Глава 5. С того времени, как я видела его последний раз, он, казалось, стал еще выше и крупнее

С того времени, как я видела его последний раз, он, казалось, стал еще выше и крупнее. Может быть, все дело было в низких потолках барака или в присутствующих здесь со мной. Рэндольф был лишь чуть-чуть выше моих пяти футов четырех дюймов*, а рост Брок был чем-то средним между нашими. Чейз со своими шестью и тремя** буквально возвышался над нами.
Его лицо было пустым, по глазам тоже ничего нельзя было понять. Опомнившись от шока по поводу его присутствия, я поймала себя на том, что больше всего на свете надеялась на истинность его слов. Он пришел, чтобы забрать меня в суд, чтобы вывести меня за эти ворота и доставить к маме.

Чейз достал из нагрудного кармана сложенный листок бумаги и протянул его Брок. Она схватила его и читала, казалось, несколько минут.

- Когда вы должны отправиться? - с кислой миной спросила она. Мои глаза метнулись к стоящим передо мной охранникам, а руки покрепче обняли грудную клетку. Мне нужно было покинуть это место сейчас же. Мне нужно было избежать того, что они собирались со мной сделать.

- Немедленно. Суд завтра утром в Чикаго, - сказал Чейз.

Опасаясь, что мое лицо выдаст меня, я отвернулась. Конечно, из всех существующих солдат нужно было отправить именно Чейза Дженнингса. Первопричину, по которой я была здесь. И если я сейчас на него посмотрю, кто-нибудь обязательно заметит написанные у меня на лице горечь предательства и рвущиеся наружу вопросы. И, что еще хуже, мое нетерпение оказаться с ним в машине. Уехать отсюда.

Брок раздраженно вздохнула:
- Согласно статье Пятой, самого существования мисс Миллер достаточно, чтобы приговорить ее биологическую мать. Зачем нужен суд? Крайне необычно при данном обвинении.

Я заставила себя дышать. Зачем я понадобилась МН? Неужели мое присутствие необходимо, чтобы вынести моей матери приговор? Я не имела ни малейшего понятия, что представлял собой суд или приговор, но я чувствовала: мне надо попасть туда как можно скорее.

- Все, что у меня есть, - это повестка и приказ привезти ее, - ровным голосом ответил Чейз.

Целую минуту никто не двигался и ничего не говорил. Единственным звуком для меня стал мой собственный пульс, который тяжело отдавался в ушах.

- Превосходно, - неохотно произнесла Брок. - Но я позволю мисс Миллер отлучиться отсюда только на одну ночь из-за ее неспособности помнить, где ее место.

В первый раз глаза Чейза метнулись ко мне. Я все еще не смотрела на него, но почувствовала его беспристрастный взгляд. Я выпрямилась, стараясь не показывать свой страх. С этой минуты мне нужно было сохранять ясность рассудка.

- Поэтому она здесь? - ровным голосом спросил Чейз. - Из-за " неспособности помнить, где ее место"? Я уверен, Совет заинтересуется этим.

Призрак довольной ухмылки пронесся по лицу Рэндольфа.
- Скорее из-за неспособности помнить, что юбку лучше не задирать, - пробормотал он.

Мои челюсти судорожно сжались. Я помнила, как он лапал меня, готовый разделить предполагаемую забаву Шона, и это как раз перед тем, как решил застрелить меня. Снова мои внутренности заполнились горячей волной стыда, будто бы я была грязной, запятнанной. Я его ненавидела.

- Без пошлостей, - огрызнулась Брок. - С тобой здесь по крайней мере одна леди.

Она вырвала у Рэндольфа ручку и нацарапала свою подпись внизу повестки.

- Сержант, как я понимаю, вы первый раз исполняете подобного рода поручение, ведь я не видела вас раньше, поэтому нам стоит расставить все точки над " i", - сказала Брок Чейзу. - Эти девочки - федеральная собственность и находятся в моем ведении, даже когда временно покидают кампус. Таким образом, вы должны будете подчиняться моим рекомендациям по поводу обращения с ней, вам это понятно?

- Да, мэм, - уважительно ответил Чейз.

- Постоянное наблюдение. Не снимать наручников, кроме как на время посещения уборной. Никаких дополнительных приемов пищи. Не разговаривать с ней ни при каких обстоятельствах. - Брок бросила в мою сторону угрожающий взгляд.

- Мы продолжим наш разговор по вашему возвращению, мисс Миллер.

Этого не будет, я знала. Я не вернусь.

В спешке меня проводили наружу и вверх по лестнице в главный холл. Мой желудок свело, но не от голода. Скоро я стояла возле темно-синего фургона МН вместе с Чейзом и Рэндольфом.

Утро было мрачным и тихим. Снег прекратился, но холодок все еще обжигал щеки и царапал горло, когда я ртом глотала воздух.

Чейз открыл дверь, но преградил мне путь; он достал из кармана пару тонких колец из зеленого пластика. Стяжка.

- Руки, - приказал он, выжидающе держа в ладонях наручники. Я знала, что это произойдет, но все равно почувствовала волну клаустрофобии, когда поглядела на кольца. Они лишат мои руки подвижности. Я не смогу сбежать, защитить себя или даже посетить дамскую комнату, пока Чейз не освободит меня от них. Я была в ловушке относительно всего, что могла бы попытаться предпринять. Но чтобы достичь свободы, сначала мне нужно было оказаться в ловушке. Процесс казался слишком запутанным, чтобы быть исполнимым.

Я сжала ладони в кулаки, чтобы не позволить солдатам увидеть, как они дрожат. Глаза Чейза задержались на тонких пересекающихся рубцах, которые сейчас побелели от моего усилия не показать свою дрожь.

- Позаботься, чтобы она была связана туго, - сказал Рэндольф. Я с силой прикусила нижнюю губу, чтобы заставить себя промолчать.

Чейз фыркнул, схватил меня за предплечья и подтянул поближе к себе, чтобы ему не пришлось тянуться. Мое дыхание зашлось - он еще никогда не касался меня так грубо, - и я стала старательно смотреть в другую сторону. Но, надев на меня кольца, Чейз сделал кое-что неожиданное. Незаметно он просунул два пальца под кольцо вплотную к моему запястью, как раз туда, где мой пульс бился подобно крылышкам колибри, а другой рукой одновременно затянул ремень наручников. Подаренное им пространство не позволит мне вырваться, но теперь наручники не будут препятствовать циркуляции моей крови.

Я почувствовала, как по мне прошлась волна ярости. Он же не может думать, что это примирит нас после всего, что он сделал. Но я не успела особенно развить эту мысль, когда он резко толкнул меня к паре ступеней, чтобы я поднялась на переднее сиденье фургона, умышленно заступая Рэндольфу вид на мои ненадлежащим образом затянутые наручники.

Мгновение спустя дверь захлопнулась, Чейз уселся за руль, и ключ повернулся в замке зажигания.

* * *

Я сплела пальцы, лежащие у меня на коленях, и это было почти все, что я могла с ними сделать в наручниках. Мы ехали по дорожке, минуя общежития справа и столовую слева. Фургон набрал скорость, и последние здания кампуса остались позади.

" Я не вернусь сюда, - пообещала я себе. - Никогда".

- Дело в ней, да? В моей маме. Она в порядке?

Его лицо потемнело.
- Тихо. Мы приближаемся к воротам.

Я яростно на него глянула. Сейчас никто нас не слушал, почему бы ему не ответить мне?

Когда дорожное покрытие превратилось в гравий, фургон сбросил скорость, и мой взгляд упал на будку контрольного пункта. Это был одиноко стоящий прямо на краю дороги кирпичный домик. За ним я увидела высокую стальную ограду с закрытыми воротами. Ограда своими мрачными объятиями тянулась в леса вокруг нас.

Почти выбралась. Почти на свободе.

Чейз остановил фургон и опустил стекло бокового окна. Охранник оперся локтями на раму и бросил на меня сердитый взгляд. На минуту он исчез, а когда вернулся, в его руках была планшетка с зажимами для бумаги.

- Документы подписаны? - просматривая страницы, спросил он Чейза. На макушке у него была лысина. На значке значилось имя: " Бродбент".

Я выпрямилась - это имя я помнила с той провалившейся попытки звонка из медпункта. Я смотрела вперед, на закрытые ворота перед фургоном, а Чейз передал Бродбенту мою повестку. Тот отметил что-то у себя в бумагах.

- Уолтерс! - позвал он. - Обыщи фургон, чтобы они могли ехать, как только я закончу. Чертяка, вам же надо побыстрее, верно?

- Думаю, да. Ваша директриса отпустила ее только на одну ночь, - сказал Чейз. Я промолчала.

Отмеченный знаками отличия Уолтерс открыл дверь с моей стороны и сунул руки под сиденье. Я старалась оставаться спокойной. Он закрыл мою дверь и рывком открыл заднюю, стал осматривать пустую машину.

- Все чисто, - крикнул Уолтерс и закрыл фургон.

- Повнимательнее с ней, - сказал Бродбент Чейзу, кивнув в мою сторону.

Я едва не выскочила из кожи от рева сирены, которая предвещала открытие ворот. Те, чуть перекашиваясь, распахнулись.

Чейз нажал на газ, и Женский исправительный и реабилитационный центр Западной Виргинии остался позади.

* * *

Я выбралась. Выбралась из барака, вырвалась из клещей Брок и ее ужасающих охранников, покончено с занятиями по изучению Статута. Все во мне хотело оттолкнуть Чейза и самой вдарить по газу, но я знала, что этого мне не удастся.

Я выбралась. Но не свободна.

Я глянула на моего водителя. Его лицо было решительным, как тогда перед домом мамы. Это был не тот Чейз, которого я представляла себе в лесу, когда думала, что Рэндольф сейчас нажмет на курок. Это был солдат, и я все еще была в плену. Неосознанно я дернула руками, что натянуло наручники и сделало мои и так не полностью зажившие ладони еще более чувствительными.

Мы покинули петляющую дорогу, что вела от исправительного заведения, и выехали на шоссе. Здесь было чисто и пусто. Никаких заглохших машин, никаких гигантских выбоин на асфальте. Очевидно, это была часто используемая военными дорога: МН поддерживала порядок только на тех трассах, по которым ее служащие постоянно ездили.

По мере нашего пути нам стали все чаще встречаться военные автомобили. Мимо пронесся синий фургон, затем несколько патрульных машин, затем автобус, полный напуганных будущих постояльцев реабилитации, которые еще не знали, что их ждало. Каждый раз при виде этих автомобилей у меня сводило желудок. Если бы я сбежала прошлой ночью, я бы никак не смогла прошмыгнуть мимо всех этих солдат. Меня бы подстрелили, и сейчас я бы истекала кровью в канаве.

Радио завизжало, и это заставило меня вздрогнуть. Чейз раздраженно его выключил. Без его постоянного гула в фургоне стало очень тихо.

Я посмотрела на спидометр. Ровно шестьдесят пять миль в час*. Какой примерный солдат.
*65 миль/ч = 105 км/ч

- Как долго нам туда добираться? - Я постаралась, чтобы вопрос не прозвучал нетерпеливо.

Он был весь сосредоточен на вождении и не ответил.

- Я никому не расскажу, что ты со мной разговаривал, - заверила я его.

Тишина.

Почему он так поступал? Почему продолжал мучить меня после всего, что уже сделал? Я хотела задушить его. Он видел мою мать, и, несмотря на мой гнев, находясь рядом с ним, я, казалось, была ближе к ней, чем за все последние дни. Я хотела спросить, нормально ли она выглядела, не причинили ли ей вреда, достаточно ли ее кормили. Но он неукоснительно подчинялся правилам Брок. Даже самая слабая надежда, что он пришел спасти меня, исчезла.

- Ты ведь не будешь знать, если ее отправили на реабилитацию, верно? - рискнула спросить я, задаваясь вопросом, не пришлось ли моей маме " отрабатывать" нечто, как слышала Ребекка.

- Ты не можешь просто помолчать? - огрызнулся Чейз. - Вот прямо сейчас? Ты заключенная, а мне нужно подумать.

Я моргнула; во мне бушевала ярость.

- Мисс Брок не имела в виду полное молчание, - я постаралась говорить ровно в надежде, что доброжелательность позволит мне вытянуть из него какую-нибудь информацию.

- Это не ее правило, а мое.

Я сжала в своих скованных наручниками кулаках юбку. Мимо проехал еще один автомобиль МН. Я заметила, как Чейз напрягся, и почувствовала, что мое лицо заливает жар.

- Как неудобно тебе, должно быть, перевозить дрянь из реформационной школы, - тихо сказала я. По тому, как заходили его желваки, я поняла, что попала в яблочко.

* * *

Мы не разговаривали больше часа. Молчание приняло физическую форму молота, который все бил и бил по мне, напоминая, что, каким бы ни было наше прошлое, теперь я для него никто.

Также этот молот вбивал в меня новые страхи. Какими были последние две недели для моей мамы? И что произойдет завтра утром? Мое сознание заполнили образы: ее втаскивают в зал суда в наручниках, а ее глаза такие же пустые, как были у Розы, и на нее направляют яркий обвиняющий свет прожектора. Ее руки покрыты рубцами, как мои. Я встряхнула головой, старясь избавиться от этих мыслей, и взглянула на Чейза.

Да что же с ним такое? Неужели он в самом деле собирался притворяться, будто я не сидела в трех футах от него? Будто наши жизни не были сплетены вместе с тех пор, как мы были детьми? Теперь он стал солдатом, я это поняла. Но когда-то он был еще и просто человеком.

Мое внутреннее состояние металось от беспокойства к ярости, и это выматывало меня; я постоянно ловила себя на том, что смотрю на него, будто бы в любой момент ожидая признания, что все происходящее - глупая извращенная игра.

Часы на приборной панели показывали 8: 16 утра, когда я почувствовала, что фургон увеличил скорость.

- Мы подъезжаем к Чикаго? - не ожидая ответа, спросила я Чейза. Странно. Я плохо разбиралась в географии, но знала достаточно, чтобы понять, что наше путешествие было слишком коротким. Кроме того, мы съехали на боковую дорогу около двадцати миль назад и с этого момента не встретили больше ни одного автомобиля МН. Я предполагала, что, по мере приближения к их базе, количество солдат должно было бы увеличиться.

В любом случае, я почувствовала легкую панику при мысли, что мама может быть где-то близко; я все еще ничего не знала о предстоящем суде.

Фургон свернул с шоссе на однополосный автосъезд и остановился, а затем взял вправо и выехал на какую-то всеми забытую дорогу. Здесь через асфальт летом проросла трава, а затем высохла и так и осталась на зиму в своих трещинах. Дорога была замусорена нападавшими ветками. В этом районе давно не проводили никаких работ.

Фургон сбросил скорость, а мое сердце, наоборот, стало учащенно биться.

- Мы едем в суд, верно?

Чейз выдохнул.
- Планы слегка изменились.

До этого я горбила плечи из-за наручников, а теперь резко дернула ими назад.
- Что ты имеешь в виду?

- Никакого суда не будет.

У меня отвисла челюсть.
- Но ведь повестка...

Чейз снова свернул направо на узкую замусоренную дорогу. Фургон подбрасывало на каждой выбоине.

- Фальшивка.

- Ты... подделал документ МН? - Я была сбита с толку только на мгновение, а затем хлынул поток: - Тогда где она? Ее не судили? Отправили на реабилитацию? О Боже, с ней все в порядке?

- Не забывай дышать, - пробормотал Чейз себе под нос.

- Чейз! Ты должен сказать мне, что происходит!

В его глазах появились мрачные тени, значения которых я не понимала. Он посмотрел в сторону, будто бы ответ был спрятан где-то среди деревьев, и пригладил рукой свои черные волосы. У меня появилось нехорошее предчувствие насчет того, о чем он молчал.

- Я пообещал ей, что вытащу тебя оттуда.

- Ты пообещал...

- Мой командир полагает, что я сейчас помогаю с зачисткой в Ричмонде.

Я не знала, что такое зачистка. И я совершенно не понимала, почему Чейз был сейчас здесь, когда ему полагалось быть в другом месте. Это было бессмысленно.

- Она все еще в тюрьме? - Я чувствовала себя так, как если бы стояла на краю обрыва и в любой момент могла упасть в ужасную пропасть.

- Нет.

Картинка в моем нетерпеливом мозгу складывалась слишком медленно. Моя мать на свободе. Я на свободе. Ребекка и Шон были правы: судов больше нет. Ну, а Чейз...

- Ты больше не солдат. Ты теперь тоже беглец.

- Это называется " уйти в самоволку", - ровным голосом произнес он.

Я уставилась на него, вспоминая, что Ребекка говорила о возможностях побега для Шона и как МН наказывала за дезертирство. Освобождая меня, Чейз подписал себе приговор. Моя мама попросила его рискнуть ради меня жизнью. Я не понимала, что это значило. Может быть, Чейз не стал таким ужасным, как я думала? Сейчас я могла думать только о маме, о том, что мы с ней обе были свободны, а еще о том, стало ли наше положение более опасным, чем я ожидала, или менее.

Внезапно Чейз вдарил по тормозам и резко свернул на незаметную тропинку, которую я, не поверни он, не увидела бы. Проехав сквозь занавес гнущихся к земле ветвей деревьев, мы попали на опушку, где был припаркован древний, эпохи семидесятых, грузовик " Форд". С боковой панели пузырями слазила темно-бордовая краска, а подножка двери была покрыта ржавчиной.

Я опустила взгляд на свои наручники. Если Чейз планировал воссоединить меня с мамой, то почему я все еще была связана? Почему мы остановились на этой богом забытой опушке в милях от главной дороги? Я все явственнее стала осознавать, насколько безлюдно здесь было. Когда-то я ему доверяла, но после всего, что я увидела в школе реформации, проводить время наедине с солдатом казалось не самой лучшей идеей.

- Если она на свободе, почему бы тебе так просто мне это и не сказать?

Он услышал дрожь в моем голосе и поднял взгляд. В его глазах плясал целый океан сдерживаемых эмоций.

- Если ты не заметила, мы были на крупной военной трассе. Любой солдат мог нас остановить, если бы мы показались ему подозрительными.

Я вспомнила о том, как сосредоточен он был во время езды, как всматривался в каждый проезжающий мимо автомобиль МН, как требовал тишины. Он опасался. Если бы нас поймали, его жизнь подверглась бы ужасному риску.

Мгновение спустя он сунул руку в набедренный карман и достал большой складной нож. Я втянула воздух, до предела заполняя легкие, и на некоторое время забыла, что это был Чейз. Я видела только оружие и форму и не успела больше ничего сообразить, когда мои связанные в запястьях руки стали дергать дверную ручку. Она не поддавалась. Из моего горла вырвался придушенный крик.

- Эй! Успокойся. Я всего лишь собирался снять с тебя наручники, - сказал Чейз. - Господи Иисусе, да за кого ты меня принимаешь?

За кого я его принимала? Не за Рэндольфа, готовящегося убить меня в лесу. Но и не за друга. Не за любимого. А теперь он, судя по всему, не был и солдатом.

- Не знаю, - честно ответила я.

Чейз нахмурился, но ничего не ответил. Он разложил нож и умело разрезал стягивающие мои руки ремни. Сделав это, он резко убрал от меня свои ладони и разблокировал со своей стороны мою дверь. Я потерла запястья, заставляя себя дышать более спокойно.

Мгновение спустя он вылез из фургона, оставив меня в тумане недоумения.

Я покинула свое сиденье и вслед за ним пошла к грузовику, шлепая ногами по лужам грязи.

- Так где она?

Чейз рывком распахнул проржавевшую дверь, плечом навалился на спинку сиденья и откинул ее вперед. За ней обнаружился набитый брезентовый рюкзак, большой коробок спичек, бутилированная вода, стальной котелок и стеганное одеяло. Чейз извлек откуда-то отвертку и вернулся к фургону МН.

- Не здесь.

Он убрал в сторону вспомогательный ящик задней части фургона и откинул незакрепленный холст ковра, покрывающего пол автомобиля. Под ним нас ожидала металлическая прямоугольная пластинка, которую Чейз взял и после этого захлопнул багажник. Номерной знак автомобиля.

- Ты... украл грузовик? - через секунду спросила я. Мой рот был открыт от изумления.

- Позаимствовал.

- О Боже.
Он сошел с ума? МН, возможно, прямо сейчас устраивала на нас облаву, а он спер машину? Я почувствовала, как во мне эхом отдалась волна паники.

" А что еще ты бы посоветовала ему сделать? " - спросил тонкий голос в глубине моего сознания.

Чейз начал прикручивать номерную пластинку под задним откидным бортом грузовика. На фоне выпрыгнувшей из реки, чтобы схватить муху, рыбы голубыми буквами значилось: " Миннесота".

- Не сходи с ума, - сказал Чейз, не поднимая на меня глаз. - Грузовик был брошен и никому не нужен. - Он зажал рукоятку отвертки в зубах и двумя руками подергал номер, чтобы убедиться, что тот был прикручен надежно.

Очевидно, мое похищение не было спонтанным; Чейз заранее нашел автомобиль для бегства и заполнил его запасами. Я начала чувствовать, как по моим венам разливается желание скорейшего побега. Чейз ушел в самоволку и подделал документы, чтобы вытащить меня из реабилитационного учреждения. Пройдет совсем немного времени перед тем, как Брок и люди МН поймут, что он натворил.

- Что произошло? - спросила я.

Я преградила ему дорогу к фургону. Он протолкнулся мимо меня.

- Нет времени объяснять, доверься мне. Нам нужно двигаться.

- Довериться тебе? - с сомнением спросила я. - После того, как ты арестовал меня?

- У меня был приказ.

Меня шокировало, как бездушно он это произнес. Если поначалу я и подумала, что в нем, возможно, осталось что-то человеческое - ведь он обещал моей маме вытащить меня отсюда, - то сейчас я поняла, что в его действиях не было ничего бескорыстного. Они были полны раздражения.

Шок перерос в ярость. Не успев подумать, я сжала кулак и ударила его.

Он среагировал мгновенно и отклонился назад, так что я промахнулась мимо челюсти и слегка задела его по уху. Потеряв равновесие, я наклонилась вперед, но упасть не успела, так как он схватил меня за плечо и поставил прямо.

- Тебе следует быть быстрее...

Разъяренная, я ударила его так сильно, как смогла, припечатав колено к его бедру. Он выдохнул сквозь сжатые зубы, отшатнувшись на шаг назад. Он изогнул бровь, и мое сердце ускорило темп.

- Уже лучше, - прокомментировал он, словно мы играли в детскую игру.

И тут я вскипела от ненависти к нему, но когда он отпустил мою руку, я не стала снова нападать. Это все равно не имело на него такого воздействия, как я надеялась.

- Да что с тобой не так? - закричала я.

На его лицо, казалось, опустилась тень.
- Многое. А теперь, если ты закончила, забирайся в грузовик.

Он влез на водительское сидение и захлопнул дверь прямо у меня перед носом. Скрипнув зубами, я обошла грузовик спереди и открыла пассажирскую дверь. Я не собиралась садиться в машину, пока он не скажет мне, что происходит.

- Где она? - требовательно спросила я.

- Забирайся в машину, и я тебе скажу.

- А давай сначала ты скажешь мне, а потом я залезу, - я скрестила руки на груди.

- Ты невыносима, - сказал он ожесточенно и провел рукой по своей аккуратной солдатской стрижке. Я уже поняла, что он делал так, когда сердился на меня.

Я ждала.

- В убежище в Южной Каролине, - сказал он. - Она знала, что возвращаться домой слишком опасно.

- В убежище?

- Это место за пределами ФБРовского радара. Люди приезжают туда, чтобы спрятаться.

У меня сжалось горло. Я знала, что нам с мамой придется скрываться. Но знать и делать - это абсолютно разные вещи.

- Так мы встретимся с ней в Южной Каролине?

- Вроде того. Но точное место мне не известно. Чтобы попасть туда, нужно встретить кое-кого, кто тебя проведет. На пропускном пункте в Виргинии есть человек, " перевозчик", который доставит нас. Но мы должны встретиться с ним до завтрашнего полудня.

- Почему до завтрашнего?

- Он перевозит только по четвергам.

- Каждую неделю? - спросила я, думая о маме. Может быть, она встретилась с этим " перевозчиком" на прошлой неделе. А если нет, она может оказаться на пропускном пункте одновременно с нами. Возможно, я увижу ее уже сегодня!

- У нас нет недели! - сказал Чейз, неправильно истолковав мой вопрос, подумав, что я не желала поторапливаться. - Если солдат уходит в самоволку, через сорок восемь часов он попадает в список. Каждый патруль, заступая на дежурство, получает копию этого списка. Завтра после полудня за мной начнется охота.

Я поежилась.
- И за мной.

Он кивнул:
- У тебя есть немного больше времени - до тех пор, пока не кончится срок отлучки на одни сутки. Но тебя свяжут со мной...

- Я понимаю, - прервала я его. - Как ты обо всем этом узнал? - Если он услышал об этом убежище в ФБР, остальные солдаты должны были тоже о нем слышать. Мама может попасть в ловушку.

- Заключенные иногда говорят об убежищах, но об этом... - Он тяжело вздохнул. - Мой дядя. Я встретился с ним во время тренировки через несколько месяцев после того, как меня призвали. Он направлялся в Южную Каролину. Он же и рассказал мне о виргинском перевозчике. Я удовлетворил твое любопытство?

- Это было почти год назад. Откуда ты знаешь, что ничего не произошло? - Дядя бросил Чейза во время войны. Я не особенно ему доверяла.

- ФБР об этом месте не знает. У меня есть допуск к данным об операциях. Со времени эвакуации побережья в Южной Каролине ничего не предпринимали.

- И ты уверен, что мама встретилась с этим перевозчиком? - настаивала я.

- Нет, - резко ответил он.

Значит, мама может быть где угодно. И все же, если она пыталась попасть в Южную Каролину, нам тоже надо. Не пройдет и двадцати семи часов, как МН поймет, что мы сбежали. Нам нужно было заскочить на борт этой подпольной железной дороги* как можно скорее.
*Историческое: система переброски беглых рабов-негров из южных штатов в северные.

Впервые я почувствовала себя настоящей преступницей. Расправив свои все еще ноющие плечи и приняв решение, я забралась в грузовик.

Чейз воткнул отвертку в рулевую колонку, и с тихим хлопком она поддалась. Затем он стал возиться с чем-то под консолью, пока, наконец, издав несколько быстрых щелчков, двигатель не ожил. Чейз сел прямо и дал газу. В замке зажигания ключа не было.

- Научился в МН? - злобно спросила я.

- Нет, - ответил он. - Во время Войны.

Я напомнила себе, что меня не должно было волновать то, что для запуска двигателя провода были замкнуты без ключа зажигания. Или что сам автомобиль был украден. Главное, чтобы он доставил нас в Виргинию как можно скорее.

* * *

Я не могла не смотреть на него. Уже месяц, как он вернулся домой из Чикаго, но иногда я не могла поверить, что он на самом деле здесь.

- В чем дело? - спросил он с улыбкой в голосе. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что я на него пялилась. Он сидел на ступенях задней лестницы своего дома, уставившись на джунгли травы и кустарника, в которые превратился его задний дворик.

- Ни в чем, - ответила я. - Я просто рада, что ты вернулся. Действительно рада.

- Действительно-действительно рада? Ух ты, Эм. - Смеясь он откинулся назад, когда я его толкнула.

- Не нарывайся.

Он снова засмеялся, но сразу же затих. Посерьезнел.
- Я тоже рад, что вернулся. Было время, когда я не был уверен, что это случится.

- Ты имеешь в виду то время, когда на Чикаго напали? - Под огромным открытым небом мой голос прозвучал очень тонко.

- Да. - Чейз нахмурился и оперся спиной на верхнюю ступеньку. Я не хотела давить на него; знала, что некоторые люди не любили говорить о Войне. Я как раз собиралась сменить тему, когда он продолжил.

- Знаешь, учитель химии хотел убедить нас, что сирены противовоздушной системы оповещения были всего лишь учениями. Когда стали падать бомбы, он все еще пытался заставить нас сдать лабораторную работу. К тому времени как мы все вышли на улицу, дым уже был таким густым, что невозможно было разглядеть даже школьную парковку. - Он помедлил и покачал головой. - В общем, нас отвезли на автобусе на старую арену в западной части города и дали две минуты каждому позвонить домой. Дядя сказал мне встретиться с ним в одном ресторанчике в Элгине. И я отправился туда. Автостопом. И хорошо: бомбежка не прекращалась еще три дня.

- Погоди, ты добрался туда автостопом? Сколько тебе было, пятнадцать?

- Шестнадцать. - Он пожал плечами, будто бы эта деталь не имела значения. - Встретившись в Элгине, мы узнали, что Чикаго атаковали с юга вдоль девяностого шоссе начиная от Гэри*. А потом начался... хаос. Нас отправили в какой-то городок в центре Индианы, но мы добрались только до Саут-Бенда, когда автобусы отозвали куда-то еще. На некоторое время мы остались в Саут-Бенде. Дядя нашел поденную работу, но меня работать не брали из-за возраста.

А потом дядя извинился и сказал, что больше не может за мной присматривать. Он дал мне свой велосипед и попросил поддерживать связь.

Мои глаза широко распахнулись.

- Он больше не может... что? Должно быть, ты его ненавидишь.

Чейз пожал плечами.
- Об одном человеке меньше волноваться, одним ртом меньше кормить. - Увидев, как я ужаснулась, он сел ровно. - Послушай, когда Балтимор и федеральный округ Колумбия пали и люди начали набиваться оттуда в Чикаго, дядя понял, просто понял, что будет трудно. Поэтому он научил меня выкручиваться. Он и мама росли в бедности, и он был, так сказать, изобретательным. - Виновато засмеявшись, Чейз отвернулся и посмотрел в другую сторону; я так и не поняла, что значила его последняя фраза.

- Я была бы напугана до смерти, - сказала я.

Чейз снял бейсболку и стал машинально постукивать ею себе по колену.

- Когда теряешь семью... начинаешь по-другому смотреть на страх, - сказал он. - Кроме того, я вполне справлялся. Я оставался на окраинах Чикаго, перемещался из одного палаточного городка или лагеря Красного Креста в другой. Работал на людей, которые не задавали вопросов. Избегал социальных работников и опекунских служб. И думал о тебе.

- Обо мне? - фыркнула я, совсем смутившись. Я чувствовала благоговение от того, какой привлекательной казалась моя жизнь. И священный ужас от того, что он пережил. Когда он заговорил, его голос был нежным и ничуть не смущенным.

- О тебе. Об единственном в моей жизни, что не изменилось. Когда все полетело к чертям, у меня оставалась только ты. - Только через один удар сердца я поняла, что он был серьезен. И тогда мне пришлось напомнить себе о необходимости дышать.

* * *

Я переменила позу. Теперь жизнь уже не казалась мне такой привлекательной. Сейчас я понимала, что он имел в виду тогда, говоря о потере семьи; через день у каждого солдата в стране будут наши фотографии.

Если бы мы могли ехать по шоссе, то пересекли бы границу с Виргинией еще до заката - после него начинался комендантский час и находиться на дорогах запрещалось. Но Чейз вел машину по сельским дорогам, которые вели не на юг, а на восток, и старательно избегал любого потенциального контакта с патрулем МН.

К вечеру солнце нагрело машину. Чейз снял свою темно-синюю куртку МН и повесил ее на спинку сидения, которое было между нашими двумя. Он остался в тонкой футболке, из-под которой мне были видны четко очерченные мускулы его рук и плеч. Я глядела на него немного дольше, чем следовало бы, а затем неосознанно потерла живот.

- Мы скоро остановимся, чтобы купить еды, - сказал он, решив, что я проголодалась.

Мне это не понравилось; нам нужно было преодолеть как можно большее расстояние до комендантского часа. Но, взглянув поверх предплечья Чейза на приборную панель, я увидела, что топливный бак был почти пустым. Нам понадобится гораздо больше времени, чтобы добраться до Виргинии, если придется идти пешком.

Мы миновали две закрытые автозаправки, пока, наконец, не нашли ту, которая работала, по крайней мере по выходным. Это было небольшое заведение под названием " У Свифта" лишь с двумя заправочными пистолетами и запиской на таблице с ценами: " Кассы внутри, принимаем только наличные". На парковке, кроме нас, больше никого не было.

- Жди здесь, - скомандовал Чейз. Я как раз собиралась выйти из грузовика, но помедлила.

- Прости, но ты, должно быть, забыл. Я не твоя пленница.

Его челюсть дернулась.
- Ты права. Тебя разыскивают, как беглянку. И ты можешь оказаться их пленницей.

Я яростно на него посмотрела, но захлопнула дверь. Как бы мне не было неприятно признавать это, но он был прав. Нам обоим не следовало светиться без надобности.

Из задней части кабины Чейз извлек красную поношенную фланелевую рубашку, надел ее поверх футболки и застегнул. Затем он вытащил из ботинок заправленные туда ранее штанины и спрятал свою военную куртку, и от его вида меня захлестнуло волной ностальгии. Перед моим мысленным взором возник образ того, как он сидел на крыльце своего дома, вытянув свои длинные ноги и скрестив ступни. Я вспомнила, как его глаза, темные и наблюдательные, как у волка, пронизывали меня даже с такого расстояния. Кожа его лица была бронзового оттенка - это отразилась чикасская наследственность матери. Сейчас волосы Чейза были коротко и аккуратно подстриженными, как и у всех солдат, но тогда они были густыми, блестящими и черными и красиво обрамляли его заостренное лицо.

Он выглядел, как прежний Чейз, хоть вел себя иначе. Я с трудом сглотнула.

Эти изменения в его внешности внезапно заставили меня осознать, как выглядела я сама: мои серый свитер и темно-синяя юбка в складку просто кричали: " Реформационная школа". Я оглядела парковку, проверяя, не было ли на ней еще людей, беспокоясь, как бы меня не узнали.

Чейз скрылся за тонированными стеклами заправочного магазина. Минуты проходили, и моя паранойя все усиливалась. Я поверила его истории об уходе из МН, не задавая лишних вопросов, но я так и не знала, что произошло на самом деле. Он мне ничего не говорил: ни почему арестовал нас, ни почему вернулся за мной. Я не могла быть полностью уверенной, что он не связывался с МН прямо сейчас. Мои пятки стали ритмично постукивать по потертым резиновым коврикам грузовика.

Солнце своим краешком уже касалось линии деревьев. Скоро станет темно.

Почему он там так долго?

Я уже схватилась за дверную ручку, собираясь самой проверить, что намеревался делать Чейз, когда увидела это. Большую информационную доску, прикрепленную к дальнему окну магазина. От моего лица отлила кровь. Хоть я и была от доски в двадцати футах*, я совершенно точно знала, что на ней значилось.
РАЗЫСКИВАЮТСЯ! ЕСЛИ ВЫ КОГО-ТО ЗАМЕТИЛИ, НЕМЕДЛЕННО ОБРАТИТЕСЬ В ФЕДЕРАЛЬНОЕ БЮРО РЕФОРМАЦИИ.

Разумеется, я уже видела такую доску. На заправке возле школы.

Как только Брок поймет, что я сбежала, мое фото появится на этих досках. Внезапно мне отчаянно захотелось посмотреть, не было ли его там уже сейчас, но я не могла позволить, чтобы меня заметили. Что, если служащий заправки уже увидел меня, когда я раньше открывала дверь? Как я могла быть такой неосторожной?

" Еще рано. Ты покинула реабилитацию только несколько часов назад", - напомнила я себе.

Я вообразила, как Бет и Райан просматривают фотографии, как мы делали это тогда, когда искали среди них Кейтлин Мидоуз. Как заступаются за меня, когда люди шепчутся о том, что я сделала, чтобы заслужить арест. Они были настоящими друзьями, не такими, которые повернутся к тебе спиной. Я поняла внезапно, что они так и не знают, что Кейтлин Мидоуз мертва, и почувствовала дрожь при мысли о том, что мои друзья не узнают, и если я погибну.

Дверь распахнулась, застав меня врасплох. От испуга я едва не выскочила в окно.

- Держи, - сказал Чейз. С упаковки пластиковых бутылей с водой, которую он поставил на сидение, съезжала выданная ему сдача, и я схватила деньги, не позволяя им упасть на пол. На чеке значилась сумма в более чем триста долларов. Я быстро сунула различного номинала купюры в карман: я чувствовала себя неловко, когда деньги лежали на виду. Меня поразило то количество наличных, которое было у Чейза с собой.

- Я их заработал, - не давая мне задать вопрос, ехидно сказал он. - Солдаты взимают плату. Это обычное дело.

- Едва ли это обычное дело, - проворчала я.

Чейз поднимал покупки в грузовик, а я складывала их на пол. Среди бакалейных товаров - арахисового масла, хлеба и прочих основных продуктов питания - обнаружилась плитка шоколада с миндалем. Он вспомнил, что это была моя любимая сладость? Вряд ли. Он больше не делал ничего по доброте душевной. И все же покупка шоколадки казалась слишком необоснованной, чтобы быть чем-нибудь, кроме как предложением мира.

Чейзу понадобилась лишь пара мгновений, чтобы соединить провода под рулевой колонкой, и грузовик снова ожил. Пока мы выезжали на дорогу, через заднее окно я смотрела на доску разыскиваемых людей, ощущая священный ужас от того, как изменилась моя жизнь. Вырвавшись из клещей МН, я кое-что потеряла. Я больше никогда не смогу свободно появляться на людях.

* * *

Чейз включил радио МН. Говорил мужчина с холодным ровным голосом.

-...еще один автомобиль ФБР сегодня был угнан с парковки текстильной фабрики в Нэшвилле. В нем находилась форма, которую должны были доставить на базы по всему Теннесси. Свидетелей происшествия нет. Подозревается повстанческая деятельность. Обо всех подозрительных объектах должно быть доложено командованию.

- Кто это? - шепотом спросила я у Чейза, как если бы невидимый говоривший мог меня услышать.

- Специальный репортер ФБР. Он ежедневно оглашает сводку новостей региона. Программу транслируют в начале каждого часа.

- А повстанцев много? - Мне нравилась сама идея того, что люди могли сопротивляться МН. Интересно, что они собирались делать с украденной формой?

- Изредка кому-нибудь приходит в голову угнать грузовик с провизией, но не часто, - сообщил мне Чейз. - По большей части это просто беспорядки. Люди рвут издания Статута, нападают на солдат, устраивают массовые выступления. Ну и так далее. Со всем этим можно справиться.

Его уверенность заставила меня нахмуриться. Было время, когда он мало чем отличался от тех людей, которых теперь осуждал.

- Зачистка в Кентукки, Западной Виргинии и Виргинии почти завершена. В Орегоне, Вашингтоне и Северной Дакоте она начнется с первого июня; ожидается, что режим будет установлен к сентябрю...

Предваряя мои вопросы, Чейз объяснил, что зачистка заключалась в том, что МН систематически изучала списки населения городов и затем совершала облавы на нарушителей Статей.

- Это то, что было сделано с вами, - сказал он.

На долю секунды в его глазах появилась боль, и я почувствовала укол радости из-за того, что часть его ощущала вину за содеянное со мной. Упоминание об аресте заставило меня яростно сжать кулаки, но я поборола в себе порыв снова его ударить.

- Это утомительная работа, - продолжил он, - в которой участвует множество людей. Медицинская карта, документы с работы - все официальные бумаги, какие ты только можешь вообразить, - проверяются. Все, кто не соответствуют положениям Статута, либо дожидаются вынесения приговора, либо сразу изолируются.

- Изолируются? - У меня появилось ощущение, будто я разговариваю с незнакомцем, а не с человеком, которого знала всю свою жизнь.

- Их помещают под стражу. Как тебя.

- А как же квитанции и штрафы? - Я помнила ночь, когда мы получили квитанцию со штрафом за старый, еще довоенный журнал мод, который мама прятала под матрасом. " Неприличные материалы, - гласила бумага. - Контрабанда печатной продукции: 50 долларов".

- Они в прошлом. Больше никто не в состоянии их оплачивать.

Я жаловалась ему на это, когда он вернулся домой из Чикаго. В то время я даже не предполагала, что появится вот такая альтернатива и что Чейз станет ее частью.

Мы прослушали список разыскиваемых людей. Я затаила дыхание, но мое имя не назвали. Фальшивые документы Чейза сработали. Брок продолжала верить, что через сутки я вернусь. Когда программа закончилась, Чейз выключил радио.

Надвигались сумерки - небо уже потускнело и стало уныло-серым. Я тревожно вздохнула. Нам придется найти место для ночевки; это значило потерять часы на то, чтобы прятаться где-то совсем близко к границе Пенсильвании, вместо того чтобы ехать дальше. Но, судя по всему, этой траты времени нельзя было избежать.

Справа возник дорожный указатель. Белые буквы резко выделялись на металлическом фоне.

КРАСНАЯ ЗОНА

Я ощутила, как Чейз напрягся.

- Что это, Красная зона? - Я никогда раньше не слышала такого термина.

- Зона отчуждения. Как Балтимор, округ Колумбия, все окружающие их города. В Желтых зонах находятся базы ФБР. Красные - покинуты.

Меня поразило, насколько маленьким был мой домашний мирок.

- Эта зона - новая, - добавил он. По его голосу было понятно: он не предполагал, что к перевозчику придется ехать через зону отчуждения.

Когда мы подъехали ближе к знаку, нашим взорам открылась скрытая до этого зарослями кустарника машина.

Синяя. С флагом и крестом на борту.

Одновременно все нервы в моем теле завопили об опасности. Слишком поздно было останавливаться или поворачивать обратно. И хотя Чейз не превышал допустимую скорость, дорожный патруль МН вылез на дорогу позади нас.

Мгновением позже полоса огней на крыше патрульной машины пробудилась к жизни и громкая сирена взорвала воздух.

*5 футов 4 дюйма = 162, 6 см

*6 футов 3 дюйма = 190, 5 см

*20 футов = 6, 1 м

*Гэри - город в штате Индиана, США.