Франсис: тревога и неудачное самоограничение

Франсис, профессиональной танцовщице, исполняющей чечетку, был двадцать один год, она являлась единственным ребенком, которого усыновила семья, принадлежащая к сред­нему классу. Эта история болезни интересна в том отноше­нии, что Франсис пыталась ограничивать свою личность, что­бы избежать тревоги, но (в отличие от Филис) она не смогла успешно достичь своей цели; и когда схема ограничений да­вала сбой, возникала тревога.

Тестирование по Роршаху показало довольно высокую степень ригидности и ограничения личности на поверхности, но в протоколе проявлялись разнообразие и оригинальность, имел место определенный цветовой шок, и то обстоятельство, что ограничения часто рушились в процессе выполнения тес­та, указывает на то, что эти ограничения не являлись призна­ком бедной по содержанию личности¹. Потребность ограни-

¹ Всего ответов 37: 2М, 4FM, Ik, 4K, 21F, 3Fc, lc, 1С; процент ответов в области F 65; популярных ответов 6, оригинальных 7; процент ответов по картам VIII, IX и X 51; во всем протоколе только один ответ Н; последова­тельность является ригидной; W 16%; D 68%; d 8%; оценка интеллекта: эф­фективность 110, потенциальность 125.

чивать себя особенно проявлялась в тех ситуациях, когда Франсис вовлекалась в эмоциональные отношения с другими людьми, которые, как она считала, обладали злыми намере­ниями и были к ней враждебно настроены. Враждебность Франсис по отношению к другим людям имела место, но она подавлялась. Стремление Франсис ограничить себя выража­лось в значительных усилиях, которые она прикладывала к тому, чтобы удержать свои реакции на уровне «здравого смыс­ла», «практичности» и «реализма». Когда этот способ дейст­вий не срабатывал при выполнении теста Роршаха, что про­исходило несколько раз, — возникала тревога. Франсис пыта­лась подавлять свои чувственные побуждения, но и это получалось у нее только иногда. В результатах по тесту Рор­шаха было очень интересное указание на то, что ее ориги­нальность имеет тенденцию разрушать ее ограничительную модель поведения. Существовали данные о том, что когда Франсис удавалось подавлять свою оригинальность, она могла в значительной степени избегать тревоги; но когда оригиналь­ность выходила наружу, то это обстоятельство ломало ограни­чительную модель, и появлялась тревога. Такой результат по Роршаху представляет собой обобщенную картину индивида, который пытался ограничивать себя с целью защиты от вызы­вающих тревогу ситуаций, но ограничительная стратегия по­стоянно давала сбой, и возникала тревога, обычно из катего­рии свободноплавающей. Оценка тревоги по тесту Роршаха составила: глубина 4, широта 3, 5, возможность управлять 2; с этим результатом Франсис попала в высокую категорию по сравнению с другими девушками. Выраженность ее тревоги по опросникам, относящимся к детству, настоящему и буду­щему, была умеренно низкой, умеренно высокой и высокой соот­ветственно, и главной областью, где проявлялась тревога, во всех случаях было честолюбие.

Франсис стала беременной благодаря молодому человеку, которого она идеализировала в течение четырех лет их тесной дружбы, так как он был «порядочным человеком и заслуживал доверия». Когда во время беременности он не предложил ей выйти замуж и даже отказался выделить какие-то деньги, что­бы поддержать ее при подготовке к рождению ребенка, отно­шение Франсис к нему резко изменилось и она стала его не­навидеть. Она без колебаний рассказала о своем отношении, добавив, что теперь она «ненавидит всех мужчин». Вполне

возможно, что идеализация ею этого человека служила защи­той от внутренней подозрительности, а также ее подавленной враждебности по отношению к нему; неожиданный сдвиг в сторону антагонизма говорит о том, что такое отношение, в подавленной форме, существовало все время. Что общего имели идеализация и полный антагонизм, так это структуру психики, на которую указывает тест Роршаха, а именно то об­стоятельство, что Франсис хотела избежать реалистической оценки человеческих отношений. После родов ее отношение к мужчинам (о чем свидетельствуют как беседы, так и второе предъявление теста Роршаха) изменилось от избегания кон­тактов с ними до избегания построения с ними развитых от­ношений. Она говорила: «У меня больше нет ненависти к мужчинам, я боюсь их»; ее план состоял в том, чтобы возоб­новить общение с мужчинами, особенно в сфере религиозной деятельности, но она стремилась lie допустить того, чтобы это общение стало развитым.

В беседах с социальным работником и с психологом Франсис всегда ограничивала свои рассказы «практически­ми», «реалистическими» темами, и постоянно отказывалась касаться внутренних эмоциональных проблем. Кажется оче­видным, что ее стойкое пристрастие к «реализму» являлось средством скрыть свои истинные чувства: Франсис имела кое-какое представление о защитном характере «практично­сти» и допускала, что у нее есть ощущения, которые указыва­ют на опасность выражать свои истинные чувства и свою ори­гинальность, и одна из причин, которой она объясняла такое поведение, состояла в том, что другие люди будут думать, что она «глупая». Таким образом, в беседах, в отличие от теста Роршаха, Франсис была способна успешно придерживаться своей ограничительной стратегии и избегать большинства тем, обсуждение которых вызывало тревогу. Отношения Франсис с другими девушками приюта характеризовались не­посредственностью и легкостью общения на внешнем уровне, с одной стороны, но, с другой стороны, постоянными подоз­рениями и враждебностью по отношению к ним, что иногда являлось для коллектива приюта большой проблемой.

В описании Франсис взаимоотношений со своими отцом и матерью также проявлялась идеализация. Она говорила, что «очень довольна» своим детством; ее отец представлял собой

«само совершенство», а ее мать была «ласковой» и всегда стремилась удовлетворить ее потребности и желания. Но по­добные рассуждения всегда заканчивались каким-нибудь об­щим уклончивым замечанием вроде «Вы знаете, как мать и дочь находят между собой общий язык», и существовали дос­товерные данные о том, что положительные аспекты ее отно­шений с родителями лежали только на поверхности. Когда Франсис была ребенком, мать говорила ей в форме «сказки», что она была удочерена, подобно тому, как она рассказывала ей другие сказки, когда нужно было ложиться спать. В по­следние годы мать предлагала, чтобы Франсис узнала о своих настоящих родителях через агентство по усыновлению, но Франсис отказалась следовать этому совету, так как она «хо­тела оставить все, как в сказке». В сновидениях, о которых она случайно рассказала во время беседы, имелись некоторые указания на то, что под лежащими на поверхности положи­тельными отношениями со своими родителями у Франсис имелось явное чувство изоляции и враждебности, возникаю­щее вследствие того, что у нее не было своих собственных ро­дителей. Напрашивается вывод о том, что мотив сказки и идеализация родителей использовался, как и в случае идеали­зации ее друга, с целью скрыть ее враждебность по отноше­нию к родителям.

При оценке чувства отвержения Франсис мы столкнулись с трудностью, которая состояла в противоречии между тем, что она говорила открыто — когда постоянно отрицала, что чувствует отвержение, — и знаками, идущими из глубины психики. Так как через ограничительную модель поведения Франсис и ее методы ухода от своих проблем нельзя было прорваться во время беседы, и так как было достаточно дан­ных (таких, как идеализация своих родителей и мотив сказ­ки), чтобы утверждать, что ее рассказу о взаимоотношениях со своими родителями нельзя доверять, мы основывали наши суждения о ее отвержении на косвенных признаках. На осно­ве того, что Франсис не увидела людей на картах Роршаха: ис­ходя из ее укрывающейся внутри подозрительности, враждеб­ности по отношению к другим людям и сильного желания из­бежать с ними контакта и тесных взаимоотношений, мы сделали вывод о наличии умеренно высокой степени отверже­ния.

Выводы. Мы видим у Франсис умеренно высокую степень

тревоги. Данная история болезни является примером тревоги, появившейся вследствие закончившейся неудачей попытки ограничить саму себя. Франсис пыталась ограничить себя, чтобы избежать вызывающих тревогу ситуаций, особенно си­туаций, связанных с взаимоотношениями с другими людьми. Двумя важными механизмами, которые она использовала для подобных ограничений, являлись ее стремление во всем соот­ветствовать «реалистическому», «практическому» уровню, и желание идеализировать других людей. Так как Франсис в действительности не являлась бедной по содержанию лично­стью; так как под идеализацией других людей скрывалась сильная враждебность; и так как на самом деле «реализм» и идеализация противоречили друг другу, ее ограничительная стратегия постоянно давала сбой. Именно в связи со всем этим Франсис испытывала тревогу. Подавление сексуальных и враждебных побуждений, точно так же, как и подавление оригинальности, было частью стремления ограничить себя. Очень важным является то обстоятельство, что когда ориги­нальность проявлялась в тесте Роршаха, то же самое происхо­дило и с тревогой. Описывая историю болезни Филис, мы от­мечали, что успешная попытка ограничения устраняет трево­гу. Та же самая связь между ограничением и избеганием тревоги проявляется и в данном случае: когда Франсис удава­лось себя ограничивать, у нее не было тревоги, но когда стремление ограничивать себя не приводило к успеху, появ­лялась значительная тревога.

11. Шарлотта: психотическое развитие устраняет тревогу

Шарлотте был двадцать один год, ее родители принадле­жали к среднему классу и работали в сельскохозяйственной общине, у Шарлотты был брат на два года ее старше, и два младших брата семнадцати и двенадцати лет. Медицинское обследование Шарлотты показало наличие врожденного си­филиса и недавно приобретенной гонореи. Как ее исследова­ние по Роршаху, так и поведение показывали наличие явных, хотя и сглаженных психотических тенденций. При исследова­нии по тесту Роршаха проявились несколько рациональных искажений ответов, шок на светотень, в среднем большое

время между ответами, и значительно развитая блокировка¹. Шарлотта прилагала много усилий, выполняя тест, часто из­винялась за свои ответы, но ее усилия были совершенно не­эффективными и не сопровождались какими-то значитель­ными эмоциями. Имела место определенная доля льстивости, хотя и не в крайней форме, свойственной острому психозу. Во время выполнения теста Роршаха Шарлотта демонстрировала психологу заискивающую, но отсутствующую улыбку, её глаза при этом были безучастны. Что касается диагноза, то тест Роршаха указывал на нерезко выраженное шизофреническое состояние, возможно, гебефренической природы. Проявля­лась очень незначительная тревога, хотя способность управ­лять ею была, разумеется, плохой. Оценка тревоги по Рорша-ху составила: глубина 1, 5, широта 3, возможность управлять 4, с этим результатом она попала в низкую категорию выражен­ности тревоги по отношению к другим девушкам.

В Ореховом Доме поведение Шарлотты обычно было веж­ливым и дружелюбным, но такая позиция время от времени прерывалась вспышками сильного гнева. Факт беременности очень мало ее затронул и, соответственно, она демонстриро­вала явное отсутствие реалистического планирования своего поведения по отношению к родам и судьбе ребенка.

Биографические данные Шарлотты также свидетельство­вали о некоторых значительных психологических нарушени­ях. В ее общине Шарлотту знали как девушку, которая в тече­ние какого-то периода времени могла вести себя очень поря­дочно и быть преданной церкви, а в другое время совершала импульсивные, асоциальные поступки. В общине после ее частых выходок говорили, что она «помешана на мальчиках», и называли социально «дикой». В возрасте двадцати лет Шар­лотта внезапно вышла замуж за ответственного, очень добро­совестного молодого человека (чтобы «компенсировать мои недостатки», как она говорила). Впоследствии на военной службе этот юноша заболел психоневротическим расстрой-

¹ Хотя ключевой составляющей данных по тесту Роршаха Шарлотты бы­ло наличие рационально искаженных ответов, мы включили в книгу цифро­вые показатели, так как делали то же самое при описании других историй болезни. Всего ответов 36: 9М, 4FM, 4FK, 9F, 3Fc 4FC, 3CF; среднее время ответа — одна минута 45 секунд; популярных ответов 8, оригинальных 7; W 44%; D42%, d3%, Dd 11%.

ством. В это время Шарлотта навестила его в военном лагере; они оба согласились с тем, что их брак был ошибкой, и реши­ли разойтись. Шарлотта говорила, что тогда она находилась в «таком замешательстве, что не могла ни о чем думать». После­довал период беспорядочной половой активности, во время которого Шарлотта забеременела. Половой контакт с армей--ским офицером, имени которого она не помнила, ставший, как считала Шарлотта, причиной ее беременности, она опи­сывала как происшествие, которого она не хотела, однако «ничего с этим не могла поделать». Можно сказать, что пове­дение Шарлотты во время беременности соответствовало не­резко выраженному шизофреническому состоянию (или на­чалу такого состояния).

Хотя Шарлотта во время бесед постоянно и много расска­зывала о своем детстве, она никогда не говорила о том, что за­ботит ее в настоящее время. Казалось, для нее теперь не су­ществует никаких проблем; и когда разговор касался тех тем, которые могли иметь отношение к сегодняшним источникам тревоги, Шарлотта неизменно надевала на себя маску веселья или с отсутствующим выражением лица погружалась в про­должительное молчание. Некоторые едва заметные признаки свидетельствовали о скрытом чувстве вины, например, Шар­лотта говорила: «Я совершила ошибку и должна за это за­платить», — но чувство вины не сопровождалось какими-ли­бо эмоциями. Опросник детской тревоги Шарлотты показал умеренно высокую степень тревоги, при этом особо были от­мечены «страх темноты» («так как темнота — это то, чего мы не знаем») и другие мрачные предчувствия фобического ха­рактера. Но опросники, относящиеся к настоящей и буду­щей тревоге, показывали умеренно низкую и низкую степень тревоги соответственно. В той мере, в какой выраженность тревоги по этим опросникам можно принять за чистую мо­нету, они могли бы стать подтверждением предположения о том, что в предпсихотическом состоянии Шарлотта испыты­вала значительную тревогу, но на момент обследования ее тревога была скрыта нерезко выраженным шизофреническим состоянием.

Выводы. Низкая степень выраженности тревоги Шарлотты говорит о том, что психотическое развитие определенного ро­да может тщательно прикрыть тревогу индивида. Что касается

проблемы тревоги, то многие формы психоза следует рассмат­ривать как конечное следствие конфликтов и сопровождаю­щей их тревоги, которые являются слишком сильными для ин­дивида, чтобы их переносить, и в то же самое время на любом другом уровне их невозможно устранить. В таких случаях тре­вога обычно проявляется как раз перед началом психотиче­ского состояния; этот период, возможно, был у Шарлотты как раз после того, как она решила развестись. Само психотиче­ское развитие можно рассматривать как средство устранения конфликтов и тревоги, от которой невозможно избавиться другим путем. Цена такого избавления в случаях, подобных рассматриваемому, — это в каком-то смысле отказ от приспо­собления к окружающей реальности. Почему у Шарлотты на­метилась тенденция к психозу, мы не знаем, но ясно, что тре­вога и конфликты Шарлотты были в значительной степени «замаскированы» либо вообще «исчезли» во время психотиче­ского состояния¹.

12. Эстер: тревога, связанная с неподчинением и бунтом

Эстер, которой было семнадцать лет, являлась единствен­ной девочкой в семье, принадлежащей к среднему классу; два ее брата были на два и на четыре года старше ее, а один — на пять лет моложе. Ее отец, художник-оформитель, утонул во время запоя, когда Эстер было семь лет. Эстер содержалась в частном женском интернате, предназначенном для детей из более богатых слоев среднего класса и дающем общее среднее образование. Все воспитанницы этого интерната были одного вероисповедания. В интернате об Эстер отзывались как о не­дисциплинированной девушке, склонной к вспышкам раз­дражения, интеллектуально одаренной, но «ленивой». Эстер забеременела от моряка, с которым встречалась совсем не­долго.

¹ Мы здесь, конечно, говорим только о тех формах психоза, которые имеют психогенетическую природу, — т. е. являются скорее следствием пси­хологического конфликта, чем органической патологии. Утверждение обще­го характера о том, что свойством таких психотических состояний является отсутствие тревоги, казалось бы, противоречит тому обстоятельству, что тре­вога проявляется при некоторых формах паранойи; но последний случай — это другая форма в рамках общей структуры.

Результат по тесту Роршаха Эстер показывал значитель­ную эмоциональную импульсивность и инфантилизм, опре­деленное стремление к выставлению напоказ своей личности и выраженное стремление к неповиновению власти, которая над ней стояла¹. Сексуальные побуждения Эстер в основном были поставлены на службу этому вызывающему неповинове­нию. Оценка тревоги по тесту Роршаха составила: глубина 3, широта 3, возможность управлять 3; с этим результатом она попала в умеренно высокую категорию по сравнению с другими девушками. По опросникам тревоги, относящимся к детству и настоящему времени, Эстер продемонстрировала высокую степень тревоги, главными областями проявления которой были «то, что думают о ней ее сверстницы», фобические мрачные предчувствия и тревога, связанная со стремлением к соперничеству, в школе и на работе.

В детстве семейная атмосфера Эстер характеризовалась тем, что ее отец и братья дразнили Эстер и ее мать, и иногда это начинало напоминать садизм. Особенно сильно достава­лось матери, хотя кое-что перепадало и Эстер. Эстер считала, что у нее был довольно близкий контакт с отцом, когда она была ребенком, но некоторые подробности, о которых она рассказала, дают основание думать, что его поступки причи­няли ей значительно большие страдания, чем она в этом при­знавалась, и что в его поведении явно просматривалась опре­деленная степень отвержения дочери². Эстер видит причину своего бунтарского поведения в том, что отец умер, когда она была маленькой; «Если бы у меня был отец, с которым можно было бы поговорить, все эти неприятности (включая бере­менность) не случились бы». Мать Эстер (с которой проводи­лась беседа в Ореховом Доме), как кажется, была пассивной женщиной. Кроме того обстоятельства, что она всегда рас­сматривала Эстер как проблему и вынуждена была демонст-

1 Всего ответов 22: IM, 6FM, IK, 3FK, 5F, IFc, IFC, 4CF; популярных от­ветов 6, оригинальных 4; W 50%, D 50%; оценка интеллекта: потенциаль­ность 120, эффективность ПО.

2 Например, однажды Эстер пошла со своим отцом на рыбалку; когда они возвращались к машине, Эстер зацепилась за колючую проволоку изго­роди и не могла сдвинуться с места; отец (по-видимому, чтобы «подразнить» ее) сел в машину и объехал препятствие, оставив Эстер в беспомощном со­стоянии.

рировать какое-то беспокойство по поводу затруднений, ис­пытываемых Эстер в школе или где-нибудь в другом месте, она, как кажется, никогда не проявляла большого интереса к делам дочери, и не было заметно, что она ее хорошо понима­ет¹. Хотя Эстер считала, что восхищается матерью, она также говорила, что ее мать является холодной и необщительной; как утверждала Эстер, она часто приглашала мать на спортив­ные соревнования, но та всегда отказывалась. По описанию Эстер, мать неоднократно становилась на сторону мальчиков, когда в детстве между сестрой и братьями происходили ссоры. Непослушание Эстер и ее склонность к бунтарству и на скрытом, и на открытом уровнях были, как кажется, направ­лены против ее матери; в процессе беседы появлялись указа­ния на то (что подтверждается данными Роршаха), что ее сек­суальная импульсивность того же характера. Первый сексу­альный опыт Эстер произошел, когда она в возрасте тринадца­ти лет убежала из дома и проехала автостопом до отдаленного города и обратно. Существовали также признаки того, что своей беременностью Эстер хотела, с одной стороны, проде­монстрировать независимое поведение и, с другой сторо­ны, — привлечь к себе внимание матери. Наиболее часто ис­пользуемым методом избегания тревоги у Эстер был смех — эту форму поведения в данном контексте можно также рас­сматривать как неповиновение (как бы: «А мне все равно»).

Выводы. Мы нашли у Эстер умеренно высокую степень тре­воги и умеренно высокую степень отвержения. Ее тревога на момент обследования возникла вследствие чувства вины по поводу ее независимого и бунтарского поведения, которое

¹ Одна взрослая родственница, которая явно неплохо разбиралась в де­лах этой семьи, кое-что рассказала в Ореховом Доме. Она утверждала, что мать никогда не пыталась властвовать над детьми, но была так озабочена тем, чтобы обеспечить им материальные и социальные преимущества, что не уде­ляла внимания им лично, и что Эстер была в поле ее зрения только тогда, ко­гда у девочки были действительно очень большие трудности. Интересно, что эта родственница считала, что для Эстер было бы лучше, если бы ее мать бы­ла более «авторитарной»: в этом случае она могла бы стать для Эстер действи­тельно близким и более отзывчивым человеком в ее окружении, пусть даже ценой более грубого обращения с ней. В такой семье Эстер смогла бы полу­чить определенную психологическую ориентацию и ей, возможно, не пона­добилось бы столь выраженное бунтарское поведение, направленное (как мы увидим ниже) на то, чтобы добиться внимания своей матери.

включало в себя сексуальные импульсы (и, возможно, бере­менность). Отвержение прежде всего состояло в отсутствии внимания и интереса к ней со стороны ее матери, неповинове­ние и бунтарство Эстер были в основном мотивированы по­требностью побудить мать продемонстрировать заботу о ней. Генетический источник тревоги предположительно состоял в первоначальном ощущении изоляции от матери, а смерть отца явилась дополнительным источником изоляции и имела важ­ное, хотя, вероятно, и вспомогательное значение. В случае Эс­тер, таким образом, мы имели дело с порочным кругом: она стремилась преодолеть первоначальную тревогу (изоляцию) с помощью неповиновения и бунта, что, в свою очередь, вызы­вало тревогу.

13. Сара и Ада: отсутствие и наличие тревоги у двух девушек-негритянок

Сара. Саре был двадцать один год, она была негритянкой, происходила из рабочей семьи. Сара родилась в южном шта­те, ее отец был шахтером, а мать домохозяйкой. В возрасте че­тырех лет Сара переехала к тете и дяде по отцовской линии, так как они любили детей, но не имели своих. Они жили в по­граничном южном штате; дядя также был шахтером. Двое из братьев и сестер Сары жили с ней в доме тети и дяди. После окончания средней школы Сара приехала в Нью-Йорк и ко времени своей беременности работала сварщицей на фаб­рике.

Роршах Сары продемонстрировал оригинальную, отчасти наивную личность, истинного экстраверта, с интеллектом вы­ше среднего¹. В отношениях с людьми у Сары проявлялась некоторая уступчивость и значительное стремление к осто­рожности, но ни одна из этих характеристик не существовала в невротической форме; можно сказать, что осторожность и уступчивость были скорее сознательными способами приспо­собления к ситуации, чем механизмами самоподавления. На-

1 Общее количество ответов 40: Ш, 6FM, 1FK, 14F, 10Fc, 2FC, 6FC; W 20%, D 70%, Dd 5%, S 5%; популярных ответов 5, оригинальных 15; оценка интеллекта; потенциальность ПО, эффективность 100.

блюдалась довольно высокая степень независимости с опре­деленными указаниями на то, что Сара знала, чего хочет и че­го не хочет. Стиль поведения Сары отличался тем, что она не принимала жизнь слишком серьезно, относилась ко всему беззаботно и избегала осложнений, уклоняясь от глубоких межличностных отношений; но эти черты, так же, как и опи­санные ранее, не проявлялись в крайней форме и не сопрово­ждались стремлением к обеднению своих возможностей. В целом Сару можно характеризовать как дифференцирован­ную, но неглубокую по содержанию личность. Не наблюда­лось почти никаких конфликтов или указаний на невротиче­ские проблемы. Оценка тревоги по Роршаху Сары составила: глубина 1, широта 1, возможность управлять 1; с этим резуль­татом она попала в низкую категорию по отношению к другим девушкам. По опросникам тревоги, относящимся к детству и настоящему времени, выраженность ее тревоги была оценена как низкая и умеренно низкая, что соответствует результатам Роршаха. Главными областями действия тревоги были често­любие и «что ее друзья и семья думают о ней»:

Сара произвела на социальных работников и психолога впечатление целенаправленной, хорошо приспособленной, независимой личности, которая принимала свои проблемы и относилась к ним объективно. Сара разумно планировала, что именно она будет делать до и после рождения ребенка, и в конце концов успешно справилась с довольно трудной зада­чей самостоятельного его содержания и воспитания. Она твердо решила не принимать финансовую помощь от город­ского департамента социальной защиты, но согласилась с тем, что, кроме ее сбережений, на уход за ней будут потраче­ны средства, предоставленные в Ореховом Доме. Сара очень любила молодого человека, который был отцом ее ребенка, и раньше хотела выйти за него замуж, но после того, как Сара стала беременной, на его отношение и поведение более нель­зя было полагаться. Во время пребывания в Ореховом Доме Сара не хотела ни выходить замуж за отца ребенка, ни полу­чить от него денежную помощь, но она предприняла значи­тельные усилия, чтобы убедить его позволить ей дать ребенку его фамилию. Когда он твердо отказался от этого, Сара была

разочарована, но приняла такое обстоятельство как реально существующее и приспособилась к нему.

Честолюбие Сары (упомянутое выше при описании ре­зультатов по опросникам) не приняло агрессивную форму стремления к соперничеству. Действительно, во время обуче­ния в школе она представляла свою будущую жизнь «ни на­верху, ни внизу, а где-то посередине»¹. Она получала большое удовлетворение от своей работы, и ее работодатели явно были о ней очень высокого мнения, так как они зарезервировали для нее рабочее место на время ее отсутствия.

Единственной проблемой в поведении Сары в Ореховом Доме была ее независимость, иногда принимавшая демонст­ративную форму, в основном в связи с расовым вопросом. Так как она и Ада были единственными негритянками, жив­шими среди белых девушек, и так как некоторые из девушек обладали определенными расовыми предрассудками, Сара поначалу старалась держаться отстранение, проводя значи­тельную часть времени у себя в комнате. Формулой ее поведе­ния было: «Если ты будешь держаться в стороне от коллекти­ва, у тебя не будет никаких неприятностей». Сара открыто дерзила одному из членов персонала, который, как она счита­ла, «всем заправлял». Сара рассказывала, что ей не понрави­лось на юге, куда она ездила навестить своих родителей, так как там было «слишком много правил и ограничений, и ты должна говорить «мадам» тому, кто не старше тебя». Дерзкое поведение отчасти выходило за рамки, которых требовала си­туация (она признавала, что иногда чувствовала себя оскорб­ленной, когда оскорбить ее никто не собирался)². В целом обостренная чувствительность Сары и ее доходящая до дерзо­сти независимость были понятны в той особой обстановке, которая существовала в Ореховом Доме: негритянская де­вушка в ситуации, когда затрагивались ее глубинные внутрен­ние структуры, вынуждена была сосуществовать с белыми де­вушками, чье небезупречное положение (внебрачная бере­менность) толкало многих из них к тому, чтобы занять защит-

¹ Невысокий процент по Роршаху подкрепляет утверждение о том, что ее честолюбие не было агрессивным стремлением к соперничеству.

² Но в то же время эта дерзость не была неупорядоченной, как это обыч­но бывает вследствие влияния бессознательных процессов; она возникала только в ситуациях, связанных, по мнению Сары, с расовым вопросом.

ную позицию. В этом смысле мы склонны рассматривать некоторую дерзость Сары скорее как способ сознательного приспособления, чем как выражение невротической тенден­ции¹.

На основе имеющихся данных можно сделать вывод о том, что не существовало каких-либо явных признаков отверже­ния Сары. Она рассказывала о времени жизни в своей семье и семье дяди и тети как о счастливом детстве, и она была'привя­зана как к дяде и тете, братьям и сестрам, так и к своим роди­телям². Сара не хотела, чтобы ее родители, дядя и тетя узнали о ее беременности до рождения ребенка, так как она полага­ла, что они захотят ей помочь материально, хотя они и так ед­ва сводили концы с концами. По каналам социального агент­ства родители Сары случайно узнали о ее беременности до то­го, как произошли роды; Сара была рассержена на то, что такое могло произойти против ее ясно выраженной воли (это можно сравнить с ее дерзким поведением, о котором говори­лось выше) по отношению к тем людям, которые «всем за­правляют» или не учитывают ее мнение, но в последовавших письмах от ее родителей было продемонстрировано понима­ние ее проблем, и она ни в чем не обвинялась.

Выводы в отношении Сары. Выраженность тревоги Сары была оценена как низкая, и в то же самое время не проявилось никакого явного переживания отвержения. Проблемы Сары были объективны, существовали на уровне реальности, и она справлялась с ними, не переживая субъективного конфликта, с одним возможным исключением, которое состояло в ее особой чувствительности к расовой дискриминации, следствием ко­торой было дерзкое поведение; но такое поведение также сле­дует скорее назвать «нормальным», чем невротическим, в свете

¹ Кажется разумным предположение, что эта сознательная дерзость вы­полняла положительную функцию, т. е. использовалась Сарой для приспо­собления к расовой проблеме, и, таким образом, она не вела к обеднению ее способностей или отказу от психологической свободы.

² В сообщении агентства системы социального обслуживания, поступив­шем из города, где жили родители Сары, говорилось о том, что они были дру­желюбными, ответственными, вызывающими симпатию людьми, и единственный вывод, который можно было из этого сделать, — это тот, что Сара, будучи ребенком, воспитывалась в обеих семьях в довольно здоровой обстановке.

объективной культурной ситуации, в которой она находи­лась¹.

Ада. Другой негритянской девушкой, которая принимала участие в исследовании, была Ада. Аде было девятнадцать лет, она была католичкой и прожила большую часть своей жизни в пригороде Нью-Йорка. После смерти отца, случив­шейся, когда ей было четыре года, ее и брата, который был моложе ее на два года, содержала мать, получавшая опреде­ленную помощь от департамента социальной защиты. Ада по­сещала католическую начальную и бесплатную среднюю шко­лу. Когда Ада окончила среднюю школу в семнадцать лет, у матери произошел «нервный срыв от чрезмерной работы», и она уехала жить к родственникам на юг, а Ада с братом отпра­вились в Нью-Йорк и стали жить у дяди. Первоначально Ада хотела быть медсестрой, но с началом беременности она реши­ла стать фабричной работницей, чтобы содержать ребенка. Трудно было отнести Аду к какому-то социоэкономическому классу: ее происхождение было связано с рабочей средой, но ее первоначальные образовательные цели и многие установки (о чем будет рассказано ниже), вероятно, соответствуют среднему классу. Мы считаем, что она находилась на границе между ра­бочим и средним классами.

Ада забеременела от юноши, который был того же возрас­та, что и она, и с которым она была в близких отношениях с середины обучения в средней школе. По описанию Ады он всегда считал ее своей «собственностью» и ревновал к другим ее друзьям, а она явно подчинялась его стремлению к доми-

¹ Можно сделать заключение о том, что практическое отсутствие невро­тической тревоги у Сары связано с тем обстоятельством, что она не пережи­вала психологического отвержения в своем семейном кругу, как будучи ребенком, так и в момент обследования. Но в случае Сары (так же, как и дру­гой негритянской девушки, Ады) действовал еще и культурный фактор: су­ществуют основания полагать, что в негритянской среде, из которой происходили Сара и Ада, внебрачная беременность не является такой же вы­зывающей тревогу ситуацией, как в том культурном окружении, в котором существовали белые девушки. Таким образом, может оказаться, что Сара, по сути, не находилась в вызывающей тревогу ситуации. Хотя с помощью рас­сматриваемого фактора и можно объяснить меньшую степень тревоги, однако с его помощью нельзя объяснить отсутствие невротической тревоги (напри­мер, тест Роршаха выявил бы наличие невротической тревоги у Сары, если бы она имела место, независимо от того, находится ли субъект обследования в объективно вызывающей тревогу ситуации или нет).

нированию. Признав, что является отцом ребенка, он тем не менее отказался жениться на Аде, после чего, как она вырази­лась, она «выкинула его из своей головы»¹.

Результат Ады по тесту Роршаха продемонстрировал очень стереотипную, уступчивую, податливую личность, с отсутст­вием оригинальности и средним интеллектом². Главной осо­бенностью Ады во время обследования (что видно из прото­кола) было то обстоятельство, что Ада устанавливала для себя высокие стандарты, но эти стандарты были лишены эффек­тивного содержания; это выглядело так, будто у Ады было большое стремление достигнуть определенного уровня, но в то же время не было самостоятельно поставленных целей или понятия о том, чего она, собственно, хочет достигнуть. (Вы­ражаясь общепринятым языком, Аду можно характеризовать как человека с сильным суперэго.) Стремление придержи­ваться высоких стандартов было направлено на то, чтобы со­ответствовать таким образом ожиданиям других людей и своим собственным интроецированным ожиданиям. Как следствие, ее спонтанность и внутренние инстинктивные стремления (секс и враждебность) оказались почти полностью подавлен­ными. Существовали значительные потенциальные возмож­ности чувственной и других форм откликаемости на других людей, но такая откликаемость делала ее тревожной, так как она не могла реагировать тем способом, которого требовали задаваемые ею высокие стандарты³. Когда появился ответ (карта VII), обусловленный вагинальным обследованием в больнице, то это вызвало беспокойство общего характера, ко­торое длилось в течение всего того времени, пока Ада давала ответы на последующие карты теста, и весь процесс, таким образом, почти превратился в бесцельное фантазирование. Произошедшее, по-видимому, указывает на то, что, если Ада

1 Медицинское обследование: сифилис, которым Ада заразилась от это­го юноши.

2 Всего ответов 12: 1М, 5F, 2Fc, 2FC, 1CF, 1С; популярных ответов 4, оригинальных нет; W 67%, D 33%; оценка интеллекта: потенциальность 100, эффективность 100 (или меньше).

³ О том, что подвигло ее к сексуальным отношениям, она ничего не го­ворила. На основе данных Роршаха мы сделали предположение, что в данном случае мотивацией были как ее собственные сексуальные побуждения, так и стремление соответствовать ожиданиям юноши. Последний мотив был, ве­роятно, более существен.

не может жить по своим собственным стандартам (беремен­ность как раз и свидетельствовала о такой неудавшейся по­пытке), она в значительной степени теряет ориентацию в сво­их внутрипсихических отношениях, точно так же, как и в от­ношениях с другими людьми, и возникает сильная тревога. Показатель тревоги по Роршаху составил: глубина 2, 5, широта 4, 5, возможность управлять 3; с таким результатом Ада попала в высокую категорию выраженности тревоги по сравнению с другими девушками.

Ада получила умеренно высокую оценку по опроснику дет­ской тревоги и умеренно высокую по опросникам, относящим­ся к настоящему и будущему. Главными областями проявле­ния тревоги были успех и неудача на работе и «что в ее семье и те, кто заменил ей родителей, думают о ней» (заметна была и тревога по поводу того, что «учитель или мать могут быть ею недовольны»).

В поведении Ады в Ореховом Доме так же, как и в беседе, постоянно проявлялось отмеченное сочетание уступчивости и приверженности высоким стандартам. Она отвечала на все вопросы добросовестно, но никогда не позволяла себе спон­танно выразить какую-либо мысль или чувство. На нее всегда можно было положиться, она была в приюте на подхвате и со­трудничала с окружающими, правда, не проявляя при этом инициативу. Так как у Ады, в отличие от Сары, не было стрем­ления ни к независимости, ни к открытому неповиновению, то она прекрасно ладила с белыми девушками. В процессе обуче­ния в школе Ада всегда получала очень высокие оценки. Она выражала удовлетворение тем, что там, где она обучалась, «она все схватывала на лету, и это помогало ей лучше учиться».

Генетические предпосылки потребности Ады в том, чтобы придерживаться для себя строгих стандартов, можно понять, если рассмотреть описание ею своей матери и их взаимоотно­шений. Хотя Ада говорила, что ее мать, как она помнила по своему детству, была «счастливым» человеком, то обстоятель­ство, что на момент обследования Ады у ее матери обнаружи­ли «упадок сил», обусловленный «стремлением всему уделять внимание», свидетельствует о том, что она, по-видимому, яв­лялась напряженной и жесткой личностью. Более ясное ука­зание на жесткость матери проявилось в том, что она была очень строга с детьми; Ада рассказывала, что мать часто хле-

стала сына, «так как он не приходил тотчас же, когда она его звала». Саму Аду, с ее слов, не часто наказывали; на самом де­ле она считала, что мать к ней слишком снисходительна¹. Бу­дучи ребенком, Ада всегда уступала и всегда подчинялась же­ланиям матери, только иногда испытывая к ней слабые чувства враждебности. Ада рассказывала, что научилась противосто­ять трудностям внутри себя и «преодолевать» свой гнев. Мать и тетя, с которой жила Ада, строго следовали установлениям католицизма, точно так же, как и Ада.

Ада описывала свою тетю как тоже очень строгую. В бесе­де в Ореховом Доме тетя объясняла, что она сознательно стремилась к тому, чтобы воспитать у Ады высокие стандар­ты, что она очень ею гордилась, и что, хотя она и не хотела строго с ней обращаться из-за ее беременности, она не жела­ла, чтобы Ада жила у нее после того, как забеременела, так как это было бы знаком отхода от стандартов, которые тетя воспитала у своих собственных двоих детей. Если рассматри­вать установки тети как характерные для всей семьи, где вос­питывалась Ада, то графическое выражение формулы, кото­рой придерживались взрослые и которая, вероятно, лежала в основе психологической структуры Ады, выглядит следую­щим образом: 1) взрослые хотели воспитать у Ады «высокие стандарты»; 2) они гордились Адой в той степени, в которой она следовала этим стандартам; и 3) они угрожали Аде отвер­жением, если та не будет следовать этим стандартам.

У Ады в открытой форме не проявлялось какого-либо чув­ства отвержения со стороны матери, с которой, по мнению Ады, у нее были дружеские, хотя и несколько сдержанные от­ношения до того, как она стала подростком. Кажется очевид­ным, что с самого детства Ада настолько хорошо приняла «высокие стандарты» своей матери и окружающих и следова­ла им, что у матери никогда не возникало причин открыто ее отвергать. Будучи в Ореховом Доме, Ада никак не могла ре­шиться дать знать своему брату, что она беременна, так как была уверена, что он отвергнет ее; и она колебалась несколь­ко месяцев, прежде чем написать матери о том, что с ней про-

¹ Утверждение о том, что мать была к ней «слишком снисходительна», скорее отражает собственные строгие стандарты Ады (то есть она считала, что ее следовало наказывать чаще), чем является описанием того, что на са­мом деле происходило в детстве.

изошло. Когда наконец она написала ей, мать явно отнеслась с пониманием к рождению ребенка и предложила воспиты­вать его вместе с дочерью¹.

Выводы в отношении Ады. У Ады мы находим умеренно вы­сокую степень тревоги. Степень отвержения Ады, как можно было видеть, во многих пунктах различается: она отвергалась в умеренно высокой степени своей тетей; она думала, что ее в высокой степени будет отвергать брат; и, хотя отвержение со стороны матери было трудно оценить из-за того, что Ада рань­ше полностью следовала тому, чего хотела от нее мать, сущест­вовали указания на то, что Ада очень боялась отвержения со стороны матери. Мы можем поэтому предположить, что от­вержение существовало в их отношениях потенциально. Но решающий пункт для понимания динамики тревоги Ады со­стоит в том, что она воспринимала отвержение в свете имею­щихся у нее «высоких стандартов»., Эти стандарты не были при-

¹ То обстоятельство, что мать приняла будущего ребенка, нельзя рас­сматривать как аргумент против того, что мать на глубоком уровне и скрыто отвергала Аду. В самом деле, проблему причины отвержения следует рас­сматривать по-разному в отношении негритянских и белых девушек. Суще­ствовало большое число данных, касающихся Ады, точно так же, как и Сары, что сама по себе ситуация, когда мать имеет внебрачного ребенка, не счита­лась такой же серьезной или позорной для негритянского общества, из кото­рого происходили наши девушки, как в том обществе, из которого происходили белые девушки- (Для подтверждения такой точки зрения как общего положения можно привести соответствующие данные из работ по культуре, но автор не имеет келания рассматривать эту тему дальше.) У нас не создалось впечатления, что отвержение в случае Ады — например, то, что тетя не желала, чтобы Ада с ией жила, страх Ады перед тем, что ее отвергнет брат, и отвержение Адой самой себя, — было следствием того обстоятельст­ва, что Аде предстояло родить внебрачного ребенка; отвержение скорее яви­лось следствием тех действий, которые привели к беременности. Что именно не одобрялось в этих действиях, трудно определить конкретно, так как «стан­дарты», которые были нарушены, скорее носили формальный характер, чем имели конкретное содержание (как, например, по сути, запрет на сексуаль­ные отношения). Как кажется автору, отвержение, с которым столкнулась Ада, и психологическая дезориентация, лежащая в основе ее тревоги, имели своим источником то обстоятельство, что Ада уступила авторитету, а также ожиданиям и чаяниям (например, ожиданиям юноши и своим собственным сексуальным импульсам), не являвшимся ожиданиями ее матери или лиц, которые замещали мать. Такое предположение подтверждается тем, что у Ады не проявилось какого-то явного чувства вины в связи с сексуальными отношениями и беременностью как таковыми; тревога, как кажется, возник­ла вследствие психологической дезориентации, которая, в свою очередь, воз­никла из-за того, что Ада не соответствовала ожиданиям своей матери.

родными ценностями, которые выбрал сам человек, но были интроецированы как формальные ожидания ее матери и се­мейного окружения. Поэтому важной формой отвержения на момент исследования было самоотвержение, «я» приняло на себя функцию родительского авторитета. Когда Ада поняла, что ее жизнь не соответствует этим интроецированным ожида­ниям, возникла глубокая психологическая дезориентация (особенно наглядно проявившаяся в тесте Роршаха) и появи­лись субъективный конфликт и выраженная тревога.

При обсуждении других историй болезни в этом исследо­вании мы уже указывали, что конфликт, лежащий в основе невротической тревоги, может быть рассмотрен как следствие пробела между ожиданиями того, какова будет позиция роди­телей, и реальной родительской позицией. В случае с Адой существовал явный пробел, который был причиной тревоги, однако он принял несколько другую форму — форму пробела между ее интроецированными ожиданиями в отношении са­мой себя и реальностью. Тревога у Ады не возникла вследст­вие чувства вины по поводу сексуальных отношений или бе­ременности как таковых, скорее она появилась непосредст­венно вследствие психологической дезориентации, которая наступила у Ады, так как она уступила требованиям авторите­та, и ее ожидания не соответствовали ожиданиям матери¹.

Сравнения и противоположности. Сравнение Сары и Ады наглядно показывает описанную выше динамику невротиче­ской тревоги. Для обеих негритянских девушек сам факт вне­брачной беременности не являлся ситуацией, в такой же сте­пени вызывающей тревогу, как для белых девушек. Обе девуш­ки демонстрировали уступчивость: для Сары уступчивость

¹ Имеется в виду, что Ада могла быть свободна от тревоги только до тех пор пока она соответствовала ожиданиям своей матери, хотя и в их интрое-цированной форме. Неэффективность такой защиты проявилась достаточно ясно. Чтобы не чувствовать тревогу и сохранять стабильность в этом отноше­нии, Ада никогда не должна была следовать своим собственным желаниям либо соответствовать ожиданиям любого другого человека, кроме матери; но так как установкой Ады в отношениях со всеми другими людьми было соот­ветствовать их ожиданиям, ее психологическая позиция была обречена на то, чтобы часто подвергаться опасности. Эта история болезни является приме­ром дилеммы, которая стоит перед человеком, если его свобода от тревоги зависит от подчинения авторитету, причем это подчинение никак не связано с его собственным автономным выбором.

была сознательным методом приспособления, особенно в ра­совом вопросе, но она защищала свою автономию и ощуще­ние самой себя с помощью сознательного открытого непови­новения всякий раз, когда она чувствовала, что подчинение означает угрозу ее независимости. Для Ады, напротив, уступ­чивость была настолько же бессознательной структурой пси­хики, как и осознанной, ее ощущение самой себя и положи­тельное к себе отношение зависели от того, насколько хорошо она подчиняется, прототипом чего были ожидания матери. Сара очень мало или вообще не чувствовала отвержения со стороны родителей; у Ады было сильное ощущение отверже­ния в форме отвержения самой себя перед лицом своих ин-троецированных стандартов. У Сары субъективный конфликт и тревога были очень слабо выражены; у Ады наблюдался сильный субъективный конфликт между ее интроецированны­ми ожиданиями и реальной ситуацией, что вело к значитель­ной психологической дезориентации и умеренно высокой степени тревоги.

14. Айрин: тревога, связанная с чрезмерной добросовестностью и застенчивостью

Айрин было девятнадцать лет, она являлась приемной до­черью пожилых родителей из среднего класса. Семья всегда жила за городом, и так как у Айрин не было братьев и сестер, ее жизнь протекала довольно одиноко, пока она не поступила в среднюю школу. Айрин забеременела от своего жениха, с которым у нее были близкие отношения, пока она училась в средней школе. Родители Айрин открыто не противились ее помолвке, но ее жених им не нравился из-за того, как говори­ла Айрин, что его родители торговали спиртными напитками. Айрин несколько раз вступала в сексуальные отношения с же­нихом после того, как она окончила среднюю школу, как раз перед тем, как они решили пожениться.

Главными особенностями результатов Роршаха Айрин бы­ли очень большая добросовестность, ярко выраженная за­стенчивость и уклонение от межличностных отношений, чрезмерно утонченный контроль над чувствами и тенденция к стереотипности интересов (вероятно, связанная с ее одиноче-

ством в детстве), и в то же самое время довольно высокая сте­пень оригинальности¹. Очень длинные паузы Айрин, в течение которых она молча усердно изучала карты, как будто рассмат­ривая и отвергая возможные ответы, как кажется, частично были следствием ее обусловленных культурой сложностей в самовыражении, а также свидетельствовали о навязчивом стремлении к добросовестности. Это последнее навязчивое стремление все делать хорошо сопровождалось такими боль­шими усилиями, что заметно тормозило продуктивность Ай­рин. Хотя ее интратенсивные побуждения были легко ею при­няты, она проявляла очень большую осторожность, реагируя на эмоциональные стимулы при взаимоотношениях с други­ми людьми. Застенчивость, уклончивость и осторожность, по-видимому, можно представить себе как некоторую труд­ность эмоционального выражения и отзывчивости, обуслов­ленную культурой, — Айрин сама соотносила эти черты с тем обстоятельством, что она является «всего лишь деревенской девушкой». Но на более глубоком уровне осторожность была защитой от вызывающей тревогу эмоциональной вовлеченно­сти; тревога проявлялась главным образом в ее чрезмерной добросовестности. Айрин как бы считала, что может устанав­ливать взаимоотношения с людьми не иначе, как посредством навязчивого стремления быть совершенной, соответствовать некоторым очень высоким стандартам. Когда, однако, она преодолевала свою робость и осторожность и реагировала на внешние стимулы, которые предлагались ей в тесте Роршаха, ее тревога, как и чрезмерная добросовестность, уменьшались (что говорит о том, что чрезмерная добросовестность была за­щитой от вызывающих тревогу ситуаций). Оценка тревоги по Роршаху составила: глубина 4, 5, широта 2, возможность управ­лять 2, с таким результатом она оказалась в умеренно высокой категории по сравнению с другими девушками.

Результаты Айрин как по опроснику, относящемуся к дет­ству, так и относящемуся к настоящему времени, попали в высокую категорию выраженности тревоги, но это, несомнен­но, явилось следствием блокирования самовыражения, как видно по тесту Роршаха. По первому опроснику тревога, ка-

¹ Общее количество ответов 23: ЗМ, 6FM, 5F, 6Fc, 3FC; А 70%; популяр­ных ответов 6, оригинальных 6; W 39%, D 61%; среднее время ответа — две минуты семнадцать секунд; процент ответов по последним трем картам 48; оценка интеллекта: потенциальность 125, эффективность ПО.

сающаяся успеха и неудачи в труде, занимала явно господ­ствующую область, а фобические мрачные предчувствия были на втором месте; по опроснику, относящемуся к тревоге в на­стоящее время, главной областью действия тревоги опять бы­ли успех и неудача в труде, а на втором месте — «то, что дума­ют об Айрин в ее семье».

Очевидно, навязчивое стремление к добросовестности Ай­рин было чертой ее характера на протяжении всего ее детства. Например, она рассказывала, что при помощи очень больших усилий она закончила школу, будучи лучшей ученицей клас­са, после чего у нее произошел кратковременный «нервный срыв». Она также говорила о том, что всегда была очень раз­борчива и не выбирала себе друзей из «социального класса, более низкого», чем ее собственный. В беседах также прояв­лялась ее осмотрительность и сильное желание понравиться, но такое поведение, как кажется, имело целью не столько по­лучить одобрение со стороны психолога и социального работ­ника, сколько действовать в соответствии со своими собст­венными поведенческими стандартами.

Родители Айрин были очень консервативны, религиозны и добродетельны, они не доверяли танцам, курению и кине­матографу. Однако на открытом уровне они предоставляли Айрин свободу в этих делах; Айрин присоединилась к более либеральной церкви и занималась упомянутыми видами дея­тельности, не вступая в открытый конфликт со своими роди­телями, но — как об этом будет рассказано дальше, — вероят­но, имел место значительный скрытый конфликт. Айрин рас­сказывала, что ее мать всегда «была очень тревожна». Во время беседы в Ореховом Доме мать описывала Айрин как «мамину маленькую девочку», и Айрин, как и ее мать, согла­силась с тем, что мать всегда стремилась чрезмерно опекать и «нянчить» дочь. Родители были расстроены и удивлены, ус­лышав о беременности, но приняли ее как факт и помогали Айрин в построении ее планов. И в этот раз их позиция соот­ветствовала позиции родителей, которые заботятся о ребенке.

Домашняя обстановка на открытом уровне характеризова­лась эмоциональным вакуумом: родители стеснялись ссо­риться, как между собой, так и с Айрин. Когда Айрин совер­шала какой-либо неблаговидный поступок, они стремились не шлепать ее, а урезонить, а затем заставляли ее спокойно сидеть в кресле, «и я в это время всегда кипела», — заметила Айрин. Напрашивается предположение о том, что такое от-

сутствие эмоционального взаимодействия и отсутствие для ребенка какого-либо эмоционального выхода в сочетании с твердыми принципами родителей создавало предпосылки для развития у Айрин значительного чувства вины. Возможно также, что это чувство вины было важным источником чрез­мерной добросовестности Айрин. Она говорила о том, что, будучи ребенком, всегда была очень одинока. Извинившись за то, что она это говорит, Айрин сказала, что ей были ближе две ее собаки, чем родители. Она никогда не чувствовала, что ее с матерью связывает какое-либо взаимопонимание, и она никогда не могла поговорить о чем-либо с ней откровенно.

Помолвка и сексуальные отношения Айрин с юношей, к которому родители не очень хорошо относились, как кажется, были мотивированы подавленной враждебностью Айрин к своим родителям, особенно к матери, а также потребностью компенсировать отсутствие теплоты и понимания в семейных взаимоотношениях.

В более поздних беседах в Ореховом Доме Айрин выража­ла значительные враждебность и обиду по отношению к мате­ри, в основном по поводу того, что мать нянчила ее, так плохо ее понимала и не доверяла ей. Айрин смогла воспринять тера­пию в Ореховом Доме очень конструктивно. Новые сведения, полученные несколькими месяцами позже, указывали на то, что она с энтузиазмом стала учиться в колледже и очень хоро­шо к нему приспособилась.

Выводы. Хотя и не существовало физического отвержения в случае Айрин (которое бы выразилось, например, в жесто­ком обращении), существовали очевидные доказательства то­го, что она переживала значительную степень эмоционально­го отвержения и очень выраженное одиночество; поэтому сте­пень отвержения Айрин со стороны родителей мы оценили как умеренно высокую. На основе ее хорошо очерченных сим­птомов тревоги — чрезмерной добросовестности, уклончиво­сти, осторожности и застенчивости, — мы оценили ее тревогу в целом также как умеренно высокую. Хотя на поверхности эти поведенческие черты были связаны с одиноким детством Ай­рин, на более глубоком уровне уклончивость, добросовест­ность и осторожность являлись попыткой приспособиться к вызывающей тревогу ситуации — отношениям со своими ро­дителями. Уклонение от взаимодействия и застенчивость в отношениях с людьми являлись защитой от эмоционально хо-

лодной семейной среды, а чрезмерной добросовестностью выражалось стремление Айрин соответствовать жестким стан­дартам своих родителей: от этого обстоятельства зависело хо­рошее отношение к ней. Эмоциональный вакуум и отсутствие реалистического подхода к окружающему миру в семье также создавали почву для субъективного конфликта, который ле­жал в основе тревоги Айрин. Родители не только явно подав­ляли свою собственную агрессию, но и не давали дочери воз­можности ей противодействовать (например, когда они пыта­лись «урезонить» ее и сажали в кресло, это означало автори­тарное подавление ее обиды и враждебности). Мы уже указы­вали на то, что хотя на показном уровне родители позволяли Айрин делать свой собственный свободный выбор, существо­вали данные о том, что, когда она делала такой выбор, так же, как и когда у нее была подавленная враждебность, Айрин пе­реживала выраженное чувство вины. Мимоходом можно ска­зать о том, что субъективный конфликт и чувство вины Ай­рин на психологическом уровне, вероятно, переживались тем более сильно, что ей никогда не позволялось — в отличие от Луизы и Бесси, которые страдали от непосредственного гру­бого обращения своих родителей, — ощутить свою враждеб­ность в отношении родителей на сознательном уровне или найти объективное приложение для своего чувства вины.