Кемпбелл. Она не выступит против ходатайства.

Она не выступит против ходатайства.

Моя первая шальная мысль: несмотря на показания Джулии, еще не все потеряно. Второй же была мысль о том, что Джулию, так же как и меня, терзают сомнения по поводу этой ситуации и того, как поступили с Анной. Только сейчас она на виду и чувства ее очевидны.

Именно в этот момент Судья вцепился зубами в мое пальто, но я не хотел просить сделать перерыв, пока Джулия не закончит.

– Мисс Романо, – спросил Десальво, – что вы порекомендуете суду?

– Я не знаю, – тихо ответила она. – Простите. Это первый раз, когда, выполняя обязанности опекуна‑ представителя, я не могу дать совет, который считала бы приемлемым. С одной стороны, есть Брайан и Сара Фитцджеральды, которые только и делали, что принимали решения на протяжении жизни обеих дочерей, руководствуясь любовью к ним. С этой точки зрения их решения уже не могут казаться неправильными – даже если они больше не являются оптимальными.

Она повернулась к Анне, и я почувствовал, как та выпрямилась рядом со мной, стала более уверенной.

– С другой стороны, есть Анна, которая хочет постоять за себя. Даже если из‑ за этого потеряет свою любимую сестру. – Джулия покачала головой. – Это Соломонов выбор, Ваша честь, хотя вы не просите меня разрубить пополам младенца. Но вы просите меня разрубить семью.

Почувствовав, что меня дергают уже за другой рукав, я шлепнул Судью, но потом сообразил, что на этот раз меня отвлекала Анна.

– Хорошо, – прошептала она.

Судья Десальво разрешил Джулии сесть на свое место.

– Что хорошо? – прошептал я в ответ.

– Хорошо, я выступлю, – сказала она.

Я недоверчиво посмотрел на нее. Судья уже подвывал и тыкался носом мне в ногу, но я не мог рисковать и просить о перерыве. Анна может передумать в любую секунду.

– Ты уверена?

Но она мне не ответила. Она встала, привлекая к себе внимание всех присутствующих.

– Судья Десальво, – Анна набрала полные легкие воздуха, – я хочу кое‑ что сказать.

Анна

Я хочу рассказать, как впервые выступала перед аудиторией. Это было в третьем классе, и мне дали задание сделать доклад о кенгуру. Они очень интересные животные. Кроме того что они водятся только в Австралии, кенгуру являются в некотором роде мутантами в эволюционной цепи – у них глаза оленя и бесполезные передние лапки кроликов. Самое удивительное, что у них есть, – сумка. Детеныш, который рождается еще эмбрионом, умудряется вскарабкаться по маминому животу и забраться в сумку, и все это происходит, пока его ничего не подозревающая мать скачет по полям. Сумка у кенгуру совсем не такая, как показывают в мультфильмах, она розовая, сморщенная, как внутренняя сторона щеки, и в ней полно всяких важных материнских приспособлений. Уверена, вы не знали, что кенгуру носят не одного детеныша одновременно. Время от времени появляется еще один малыш, крошечный, прозрачный и падает на дно сумки, а старший в это время царапается, стараясь устроиться поудобнее.

Как видите, я прекрасно подготовилась. Но когда подошла моя очередь, когда Стефан Скарпинио уже показывал лемура из папье‑ маше, я почувствовала, что меня сейчас стошнит. Подойдя к миссис Куртберт, я сказала, что мой доклад никому не понравится.

– Анна, – возразила она, – если ты убедишь себя, что все хорошо, то так оно и будет.

Поэтому, когда Стефан закончил, я встала, сделала глубокий вдох и начала:

– Кенгуру – это сумчатые, которые живут только в Австралии.

И тут меня вырвало на четверых ребят, которым не повезло сидеть на первых партах.

После этого меня начали называть КенгуБе. И время от времени, когда кто‑ то из ребят летал на отдых самолетом, к моей куртке в раздевалке цепляли гигиенический пакет, который дают во время полета, и получалась сумка, как у кенгуру. Я долго была школьным посмешищем – до тех пор, пока Дарен Ханг в спортзале, стараясь отобрать флажок, не стянул юбку с Орианы Бертайм.

Я рассказала об этом, чтобы вы поняли, почему я не люблю выступать перед публикой.

Стоять за свидетельской стойкой было еще страшнее. Но Кемпбелл ошибался насчет причины моего страха. Я боялась рассказать слишком много.

Посмотрев в зал заседаний, я увидела маму, сидевшую за своим столом, папу, который совсем незаметно улыбнулся мне, и вдруг испугалась своей самонадеянности: неужели я думала, что смогу пройти через все это? Я уже повернулась к своему месту, чтобы извиниться, за то что отняла время у присутствующих, и сбежать. Но тут увидела, что Кемпбелл выглядит просто ужасно. Его лицо покрылось потом, а зрачки расширились, словно вместо глаз были пуговицы.

– Анна, – спросил Кемпбелл, – хочешь воды?

Я посмотрела на него и подумала: «А вы?»

Мне хотелось домой, хотелось убежать туда, где никто не знал моего имени, и притвориться приемной дочерью миллионера, наследницей короля зубной пасты или японской поп‑ звездой.

Кемпбелл обратился к судье:

– Можно мне сказать несколько слов клиентке?

– Пожалуйста, – ответил судья Десальво.

Кемпбелл подошел к свидетельской стойке и наклонился ко мне так близко, что его слышала только я.

– В детстве у меня был друг по имени Джозеф Ум, – прошептал он. – Представь, если бы доктор Нет вышла замуж за него.

Когда он вернулся на место, я все еще улыбалась и думала, что, возможно, продержусь здесь еще две‑ три минуты.

Пес Кемпбелла сошел с ума, это ему нужно было дать воды или что‑ то вроде того. Это заметила не только я.

– Мистер Александер, – сказал судья Десальво, – успокойте, пожалуйста, свое животное.

– Судья, сидеть!

– Прошу прощения?!

Кемпбелл стал красным, как помидор.

– Я обращался к собаке, Ваша честь, как вы просили. – Потом повернулся ко мне. – Анна, почему ты подала этот иск?

Вам, наверное, известно, что у лжи особенный вкус.

Приторный, горький и всегда разочаровывающий, как если берешь в рот красивую шоколадную конфету, а вместо ожидаемого ириса, ощущаешь вкус лимонной начинки.

– Она попросила, – ответила я, и эти два слова превратились в лавину.

– Кто попросил? О чем?

– Мама, – проговорила я, уставившись на ботинки Кемпбелла. – Она попросила отдать почку. – Я перевела взгляд на свою юбку и подцепила ниточку. Может, мне удастся все распутать.

Два месяца назад Кейт поставили диагноз: почечная недостаточность. Она быстро утомлялась, теряла в весе, испытывала жажду, ее чаще рвало. Врачи определяли несколько причин: генетические отклонения, фактор накопления гранулоцитов, уколы, которые стимулировали выработку костного мозга, стресс во время лечения. Кейт назначили диализ, чтобы избавить от токсинов, циркулировавших в ее крови. А потом диализ перестал действовать.

Однажды вечером мама вошла в нашу комнату, где мы с Кейт просто болтали. С ней был и папа, а это значило, что разговор будет более серьезным, чем обычное выяснение, кто забыл закрыть кран в ванной.

– Я читала кое‑ что в Интернете, – сообщила мама. – Пересадка внутренних органов не такая серьезная операция, как пересадка костного мозга.

Кейт посмотрела на меня и вытащила новый компакт‑ диск. Мы обе знали, о чем пойдет речь.

– Человеческие почки не продаются в супермаркетах, – заметила сестра.

– Я знаю. Оказывается, чтобы быть донором в пересадке почки, достаточно совпадения нескольких маркеров, а не всех шести, как при пересадке костного мозга. Я позвонила доктору Шансу и спросила, смогу ли я стать твоим донором. Он ответил, что в обычной ситуации, скорее всего, смогла бы.

Кейт услышала главное.

– В обычной ситуации?

– Твоя ситуация не обычная. Доктор Шанс считает, что твое тело отторгнет орган обычного донора, потому что оно уже и так многое перенесло. – Мама опустила глаза. – Он не советует идти на это, если только почку не даст Анна.

Папа покачал головой.

– Это будет сложная операция. Для них обеих.

Я задумалась. Придется ли мне лежать в больнице? Будет ли больно? Могут ли люди жить только с одной почкой?

А что, если у меня самой будет почечная недостаточность, скажем, лет в семьдесят? Где я найду запасную почку для себя?

Прежде чем я успела задать хоть один из этих вопросов, заговорила Кейт:

– Я не буду делать это опять, понятно? Мне уже надоело. И больницы, и химиотерапия, и облучение, и все остальное. Оставьте меня в покое, хорошо?

Мамино лицо стало белым.

– Хорошо, Кейт. Тогда, может, тебе сразу совершить самоубийство?

Но Кейт опять надела наушники и включила музыку так громко, что даже мне было слышно.

– Если уже умираешь, – вымолвила она, – это не самоубийство.

– Ты когда‑ нибудь говорила кому‑ то, что не хочешь быть донором? – спросил меня Кемпбелл, а его пес начал вертеться, как юла, посреди зала заседаний.

– Мистер Александер, – сказал судья Десальво, – я сейчас вызову охранника, чтобы успокоить вашего… любимца.

Пес и вправду совершенно вышел из‑ под контроля. Он лаял, становился передними лапами на Кемпбелла, бегал вокруг него кругами. Кемпбелл проигнорировал и пса, и слова судьи.

– Анна, ты сама решила подать иск?

Я знала, зачем он задал этот вопрос. Он хотел показать всем, что я способна сделать сложный выбор. Ложь вертелась у меня на языке, как змея, но я стиснула ее зубами и сказала не совсем то, что собиралась:

– Меня убедили.

Это, конечно же, было неожиданностью для моих родителей, и их глаза впились в меня. Это стало новостью для Джулии, которая ахнула. Это было новостью даже для Кемпбелла, который обреченно вытер рукой лицо. Именно поэтому лучше молчать. Тогда меньше шансов сломать свою жизнь и чью‑ то еще.

– Анна, – произнес Кемпбелл, – кто убедил тебя?

Я была слишком маленькой в этом кресле, в этой стране, на этой одинокой планете. Я сцепила руки, чтобы сдержать единственное чувство, которое мне до сих пор удавалось контролировать: сожаление.

– Кейт.

В зале заседаний стало абсолютно тихо. И прежде чем я успела еще что‑ то сказать, грянул гром, которого я ждала. Я съежилась, но оказалось, что грохот вызван не тем, что земля разверзлась под моими ногами. Это Кемпбелл упал на пол, а его пес стоял рядом, и его человеческий взгляд говорил: «Я же вас предупреждал».

Брайан

Если пробыть в космосе три года, то, когда вернешься, на Земле пройдет четыреста лет. Я только астроном‑ любитель, но у меня было странное чувство, будто я только что вернулся из дальних странствий в мир, где не мог ничего понять. Я думал, что слушал Джесси, но оказалось, что я его совсем не слышал. Я внимательно выслушал Анну, но опять что‑ то пропустил. Я вспоминал слова, которые она говорила, и пытался связать их, подобно тому как греки каким‑ то образом нашли пять точек на небе и решили, что те похожи на женское тело.

Потом я понял, что ищу не там, где нужно. Австралийские аборигены, например, смотрят сквозь созвездия греков и римлян в темное небо и видят страуса, спрятавшегося за Южным Крестом, где звезд вообще нет. О темноте можно рассказать столько же, сколько и о ярких звездах.

Вот о чем я думал. По крайней мере до тех пор, пока адвокат моей дочери не упал на пол и не забился в конвульсиях эпилептического припадка.

Доступ воздуха, дыхание. Если у человека сильный эпилептический припадок, то воздух просто необходим. Я перепрыгнул через барьер, ограждавший места для зрителей, и с трудом оттолкнул пса, который, как часовой, стоял над извивающимся телом Кемпбелла Александера. Припадок адвоката перешел в тоническую фазу, и дыхательные мышцы, сокращаясь, с шумом вытолкнули воздух из его легких. Он неподвижно лежал на полу. Потом началась клоническая фаза, и его мышцы беспорядочно и беспрерывно дергались. Я перевернул его на бок, на случай если его вырвет, поискал глазами что‑ то, что можно было бы сунуть ему в рот, чтобы он не откусил себе язык. Тут случилось невероятное: пес перевернул портфель Александера и вытащил предмет, похожий на резиновый бублик, который был как раз тем, что я искал, и положил мне в руку. Краем глаза я заметил, что судья вышел из зала заседаний. Я крикнул Верну, чтобы он вызвал «скорую».

Джулия мгновенно оказалась рядом со мной.

– С ним будет все хорошо?

– Да, все будет хорошо. Это припадок.

Казалось, что она вот‑ вот расплачется.

– Вы можете что‑ то сделать?

– Только ждать, – сказал я.

Она потянулась к Кемпбеллу, но я поймал ее руку.

– Не понимаю, почему это произошло.

Я не был уверен, что Кемпбелл сам это понимает. Я знал только, что некоторые вещи происходят сами по себе и их нельзя предвидеть.

Две тысячи лет назад небо выглядело совсем иначе, поэтому представления греков о знаках Зодиака не соответствуют современным. Когда‑ то Солнце в этот день было не в Тельце, а в Близнецах. И если человек родился 24 сентября, то его знаком были не Весы, а Дева. Кроме того, в Зодиаке было еще тринадцатое созвездие, Змееносец, которое появлялось между Стрельцом и Скорпионом всего на четыре дня.

Причина в том, что ни в чем нет порядка. Земная ось меняет наклон. Жизнь даже приблизительно не такая стабильная, как мы того хотим.

Кемпбелла Александера рвало прямо на ковер в зале заседаний, потом в кабинете судьи, где он и пришел в себя.

– Все нормально, – сказал я, помогая ему сесть. – У вас был сильный припадок.

Он обхватил голову руками.

– Что случилось?

Потеря памяти до и после припадка – обычное явление.

– Вы потеряли сознание. Мне кажется, это эпилепсия.

Он посмотрел на капельницу, которую мы с Цезарем ему поставили.

– Мне это не нужно.

– Как же, не нужно, если бы не это лекарство, вы сейчас же оказались бы опять на полу.

Сдавшись, он оперся спиной о диван и уставился в потолок.

– Все было так плохо?

– Очень плохо, – признался я.

Он погладил Судью по голове – пес не отходил от него ни на шаг.

– Хороший мальчик. Извини, что я тебя не послушался.

Потом он глянул на свои брюки, влажные и издающие неприятный запах – еще один побочный эффект эпилепсии.

– Дерьмо.

– Почти. – Я подал ему свои запасные форменные штаны, которые всегда лежали в машине. – Вам помочь?

Он отмахнулся от меня и попытался одной рукой снять брюки. Я молча наклонился, расстегнул молнию и помог ему переодеться. Я делал это автоматически, так же как во время дежурства поднимал рубашку женщине, делая массаж сердца. Но я знал, что он чувствовал себя очень неловко.

– Спасибо, – поблагодарил он, старательно застегивая молнию. Мы посидели секунду. – Судья знает? – Когда я не ответил, он закрыл лицо руками. – О Боже, прямо при всех?

– Сколько времени вы это скрываете?

– С самого начала. Мне было восемнадцать лет. Я попал в автомобильную аварию, и после этого все началось.

– Травма головы?

Он кивнул.

– Так мне сказали.

Я зажал ладони между коленями.

– Анна очень испугалась.

Кемпбелл потер лоб.

– Она… давала показания?

– Да, – сказал я. – Да.

Он посмотрел на меня.

– Мне нужно туда вернуться.

– Не сейчас.

Услышав голос Джулии, мы обернулись. Она стояла в дверях и смотрела на Кемпбелла, словно видела его впервые. Думаю, так оно и было на самом деле – таким она его не видела.

– Я, э‑ э, пойду посмотрю, заполнили ли ребята бумаги, – пробормотал я и оставил их одних.

Вещи в действительности не такие, какими представляются. Некоторые звезды, например, выглядят яркими точками. Но если рассмотреть их под микроскопом, выяснится, что перед нами совокупность молекул – миллионы таких же звезд, которые кажутся нам обычным куском камня. Или еще один пример, правда, не такой красноречивый. Существуют тройные звезды, такие как Альфа Центавра: на самом деле это двойная звезда, а возле нее находится красный карлик.

В Африке есть племя, которое верит, что жизнь на Земле зародилась на второй звезде Альфы Центавра – той, которую невозможно увидеть без мощнейшего телескопа. Невольно задумываешься над тем, как так получилось, что греки, туземцы и индейцы равнин, живя на разных континентах, все смотрели на группу из семи Плеяд и независимо друг от друга видели семь девушек, убегающих от опасности.

Выводы делайте сами.