Парадоксы гостеприимства

У многих народов древности иноплеменник, чужестранец был существом совершенно бесправным и его можно было безнаказанно ограбить или даже убить. 25 В противоречии с этим, казалось бы, находится институт гостеприимства и отношение к гостю как к сакральной фигуре. Судя по

лингвистическим данным, подобной двойственностью характеризовалось восприятие пришельца у древних индоевропейцев: «...в условиях ведийского быта, межплеменных отношений, то дружелюбных, то враждебных, „пришелец", „чужак", „иноплеменник" был в глазах племени фигурой значительной, привлекавшей присталь ный интерес и внимание. Если он являлся как друг и гость, ему оказывали теплый прием и покровительство. Если он приходил как враг и потенциальный нарушитель благо получия племени, его боялись и ненавидели». 26 Харак терно, что в ряде языков «гость» и «чужак» обозначаются словами одного и того же корня, а слово, обозначающее гостя, может относиться также и к богу (русское «гость» родственно «господин» и «господь», но может обозначать и «недобрых людей, незваных посетителей, воров, особенно грабителей на Волге» 27).

До тех пор пока пришелец не опознан, он восприни мается предельно эмоционально. Он может оказаться и Богом, который пришел, чтобы наделить счастьем и долей, и врагом, готовым лишить их; ср. хевсурскую пословицу: «Жди гостя и смерти». 28 Все эти муки распозна вания сменяются душевным равновесием, когда пришелец становится гостем. Здесь очень важен сам момент иденти фикации пришедшего. Характерное приветствие гостя у абхазов «бзиала шэаабеит!» значит буквально «чтобы по хорошему (случаю) мы вас видели!», «чтобы ваш приход был добрым (приятным)!». Это не просто приветствие, но своеобразное заклятие, предопределяющее тактику поведения пришедшего. Если явившиеся имели недобрые намерения, они могли ответить с угрозой: «Как бы вы ни смотрели на нас — хорошо ли, плохо ли, — мы пришли!». 29

Насколько двойствен и потенциально опасен пришелец, настолько однозначен, целен и предсказуем образ гостя. Ритуал гостеприимства организован таким образом, чтобы полностью подчинить гостя своему сценарию, вне зависи мости от того, кем именно он является. Бог, враг или простой путник, следующий по своим делам, будут приняты примерно одинаково, хотя и с разной степенью почета. Как говорит русская пословица: «В поле враг, дома гость: садись под святые, починай ендову». 30

Многие, вероятно, помнят с детства то чувство радостного нетерпения, которое охватывает при ожидании гостя. В представлениях многих народов его появление сулит счастье. «С гостем приходит счастье», — говорили кабар-

динцы. 3| Для гостя предназначено лучшее из того, что есть в доме. Например, у абхазов «каждая семья стара ется приберечь хоть что-нибудь для неожиданных гостей. Так, рачительные хозяйки припрятывают... пшеничную муку, сыр, сладости, фрукты, водку в бутылках... а во дворе гуляют куры, ревниво оберегаемые от родных дети шек, которые, может быть, давно уже не имели мяса в своем рационе». 32 К приезду гостя и в его честь обяза тельно резали какое-нибудь домашнее животное или птицу, причем гость мог оскорбиться, если бы его накор мили мясом, приготовленным накануне. По представ лениям абхазов, то, что укрыто от гостя, принадлежит дьяволу. 33

У адыгов, как и у ряда других народов, существовал «обычай засевать для гостей часть поля и держать специ ально для них определенное количество голов скота, которым хозяин владел в известном смысле номинально, гости — реально». 34 С этим связано представление, также широко распространенное, о том, что в любом хозяйстве есть «доля гостя», которая принадлежит ему по праву. Гость «имеет в моем доме свою долю и вносит в дом изоби лие», говорили горцы Грузии. 35

Ритуал гостеприимства можно представить как диалог двух сторон, вступающих в общение. И хозяин, и гость подчиняются достаточно жесткому этикетному сценарию, который связывает, ограничивает их действия и в то же время позволяет достигнуть определенных целей: хозя ину — достойно принять гостя, заслужив тем самым милость Бога и почет, уважение окружающих, гостю — получить пищу, приют и поддержку. Хозяин не только берет на себя заботу о госте, но и обязуется защищать его наравне с членами своего рода.

Любопытно в этом отношении описание обычая госте приимства у славянских народов в трактате «Тактика и стратегия», авторство которого приписывалось визан тийскому императору Маврикию (539—603 гг. н.э.): «К чужестранцам благосклонны, усердно заботятся о них и провожают их из одного места в другое, куда пожелают, здравыми и невредимыми, так что если бы чужестранцу был причинен вред в хижине того, кто должен был о нем заботиться, то на него нападает сосед, вполне уверенный в том, что, мстя за иностранца, совершает благочестивое дело».'" 5

Джемс Белл рассказывает, как однажды старик —

хозяин дома, придя к нему в кунацкую, сказал: «Ты мой сын, и этот дом уже больше не мой дом, а твой». 37 Эта своеобразная формула установления родства имеет глубо кий смысл и не может рассматриваться как простое прояв ление вежливости. Гость действительно как бы вступает во временное родство с хозяином дома, и даже не только с ним, но и со всем его родом. В другой раз после прибы тия Дж. Белла, по его описанию, хозяин дома «своей собственной рукой принес в жертву молодого быка, в знак скрепления братских уз между нами, и мне говорят, что я теперь должен считаться во всех отношениях одним из членов его семьи, которого они обязаны как такового почитать и уважать».

В середине XII в. Гельмольд, наблюдавший нравы балтийских славян, писал: «...в отношении гостеприим ства нет другого народа, более достойного уважения, чем славяне; принимать гостей они, как по уговору, готовы, так что нет необходимости просить у кого-нибудь госте приимства. Ибо все, что получают они от земледелия, рыбной ловли или охоты, все это они предлагают в изоби лии, и того они считают самым достойным, кто наиболее расточителен. Это стремление показать себя толкает многих из них на кражу и грабеж. Такого рода пороки считаются у них простительными или оправдываются гостеприимством. Следуя законам славянским, то, что ты ночью украдешь, завтра ты должен предложить гостям. Если же кто-нибудь, что случается весьма редко, будет замечен в том, что отказал чужеземцу в гостепри имстве, то дом его и достатки разрешается предать огню, и на это все единодушно соглашаются, считая, что кто не боится отказать гостю в хлебе, тот — бесчестный, презренный и заслуживающий общего посмешища человек». 39

Один и тот же человек мог радушно принимать гостя в своем доме, а потом ограбить его за пределами селения. Такие случаи не раз описаны путешественниками, побы вавшими на Кавказе. Так, например, русский офицер И. Ф. Бларамберг (1830-е годы) рассказывает: «Часто случается, что знакомство, вытекающее из обязательств гостеприимства, перерастает в дружбу, а хозяин дома и путешественник становятся кунаками. Но, с другой стороны, если тот же гость позднее встретится случайно с тем, кто совсем недавно так любезно с ним обращался, он может остаться без багажа, а то и в плену у своего бывшего гостеприимного хозяина, причем все это проде-

лывается без излишней щепетильности». 40 В начале XVIII в. о том же писал итальянец Ксаверио Главани. 41

Тактики поведения гостя и хозяина соотнесены и предо пределяют друг друга, причем они могут строиться по-разному в зависимости от ряда обстоятельств. В наиболее общем случае гость ведет себя достаточно пассивно: принимает угощение и подарки, знаки внимания, но не проявляет существенной инициативы. Все его передви жения строго регламентированы и подчиняются этикет ному сценарию. Например, у адыгов «вставать без нужды со своего места, выходить без сопровождения из кунацкой во двор, заглядывать на кухню, где готовят угощения, заговаривать с домашними и т.д. считалось не вполне пристойным». 42 У многих народов считалось крайне неприличным, чтобы гость вмешивался в семейные дела хозяина.

В самых разных традициях обязательный, принудитель ный характер имеет трапеза, и гость не может отказаться от нее, чтобы не обидеть хозяев. В этом одно из отличий традиционных обычаев от современных европейских, согласно которым — по крайней мере в принципе — чело век волен есть то и столько, что и сколько ему хочется. Накормить гостя — это обязанность хозяина, так он оказывает честь гостю (слово «потчевать» родственно с «честь» и обозначает, собственно, «оказывать честь, угощая едой и питьем») и в то же время утверждает свою честь демонстрацией щедрости.

У многих народов считалось обязательным, чтобы хозяева упрашивали гостей есть. Например, в Белоруссии хозяйка, прислуживая у стола, все время понукала гостей есть: «Да ежчашь, ешща, — говорит хозяйка, — дорогие наши госци! Штошь вы ничаво ни ядзиця?». — «Спа- сиба, — возражают гости, — мы и так ядзим». — «Да ешщашь болыни!», — снова говорит хозяйка. — «Да мы и так многа ядзим», — возражают опять гости. — «Не стыдзицясь, что многа ядзиця, — продолжает хозяйка, — ешца на здоровья!». Гости ожидают этой «принуки» и, хлебнув два, три или четыре раза, сидят, как будто поели. Когда же хозяйка станет повторять «принуку», они опять принимаются за то же кушанье и, хлебнув или укусив несколько раз, снова останавливаются. Так продолжается весь обед или ужин. Где хозяйка не пону кает гостей, там молодые люди, а особенно женщины, стыдясь есть, выходят из-за стола полуголодные и, возвра- тясь домой, на вопрос: «Ци добришь вас там частавали

(т.е. потчевали)?», —отвечают: «Чесць то как чесць, была чаво паисць, да принуки ня была». 43

Застольные обычаи могли быть тяжелы для гостей и в физическом отношении. В XVI в. посольские обеды в Москве длились по 5—6 часов, затягиваясь порой до глубокой ночи. Как и у некоторых других народов, напри мер у абхазов и адыгов, в течение всего этого времени считалось непозволительным выходить из-за стола. 44 Поскольку все это время почти непрерывно ели и пили, нетрудно представить себе самочувствие гостей через 5—6 часов такого угощения.

Пассивность, неподвижность гостя соответствуют его высокому статусу. Некоторые испытываемые им неприят ности возникают из-за несоответствия сакральному ста тусу реальной человеческой природы. Характерно, что во многих традициях хозяину полагалось стоять в присут ствии гостя и есть только после него или только ту пищу, которую ему передавал гость. Ж.-Ш. де Бесс (1829 г.) рассказывает о черкесах: «Пища у них подается на турец кий манер; гость ест в одиночку, а хозяин дома и домо чадцы, за исключением женщин, из уважения к гостю остаются на ногах. Гость оказывает честь, передавая то одному, то другому куски пищи, которую ему подносят. Женщины едят в отдельном помещении». 45 Эти обычаи вызывали восхищение и у англичанина Дж. Лонгворта. 46

Сходные обычаи наблюдались и у восточных славян. Павел Алеппский (середина XVII в.), описывая обед у русского воеводы, отмечает, что хозяин сам подносил чарки с водкой, стоя на ногах, тогда как гости сидели. 47 В начале XX в. у белорусов Могилевской губернии во время семейных праздников гостей рассаживали по стар шинству, причем старейшие родственники и почетные лица из местных жителей занимали места «на куте», а хозяин и хозяйка прислуживали гостям. Мужчины и женщины занимали разные столы, женщин угощала хозяйка. 48

Совместная трапеза является сердцевиной и средо точием ритуала гостеприимства. Это испытанное веками средство приобщить пришельца к дому, сделать его «своим». В то же время застолье — наглядная модель коллектива, его идеальный образ, переведенный на язык застольного пространства. Подробнее об этом будет гово риться в следующей главе, посвященной застольному этикету. Пока же рассмотрим сакральные функции гостя.