Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Основные вехи философского познания природы общества и законов его развития






 

Справедливо говорят о том, что человечество не знает своего будущего, не может описать, что ждет его завтра! Из этой очевидной истины делают как бы бесспорный вывод, что уж о прошлом-то известно все или почти все. Неизвестность будущего как бы противопоставляется известности настоящего и прошлого. На самом же деле это не совсем так. Конечно, в экзистенциальном смысле прошлое известно, а будущее нет. Но если речь идет о тенденциях прошлого, его законах, то оно может быть не менее туманным и непредсказуемым, чем будущее. История социальной философии — это также одна из «неизвестностей» духовного прошлого, которое еще предстоит познать, теоретически реконструировать и ввести в научный оборот. Путь к этой реконструкции непрост. Попытка выделить контуры истории социальной философии, естественно, предполагает наличие хотя бы общего представления о том, что собственно представляет собой социальная философия.

 

Мы полагаем, что предметная область социальной философии может быть выявлена, исходя из двух позиций.

 

Первую позицию можно охарактеризовать как философское рассмотрение общества. Это означает, что общество изучается не только как некая всеобщая целостность, в своей всеобщеисторической эволюции, а именно в контексте постановки, развития, решения определенных философских проблем. Можно сказать, что социальная философия нацелена на выявление и анализ философского потенциала общества, общественного бытия человека [1].

 

1 «Проблема социальной философии — вопрос, что такое, собственно, есть общество, какое значение оно имеет в жизни человека, в чем его истинное существо и к чему оно нас обязывает» (Франк C.Л. Духовые основы общества Введение в социальную философию. Париж, 1930. С. 112).

 

 

Вторую позицию можно охарактеризовать как своеобразное общественное рассмотрение философии. Иначе говоря, это область социального обоснования философских проблем. Вполне понятно, что обе позиции — от философии к обществу и от общества к философии — тесно взаимопереплетены, а нередко и просто сливаются друг с другом. Тем не менее их теоретико-методологическое разведение полезно, ибо позволяет более рельефно вычленить и осмыслить определенные тенденции исторического развития социальной философии.

 

Если же говорить о своеобразном стержне, который объединяет проблематику социальной философии во всех ее позициях, то это, на наш взгляд, — философское рассмотрение отношений человека и общества во всей их сложности и многозначности. Это рассмотрение общественного бытия человека.

 

Но если согласиться с тем, что философское рассмотрение человека в его отношении к обществу является основной проблемой социальной философии, если учесть, что человек всегда и везде входил в орбиту размышлений любого философа и при этом человек, естественно, всегда и везде оставался общественным человеком, то нетрудно сделать вывод, что в любой философской системе присутствовали мотивы социальной философии. Эти мотивы могли быть более или менее развитыми, более или менее эксплицированными — амплитуда колебаний в этих отношениях огромна, — но они всегда были и есть в любом философском творчестве. В этом смысле можно сказать, что всякая философия — это социальная философия, что несоциальной философии просто нет и быть не может. Отсюда следует, что эволюция социальной философии началась не с какого-то этапа философского развития человечества, а именно там и тогда, где и когда началась и сама философия.

 

Разумеется, сказанное не означает ни растворения социальной философии в общем потоке философской культуры, ни отождествления этого потока с социальной философией. Социально-философские мотивы при всей их органичной вплетенности в общий контекст философской рефлексии все же устремлены к своим проблемам. И по мере философской эволюции, обогащения круга проблем, роста методологически-категориальной вооруженности социально-философская проблематика проявлялась все более рельефно, завершившись на определенном этапе кристаллизацией в специфическую область социально-философского знания.

 

Но независимо от того, насколько вычленялась собственно социально-философская проблематика, это свидетельствовало о том, что почва для истории социальной философии — это вся история мировой философской культуры.

 

История социальной философии включает в себя философское творчество многих, весьма разных мыслителей, несущее на себе ярко выраженную печать соответствующих эпох, регионов, стран, социальных культур. Понятно, что вычленение какой-то тенденции развития социальной философии, как ни обоснованна сама эта тенденция, всегда условно. Это вычленение содержит риск определенной нивелировки, может быть, самого ценного в социально-философской культуре — неповторимой индивидуальности каждого мыслителя прошлого. Мыслители, справедливо воспринимаемые как люди богатой и неповторимой духовной жизни, титаны мысли и духа, будучи «встроенными» в какую-либо тенденцию, тускнеют и выступают как абстрактные звенья чисто духовного процесса. Понимая неизбежность возможных схематизации, мы все же попытаемся выделить некоторые вехи истории социальной философии до XIX в.

 

Развитие философского понимания природы общества и его структуры. Придерживаясь определенной традиции и опираясь на достигнутый уровень знания, мы полагаем, что стартовой позицией для размышления об обществе является классическая греческая философия.

 

В древнегреческой философии нас особо интересуют имена Платона (427-347 до н.э.) и Аристотеля (384—322 до н.э.), именно в их творчестве наиболее отчетливо выразился сам подход к проблемам общества, определивший на многие века контуры познания этой области.

 

Прежде всего хотелось бы отметить универсализм философского видения мира этими философами. Проблемы космоса материи и формы, диалектики человеческой души, познания, логики, классификации наук, категорий и т.д. являются предметом исследования этих мыслителей. В философском калейдоскопе находят они место и для проблем общества, общественного бытия человека. Отметим попутно, что, как нам представляется, именно от Платона и Стагирита берет начало традиция универсального взгляда на мир и человека, сохранившаяся вплоть до Гегеля, в рамках которого обязательно наличествуют и социально-философские идеи.

 

Но присмотримся ближе к тому, какие же проблемы собственно социальной философии, общественной жизни выделяют Платон и Аристотель. Круг этих проблем также достаточно широк. По существу, так или иначе все современные им вопросы общественной жизни отражаются в их учениях. Это и вопросы возникновения общества, разделения труда, рабства, сословий, вопросы воспитания людей, определенные размышления об основах экономики, обмена и т.д., наиболее ярко прослеживающиеся в творчестве Аристотеля. Вместе с тем в этом разнообразии сюжетов выделяются, если можно так выразиться, узловые пункты, те позиции, вокруг которых как бы концентрируется разговор об обществе. Этих пунктов два: этика и учение о государстве. Причем, пожалуй, именно государству уделяется основное внимание. Насколько велико это внимание, свидетельствует хотя бы тот факт, что Аристотель специально изучил и описал устройство 158 греческих городов-государств. Политические пристрастия древнегреческих философов очевидны: они выступали защитниками рабовладельческого государства, видя в нем основной гарант сохранения всех общественных устоев.

 

Анализ постановки вопроса о государстве в наследии великих греков позволяет выделить одну очень важную методологическую особенность. Речь идет о том, как виделось ими общество, что было своего рода ключом к видению общества. Такого рода ключом было государство. При этом роль государства методологически проявлялась по-разному. Во-первых, государство было той отправной точкой, с позиций которой и в связи с которой рассматривались самые разные явления общественной жизни. Это касается, например, этики — У Платона нравственность подчинена идеалу государства, понимания

 

самого человека, у Аристотеля «человек от природы есть политическое животное» и т.д. Во-вторых, государство было своеобразным качественным пределом, который исключал из поля зрения исследователей некоторые общественные реалии просто потому, что связь их с государством не просматривалась. Иначе говоря, функционирование государственных институтов программировало не просто своеобразную зону знания в обществе, но и зону незнания, отторжения.

 

Нам в данном случае важно зафиксировать, что вся эта методология, весь образ социального видения древних касаются не столько государства — при всем том, что это одна из важных тем, значение которой недооценивать нельзя, — сколько общества. Ведь в данном случае не столько государство растворялось в обществе, сколько, напротив, общество подтягивалось до государства, растворялось в нем. Иными словами, философский образ общества был в тот период еще слабо эксплицирован, общество выступало не в своей самодостаточности, а в одном из своих определений — пусть даже и принципиально важном, но в одном.

 

Конечно, такое поглощение общества государством в то время было не случайным. Оно объяснялось, во-первых, тем, что государство выступает на поверхности общественной жизни как бы наиболее наглядным воплощением общественной целостности, связи всех частей общественного организма. И вполне понятно, что при первых шагах постижения такого сложнейшего явления, как общество, исследовательская мысль прежде всего фиксирует то, что лежит как бы на поверхности, в чем целостность общества выражена непосредственно. Во-вторых, оно объяснялось особой ролью политико-надстроечных институтов в ранних классовых обществах, когда механизмы самоорганизации общества были еще неразвиты, а социоинтегрирующая роль государства была исключительно велика. Отсюда и тенденция растворять общество в государстве.

 

Следует подчеркнуть, что рассмотрение общества сквозь призму государственно-политического института, а общественного человека как производного от этих институтов оказалось чрезвычайно живучим. Хотя на протяжении последующих столетий философского развития изучение проблем социальной философии продвинулось по всем направлениям, хотя общественная жизнь человека предстала неизмеримо более сложной и разнообразной, все же стремление к выделению именно политико-государственной области как центрального пункта общественной жизни остается устойчивым, пожалуй, вплоть до Гегеля [1].

 

1 «Главный феномен, к объяснению которого стремилась социальная философия с античности до интересующей нас эпохи (XV—XVII вв. — В.Б.), — это государство. Несмотря на преобладавшее в ней объединение понятий государства и обшестиа, до полного отождествления этих понятии наиболее глубокие философы (например, тот же Аристотель) не доходили» (Соколов В.В. Европейская философия XV-XVII веков. М.. 1984. С. 296).

 

 

Как нам представляется, один из путей исторического постижения общества как предмета философской рефлексии заключался в своеобразном расщеплении общества и политических структур и в раскрытии на этой базе причинно-следственных связей между ними, связей целого и части.

 

В этом отношении рубежной была, пожалуй, социально-философская концепция Томаса Гоббса (1588—1679). С его именем связан не отказ от признания определяющей роли государства — для такого прорыва в понимании общества условия тогда еще не созрели, — а изменение самого подхода к пониманию его возникновения, функционирования. Начав с констатации «естественного состояния» общества — «войны всех против всех», вытекающей из абсолютной свободы каждого индивида, Гоббс именно отсюда выводил необходимость государства, «Левиафана» — земного бога людей. Принципиальная новизна позиции Т. Гоббса заключалась в том, что он показал: не в самом государстве как таковом, а в других областях общественной жизни коренятся истоки государства. Тем самым если и не была разрушена политико-центристская версия общества, то, по крайней мере, серьезнейше поколеблена. Со времен Т. Гоббса была открыта методологическая дорога для социологически более фундированного изучения многих сторон общественной жизни, гражданского общества, труда, социального неравенства и т.д. И, что самое важное, подобные реалии рассматривались уже не как простое производное от государственных структур, а в своей определенной самоценности. Тем самым подготавливалась почва для становления более объективного системно-целостного видения общества.

 

Думается, что в этом русле можно рассматривать социально-философское творчество многих мыслителей XVII—XVIII вв. В этом отношении примечательно наследие Жана Жака Руссо (1712—1778). Отталкиваясь от идей «естественного состояния», Ж.Ж. Руссо сосредоточил свои силы на выяснении происхождения, сущности, путях преодоления социального неравенства. Пожалуй, как никто до него, Ж.Ж. Руссо вскрыл противоречия частной собственности и эксплуатации. Из этих социально-экономических реалий выводил он свое учение об общественном договоре, суверенитете народа, подвергал критике деспотические формы правления, доказывал право народа на их свержение.

 

Еще дальше в этом направлении пошел Клод Аири Сен-Симон (1760—1825), автор концепции «социальной физиологии». Находясь в рамках общего политико-центристского понимания общества, он обращал особое внимание на развитие «индустрии» в обществе, соответствующих форм собственности, классов. Сен-Симон считал, что расцвет общества наступит благодаря развитию промышленности, сельского хозяйства, искоренению паразитизма в экономике общества, благодаря организации справедливого для всех, производительного труда, введению распределения " по способностям".

 

Особо хотелось бы отметить принципиально важную роль Адама Смита (1723-1790). Обычно его творчество, равно как и Давида Рикардо, относят исключительно к области политической экономии. Бесспорно, А. Смит — классик политической экономии, но это отнюдь не значит, что его духовные поиски шли в стороне от общего процесса развития социальной философии. И дело туг не только в том, что А. Смит исследовал психологию человека, его место в обществе, изучал природу человеческих страстей, способностей, желаний, чувства справедливости. Пожалуй, не менее важное социально-философское значение имел глубокий анализ А. Смитом человеческого труда, в частности определение производительного труда, разделения труда, раскрытие экономических законов. Причем трактовал экономические реалии А. Смит с материалистических позиций. В общемировом процессе углубления знаний об обществе А. Смиту принадлежит важная роль в понимании философских основ экономической жизни общества. Думается, этот его вклад в области социальной философии все еще недооценен.

 

Итак, в процессе социально-философского развития изменялось понимание общества как предметной области философии. Нам кажется, что в целом эти изменения шли по трем направлениям. Первое из них — экстенсивное расширение изучения различных сторон общественной жизни. Второе — своеобразный сдвиг центра теоретического интереса от политико-надстроечных, духовных структур к социально-экономическим, базовым областям общества. На этой основе постепенно происходило расслоение образа «общества-государства», преодолевалась гипертрофия государственных форм. Наконец, третье направление — это более глубокое постижение сущности общества как целостного организма, нащупывание его основных детерминаци-онно-функциональных связей и зависимостей. В целом же в ходе философской эволюции общество все больше выступало как специальный и сложный предмет философской рефлексии.

 

Развитие философского понимания истории общества. Важным сюжетом истории социальной философии явилось развитие философского понимания истории человеческого общества. Понятно, что это развитие осуществлялось синхронно с изменениями представлений о самом обществе. Вместе с тем в биографии философии истории имелись специфические особенности. С определенной мерой приближенности можно выделить несколько вех становления философии истории.

 

Думается, стартом складывания общеисторических представлений, а значит, и формирования базы для философии истории была древнегреческая классика. Геродот (ок. 485 — ок. 425 до н.э.), Фукидид (ок. 460—400 до н.э.), Демокрит, Платон, Аристотель и другие мыслители древности впервые пытались осмысливать историю общества, нащупывать какие-то связи между временами, историческими ситуациями. Но это еше не была ни в полном смысле история общества, ни тем более философия истории. И дело тут заключалось не только в узости временного интервала и социально-регионального пространства, в пределах которого мыслили эти историки и философы, и даже не в ограниченности понимания того, что собой представляет историческое событие (нередко история общества отождествлялась с описанием войн). Пожалуй, самое главное объяснялось непроработанностью понятия исторического общественного времени. Длительность, протекание процессов, время древние связывали в первую очередь с космосом, природой, но отнюдь не с обществом. Тем не менее то, что сделали древнегреческие историки, философы в области понимания общих проблем эволюции общества, нужно было сделать, и их вклад в этом отношении незаменим.

 

Важной ступенью становления философии истории были взгляды религиозных философов Августина Аврелия (354—430) и Фомы Аквинского (1225—1274). Главной движущей силой истории они считали божественное провидение, а весь исторический путь понимали как путь Бога и путь к Богу.

 

Но принципиальная новизна их подхода заключалась отнюдь не в том, что история стала интерпретироваться в духе религиозных идей. Суть дела лежит глубже, и она заключается в том, что сама христианская концепция, будучи обращена к истории общества, как бы придала ей — этой истории — временное измерение. Само земное существование Иисуса Христа стало своего рода точкой отсчета исторического времени, а жизнь общества обрела протяженность во времени. Причем христианство придало истории не только точку отсчета на старте, но и открыло ей хилиастическую перспективу. Таким образом, христианство как бы сделало историю общества историей, оно стимулировало развитие той исходной идеи, на базе которой можно было выстраивать сложную систему философии истории. И хотя в ходе дальнейшего развития философии истории непосредственно христианская методология понимания истории была преодолена, тот прорыв к постижению глубинных идей историзма общества, с которым она связана, навсегда вошел в методологический арсенал философии истории.

 

После этого сдвига в понимании истории общества, на базе постоянно накапливающихся исторических знаний и становления исторической, социально-философской методологии философия истории стала развиваться намного интенсивнее. Сам термин «философия истории» предложен Вольтером (1694—1778).

 

В Новое время выдвигаются и аргументируются новые идеи, на базе которых выстраивается концепция философии истории. К числу таких идей можно отнести догадку Жана Бодена (1530—1596) об общественной закономерности, теорию исторического круговорота Джамбаттиста Вико (1668—1744), согласно которой все нации развиваются по циклам, состоящим из трех эпох: «века богов», «века героев», «века людей» («Основания новой науки об общей природе наций», 1-е изд., 1725), борьбу Вольтера против теологического понимания истории и создание им просветительской «философии истории», понимание социального прогресса французскими просветителями XVIII в. Нужно упомянуть здесь и Иоганна Готлиба Фихте (1762—1814), который понимал всемирную историю как процесс развития от первоначальной невинности (бессознательного господства разума) через всеобщее падение и глубокую испорченность современности к сознательному царству разума.

 

Но, пожалуй, наиболее примечательной фигурой в области философии истории в догегелевские времена был Иоганн Готфрид Гердер (1744-1803). В трудах «И еще философия истории», «Идеи к философии истории человечества» И. Гердер обобщил огромный материал из этнографии, антропологии, психологии, анатомии, астрономии, этики и, разумеется, истории общества. Опираясь на него, он не просто показал общее течение человеческой истории, но представил его в виде составной части общемирового процесса. Более того, он выявил внутренне присущую человеческой истории устремленность к более зрелым формам человеческого бытия, к достижению гуманности и счастья. На этом фоне, по Гердеру, и отдельная человеческая жизнь обретает высокий смысл, вплетаясь в общий прогрессивный ход истории. Можно вполне определенно сказать, что И. Г. Гердер более или менее четко определил предметную область философии истории.

 

Итак, в ходе философской эволюции выкристаллизовывалась такая предметная область социальной философии, как философия истории. Своеобразными вехами на этом пути были первоначальное накопление исторических фактов в древности, затем вычленение самого феномена исторического времени в период средневековья и, наконец, экстенсивное разворачивание проблематики философии истории в XVII-XVIII вв.

 

 

§ 2. XIX век — время конституирования социальной философии

 

Как мы видим, до XIX в. в общем потоке философской культуры выдвигались, разрабатывались весьма важные социально-философские идеи. Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что социальная философия была одной из важных составляющих философской эволюции вообще. Причем чем выше была ступень общественного, философского развития, тем содержательнее, разнообразнее были социально-философские идеи. Вместе с тем очевидно, что социально-философское развитие в это время не достигло еше достаточной степени качественной оформленности и вычлененности. И по мере наращивания богатства и разнообразия социально-философских идей этот синкретизм общефилософского и социально-философского развития превращался во все более сдерживающий фактор, который препятствовал как экстенсивному, так и интенсивному развертыванию социальной философии, завершенности ее предметного определения. Все это свидетельствовало о том, что общий ход философского развития неуклонно вел к определенному качественному преобразованию, когда развившиеся и накопившиеся социально-философские знания, идеи и т.п. должны были интегрироваться в рамках нового уровня своей предметной определенности. Этот период и наступил в XIX в. По нашему мнению, социальная философия в XIX в. сделала решающий шаг в своем предметном самоопределении. Этот шаг был сделан усилиями четырех великих социальных философов: Г. Гегеля, К. Маркса, О. Конта и Г. Спенсера.

 

Понятно, что признание фундаментальности вклада указанных мыслителей не означает их одинаковости. Социально-философское творчество каждого из них имеет свои особенности и может быть правильно понято и оценено с учетом этих особенностей.

 

Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770—1831) был великим представителем немецкой классической философии. Гегель, по существу, во всех своих работах и прежде всего в «Феноменологии духа» (1807), «Основах философии права» (1821), «Философии истории» развернул поражающую по своей глубине, богатству идей философскую картину общества, диалектики человека и общества [1]. По существу, нет ни одной сколько-нибудь крупной социальной проблемы, которая так или иначе не была бы осмыслена Гегелем. Структура общества в целом, труд, собственность, мораль, семья, гражданское общество, народ, общности, многосложная система общественного управления, формы государственного устройства, монархия, тончайшие переливы общественного и индивидуального сознания, духовность общества, всемирно-исторический процесс, его объективность, основные этапы и основные регионы мировой истории [2], наконец, реальный человеческий индивид в бесконечном множестве и сложности его связей с обществом, мировой историей и целый ряд других проблем нашли свое осмысление в социально-философской концепции Гегеля.

 

1 «Прошлый век создал в философии Гегеля историческое осознание времени, в этой философии было высказано немыслимое до той поры богатство исторического содержания и применен поразительно привлекательный и выразительный метол диалектики в соединении с пафосом чрезвычайного знания настоящего.» (Ясперс К. Духовная ситуация времени. М., 1990. С. 23).

2 См., напр.: Каримский A.M. Философия истории Гегеля. М., 1988.

 

 

Оценивая шаг в развитии социальной философии, связанный с его именем, следует отметить, что Гегель был, пожалуй, первым, кто предложил столь многоплановый анализ общества, общественного бытия. Значение этой многоплановости было не только в ее, так сказать, экстенсивности. Мы полагаем, что Гегель при всем признании роли политических институтов в жизни общества, в частности при всей его приверженности к монархии, смог оторваться от методологии политико-центризма, нарисовать в определенной мере объективный портрет общества, бытия человека в обществе. Продолжая лучшие традиции гуманистической философской культуры, в основу общества, его истории он положил идею свободы человека и идею ее реализации.

 

Конечно, многие детали социально-философской концепции Гегеля сегодня уже устарели, многие связи общественной жизни кажутся искусственными, хотя развитие социальной философии не раз свидетельствовало о том, что гегелевские конструкции и определения обладают свойством оживать, так что торопиться с объявлением их устаревшими не стоит, — но все же с именем Гегеля связан принципиальный прорыв в познание философских основ общества, его истории, общественного бытия человека. Гегель социальную философию превратил в важную самостоятельную составную часть философской культуры вообще. К сожалению, как-то так получилось, что, увлекшись оценкой диалектики Гегеля как одного из источников марксизма, занявшись противопоставлением материалистического понимания истории взглядам Гегеля, наша философская литература допустила явную недооценку социально-философского учения Гегеля. А ведь — еще раз повторим — социально-философское наследие Гегеля огромно и бесценно.

 

Карл Генрих Маркс (1818—1883) — один из самых великих умов в истории духовной культуры человечества. Выскажем лишь некоторые соображения об особенностях этой философии в контексте общего процесса философского развития XIX в.

 

Прежде всего становление социальной философии К. Маркса — это формирование материалистической философии, исторического материализма. В этом, конечно, ее принципиальная новизна и ценность. В социальной философии К. Маркса произошел окончательный разрыв с политико-центристской тенденцией, существовавшей прежде. Общество предстало как специфически сложное, многослойное образование, основу которого составляют общественное производство, ряд специальных объективных структур. Законы общества определены как объективные, а само развитие общества — как естественно-исторический процесс.

 

С точки зрения формы выражения социальная философия К. Маркса имеет ряд особенностей. Совершенно бесспорно, что социально-философская концепция К. Маркса, несмотря на свою органическую близость с общефилософскими идеями, имеет четко выраженное содержание. Пожалуй, наиболее концентрированно представлена ее, так сказать, внешнеконституционная часть в известном Предисловии к «К критике политической экономии» (1859). Вместе с тем если сопоставлять наследие Гегеля и Маркса, то нельзя не заметить, что социально-философские идеи К. Маркса менее эксплицированы, выявлены, теоретически оформлены. Во всяком случае, у К. Маркса нет таких законченных социально-философских трудов, как, скажем, «Философия права». Одной из особенностей социально-философского наследия К. Маркса является то, что его идеи зачастую «живут» в своеобразном преломленном виде, опосредуясь в контексте иного анализа, развиваясь не на чисто философской почве.

 

В этом отношении особое место в наследии К. Маркса занимают «Экономические рукописи 1857-1859 годов» (знаменитые «Грундриссе») [1]. Вероятно, это вершина социальной философии К. Маркса. Анализируя, комментируя взгляды различных экономистов, философов, историков, К. Маркс не ставит себе задачу, так сказать, отлить свои размышления в чеканные формы законченной монографии, имеющей свою логику, свои системные требования и ограничения. Это, по выражению Ф. Энгельса, «запись мыслей в той форме, в какой они в том или ином случае развивались в голове автора» [2]. И вот эта абсолютная внутренняя раскованность, освобожденность от внешних требований оказывается исключительно эффективной, ибо она позволяет в полной мере погрузиться в саму стихию мысли, докапываться до самых глубин каждой идеи, многократно «поворачивать» и рассматривать ее с разных сторон. Все это производит сильнейшее впечатление. Знакомясь с Марксовыми рукописями типа «Грундриссе», понимаешь, какой глубокий социально-философский подтекст заложен в «Капитале» и других трудах К. Маркса. Но эта же особенность социально-философского творчества К. Маркса свидетельствует о том, что многие его идеи недостаточно эксплицированы и в силу этого допускают многозначные толкования.

 

1 См.: Проблема человека в «Экономических рукописях 1857-1859 годов» К. Маркса Ростов, 1977.

2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 24. С 3.

 

 

Одна из особенностей социально-философского наследия К. Маркса заключается в его тесной «сплетенности» с политико-экономическим анализом общества. Пожалуй, ни один исследователь в прошлом, включая А. Смита и Д. Рикардо, не достигал такого органичного взаимопроникновения экономического и социально-философского анализа общества. Именно это главным образом и позволило К. Марксу обосновать свой материалистический взгляд на общество.

 

Отметим, наконец, сращенность социально-философских взглядов К. Маркса с рассмотрением им процессов становления коммунистического общества, как он его себе представлял.

 

Именно в таком конструкторско-прикладном ключе рассматривались им вопросы законов общественного развития, классов, прогресса, революции, движущих сил и т.д.

 

Таким образом, социальная философия К. Маркса примечательна в истории социальной философии не только своим содержанием — последовательным проведением материалистического подхода и пересмотром под этим углом зрения системы общественной жизни, но и специфическими формами своего изложения, своими межпредметными связями. Пожалуй, в истории социальной философии еще не было случаев столь тесного переплетения социально-философского, политико-экономического и, если можно так выразиться, политико-идеологического, практически-прагматического пластов анализа общественной реальности.

 

Социальная философия К. Маркса представляла собой важный прорыв в философском развитии XIX в. Вместе с социальной философией Гегеля она позволила очертить контуры социально-философской проблематики. Если Гегель подошел к этим проблемам, опираясь на методологические позиции общефилософской диалектико-идеалистической концепции, то К. Маркс шел от разработки экономических и политических проблем общества, от перспектив его социально-прогрессивного развития. Но итогом их усилий было очерчивание одного и того же теоретике-проблемного пространства социальной философии.

 

Важный вклад в предметное определение социальной философии в XIX в. внесли Огюст Конт (1798-1857) и Герберт Спенсер (1820-1903).

 

В теоретическом наследии О. Конта явственно выделяются две составные части: разработка основ философии позитивизма и разработка проблем социологии, социальной философии. О. Конт понимал общество как сложный целостный организм, имеющий свою качественную определенность и отличный от составляющих его индивидов. Он настаивал на отказе от спекулятивных, умозрительных подходов к обществу и развитии позитивного конкретного знания. При анализе общества О. Конт ввел разделение на социальную статику и социальную динамику. Социальная статика имеет дело с устойчивыми («естественными») условиями существования, функционирования общества. Она характеризует как бы воспроизводство общества в определенном качественном состоянии. Социальная динамика же раскрывает общество со стороны его движения, эволюции. Здесь О. Конт раскрывал естественные законы развития общества. Рассматривая эволюцию общества, О. Конт выделял три важнейшие стадии интеллектуальной эволюции: теологическую, когда все явления объясняются на основе религиозных представлений; метафизическую, когда разрушаются старые верования и развивается критика; позитивную, или научную, когда возникают науки об обществе, его рациональной организации.

 

Г. Спенсер, как и О. Конт, исследовал и общефилософские проблемы, такие, как теория познания, всеобщая эволюция живой материи, и проблемы социологии, социальной философии. Он, как и О. Конт, понимал общество как сложное целостное образование. В работах «Социальная статика», «Основания социологии» Г. Спенсер развивал органический подход к обществу, проводя аналогию между биологическим организмом и обществом. Эволюцию общества он также трактовал по аналогии с эволюцией живого организма и понимал ее как закономерный процесс. Исходя из организменного подхода, Г. Спенсер проанализировал роль составных частей общества, социальных институтов, показал их взаимосвязь, раскрыл движение общества как движение от простого к сложному, как общественную закономерность.

 

Как правило, при рассмотрении предметного определения социальной философии к наследию О. Конта и Г. Спенсера не обращаются. Как нам представляется, оценка творчества О. Конта и Г. Спенсера явилась жертвой определенной терминологической «зашоренности». Прежде всего их творчество оценивалось как проявление и развитие позитивистского течения в философии, да и сами они так себя оценивали. Но нельзя не обратить внимание на то, что это общее определение позитивизма скрыло важные грани содержания их учения. В первую очередь это относится к их социальной философии.

 

Однако дело не только, так сказать, в той тени, которую отбрасывал позитивизм на их социальную философию. Гораздо важнее то, что их социально-философское учение целиком было отнесено «по ведомству» социологии. И эта социологичность их учения рассматривалась как нечто отличное от социальной философии вообще. Более того, и само оформление соответствующих взглядов О. Конта и Г. Спенсера рассматривалось как некий отход от социальной философии и движение к чему-то другому — социологии [1].

 

1 История буржуазной социологии XIX — начала XX века. М., 1979. Гл. I: От социальной философии к социологии.

 

 

Основания для такой интерпретации, конечно, были. Они заключались прежде всего в самооценке О. Конта и Г. Спенсера, в обращении их к эмпирическому социальному материалу. И все же, анализируя общий вклад О. Конта и Г. Спенсера, вряд ли следует ограничиваться их стремлением к конкретному социальному знанию, их самооценкой [2]. Здесь куда важнее объективный анализ содержания их теорий, роли их взглядов в общем контексте философского развития общества. И если мы на ситуацию посмотрим под этим углом зрения, то нетрудно убедиться, что социологические идеи О. Конта и Г. Спенсера — это именно социально-философские идеи. Ибо какая еще другая отрасль духовной культуры рассматривает вопросы об обществе в целом, о субстанциональных основах общества, об общих законах функционирования и развития общества? Так что творчество О. Конта и Г. Спенсера наряду с тем, что оно придало импульс развитию социологического знания, явилось и важной составной частью социальной философии XIX в.

 

2 К. Маркс писал, что «этикетка системы взглядов отличается от этикетки других товаров, между прочим, тем. что она обманывает не только покупателя, но часто и продавца» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 24. С. 405). Не произошло ли с социологической «этикеткой» взглядов О. Конта и Г. Спенсера нечто анаюгичное?

 

 

Более того, мы считаем, что разработки О. Конта и Г. Спенсера об обществе, его основах являются важным дополнением того глубинного переворота во взглядах на общество, который связан с именами Г. Гегеля и К. Маркса. О. Конт и Г. Спенсер продвинули дальше, конкретизировали понимание структуры общества, обосновали дифференциацию на статику и динамику общества, выявили его важные духовные механизмы, заставили более внимательно посмотреть на аналогию живых организмов и общества. Конечно, далеко не все их идеи бесспорны, но даже то обстоятельство, что вот уже более века они не сходят с философско-исторической арены, свидетельствует о большом запасе рационального в этих идеях.

 

Сопоставляя взгляды Г. Гегеля, К. Маркса, О. Конта, О. Спенсера с их предшественниками в области социальной философии, нельзя не отметить принципиальных отличий.

 

Первое заключается в универсальности и целостности философского взгляда на общественную жизнь, отношение общества и человека. Если прежде различные философские проблемы общественной жизни были, если можно так выразиться, «разбросаны» между разными исследователями, если прежде, к примеру, одни изучали гражданское общество, другие — философию истории и т.д., то в XIX в. философские концепции общества как бы синтезируют в себе все богатство знаний об обществе, общественной жизни человека.

 

Второе отличие заключается в ярко выраженной концептуальности именно целостного, универсального видения общественной жизни. До этого у исследователей также были наметки концептуальных подходов, но это была концептуальность частичного видения общественной жизни, не развернутая применительно ко всему богатству содержания общественного бытия. У Г. Гегеля же, К. Маркса, О. Конта, О. Спенсера — при всем отличии их философских построений — единым был концептуальный подход к общественной жизни в целом.

 

Третье отличие является не чем иным, как своеобразным следствием из первых двух. Суть его в том, что социально-философская проблематика была вычленена как отдельная и особая ветвь философской эволюции, со своим полем проблем, складывающейся системой законов, со своим понятийно-категориальным фондом. Иначе говоря, XIX в. стал временем завершения предметного определения социальной философии. Это предметное определение и было, если угодно применять этот термин, тем революционным переворотом в социальной философии, которым отмечена история философии в XIX в.

 

Что же касается оценки вклада К. Маркса в этот революционый переворот, то он действительно велик и, думается, незаменим. Особенность этого вклада — в разработке материалистического подхода к обществу, важных методологических проблем структуры, развития, функционирования общества, его законов. Но считать этот вклад чем-то единственным и исключительным, только одному ему приписывать заслуги предметного определения социальной философии было бы ошибочным. Он лишь неотъемлемая, составная часть общего философского процесса конституирования социальной философии в XIX в.

 

В связи со сказанным хотелось бы высказать одно соображение. Сейчас в нашей философской среде есть немало критических высказываний относительно правомочности существования социальной философии как отдельной части философского знания. При этом нередко эта мера отдельности рассматривается как нечто, порожденное в недрах марксистской философии и характерное только для нее. Между тем это узкий взгляд на данную проблему. Если уж называть вещи своими именами, то не К. Маркс, не Ф. Энгельс, не В.И. Ленин, не Г.В. Плеханов, а именно Г. Гегель первым придал социальной философии значительную степень теоретической отдельности, понятийно-категориальной оформленности. Этот процесс был продолжен и углублен О. Контом и О. Спенсером. Так что попытки некоторых философов очень уж дистанцироваться от социальной философии, считая ее каким-то инородным для философии образованием, основаны на недостаточном понимании самого философского процесса. Разумеется, конкретные области знания об обществе и человеке не могут не отпочковываться от философии, но общий взгляд на общество, общественное бытие человека всегда был и останется прерогативой философской культуры.

 

 

§ 3. Парадоксы развития социальной философии в XX веке

 

В XX в. социальная философия развивается по разным направлениям, в разных философских контекстах.

 

Прежде всего социальная философия развивалась в русле марксистских идей. Осуществлялось это развитие во всех странах, но, конечно, в первую очередь в социалистическом мире, в политико-идеологических течениях коммунистической ориентации. Как мы полагаем, в исследованиях отчетливо была воплощена социально-философская специфика, представлен философски целостный взгляд на общество, общественное бытие человека.

 

Оценивая развитие идей К. Маркса в XX в., можно видеть и определенные достижения и неудачи. Здесь отметим лишь некоторые моменты. К числу определенных достижений, на наш взгляд, можно отнести категориально-понятийное оформление социальной философии К. Маркса, выдвижение ряда новых идей и оценок, скажем, связанных с научно-технической революцией, глобальными проблемами XX в. К числу явных минусов можно отнести крайнюю политизацию и идеологизацию исторического материализма, слабую связь с историей социальной философии, включая классиков XIX в.. изоляцию от социальной философии современного мира и недооценку, вялое развитие собственно философско-методологических аспектов. Но тем не менее в XX в. марксистская версия социальной философии функционировала и развивалась, обрела широкое распространение в мире.

 

Социология. Социальная философия в XX в. развивалась в контексте разнообразных социологических теорий. Это неопозитивистские и антипозитивистские, натуралистические, психологические и феноменологические, эмпирические, индустриально-социологические, структурно-функциональные и другие направления и течения. Число их непрерывно множится, содержание обогащается и меняется. Рассматривая социологические учения в контексте развития социальной философии XX в., необходимо сделать ряд разъяснений, ибо связь этих учений и социальной философии сложна и неоднозначна. Прежде всего следует подчеркнуть, что появление социологических течений в XX в. явилось теоретическим результатом предметного определения социальной философии в XIX в. Если бы социальная философия предметно не определилась, не сформировала пространство философских проблем общественной жизни, не достигла бы существенных сдвигов в понимании общества как целостности, не сформировалась бы в отдельную ветвь философского знания, то ни о каком всплеске социологических исследований в XX в. не могло быть и речи. Поэтому предшественниками этих исследований были не только О. Конт и О. Спенсер, но в не меньшей степени Г. Гегель и К. Маркс. Однако дело заключается не только в том, что социальная философия стала источником социологии. Важно и правильно понять этот процесс. Ведь его можно понять и так, что, будучи базой социологии, социальная философия как бы превращается в иное научное направление, существование которого делает излишним саму социальную философию. Иначе говоря, порождение социальной философией социологии можно интерпретировать и как отрицание, «умирание» самой социальной философии. На самом же деле этот процесс сложнее. Конечно, становление и развитие социологии ознаменовались появлением такого рода исследований, специфика, степень конкретности которых явно выходят за рамки философского анализа. Например, исследование Э. Дюркгейма «Самоубийство. Социологический этюд», работа У. Томаса и Ф. Знанецкого «Польский крестьянин в Европе и Америке», многие другие социологические исследования, привязанные к конкретным регионам, определенным временным отрезкам, строго говоря, не являются философскими. Нельзя к тому же забывать, что во многих социологических исследованиях в центре внимания находятся такие социальные реалии, которые не являются основными с точки зрения философского взгляда на общество. Одним словом, в различных течениях социологии немало такого, что дает основание для проведения демаркационной линии между социальной философией и социологией.

 

Вместе с тем реальность развития социологии в XX в. такова, что в рамках социологии ставится и разрабатывается множество проблем, являющихся по уровню обобщения, методам анализа целиком и полностью социально-философскими. Разве, например, теория М. Вебера (1864—1920) об исторических к социологических идеальных типах, его теория социального действия, разве теория Т. Парсонса (1902— 1979) об обществе как системе функционально связанных переменных, идеи ролевого поведения Дж. Морено (1852—1974), теория социального действия того же Ф. Знанецкого (1882—1958) и т.д. не являются по своей сути, своему содержанию неотъемлемыми компонентами социальной философии? Мы полагаем, что являются.

 

В том-то сложность и противоречивость развития социологии в XIX—XX вв., что в ней сосуществуют, органично — а иногда и не очень органично — переплетаются, взаимопроникают как социально-философские идеи, так и идеи, так сказать, сугубо социологические. Это обстоятельство, между прочим, и придает особую сложность всем дискуссиям о дифференциации социальной философии и социологии, делает невозможным подведение какого-то исчерпывающего, однозначно определенного итога этого спора.

 

В связи со сказанным считаем нужным отметить определенную противоречивость использования в советской философской литературе термина «социология» применительно к социологии Запада. Исходя из особенностей нашего философского развития последних десятилетий, социология понимается как частная нефилософская наука, как нечто отличное от социальной философии. И вот эту нашу внутреннюю меру разведения социологии и социальной философии мы как бы проецируем на социологию Запада, создавая представление о том, будто социология на Западе так же отделена от социальной философии, как у нас. Это, конечно же, заблуждение, ибо западная социология захватывает куда более широкий пласт проблем, чем социология у нас, да и социальная философия не выражена там в таких резко очерченных формах исторического материализма, как у нас. Одним словом, термин «социология» применительно к западным социологам не должен вводить нас в заблуждение относительно социально-философского потенциала этой социологии.

 

Таким образом, социология XX в. является не просто отрицанием социальной философии XIX в. Одновременно социология XX в. является и ее непосредственным продолжением и развитием. В определенном смысле социология XX в. является не чем иным, как социальной философией XX в., хотя полностью ею она и не исчерпывается.

 

Социально-философские основания философии и научного знания. Социально-философские идеи в XX в. формировались, развивались и в русле, если можно так выразиться, общефилософского развития. Причем в этих рамках диапазон выявления собственно социально-философских идей весьма широк, колеблясь от преимущественного внимания к социально-философским проблемам к их разработке в качестве социально-методологических основ специально-философских исследований. Примером преимущественного рассмотрения социально-философских идеи может быть философия истории Б. Кроче (1866—1952), теория общественного круговорота О. Шпенглера (1880— 1936), социальное учение А. Бергсона (1859—1941) и т.д. Что же касается обращения к социально-философским проблемам более, так сказать, частного порядка, в связи с разработкой общефилософских проблем, то примеров данного рода можно привести очень много. Только в рамках экзистенциалистского направления можно указать на проблему свободы у Ж.П. Сартра (1905—1980), разработку вопросов техники М. Хай-деггером (1889—1976), интерес К. Ясперса (1883—1969) к проблемам философии истории, духовным ситуациям определенных эпох и т.д.

 

Вообще следует заметить, что в XX в. внимание к социально-философским проблемам в философских течениях возрастает.

 

При этом речь идет не столько о своеобразных «выходах» на социальные проблемы, об увеличении социологических иллюстраций в философских исследованиях, хотя и это чисто экстенсивное наращивание имеет место. Речь идет и о более глубоких сдвигах. Суть их в том, что более отчетливо выявляется методологически-объяснительный потенциал социально-философских подходов. И хотя проблемы, рассматриваемые философией сегодня, скажем, такие, как природа языка, познания, научного творчества, человеческого существования, человека и мира и т.д., носят, как и прежде, философский характер и для своего решения требуют специфических средств и методов, все же все более явственно обнаруживается, что именно в социально-философских аспектах человеческого бытия, в его человеческо-обществен-ных ценностных ориентациях содержится зачастую ключ к самым изощренным философским загадкам.

 

Например, начиная с эпохи Возрождения идея мощи человеческого разума была одной из самых плодотворных идей гносеологии. Поколения воспитывались в духе веры в самоценность человеческого разума. Только в человеке, в его разуме виделись импульсы, границы, смысл человеческого познания. XX век подтвердил, может быть, больше, чем вся предыдущая история человечества, мощь и безбрежность человеческого разума. Вместе с тем он с особой силой поставил вопрос о значимости социально-гуманистических ориентации познания, о том, что самой глубинной основой человеческого познания вообще являются не разум как таковой и его возможности, а ценности человеческого бытия, его общественного бытия. Иными словами, XX в. подтвердил, что методологической основой всех процессов познания в конечном счете является человек, общественный человек. Таким образом, современная философия сегодня социально фундирована, так сказать, на несколько порядков больше, чем прежде.

 

Остается еще раз напомнить, что этот рост методологического веса социально-философских идей явился результатом не только углубления собственно философских исследований, но и следствием общего продвижения социальной философии на базе ее предметного определения в XIX в. Социальная философия в целом поднялась на более высокую ступень развития, и ее идеи, будучи освоены философской мыслью, преломились в росте методологических подходов в самом широком диапазоне философских исследований.

 

Но вполне понятно, что данная форма функционирования социальной философии не раскрывается явно и непосредственно, в эксплицированной форме социально-философского знания. В данном случае социальная философия как бы ушла с авансцены философского исследования, «нырнула» в методологический подтекст исследований. Но от этого она не исчезла.

 

Итак, социальная философия в XX в. продолжает развиваться, функционировать. Содержание этой социальной философии углубляется, формы ее научного функционирования обогащаются, становятся разнообразнее. В целом XX в. является более социально-философски мудрым и обогащенным, чем век XIX.

 

Вместе с тем эволюция социальной философии в XX в. производит в одном отношении странное впечатление. И странность эта рождается тем обстоятельством, что хотя сказано и написано в области социальной философии много, но творческих достижений, равных социально-философским прорывам Г. Гегеля, К. Маркса, О. Конта и О. Спенсера, XX в. не дал. А ведь, казалось бы, предметное определение социальной философии в XIX в. явилось столь мощным импульсом, что в следующем, XX в. можно было ожидать не менее мощного движения именно в направлении концептуального развития этой философии. Но этого не произошло.

 

Так и получилось, что в XX в. социальная философия развивалась не столько в направлении концептуальных глубин, сколько, так сказать, вширь, пытаясь глубже проникнуть в различные слои, состояния общества, общественного бытия человека. Здесь социально-философская мысль, образно говоря, продвинулась в понимании не столько общества-организма как целого, сколько его отдельных органов, клеток, молекул, в понимании отдельных тонких химических, физиологических реакций.

 

Как объяснить сей феномен? Что это — начало заката социальной философии вообще? Или это вполне закономерный зигзаг развития философской культуры? Мы полагаем, что ничего сверхнеожиданного в сегодняшнем состоянии социальной философии нет. Такой аритмичный ход развития социальной философии в XIX—XX вв. в определенной мере логичен. Ведь нельзя же рассчитывать на одинаково высокие темпы продвижения по всем направлениям в течение длительного времени. XIX век осуществил стремительный рывок в области концептуального определения социальной философии. А затем должен был последовать этап как бы экстенсивного освоения завоеванных позиций. XX век и явился этим этапом. Так что тут — волей-неволей — концептуальное движение должно было «притормозить». И это снижение темпа в определенном направлении и на определенном этапе оправдано.

 

Окидывая единым взором всю эволюцию социальной философии, можно, нам думается, подметить определенную ритмику ее развития. На первом этапе происходит как бы накопление социально-философских идей по разным направлениям. Социально-философское развитие, если можно так выразиться, течет по отдельным ручейкам. На втором этапе — это XIX в. — происходят мощные интеграционные процессы и складывается целостная теоретическая концепция социальной философии. Здесь, продолжая аналогию, разные социально-философские ручьи сливаются в один мощный поток. В XX в. происходит как бы новое расщепление социальной философии по широкому фронту множества новых направлений, конечно, обогащенное и углубленное достигнутой интеграцией. Но поскольку развитие социальной философии не останавливается, можно высказать предположение, что нынешнее " широкозахватное" движение в социологии приведет к такому накоплению новых идей и материалов, которое сделает возможным и обязательным новый рывок в концептуальном развитии социальной философии.

 

В основу настоящей книги положены материалы нашей предыдущей работы «Социальная философия» (Ч. I, II. М., 1993). Однако этот учебник — не просто переиздание. Современная действительность развивается столь динамично, характер происходящих перемен, в особенности в России, столь фундаментален, что вполне естественно появление новых сложных социально-философских проблем. В этих условиях нам показалось целесообразным не ограничиваться акаде-мически-отстраненным изложением апробированных проблем социальной философии, а дополнить книгу новыми социально-философскими, социально-философско-антропологическими сюжетами, связанными как с современными глобальными проблемами, так и в особенности с преобразованиями в России. И хотя сюжеты эти не всеохватны, а авторски избирательны, содержат в себе большую долю дискуссионности, их включение в учебник, на наш взгляд, оправдано. Оно оправдано тем, что темы эти сами по себе важны, их анализ раскрывает методологический потенциал социальной философии, их изложение подчеркивает устремленность книги к современным реалиям, антропологическим проблемам. В педагогически-методологическом плане эти материалы могут быть основой дискуссий в ходе изучения социальной философии студентами и аспирантами [1].

 

1 Замечательный философ Мераб Мамардашвили говорил: " Читая курс... я чувствую себя самим собой, я открыт, я живу полной жизнью. Я весь тут с моими проблемами — на виду у слушателей; я иду на личный риск, и они идут вслед за мною, узнавая а моих философских терминах свой собственный опыт, потому что эти термины не безличны — их употребляю я — в исключительной связи с экзистенцналом моей собственной жизни» (Цит. по: Вернан Ж. Грузинский Сократ// Вопросы философии. 1992. № 5 С. 117).

 

ОСНОВНЫЕ СФЕРЫ ЖИЗНИ ОБЩЕСТВА

 

Глава II. Материально-производственная сфера общества

 

Контуры материально-производственной сферы общества. В социальной философии эта область общественной жизни обозначается различными категориями: экономическая, материально-производственная, материальная сфера общественной жизни. Как мы полагаем, эта сфера общественной жизни конкретного категориального выражения еще не получила. Но как бы там ни было, ясно, что речь идет об обширнейшей области общественной жизни, связанной с деятельностью человека по производству, распределению, обмену, потреблению и т.д. материальных благ, материальных условий жизни людей.

 

Как же понимается в самом общем плане материально-производственная сфера общества, каковы ее основные составные элементы?

 

Сложилась традиция отождествления материально-производственной сферы со способом производства материальных благ — соответственно определяются и составные компоненты этой сферы: производительные силы и производственные отношения, их соотношение, диалектика производительных сил и производственных отношений. Стоит раскрыть любое учебное пособие, любую монографию, посвященную этим проблемам, и можно быть полностью уверенным, что обнаружится именно эта схема изложения материально-производственной сферы. Она столь многократно воспроизводилась, так прочно вошла в плоть современного научного мышления, что воспринимается как нечто само собой разумеющееся.

 

Но можно ли ставить знак равенства между материально-производственной сферой и способом производства?

 

Мы полагаем, что такое отождествление не соответствует ни потребностям современной общественной практики, ни достигнутому уровню развития социально-философской теории. Более того, редукция материально-производственной сферы до способа производства привела к негативным методологическим следствиям.

 

Во-первых, к недооценке проблемы труда. Установка на изучение способа производства не содержит четких ориентиров относительно того, где, в каком контексте раскрывать сущность труда, да и раскрывать ли вообще. Поэтому одни отождествляли его с производительными силами, другие рассматривали с точки зрения связи общества и природы, третьи связывали с производственными отношениями, с системой разделения труда. В целом же здесь большую роль играли субъективные, случайные мотивы, а сама тема труда достойного отражения так и не получила.

 

Во-вторых, эта редукция привела к недооценке проблем материально-производственной сферы в целом. Проявилось это в том, что такие важные параметры, как, например, цели и ориентиры производства, роль общественных потребностей в его развитии, новые грани материального производства, как, скажем, хозяйственный механизм, оказались по существу за пределами рассмотрения исторического материализма.

 

В-третьих, эта редукция деформировала приоритеты в изучении материально-производственной сферы. Ведь если содержанием этой сферы являются производительные силы и производственные отношения, то тогда на первый план выходят технические, технологические, экономические и другие аналогичные производственные закономерности. Именно их познанию подчиняется вся исследовательская работа, именно к ней приковывается внимание общества. Что же касается человека, раскрытия его трудовой деятельности именно как важнейшего дела его жизни, то эти цели — вольно или невольно — отходят на второй план.

 

Этот своеобразный перекос создавал почву для настроения в духе технократического, экономического детерминизма, для элементов фаталистического взгляда на ход истории.

 

В современных условиях отождествление материально-производственной сферы со способом производства должно быть преодолено, а сама эта сфера раскрыта как более сложное социальное образование. Каковы же компоненты материально-производственной сферы именно как многокачественного социального образования?

 

По нашему мнению, такими компонентами являются, во-первых, труд как комплексное социальное явление, во-вторых, способ производства материальных благ, в-третьих, механизм функционирования материально-производственной сферы в целом.

 

Труд должен быть восстановлен и оценен во всем своем социальном объеме и фундаментальном значении именно как та социальная реальность, в которой и через которую действуют, функционируют законы материально-производстве иной сферы, в которой осуществляется жизнедеятельность человека. Ведь не сами же по себе развиваются производительные силы и производственные отношения, не сами же по себе совершаются промышленные и научно-технические революции и т.д. Именно «в истории развития труда, — отмечал Ф. Энгельс, — ключ к пониманию всей истории общества» [1].

 

Способ производства материальных благ раскрывает сущность материально-производственной деятельности человека. Но только следует обязательно сменить акценты в этом раскрытии. Если можно так выразиться, нужно перевернуть ситуацию, сложившуюся сегодня: не труд рассматривать как своеобразную иллюстрацию, приложение к способу производства, а, напротив, способ производства рассматривать как шаг к постижению всего богатства общественного труда [2].

 

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 291.

2 Одна из советских исследователей труда И.И. Чангли справедливо подчеркивала, что производительные силы и производственные отношения включаются в структуру общественного труда (см.: Чангли И И. Труд. М., 1979. С. 23-24).

 

 

И наконец, о механизме функционирования материально-производственной сферы. Сюда относятся проблемы хозяйственного механизма, ориентиров, общих целей материального производства. Эта грань материально-производственной сферы также должна рассматриваться с позиции анализа общественного труда, созидательной деятельности человека.

 

Одним словом, своеобразной осью проблематики материально-производственной сферы является труд. Разные грани, уровни, компоненты материально-производственной сферы — это грани, уровни, компоненты общественного труда. Постижение труда, созидательной предметной деятельности человека должно быть и исходной предпосылкой, и важнейшим итогом изучения материально-производственной сферы.

 

Переориентация в рассмотрении сущности, структуры, основных компонентов материально-производствен ной сферы может, естественно, вызвать вопрос о том, насколько она соответствует теоретическим традициям марксизма. Вопрос этот тем более резонен, что фундаментальные положения о способе производства открыты и сформулированы именно К. Марксом.

 

Разрабатывая концепцию материального производства [3], К. Маркс исследовал его исключительно глубоко и многогранно. Революционным прорывом в познании этого производства было раскрытие законов производительных сил и производственных отношений. Вместе с тем во всем теоретическом наследии К. Маркса производительные силы и производственные отношения рассматривались в теснейшем переплетении с трудом, в контексте многообразнейшей жизнедеятельности общественного человека. Как нам представляется, в процессе дальнейшего развития марксизма, в особенности при систематизации философско-социологического наследия К. Маркса, а также переводе его в педагогически-пропагандистскую форму, произошла своеобразная аберрация этого наследия. Положения о способе производства, его диалектике были как бы извлечены из того контекста трудовой деятельности, в котором они излагались у К. Маркса. Многочисленнейшие же соображения К. Маркса о труде, так сказать, живая ткань всех его размышлений о способе производства, напротив, оставались не в полной мере раскрытыми. Так и сложилась редукция материально-производственной сферы к способу производства, подкрепляемая убеждением, что она представляет собой аутентичное отражение взглядов К. Маркса. Но, как мы полагаем, это не совсем так.

 

3 «Предмет исследования — это прежде всего материальное производство» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. I. С. 17).

 

 

Построение модели материально-производственной сферы, в центре которой находится общественный труд, не только не противоречит теоретичес






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.