пока ты там, покорна своим страстям,
летаешь между Орсе и Прадо, -
я, можно сказать, собрал тебя по частям.
Звучит ужасно, но это правда.
Одна курноса, другая с родинкой на спине,
третья умеет все принимать как данность.
Одна не чает души в себе, другая — во мне
(вместе больше не попадалось).
Одна, как ты, со лба отдувает прядь,
другая вечно ключи теряет,
а что я ни разу не мог в одно все это собрать -
так Бог ошибок не повторяет.
И даже твоя душа, до которой ты
допустила меня раза три через все препоны, -
осталась тут, воплотившись во все живые цветы
и все неисправные телефоны.
А ты боялась, что я тут буду скучать,
подачки сам себе предлагая.
А ливни, а цены, а эти шахиды, а роспечать?
Бог с тобой, ты со мной, моя дорогая.

Анна Ильина

А ты знаешь, что снится мне?
Или то, как встаю по утру?
А какая любимая птица?
Без чего я жить не могу?
И читаю ли вечером книги?
Или, может, в окно я смотрю?
А возможно ль такое развитие,
Что ночами вобще я не сплю?
Или, может, ты видел, как плачу?
А ты знаешь мой искренней смех?
И что в жизни моей снимки значат?
В чем меня ожидает успех?
Может, знаешь какая я в гневе?
Или то, как держусь у плиты?
Может, знаешь, как я улыбаюсь,
Когда яркие дарят цветы?
А когда меня за руки держат,
Холодны они иль теплы?
В волосах моих видел ветер?
А в глазах яркий свет чистоты?
Ты уверен, что ты меня знаешь?
Мои мысли, желанья, мечты?
И со всеми ли я такая?
Может, такой меня видишь лишь ты?

Владимир Ток

Когда разлука до костей заест.
Когда гвоздем в глаза залезут слезы.
Когда я сдвину свой тяжелый крест,
То приползу, плюя на все прогнозы.

Когда от боли высохнут моря,
Когда сорвет отчаянные крыши.
Когда расколется усталая земля,
То я прийду, и ты меня услышишь.

Когда любовь заставит все простить.
Когда наступит час признать ошибки.
Когда отвергнешь, чтобы не убить.
Я не оставлю тщетные попытки...

Анна Ахматова

Отодвинув мечты и устав от идей,
Жду зимы как другие не ждут.
Помнишь, ты обещал, что не будет дождей?
А они всё идут и идут…

Удивлённо смотрю из квартирных окон —
Я во сне или всё ж наяву?
Помнишь, ты говорил, что вся жизнь — это сон?
Я проснулась, и странно, живу…

А назавтра опять мне играть свою роль,
И смеяться опять невпопад.
Помнишь, ты говорил, что любовь — это боль?!
Ты ошибся, любовь — это ад…

Андрей Макаревич

Среди всего, что в нас переплелось,
Порой самодовольство нами правит.
" Казаться или быть? " — вот в чем вопрос,
Который время человеку ставит.
Считаться кем-то, или кем-то быть?
Быть смелым, или делать вид, что смелый?
Ты жертвовал, творил, умел любить,
Или об этом лишь вещал умело,
Робея самому себе признаться,
К чему стремишься: быть или казаться?..
Что стоит жизнь в довольстве иль покое,
Когда ее пытаются лепить,
Фальшивя переделанной строкою...
Легко казаться. Очень трудно быть...

Анна Ахматова

Я не любви твоей прошу.
Она теперь в надежном месте.
Поверь, что я твоей невесте
Ревнивых писем не пишу.
Но мудрые прими советы:
Дай ей читать мои стихи,
Дай ей хранить мои портреты, —
Ведь так любезны женихи!
А этим дурочкам нужней
Сознанье полное победы,
Чем дружбы светлые беседы
И память первых нежных дней...
Когда же счастия гроши
Ты проживешь с подругой милой
И для пресыщенной души
Все станет сразу так постыло —
В мою торжественную ночь
Не приходи. Тебя не знаю.
И чем могла б тебе помочь?
От счастья я не исцеляю.

Воронов Ирон

Штормит во мне!
Закручивает, вспенивает воду!
Свистит и с корнем вырывает!
Штормит во мне, холодным ветром в море!
От берега несет и в Небо поднимает!

Штормит во мне, так громко завывает!
Еще чуть-чуть и я совсем оглохну.
Песком и пылью сверху укрывает!
Зато, о Боги, тихо не подохну!

Иосиф Бродский " С видом на море" (отрывок)

Когда так много позади
всего, в особенности — горя,
поддержки чьей-нибудь не жди,
сядь в поезд, высадись у моря.
Оно обширнее. Оно
и глубже. Это превосходство —
не слишком радостное. Но
уж если чувствовать сиротство,
то лучше в тех местах, чей вид
волнует, нежели язвит.

Таня Красильникова

Ты зачем ко мне пришла, родная?
Снова погрустить и помолчать?
Нам бы хоть дожить с тобой до мая,
Ну а там опять до снега спать.

Отчего ты так влюбилась, моя кроха?
Не хороший я, не ври, прошу тебя!
Разве было без меня так плохо?
Вроде, солнце светит, и поёт весна…

Почему же ты так тихо, робко смотришь?
Ты боишься, что когда-нибудь предам?
Чувствами ты жизнь себе испортишь.
Всё равно тебя в обиду я не дам!

Отчего ты снова так несчастна?
Оттого, что не люблю тебя, как ты?
Посмотри же на себя: ты так прекрасна!
Выкинь свои детские мечты!

Только всё равно мне будет плохо,
Если отвернешься от меня.

Отчего ты так влюбилась, моя кроха?
Оттого, что разлюбил тебя?

Евгений Евтушенко

Любовь умирает не от смерти.
Убить друг друга часто просто лень.
Квартира, словно маленький Освенцим,
где двое жгут друг друга целый день.
Любовь умирает не от яда.
От дрязг, что значит — скоро быть беде,
от чадного домашнего ада
у быта на его сковороде.
Поджаренные нервы на ужин —
какая невеселая еда!
И, корчась от удушия бездушьем,
любовь умирает навсегда.
Любовь убитой кем-то не бывает.
Любовь сама уходит, как в песок.
Любовь сама ту пулю отливает,
которую пошлет себе в висок.

Марина Цветаева

Голова до прелести пуста,
Оттого что сердце — слишком полно!
Дни мои, как маленькие волны,
На которые гляжу с моста.

Чьи-то взгляды слишком уж нежны
В нежном воздухе едва нагретом...
Я уже заболеваю летом,
Еле выздоровев от зимы.

Роберт Рождественский

«Восемьдесят восемь»

Сочетание " 88-С" по коду радистов означает " целую"
Понимаешь, трудно говорить мне с тобой: в целом городе у вас — ни снежинки.
В белых фартучках школьницы идут гурьбой, и цветы продаются на Дзержинке.
Там у вас — деревья в листве...
А у нас, — за версту, наверное, слышно, — будто кожа новая, поскрипывает наст, а в субботу будет кросс лыжный...
Письма очень долго идут. Не сердись. Почту обвинять не годится... Рассказали мне: жил один влюбленный радист до войны на острове Диксон.
Рассказали мне: был он не слишком смел и любви привык сторониться. А когда пришла она, никак не умел с девушкой-радисткой объясниться...
Но однажды в вихре приказов и смет, график передачи ломая, выбил он: " ЦЕЛУЮ! "
И принял в ответ: " Что передаешь? Не понимаю..."
Предпоследним словом себя обозвав, парень объясненья не бросил. Поцелуй восьмерками зашифровав, он отстукал " ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ! "
Разговор дальнейший был полон огня: " Милая, пойми человека! (" Восемьдесят восемь! ") Как слышно меня? (" Восемьдесят восемь! ") Проверка".
Он выстукивал восьмерки упорно и зло. Днем и ночью. В зиму и в осень.
Он выстукивал, пока в ответ не пришло: " Понимаю, восемьдесят восемь!.."
Я не знаю, может, все было не так. Может — более обыденно, пресно... Только верю твердо: жил такой чудак! Мне в другое верить неинтересно...
Вот и я молчание не в силах терпеть!
И в холодную небесную просинь сердцем выстукиваю тебе: " Милая! Восемьдесят восемь!.." Слышишь?
Эту цифру я молнией шлю. Мчать ей через горы и реки...
Восемьдесят восемь! Очень люблю. Восемьдесят восемь! Навеки.

Евгений Евтушенко

Она сказала: " Он уже уснул", —
задернув полог над кроваткой сына,
и верхний свет неловко погасила,
и, съежившись, халат упал на стул.

Мы с ней не говорили про любовь.
Она шептала что-то, чуть картавя,
звук " р", как виноградину, катая
за белою оградою зубов.

" А знаешь: я ведь плюнула давно
на жизнь свою. И вдруг так огорошить!
Мужчина в юбке. Ломовая лошадь.
И вдруг — я снова. Смешно? "

Быть благодарным — это был мой долг.
Ища защиты в беззащитном теле,
зарылся я, зафлаженный, как волк,
в доверчивый сугроб ее постели.

Но, как волчонок загнанный, одна,
она в слезах мне щеки обшептала,
и то, что благодарна мне она,
меня стыдом студеным обжигало.

Мне б окружить ее блокадой рифм,
теряться, то бледнея, то краснея,
но женщина! меня! благодарит!
за то, что я! мужчина! нежен с нею!

Как получиться в мире так могло?
Забыв про смысл ее первопричинный,
мы женщину сместили. Мы ее
унизили до равенства с мужчиной.

Какой занятный общества этап,
коварно подготовленный веками:
мужчины стали чем-то вроде баб,
а женщины — почти что мужиками.

О Господи, как сгиб ее плеча
мне вмялся в пальцы голодно и голо
и как глаза неведомого пола
преображались в женские, крича!

Потом их сумрак полузаволок.
Они мерцали тихими свечами...
Как мало надо женщине, — мой Бог! —
чтобы ее за женщину считали.

Евгений Евтушенко

" Я люблю одиночество! "
" Я люблю одиночество! "
В этом крике - души нагота.
Одиночество любят от боли,
но от радости - никогда.
Тишину одиночество дарит,
избавляющую от обид.
Одиночество не ударит,
Одиночество не оскорбит.
Одиночество понимает,
как мужчина не сможет понять.
Одиночество обнимает,
как мужчина не сможет обнять.
Но на голые нервы надето
платье -
всё в раскаленных крючках!
" Я люблю одиночество! "
это
" Мне не больно! " -
под пыткой кричать.
А ведь больно,
так
Господи, больно,
что прижать бы к себе хоть кого,
Одиночество любят тем больше,
чем сильней ненавидят его.
Прокричать ненавистный
подстрочник, застрявший в груди:
" Я люблю одиночество! "
" Я люблю одиночество! " -
А потом прошептать перевод,
беззащитное: " Не уходи! "

Татьяна Красильникова

Теперь не я, а ты на меня смотришь,
С тоской и грустью опуская взгляд.
Зачем любовью дружбу портишь?
Ты веришь в то, что не вернуть назад!

Теперь, как я, ты нежно замираешь,
Заламывая пальцы сильных рук,
На мой вопрос плечами пожимаешь,
Растерянный и полный жутких мук.

Теперь не я, а ты часами меня ищешь
И ждёшь под дверью, от тоски скрипя.
Дрожащею рукой мне письма пишешь
О том, как не нужна тебе весна.

Послушай, может, так не стоит?
Я равнодушна, ну и что с того?
Никто меня теперь не беспокоит.
А от тебя и вовсе мне смешно!

Не обижайся, ну чего ты хочешь?
Неужто мир теперь похож на ад?

Ах, глупый, ты зачем так нежно смотришь,
С тоской и грустью опуская взгляд?

Евгений Евтушенко

Было то свиданье над прудом
кратким, убивающим надежду,
Было понимание с трудом,
потому что столько было между
полюсами разными земли,
здесь, на двух концах одной скамьи,
и мужчина с женщиной молчали
заслонив две разные семьи,
словно две чужих страны, плечами
И она сказала не всерьез,
вполушутку, полувиновато,
" Только разве кончики волос
помнят, как ты гладил их когда-то".
Отведя сближенье как беду,
крик внутри смогла переупрямить:
" Завтра к парикмахеру пойду-
вот и срежу даже эту память".
Ничего мужчина не сказал,
Он поцеловал ей тихо руку,
и пошел к тебе, ночной вокзал, —
к пьяному и грязному, но другу.
И расстались вновь на много лет,
но кричала, словно неизбежность,
рана та, больней которой нет, —
Вечная друг к другу принадлежность.

Владимир Маяковский

Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — кто-то хочет, чтобы они были?
Значит — кто-то называет эти плевочки жемчужиной?
И, надрываясь в метелях полуденной пыли,
врывается к богу, боится, что опоздал,
плачет, целует ему жилистую руку,
просит — чтоб обязательно была звезда! —
клянется — не перенесет эту беззвездную муку!
А после ходит тревожный, но спокойный наружно.
Говорит кому-то:
" Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?! "

Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась
хоть одна
звезда?!

Ир Моррисон

А может быть, под легкою строкой
Скрывается тяжелая усталость?
И кажется, что мир уже не мой,
И видится, что жизнь — такая малость.

А может, я и вовсе не смеюсь,
А слезы несоленые глотаю?
Настужеными связками сорвусь,
А ты и не узнаешь, что рыдаю.

Умело притворюсь, что все равно,
Что небо без тебя не изменилось.
А может, ты не веришь мне давно
И знаешь, что я по уши влюбилась?..

Марина Цветаева

Вы счастливы? — Не скажете! Едва ли!
И лучше — пусть!
Вы слишком многих, мнится, целовали,
Отсюда грусть.

Всех героинь шекспировских трагедий
Я вижу в Вас.
Вас, юная трагическая леди,
Никто не спас!

Вы так устали повторять любовный
Речитатив!
Чугунный обод на руке бескровной —
Красноречив!

Я Вас люблю. — Как грозовая туча
Над Вами — грех —
За то, что Вы язвительны и жгучи
И лучше всех,

За то, что мы, что наши жизни — разны
Во тьме дорог,
За Ваши вдохновенные соблазны
И темный рок,

За то, что Вам, мой демон крутолобый,
Скажу прости,
За то, что Вас — хоть разорвись над гробом! —
Уж не спасти!

За эту дрожь, за то — что — неужели
Мне снится сон? —
За эту ироническую прелесть,
Что Вы — не он.

Роберт Рождественский

Покроется небо
пылинками звезд,
и выгнутся ветки упруго.
Тебя я услышу за тысячу верст.
Мы — эхо,
Мы — эхо,
Мы —
долгое эхо друг друга.

И мне до тебя,
где бы ты не была,
дотронуться сердцем не трудно.
Опять нас любовь за собой позвала.
Мы — нежность,
Мы — нежность.
Мы —
вечная нежность друг друга.

И даже в краю
наползающей тьмы,
за гранью смертельного круга,
я знаю, с тобой не расстанемся мы.
Мы — память,
Мы — память.
Мы —
звездная память друг друга.

Татьяна Красильникова

Ты сегодня со мной смеялся!
Никогда не забуду тот миг,
О котором придумала стих,
Потому что ты мне улыбался!

Ты сегодня со мной шутил!
И обидеть меня боялся,
И тепло так со мной прощался,
Словно ласки и солнца просил!

Ты сегодня не то что вчера!
У тебя будто выросли крылья,
Ты исполнился чувством всесилья,
У тебя загорелись глаза!

Мне казалось, что всё это сон!
Словно я побывала в сказке
В самой радужной, красочной маске
И не слышала голоса звон!

Я хочу, чтоб так было и завтра!
Ну а ты, ты-то хочешь, родной?
Как же грустно и плохо одной!

Ты меня не забыл, ведь правда?

Вова

Мне б только заглянуть в твои глаза,
И там увидеть чувства глубину.
Когда все против будут, буду — за,
Ты только не оставь меня одну.
Мне б только заглянуть в твои глаза,
И я пойму, что есть еще любовь,
Я за тобой пойду, я буду за,
Лишь только быть любимой вновь и вновь.
Мне ничего не надо от других,
Лишь только свет твоих печальных глаз.
Как жить смогу без крепких рук твоих?
Терять, опять терять...в который раз.
И вечер будет горек, как слеза,
И свет померкнет, станет тусклым свет...
Мне б только заглянуть в твои глаза...
...И там найти, найти на все ответ.

Евгений Евтушенко «Одиночество»

Как стыдно одному ходить в кинотеатры
без друга, без подруги, без жены,
где так сеансы все коротковаты
и так их ожидания длинны!
Как стыдно —
в нервной замкнутой войне
с насмешливостью парочек в фойе
жевать, краснея, в уголке пирожное,
как будто что-то в этом есть порочное...
Мы,
одиночества стесняясь,
от тоски
бросаемся в какие-то компании,
и дружб никчемных обязательства кабальные
преследуют до гробовой доски.
Компании нелепо образуются —
в одних все пьют да пьют,
не образумятся.
В других все заняты лишь тряпками и девками,
а в третьих —
вроде спорами идейными,
но приглядишься —
те же в них черты...
Разнообразные формы суеты!
То та,
то эта шумная компания...
Из скольких я успел удрать —
не счесть!
Уже как будто в новом был капкане я,
но вырвался,
на нем оставив шерсть.
Я вырвался!
Ты спереди, пустынная
свобода...
А на черта ты нужна!
Ты милая,
но ты же и постылая,
как нелюбимая и верная жена.
А ты, любимая?
Как поживаешь ты?
Избавилась ли ты от суеты;
И чьи сейчас глаза твои раскосые
и плечи твои белые роскошные?
Ты думаешь, что я, наверно, мщу,
что я сейчас в такси куда-то мчу,
но если я и мчу,
то где мне высадиться?
Ведь все равно мне от тебя не высвободиться!
Со мною женщины в себя уходят,
чувствуя,
что мне они сейчас такие чуждые.
На их коленях головой лежу,
но я не им —
тебе принадлежу...
А вот недавно был я у одной
в невзрачном домике на улице Сенной.
Пальто повесил я на жалкие рога.
Под однобокой елкой
с лампочками тускленькими,
посвечивая беленькими туфельками,
сидела женщина,
как девочка, строга.
Мне было так легко разрешено
приехать,
что я был самоуверен
и слишком упоенно современен —
я не цветы привез ей,
а вино.
Но оказалось все —
куда сложней...
Она молчала,
и совсем сиротски
две капельки прозрачных —
две сережки
мерцали в мочках розовых у ней.
И, как больная, глядя так невнятно
И, поднявши тело детское свое,
сказала глухо:
" Уходи...
Не надо...
Я вижу —
ты не мой,
а ты — ее..."
Меня любила девочка одна
с повадками мальчишескими дикими,
с летящей челкой
и глазами-льдинками,
от страха
и от нежности бледна.
В Крыму мы были.
Ночью шла гроза,
и девочка
под молниею магнийной
шептала мне:
" Мой маленький!
Мой маленький! " —
ладонью закрывая мне глаза.
Вокруг все было жутко
и торжественно,
и гром,
и моря стон глухонемой,
и вдруг она,
полна прозренья женского,
мне закричала:
" Ты не мой!
Не мой! "
Прощай, любимая!
Я твой
угрюмо,
верно,
и одиночество —
всех верностей верней.
Пусть на губах моих не тает вечно
прощальный снег от варежки твоей.
Спасибо женщинам,
прекрасным и неверным,
за то,
что это было все мгновенным,
за то,
что их " прощай! " —
не " до свиданья! ",
за то,
что, в лживости так царственно горды,
даруют нам блаженные страданья
и одиночества прекрасные плоды.

Татьяна Красильникова

Она надо мной издевалась, мама!
Она рассмеялась мне дерзко в лицо!
Стояла напротив, горда и упряма,
Как будто беседу вела с наглецом.

Она на меня разобиделась, мама!
Она не ответила даже, за что!
Грустила и молча меня убивала,
И всё ей казалось безумно смешно.

Она назвала меня, мама, мальчишкой!
Наивным и глупым, не знающим слёз.
А я был, наверное, холоден слишком,
Но я-то подумал, что всё не всерьёз!

Зачем о любви ты мне в детстве читала?
Хватило мне сказок, спасибо, довольно!

Она почему-то заплакала, мама.
И мне отчего-то вдруг сделалось больно…

Леонид Филатов

Всё куда-то я бегу, —
На душе темно и тошно,
У кого-то я в долгу,
У кого — не помню точно.
Всё труднее я дышу,
Но дышу — не умираю,
Всё к кому-то я спешу,
А к кому и сам не знаю.
Ничего, что я один,
Ничего, что я напился,
Где-то я необходим,
Только адрес позабылся.
Ничего, что, я сопя,
Мчусь по замкнутому кругу, —
Я придумал для себя,
Что спешу к больному другу.
Опрокинуться в стогу,
Увидать Кассиопею, —
Вероятно, не смогу,
Вероятно, не успею...

Владимир Ток

Твоим рукам меня не обнимать,
Им больше не иметь подобной власти.
Ну сколько можно сердцу потакать?
И как же оно падко на напасти?

Им больше не держать меня в узде,
Испепеляя взглядом словно спичку.
Я был так предан именно тебе,
А ты меня считала за привычку.

Твоим губам уже не убедить.
И бесполезно врать, что все вернется.
Протерлась без того худая нить
И скоро все на части разорвется.

Посыпется песком из свежих ран,
Меня, как куклу, зашивать придется.
И нас разрежет ровно пополам.
Жестокое, полуденное солнце.

Иннокентий Анненский

Я все простил: простить достало сил,
Ты больше не моя, но я простил.
Он для других, алмазный этот свет,
В твоей душе ни точки светлой нет.

Не возражай! Я был с тобой во сне;
Там ночь росла в сердечной, глубине,
И жадный змей все к сердцу припадал...
Ты мучишься...я знаю...я видал...

Вова

Мы боимся слишком сильных женщин,
Слишком слабых мы не признаем.
Мы боимся в сотый раз обжечься,
Но мечтаем вечно быть вдвоем.
Мы боимся укоризны взглядов
И признаний, жалости, измен.
Но мечтаем, чтобы была рядом
Та, которой не найти замен.
Мы боимся гордых, честных мыслей,
И скучаем, если речь пуста.
С теми, с кем нам скучно — слишком близко,
С теми, кого любим — маета.
С теми, кто нам дорог — слишком мало,
С тем, кто безразличен — день за днем,
Жизнь без страсти, без любви, накала,
Словно бы и вовсе не живем.
Словно бы забыты эти чувства,
Сердце остывает без любви.

И для слишком сильных оно пусто,
Сердце, забывающее чувство,
Сердце, прожигающее дни.

Павел Покровский

Я тебя никому не отдам –
часто мама мне в детстве твердила,
я ершился и ныл, что есть силы,
чтоб сбежать поскорее к друзьям.

Я тебя никому не отдам –
тряс отец, как щенка прижимая,
…так бывает, что мам не бывает…
подрастёшь – догадаешься сам.

Я тебя никому не отдам –
и застыла ладонь на коленях
той, что стала моим вдохновеньем
к самым первым и глупым стихам.

Я тебя никому не отдам -
ты как в день нашей свадьбы прошепчешь,
шмыгнешь носом, прижмёшься покрепче,
ночь как жизнь разделив пополам.

Я тебя никому не отдам –
наша дочка мне плюхнет в подушку,
разозлясь, что мои конопушки
разбрелись у неё по щекам.

Жизнь порой посылает к чертям,
но когда мне становится плохо –
есть слова, что мешают мне сдохнуть, -
… я тебя никому не отдам…

Алексей Шмелёв

Ты заметил, как потускнели её глаза?
Странное дело: будто кто-то выпил из них весь свет.

В её взгляде, вмещавшем в себя
переполненный зрительный зал,
теперь с трудом помещается офисный кабинет…

Только прошу: не бери в привычку судить людей.
Под водку об этом можно вздыхать часами.

Ты и сам не заметишь,
как девочка с солнцем в глазах подойдёт к тебе
и спросит: «Приятель, что стало с твоими глазами?»

Максимилиан Волошин

Если сердце горит и трепещет,
Если древняя чаша полна... —
Горе! Горе тому, кто расплещет
Эту чашу, не выпив до дна.

В нас весенняя ночь трепетала,
Нам таинственный месяц сверкал..
Не меня ты во мне обнимала,
Не тебя я во тьме целовал.

Нас палящая жажда сдружила,
В нас различное чувство слилось:
Ты кого-то другого любила,
И к другой мое сердце рвалось.

Запрокинулись головы наши,
Опьянялись мы огненным сном,
Расплескали мы древние чаши,
Налитые священным вином.

Александр Вертинский

Как хорошо без женщин, без фраз,
Без горьких слов и сладких поцелуев,
Без этих милых слишком честных глаз,
Которые вам лгут и вас еще ревнуют!

Как хорошо без театральных сцен,
Без длинных " благородных" объяснений,
Без этих истерических измен,
Без этих запоздалых сожалений.

И как смешна нелепая игра,
Где проигрыш велик, а выигрыш - ничтожен,
Когда партнеры ваши - шулера,
А выход из игры уж невозможен.

Как хорошо с приятелем вдвоем
Сидеть и тихо пить простой шотландский виски
И, улыбаясь, вспоминать о том,
Что с этой дамой вы когда-то были близки.

Как хорошо проснуться одному
В своем веселом холостяцком " флете"
И знать, что вам не нужно никому
Давать отчеты, никому на свете!

А чтобы проигрыш немного отыграть,
С ее подругою затеять флирт невинный
И как-нибудь уж там постраховать
Простое самолюбие мужчины.

Артюр Рембо

Роман

I

Серьезность не к лицу, когда семнадцать лет...
Однажды вечером прочь кружки и бокалы,
И шумное кафе, и люстры яркий свет!
Бродить под липами пора для вас настала.

В июне дышится под липами легко,
И хочется закрыть глаза, так все красиво!
Гул слышен города — ведь он недалеко, —
А в ветре — аромат и зелени, и пива.

II

Там замечаешь вдруг лоскут над головой,
Лоскут темнеющего неба в обрамленье
Ветвей, увенчанных мигающей звездой,
Что с тихим трепетом замрет через мгновенье.

Июнь! Семнадцать лет! Цветущих веток сок —
Шампанское, чей хмель пьянит ваш разум праздный,
А на губах у вас, как маленький зверек,
Трепещет поцелуй, и ваша речь бессвязна.

III

В плену робинзонад безумная душа...
Но вот мадмуазель, что кажется всех краше,
Под бледным фонарем проходит не спеша,
И тенью движется за ней ее папаша.

Она находит вас наивным и тотчас
От вас отводит взгляд и несколько картинно
Прочь удаляется, а на устах у вас
Нераспустившаяся вянет каватина.

IV

Вы страстно влюблены. Уж август за окном.
Она над вашими сонетами хохочет.
Друзья от вас ушли. Вам грустно, А потом
Она своим письмом вас осчастливить хочет.

В тот вечер... вы в кафе идете, яркий свет
Там ожидает вас, и кружки, и бокалы...
Серьезность не к лицу, когда семнадцать лет
И липы созерцать пора для вас настала.

Елена Бедретдинова

Он убегал, в него стреляли люди,
Проваливаясь лапой в рыхлый снег.
Волк твёрдо знал: спасения не будет,
И зверя нет страшней, чем человек.
А в этот миг за сотни километров,
Был в исполненье смертный приговор:
Девчонка малолетняя там где-то
Уже четвёртый делала аборт.
Малыш кричал, но крик никто не слушал.
Он звал на помощь: «Мамочка, постой!
Ты дай мне шанс, чтобы тебе быть нужным!
Дай мне возможность жить! Ведь я живой!»
А волк бежал, собаки глотку рвали…
Кричали люди пьяные в лесу.
Его уже почти совсем догнали…
Волк вскинул морду и смахнул слезу.
Малыш кричал, слезами заливаясь…
Как страшно не родившись умереть!
И от железки спрятаться пытаясь,
Мечтал в глаза он маме посмотреть.
Вот только «маме» этого не нужно.
Не модно стало, видите ль, рожать…
Она на глупость тратит свою душу
Своих детей «не в падлу» убивать.
А волк упал без сил… так было надо,
Он от волчицы варваров увёл.
Одна она с волчатами осталась,
Когда он на себя взял приговор.
Собаки рвали в клочья его тело,
Но только душу волчью не порвать!
Душа его счастливой мчалась в небо
Ради детей есть смысл умирать!
И кто, скажите, зверь на самом деле?
И почему противен этот век?
А просто человечнее нас звери
И зверя нет страшней, чем человек!

Н. Хаткина

Надо посуду вымыть, а тянет разбить.
Это отчаянье, Господи, а не лень.
Как это трудно, Господи, - век любить.
Каждое утро, Господи, каждый день.

Был сквозь окно замерзшее виден рай,
тусклым моченым яблоком манила зима.
Как я тогда просила: " Господи, дай! "
- На, - отвечал, - только будешь нести сама.

Зинаида Гиппиус, Противоречия, 1903

Тихие окна, черные...
Дождик идет шепотом...
Мысли мои — непокорные.
Сердце полно — ропотом.

Падают капли жаркие
Робко, с мирным лепетом.
Мысли — такие яркие...
Сердце полно — трепетом.

Травы шепчутся сонные...
Нежной веет скукою...
Мысли мои — возмущенные,
Сердце горит — мукою...

И молчанье вечернее,
Сонное, отрадное,
Ранит еще безмернее
Сердце мое жадное..

Можно мне не умирать, а?
Юля, 1 кл.

Почему весной, когда вечером Ты включаешь на небе звезды и дуешь на Землю теплый ветер и вокруг тихо-тихо, мне иногда хочется плакать?
Наташа, 2 кл.

Как это: на все воля божья?! И на лето, и на мамину болезнь, и на войну?
Марат, 2 кл.

Ладно, Христос страдал ради людей, а ради чего страдают люди?
Гриша, 4 кл.

А когда на Земле стреляют, Ты что, не слышишь, Господи?
Валера, 2 кл

Почему люди вначале влюбляются, а потом тихо плачут?
Андрей, 4 кл.

Почему Ты одним помогаешь, а мне нет?
Алик, 2 кл.

Зачем человека растили годами, а потом бац - и он уже мертв?
Вася, 2 кл.

Ну, а теперь Ты бы создал во второй раз человека?
Олег, 3 кл.

На Земле столько бед и страданий, чтоб людям не жалко было умирать?
Игорь, 4 кл.

Почему Ты на Земле все допускаешь?
Адик, 4 кл.

Для чего нужна жизнь, а если она нужна, зачем люди умирают?
Костя, 2 кл.

Почему у нас дома такая собачья жизнь, что ни одна кошка не приживается?
Андрей, 4 кл.

Я родился, глянул, а мир уже такой злой, жестокий.
Андрей, 4 кл

А мы не игрушки Твои?
Саша, 2 кл.

За что я родилась некрасивой?
Катя, 4 кл.

Почему Ты сотворил мир таким, что когда мама порвет колготки, она плачет?
Вита, 2 кл.

Пожалуйста, сделай жизнь проще.
Павел, 4 кл.

Сделай так, чтоб на Земле сломалось все оружие.
Костя, 4 кл.

Господи, я хочу умереть не больно.
Таня, 4 кл.

Сделай, чтоб мама и папа помирились. Боженька, помоги, я курить брошу.
Юра, 3 кл

Я бы хотела, чтоб мой день рождения был не раз в году, а пять. Не из-за подарков. Просто больше раз я бы видела папу.
Нина, 2 кл.

Отпусти, пожалуйста, на Новый год ко мне бабушку.
Рая, 2 кл.

Ты обещал защищать слабых, обиженных, что-то я это не чувствую.
Рома, 3 кл.

Открой нам нас.
Вова, 4 кл.

Подари мне жизнь.
Стасик, 1 кл.

Ведь Ты же есть в каждом человеке, так что, пожалуйста, расскажи ей, как она мне нравится. Сам я стесняюсь.
Коля, 3 кл

Спасай людей не от грехов, а от одиночества.
Сергей, 3 кл.

Я написал стихи. Они стыдные. Я их никому не показывал, но Тебе, Боженька, я покажу. Вот они.
Взрослые плачут слезами.
Взрослые плачут глазами.
Маленькие плачут сердцем,
Маленькие плачут жизнью.
Но если взрослый плачет, как маленький,
Значит, он и правда плачет.
Марик, 4 кл.

Был на кладбище, и меня потряс один памятник. Черный большой камень, на нем высечено одно слово: “Мама”. И все.
Ваня, 4 кл.

Ну вот, смотри, мы учимся, учимся, а зачем нам так страдать, если мы все равно умрем и знания наши пропадут.
Федя, 4 кл

А Ты хитрый, вначале позволяешь человеку согрешить, затем он покается, и Ты его прощаешь. Получается, Ты всегда добрый.
Ловко.
Толик, 4 кл

Как это страшно, если может не наступить завтра.
Лева, 1 кл

Знаешь, хоть мне кажется, что души у меня нет, но иногда она все-таки побаливает.
Рома, 2 кл.

Послушай, жизнь нам дают родители, а отнимаешь ее Ты.
Эрна, 2 кл.

Почитаешь, Господи, на кладбище надписи на памятниках, и задумаешься, а где же похоронены плохие люди.
Олег, 4 кл.

Когда же придет во второй раз Иисус Христос? Надо же чтоб люди подготовились, а то будет, как в первый его приход.
Алина, 4 кл.

А я ведь каждую секундочку умираю.
Паша, 1 кл.

Цветы у Тебя получились лучше, чем человек.
Галя, 4 кл.

Каждое утро я хороню вчерашний день. Ведь он ушел от меня навсегда.
Аркадий, 3 кл.

Иосиф Бродский, Любовь, 1971

Я дважды пробуждался этой ночью
и брел к окну, и фонари в окне,
обрывок фразы, сказанной во сне,
сводя на нет, подобно многоточью
не приносили утешенья мне.

Ты снилась мне беременной, и вот,
проживши столько лет с тобой в разлуке,
я чувствовал вину свою, и руки,
ощупывая с радостью живот,
на практике нашаривали брюки

и выключатель. И бредя к окну,
я знал, что оставлял тебя одну
там, в темноте, во сне, где терпеливо
ждала ты, и не ставила в вину,
когда я возвращался, перерыва

умышленного. Ибо в темноте —
там длится то, что сорвалось при свете.
Мы там женаты, венчаны, мы те
двуспинные чудовища, и дети
лишь оправданье нашей наготе.

В какую-нибудь будущую ночь
ты вновь придешь усталая, худая,
и я увижу сына или дочь,
еще никак не названных, — тогда я
не дернусь к выключателю и прочь

руки не протяну уже, не вправе
оставить вас в том царствии теней,
безмолвных, перед изгородью дней,
впадающих в зависимость от яви,
с моей недосягаемостью в ней.

Александр Блок

Пристал ко мне нищий дурак,
Идет по пятам, как знакомый.
«Где деньги твои?» — «Снес в кабак». —
«Где сердце?» — «Закинуто в омут».

«Чего ж тебе надо?» — «Того,
Чтоб стал ты, как я, откровенен,
Как я, в униженьи, смиренен,
А больше, мой друг, ничего». —

«Что лезешь ты в сердце чужое?
Ступай, проходи, сторонись!» —
«Ты думаешь, милый, нас двое?
Напрасно: смотри, оглянись…»

И правда (ну, задал задачу!),
Гляжу — близ меня никого…
В карман посмотрел — ничего…
Взглянул в свое сердце… и пла́ чу.

Без Имени

я умер прошлою весной, как раз перед закатом.
но всем казалось что живой, не замечая факта.
угас мой юношеский взор, не нужно сожалений
и разговоры по душам, уже без откровений.

я ненавижу солнца свет, ведь он меня не греет.
уж лучше ночью песни петь от жуткого похмелья.
я ненавижу оптимизм — их радостные лица!
и Маяковский говорил: уж лучше застрелиться..

Владимир Маяковский

Все меньше любится,
все меньше дерзается,
и лоб мой
время
с разбега крушит.
Приходит
страшнейшая из амортизаций —
амортизация
сердца и души.

Александр Блок

И я любил. И я изведал
Безумный хмель любовных мук,
И пораженья, и победы,
И имя: враг; и слово: друг.

Их было много... Что я знаю?
Воспоминанья, тени сна...
Я только странно повторяю
Их золотые имена.

Их было много. Но одною
Чертой соединил их я,
Одной безумной красотою,
Чье имя: страсть и жизнь моя.

И страсти таинство свершая,
И поднимаясь над землей,
Я видел, как идет другая
На ложе страсти роковой...

И те же ласки, те же речи,
Постылый трепет жадных уст,
И примелькавшиеся плечи...
Нет! Мир бесстрастен, чист и пуст!

И, наполняя грудь весельем,
С вершины самых снежных скал
Я шлю лавину тем ущельям,
Где я любил и целовал!

Татьяна Красильникова

Прочитай письмо, не могу в стихах!
(Не хватает тебя для слога).
Упустил любовь, потерял в песках,
И теперь мне одна дорога.

Ты меня ждала.. (Неужели год?)
Или больше? Ах, в общем, много!
Не подумал я про такой исход,
Не сломала меня тревога.

Я теперь один, я теперь больной,
И теперь мне никто не нужен…
Только ты, пойми! Не хочу с другой —
Будет хуже, поверь мне, хуже!

Оглянись назад — за тобой бегу,
Спотыкаясь, рыдая, плача!
Умираю, друг, не губи, прошу,
Мои слёзы хоть что-то значат!

Не ценил тебя, равнодушен был —
Что поделать? Не знал я боли!
А потом тебя я совсем забыл —
Своё сердце держал в неволе!

Моё солнце, свет, что же слёзы льёшь?
Что молчишь ты? Скажи хоть слово!
Говорили мне, ты кого-то ждёшь…
Человека тебе родного?

Я теперь никто, ухожу, прощай!
Не письмо — лишь души остатки!

Ты его сожги. И не прочитай.
(Убегаю я без оглядки)…

Ада Гердн

Небо. Его так много,
Что страшно ходить по земле.
Кончается где-то дорога,
Ведущая только к тебе.

Не больно и не одиноко
Реальность прятать во сне,
А небо — его ведь много,
Пусть страшно ходить по земле.

Иосиф Бродский

Как хорошо, что некого винить,
Как хорошо, что ты никем не связан,
Как хорошо, что до смерти любить
Тебя никто на свете не обязан.

Александр Блок

Жизнь медленная шла, как старая гадалка,
Таинственно шепча забытые слова.
Вздыхал о чем-то я, чего-то было жалко,
Какою-то мечтой горела голова.
Остановясь на перекрестке, в поле,
Я наблюдал зубчатые леса.
Но даже здесь, под игом чуждой воли,
Казалось, тяжки были небеса.
И вспомнил я сокрытые причины
Плененья дум, плененья юных сил.
А там, вдали — зубчатые вершины
День отходящий томно золотил...
Весна, весна! Скажи, чего мне жалко?
Какой мечтой пылает голова?
Таинственно, как старая гадалка,
Мне шепчет жизнь забытые слова.

Роберт Рождественский «О разлуке»

Ты ждешь его
теперь,
когда
Вернуть его назад нельзя...
Ты ждешь.
Приходят
поезда,
на грязных
спинах
принося
следы дорожных передряг,
следы стремительных
дождей...
И ты,
наверно, час подряд
толкаешься среди людей.
Зачем его здесь ищешь ты —
в густом водовороте слов,
кошелок,
ящиков,
узлов,
среди вокзальной
суеты,
среди приехавших
сюда счастливых,
плачущих навзрыд?..
Ты ждешь.
Приходят поезда.
Гудя,
приходят поезда...
О нем
никто не говорит.
И вот уже не он,
а ты,
как будто глянув с
высоты,
все перебрав в
своей душе,
все принимая,
все терпя,
ждешь,
чтобы он простил тебя.
А может,
нет его уже...
Ты слишком поздно поняла,
как
он тебе необходим.
Ты поздно поняла,
что с ним
ты во сто крат сильней
была...
Такая тяжесть на плечах,
что сердце
сплющено в
груди...
Вокзал кричит,
дома кричат:
«Найди его!
Найди!
Найди!»
Нет тяжелее ничего,
но ты стерпи,
но ты снеси.
Найди его!
Найди его.
Прощенья у него
проси.

Эдуард Асадов

Одни называют ее чудачкой
И пальцем на лоб — за спиной, тайком.
Другие — принцессою и гордячкой,
А третьи просто синим чулком.

Птицы и те попарно летают,
Душа стремится к душе живой.
Ребята подруг из кино провожают,
А эта одна убегает домой.

Зимы и весны цепочкой пестрой
Мчатся, бегут за звеном звено...
Подруги, порой невзрачные просто,
Смотришь — замуж вышли давно.

Вокруг твердят ей: — Пора решаться.
Мужчины не будут ведь ждать, учти!
Недолго и в девах вот так остаться!
Дело-то катится к тридцати...

Неужто не нравился даже никто? —
Посмотрит мечтательными глазами:
— Нравиться нравились. Ну и что? —
И удивленно пожмет плечами.

Какой же любви она ждет, какой?
Ей хочется крикнуть: " Любви-звездопада!
Красивой-красивой! Большой-большой!
А если я в жизни не встречу такой,
Тогда мне совсем никакой не надо! "

Арчет

По желтой дороге, в стоптанных башмаках
шла девочка Ната-со-шрамами-на-руках,
Алиса-безумица, первая-сказка-Кейт,
шла Йеннифер-будто-бы-сделанная-из-флейт.

У девочки этой было полно имен,
и куча званий-регалий, и, запылен,
заплечный тубус всегда зацеплял цевье
при каждом шаге её.

Шла девочка лесом, через восток и юг,
на север, на запад, и сделав огромный крюк,
всегда возвращалась, ружье свое волоча,
к дороге из пыльного желтого кирпича.

У девочки жизни, похожие на войну.
Сидит Дровосек, а Cтрашила давно в плену.
Тотошка подох. Съебался Трусливый Лев,
от смелости окончательно обнаглев.

Да только она не умела сидеть и ждать.
Ну да. Не уйти. И, тем более, не сбежать.
Запнется, упрется, напьется и вспомнит - " Элли..."

Кому нужны Изумрудные цитадели?

Кому нужны в результате мозги и сердце?

Кому отвага?

Дорога стирает берцы.
И вьется и гнется, и крутится, и виляет.
Дорога ведёт.
А Элли идет.
Стреляет.

Евгений Агранович

Любовь стараясь удержать,
Как шпагу держим мы ее:
Один — рукой за рукоять,
Другой — рукой за остриё.
Любовь пытаясь оттолкнуть,
Как шпагой, давим мы вдвоем,
Один — эфесом другу в грудь.
Другой — под сердце острием.
И тот, кто лезвие рукой
Уже не в силах удержать,
Когда-нибудь любви другой
Спокойно примет рукоять.
И рук, сжимающих металл,
Ему ничуть не будет жаль,
Как-будто сам не испытал,
Как режет сталь, как режет сталь.

Сюзанна Асадова

Марсель и Пруст
(стихи о нелюбви)

Зачем Пруст носит крестик на груди?
когда в груди у Пруста нет ни йоты Бога.
Марсель его молила слезно-отпусти,
а он ей-не дождешься, милая, буду держать до гроба!

Зачем Пруст всем твердит как он бесстрашен и силен,
ведь у него нет сил даже признать как он ничтожен.
он ей кричал - Марсель, о как же я влюблен!
она ему шептала - Пруст, да быть того не может!

В загашнике у Пруста было много сладких слов.
Марсель давно не верила в слова, но слепо доверяла Прусту.
поддавшись тяжести его увесистых оков,
она погрязла в омуте губительного чувства.

Он при себе всегда носил кинжал
затем, что в сердце затаились ненависть и злоба.
Но он не лгал, до гроба он Марсель держал
Пруст сам, смеясь, над ней захлопнул крышку гроба!

Сюзанна Асадова

Никогда никого не вини!
никогда ничего не бойся!
на краю безнадежной любви
ты присядь, отдышись, успокойся.

никогда ни о чем не жалей,
то что пройдено-все не за зря.
без ошибок не стать нам мудрей,
без синиц не поймать журавля.

никогда не пугайся терять.
знай, что лучшее ждет впереди.
ну а время не будет ждать,
ты со временем в ногу иди!

но и все ж никого не забудь,
кто остался стоять на пути.
как бы ни был извилист твой путь
ты с него никогда не сходи.

о подарках судьбу не проси,
но на Бога вседа уповай.
если выдержать хватит сил,
обретешь свой потерянный рай!

Вячеслав Иванов

В ней что-то неизвестное мне ранее,
Необъяснимое, но близкое, родное….
Невероятной силы обаяние
И что-то детское, наивное, смешное…
Мы с ней друзья… Друзья? Наверное…
Пусть недосказанность осталась в каждом слове.
В ней что-то властное, глубокое, безмерное
И что-то нежное… забытое…. былое…
Она пришла ко мне из снов несбывшихся.
Ее придумал я? Быть может, так и было.
Мне отовсюду голос тихий слышится, -
Она зовет меня…зовет меня любимым…

Иосиф Бродский

Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером
подышать свежим воздухом, веющим с океана.
Закат догорал в партере китайским веером,
и туча клубилась, как крышка концертного фортепьяно.

Четверть века назад ты питала пристрастье к люля и к финикам,
рисовала тушью в блокноте, немножко пела,
развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком
и, судя по письмам, чудовищно поглупела.

Теперь тебя видят в церквях в провинции и в метрополии
на панихидах по общим друзьям, идущих теперь сплошною
чередой; и я рад, что на свете есть расстоянья более
немыслимые, чем между тобой и мною.

Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь — человеку нужна, как минимум,
еще одна жизнь. И я эту долю прожил.

Повезло и тебе: где еще, кроме разве что фотографии,
ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела, глумлива?
Ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии.
Я курю в темноте и вдыхаю гнилье отлива.

Галечка Титова

Где ты бродишь, моя хулиганка?
С кем ты ночи проводишь теперь?
Что сейчас у тебя за приманка?
Скольких ловишь на страхе потерь?

Скольким даришь пустые надежды?
Скольким лестью ласкаешь сердца?
Буду верить, ты та же, как прежде,
Та, чьего не забыть мне лица...

С кем теперь ты воюешь, малышка,
За свое «я решу все сама»?
Кто теперь тот несчастный мальчишка,
Хитрым взглядом сведенный с ума?

Для кого ты теперь, моя радость,
Стала смыслом всех будущих дней?
Знал бы он, как же мало осталось
Называть тебя нежно своей.

Знал бы он, скольких ты погубила.
Знал бы он, как потом без тебя.
И какая нужна будет сила,
Выжить так безответно любя...

Н. Гумилёв
Любовники

Любовь их душ родилась возле моря,
В священных рощах девственных наяд,
Чьи песни вечно-радостно звучат,
С напевом струн, с игрою ветра споря.

Великий жрец… страннее и суровей
Едва ль была людская красота,
Спокойный взгляд, сомкнутые уста
И на кудрях повязка цвета крови.

Когда вставал туман над водной степью,
Великий жрец творил святой обряд,
И танцы гибких, трепетных наяд
По берегу вились жемчужной цепью.

Средь них одной, пленительней, чем сказка,
Великий жрец оказывал почет.
Он позабыл, что красота влечет,
Что опьяняет красная повязка.

И звезды предрассветные мерцали,
Когда забыл великий жрец обет,
Ее уста не говорили «нет»,
Ее глаза ему не отказали.

И, преданы клеймящему злословью,
Они ушли из тьмы священных рощ
Туда, где их сердец исчезла мощь,
Где их сердца живут одной любовью.

Татьяна Красильникова

Я с каждым днём бездушней становлюсь.
Ты тянешь мне ладонь — и в ней тепло,
Заглядываешь бережно в лицо,
.
А я тебя расстраивать боюсь.

Ты смотришь мне в глаза — немой вопрос,
Ты пальцы мнёшь, ты силишься понять,
Откуда столько холода опять…
.
А я пьяна от запаха волос!

А я пьяна — от взгляда твоего,
От искренних, горячих твоих слов,
Я таю — потому, что есть любовь!
.
Но только у тебя. Во мне — ничто.

Во мне, быть может, тоже был огонь —
Но он потух, остался только дым.
Ты раньше мне казался молодым!
.
Сейчас ты старец, тянущий ладонь.

Ты мудрым стал! Взрослее, чем тогда —
Мужчина, а внутри тебя малыш,
Мальчишка, несмышлёныш и глупыш…
.
В которого была я влюблена!

Влюблённость — но уж точно не любовь!
Твой запах, голос, взгляд — а не душа…
(Душа такому чувству не нужна).
.
Но это чувство — почва для стихов.

Но это чувство — всем поэтам соль.
.
Я знаю, ты попробуешь простить
Девчушку, не способную любить,
Сумевшую зато всех убедить,
Что знала раздирающую боль.

Эдуард Асадов

Когда мне встречается в людях дурное,
То долгое время я верить стараюсь,
Что это скорее всего напускное,
Что это случайность. И я ошибаюсь.

И, мыслям подобным ища подтвержденья,
Стремлюсь я поверить, забыв про укор,
Что лжец, может, просто большой фантазер,
А хам, он, наверно, такой от смущенья.

Что сплетник, шагнувший ко мне на порог,
Возможно, по глупости разболтался,
А друг, что однажды в беде не помог,
Не предал, а просто тогда растерялся.

Я вовсе не прячусь от бед под крыло.
Иными тут мерками следует мерить.
Ужасно не хочется верить во зло,
И в подлость ужасно не хочется верить!

Поэтому, встретив нечестных и злых,
Нередко стараешься волей-неволей
В душе своей словно бы выправить их
И попросту " отредактировать", что ли!

Но факты и время отнюдь не пустяк.
И сколько порой ни насилуешь душу,
А гниль все равно невозможно никак
Ни спрятать, ни скрыть, как ослиные уши.

Ведь злого, признаться, мне в жизни моей
Не так уж и мало встречать доводилось.
И сколько хороших надежд поразбилось,
И сколько вот так потерял я друзей!

И все же, и все же я верить не брошу,
Что надо в начале любого пути
С хорошей, с хорошей и только с хорошей,
С доверчивой меркою к людям идти!

Пусть будут ошибки (такое не просто),
Но как же ты будешь безудержно рад,
Когда эта мерка придется по росту
Тому, с кем ты станешь богаче стократ!

Пусть циники жалко бормочут, как дети,
Что, дескать, непрочная штука - сердца...
Не верю! Живут, существуют на свете
И дружба навек, и любовь до конца!

И сердце твердит мне: ищи же и действуй.
Но только одно не забудь наперед:
Ты сам своей мерке большой соответствуй,
И все остальное, увидишь, - придет!

Иосиф Бродский

О если бы птицы пели и облака скучали,
и око могло различать, становясь синей,
звонкую трель преследуя, дверь с ключами
и тех, кого больше нету нигде, за ней.

А так — меняются комнаты, кресла, стулья.
И всюду по стенам то в рамке, то так — цветы.
И если бывает на свете пчела без улья
с лишней пыльцой на лапках, то это ты.

О если б прозрачные вещи в густой лазури
умели свою незримость держать в узде
и скопом однажды сгуститься — в звезду, в слезу ли —
в другом конце стратосферы, потом — везде.

Но, видимо, воздух — только сырьё для кружев,
распятых на пяльцах в парке, где пасся царь.
И статуи стынут, хотя на дворе — бесстужев,
казнённый потом декабрист, и настал январь.

Анна Ахматова

Все отнято: и сила, и любовь.
В немилый город брошенное тело
Не радо солнцу. Чувствую, что кровь
Во мне уже совсем похолодела.

Веселой Музы нрав не узнаю:
Она глядит и слова не проронит,
А голову в веночке темном клонит,
Изнеможенная, на грудь мою.

И только совесть с каждым днем страшней
Беснуется: великой хочет дани.
Закрыв лицо, я отвечала ей...
Но больше нет ни слез, ни оправданий.

Фёдор Сологуб

Живи и верь обманам,
И сказкам, и мечтам.
Твоим душевным ранам
Отрадный в них бальзам.

И жизни переменной
Нектар кипучий пей,
Напиток сладкопенный
Желаний и страстей.

За грани жизни дольной
Очей не устремляй
И мыслью своевольной
Природы не пытай.

Вещают тайну тени.
Для смелого ума
В них смертные ступени,
Предсказанная тьма.

О смертный, верь обманам,
И сказкам, и мечте.
Дивись мирским туманам,
Как вечной красоте.

Владимир Маяковский

Протестую!

Я
ненавижу
человечье устройство,
ненавижу организацию,
вид
и рост его.
На что похожи
руки наши?..
Разве так
машина
уважаемая
машет?..
Представьте,
если б
шатунов шатия
чуть что —
лезла в рукопожатия.
Я вот
хожу
весел и высок.
Прострелят,
и конец —
не вставишь висок.
Не завидую
ни Пушкину,
ни Шекспиру Биллю.
Завидую
только
блиндированному, автомобилю.
Мозг
нагрузишь
до крохотной нагрузки,
и уже
захотелось
поэзии...
музыки...
Если б в понедельник
паровозы
не вылезли, болея
с перепоя,
в честь
поэтического юбилея...
Даже если
не брать уродов,
больных,
залегших
под груду одеял, —
то даже
прелестнейший
тов. Родов
тоже
еще для Коммуны не идеал.
Я против времени,
убийцы вороватого.
Сколькие
в землю
часами вогнаны.
Почему
болезнь
сковала Арватова?
Почему
безудержно
пишут Коганы?
Довольно! —
зевать нечего:
переиначьте
конструкцию
рода человечьего!
Тот человек,
в котором
цистерной энергия —
не стопкой,
который
сердце
заменил мотором,
который
заменит
легкие — топкой.
Пусть сердце,
даже душа,
но такая,
чтоб жила,
паровозом дыша,
никакой
весне
никак не потакая.
Чтоб утром
весело
стряхнуть сон.
Не о чем мечтать,
гордиться нечего.
Зубчиком
вхожу
в зубчатое колесо
и пошел
заверчивать.
Оттрудясь,
развлекаться
не чаплинской лентой,
не в горелках резвясь,
натыкаясь на грабли, —
отдыхать,
в небеса вбегая ракетой.
Сам начертил
и вертись в параболе.

Константин Бальмонт

Я насмерть поражён своим сознаньем,
Я ранен в сердце разумом моим.
Я неразрывен с этим мирозданьем,
Я создал мир со всем его страданьем.
Струя огонь, я гибну сам, как дым.

И, понимая всю обманность чувства,
Игру теней, рождённых в мире мной,
Я, как поэт, постигнувший искусство,
Не восхищён своею глубиной.

Я сознаю, что грех, и тьма во взоре,
И топь болот, и синий небосклон —
Есть только мысль, есть призрачное море,
Я чувствую, что эта жизнь есть сон.

Но, видя в жизни знак безбрежной воли,
Создатель, я созданьем не любим.
И, весь дрожа от нестерпимой боли,
Живя у самого себя в неволе,
Я ранен насмерть разумом моим.

Иосиф Бродский, Июльское интермеццо, 1961

Девушки, которых мы обнимали,
с которыми мы спали,
приятели, с которыми мы пили,
родственники, которые нас кормили и все покупали,
братья и сестры, которых мы так любили,
знакомые, случайные соседи этажом выше,
наши однокашники, наши учителя, — да, все вместе, —
почему я их больше не вижу,
куда они все исчезли.

Приближается осень, какая по счету, приближается осень,
новая осень незнакомо шумит в листьях,
вот опять предо мною проезжают, проходят ночью,
в белом свете дня красные, неизвестные мне лица.
Неужели все они мертвы, неужели это правда,
каждый, который любил меня, обнимал, так смеялся,
неужели я не услышу издали крик брата,
неужели они ушли,
а я остался.

Здесь, один, между старых и новых улиц,
прохожу один, никого не встречаю больше,
мне нельзя входить, чистеньких лестниц узость
и чужие квартиры звонят над моей болью.

Ну, звени, звени, новая жизнь, над моим плачем,
к новым, каким по счету, любовям привыкать, к потерям,
к незнакомым лицам, к чужому шуму и к новым платьям,
ну, звени, звени, закрывай предо мною двери.

Ну, шуми надо мной, своим новым, широким флангом,
тарахти подо мной, отражай мою тень
своим камнем твердым,
светлым камнем своим маячь из мрака,
оставляя меня, оставляя меня
моим мертвым.

Зинаида Гиппиус, К пруду, 1895

Не осуждай меня, пойми:
Я не хочу тебя обидеть,
Но слишком больно ненавидеть, —
Я не умею жить с людьми.

И знаю, с ними — задохнусь.
Я весь иной, я чуждой веры.
Их ласки жалки, ссоры серы…
Пусти меня! Я их боюсь.

Не знаю сам, куда пойду.
Они везде, их слишком много…
Спущусь тропинкою отлогой
К давно затихшему пруду.

Они и тут — но отвернусь,
Следов их наблюдать не стану,
Пускай обман — я рад обману…
Уединению предаюсь.

Вода прозрачнее стекла
Над ней и в ней кусты рябины.
Вдыхаю запах бледной тины…
Вода немая умерла.

И неподвижен тихий пруд…
Но тишине не доверяю,
И вновь душа трепещет, — знаю,
Они меня и здесь найдут.

И слышу, кто-то шепчет мне:
«Скорей, скорей! Уединение,
Забвение, освобождение —
Лишь там…внизу…на дне…на дне…»

Когда-нибудь Ты вспомнишь обо Мне.
Закончатся дела, поездки, встречи,
Замрёт Душа, как бабочка в огне,
И ничего от грусти не излечит.

Когда-нибудь Ты вспомнишь обо Мне.
Рассвет угрюмый выстудит все звуки,
Застынет дождь слезами на окне,
И сдавят Сердце горестные муки.

Когда-нибудь Ты вспомнишь обо Мне.
И лето вдруг покажется зимою,
И холод тонкой струйкой по спине,
И боль потерь свинцовой серой мглою.

Когда-нибудь Ты вспомнишь обо Мне.
Рассыплется мечта в хрусталь бездушный,
И с каждым мигом... будет всё больней...
Царапать память... нежностью ненужной.

Когда-нибудь Ты вспомнишь обо Мне.
Закончатся дела, поездки, встречи.
И в жуткой нестерпимой... тишине...
Ты вдруг захочешь сделать вздох,
а нечем...

Александр Блок

Земное сердце стынет вновь,
Но стужу я встречаю грудью.
Храню я к людям на безлюдьи
Неразделенную любовь.

Но за любовью — зреет гнев,
Растет презренье и желанье
Читать в глазах мужей и дев
Печать забвенья иль избранья.

Пускай зовут: Забудь, поэт!
Вернись в красивые уюты!
Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!
Уюта — нет. Покоя — нет.

Гийом Аполлинер

У меня в этот вечер душа подобна пустому окопу
Бездонная яма в которую падаешь падаешь падаешь без конца
И не за что уцепиться
И в бездонном паденье меня окружают чудовища
Бог весть откуда и рвущие сердце
Эти монстры я думаю детища жизни особого рода
жизни исторгнутой будущим тем черновым все еще
не возделанным низким и пошлым грядущим
Там в бездонном окопе души нет ни солнца
ни искорки света
Это только сегодня этим вечером только сегодня
К счастью только сегодня
Ибо в прочие дни я с тобой ты со мно
Ибо в прочие дни я могу в одиночестве в этих
кошмарах
Утешаться твоей красотой
Представляя ее предъявляя ее восхищенной вселенной
А потом я опять начинаю твердить себе все мол
впустую
Для твоей красоты не хватает мне чувства
И слов
Оттого и бесплоден мой вкус мой порыв к красоте
Существуешь ли ты
Или просто я выдумал нечто и вот называю любовью
То чем я населяю свое одиночество
Может так же ты мною придумана как те богини
которых себе в утешенье придумали греки
О богиня моя обожаю тебя даже если твой образ
всего лишь придумал и я

Ася Гамина

очертила вокруг себя круг -
недосягаемая зона,
сфера, где дышать могу только я.
не люблю тебя,
как обычные люди,
что толкуют о чувствах,
бренно создавая комфорт
и растворяясь в вечности,
но я люблю тебя,
одиноко и абсолютно тихо,
словно портрет 18 века.
мне достаточно
фантазии,
чтоб прикоснуться к губам
и не отпускать.никогда.

Николай Гумилев

Жираф

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,

И руки особенно тонки, колени обняв.

Послушай: далеко, далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,

И шкуру его украшает волшебный узор,

С которым равняться осмелится только луна,

Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,

И бег его плавен, как радостный птичий полет.

Я знаю, что много чудесного видит земля,

Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран

Про черную деву, про страсть молодого вождя,

Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,

Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,

Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав...

- Ты плачешь? Послушай... далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Я и Вы(1910)

Да, я знаю, я вам не пара,

Я пришел из иной страны,

И мне нравится не гитара,

А дикарский напев зурны.

Не по залам и по салонам

Темным платьям и пиджакам -

Я читаю стихи драконам,

Водопадам и облакам.

Я люблю - как а