От автора. Готовится к изданию продолжение этой повести

Готовится к изданию продолжение этой повести. Скорее всего, называться она будет – «Беседы с учениками».

***

Об учителе, который готовит ту же Илону, Андрея, Роланда и других к Общению со Старшими, особый, отдельный разговор. Он настолько емкий, что материала набралось на целую книгу.

Скажу честно, я и не предполагал, что процесс написания захватит меня полностью, что это даже интересно. Столько нового и полезного… каждая тема или вопрос сразу тянут за собой новые…

***

«Я выражаю огромную благодарность своему учителю, – Генадию Гивину, за помощь в написании этой книги. Также огромная благодарность и признательность тем, у кого Генадий учится. Фактически это ОНИ и учитель были вдохновителями этого процесса. И моя роль, по существу, частенько сводилась лишь к тому, чтобы водить ручкой по бумаге да подбирать нужные слова в нужном месте.

Спасибо всем, кто сопереживал со мной и помогал мне».

***

ГЛАВЫ 36-ая и 37-ая. Вот так необычно, но две главы идут параллельно. В них рассказывается о поединке с чемпионом по каратэ и о картинах Рериха…

–  Миша, а ты спортом занимался? – спросил меня ангел.

–  Да, в армии. Прошел обязательный курс боевого самбо. Ты же знаешь все.

–  Ну ладно, не обижайся. Это я так, для общения. Ну, а как, борьба тебе нравится?

–  Там, в армии, даже очень, – ответил я, не понимая, куда Иван клонит.

–  А хочешь повозиться с каким-нибудь большим чемпионом? – весело поинтересовался Иван.

–  Ну да, чтобы он меня по ковру размазал.

–  Не боись. Я хочу тебе кое-что показать. Ну как, готов?

–  Что? Прямо сейчас?

–  А чем плохо?..

…Мы стояли перед входом в какой-то спортивный центр с вывеской «Боевые искусства и единоборства Востока. Айкидо, Дзюдо, Каратэ-до…» – Пошли? – подтолкнул меня ангел. Я отвлекся и, не успев дочитать, какие еще «до» там были, пошел за Иваном.

Сдав в гардероб свою верхнюю одежду, мы зашли в большой, специально оборудованный под занятия борьбой зал. В нем, судя по всему, занимались сразу несколько разных групп. В ближнем к нам углу, самбисты – это сразу было видно по их борцовским курткам и шортам. Дальше от них группа не то дзюдоистов, не то джиу-джитсу – кимоно и у тех, и у этих одинаковые. В дальнем углу, напротив дзюдоистов, несколько человек отрабатывали в группе ката. В основном, в зале слышалась речь, пестрящая то ли японскими, то ли корейскими терминами, но, во всяком случае, из какого-то азиатского языка.

–  А что самбисты делают в боевых искусствах Востока? – спросил я негромко, сам не знаю, кого.

–  Как что? Зал снимают. Ты, Миша, пока осматривайся и чуток меня подожди, – сказал ангел и пошел в центр зала. Там стояли несколько тренеров, которые что-то весело между собой обсуждали и время от времени поглядывали на своих подопечных. Заметив Ивана, они прекратили разговор и выжидающе к нему повернулись.

Я же отвлекся и стал рассматривать зал. В нем тренировались, в основном, здоровые двадцати-, двадцатипятилетние ребята. Были и тридцатилетние мужики, и постарше, но таких было мало. Эти, видать, были ветераны, – «старики». Видимо, в это время здесь занимались группы, состоящие из так называемых профессиональных спортсменов. Тех, для которых спорт был основным видом деятельности. Это было видно по отточенному мастерству движений и по тому, что каждый знал, что ему делать. Мое внимание привлекла группа каратистов, или какого-то похожего на них направления. Все движения в группе они делали очень слаженно и заучено – в унисон, выражаясь музыкально. Медленные, плавные с разворотом движения, сменялись порой очень быстрыми и резкими выпадами. Запомнить же все это надо!

–  Миша, – прервал меня ангел. Я даже вздрогнул от неожиданности. – К сожалению, серьезных самбистов сегодня нет, но зато у каратистов сейчас занимается трехкратный чемпион Евразии. И, почти в твоем весе. Всего на десять килограммов потяжелее – радостно сообщил Иван. – Так что, давай готовиться.

–  Подожди, подожди, Иван. Куда готовиться? Что ты им сказал?

–  Да я просто спросил у них, есть ли сегодня кто попрофессиональней, проверить моего паренька. Погонять на контрприемах. И чтобы на место поставили, да гонорок отшибли.

–  Ну, здорово. Ну, обрадовал. А мне-то чего теперь делать? Если бы… а то сразу чемпион… к чему готовиться? Может, не надо всего этого? Давай уйдем, а? – Жалобно попытался я как-то изменить ситуацию, чтобы не доводить ее до абсолютного собственного позора.

–  Миша, – ангел не обратил на мое нытье никакого внимания, – у тебя какой самый любимый прием был?

–  Передняя подножка. А что?

–  Вот ее и будешь делать. А чтоб все по-честному было, соперника обязательно каждый раз о ней предупреждать станешь.

–  Ты что?! Какая честность?! Ты же мне вообще все шансы к нулю свел. Так хоть… а тут полный пролет. К тому же они, насколько я знаю, больше ударники, а не борцы.

–  Да. Я их потому и попросил, чтобы не подыгрывали. И для реальности, чтоб пожестче, как умеют.

В этот момент один из тренеров подошел к занимающемуся отдельно от всех высокому и жилистому, как канат, парню. Сразу было видно, что среди спортсменов, это – «центр тяжести» зала. Он один занимал больше места, чем все каратисты вместе взятые. По тому, как все крутятся вокруг него, сразу стало ясно, что это и есть тот самый чемпион. Показывая в нашу с Иваном сторону, тренер стал что-то ему объяснять, усиленно при этом жестикулируя, как бы показывая, что тому надо делать. На лице у парня сначала было недоумение, а затем появилась ухмылка, типа – ладно, чего уж там, сделаем. Не понравилась мне эта ухмылочка, честно скажу.

–  Миша, не отвлекайся, – вернул меня к реальности ангел. – У нас есть несколько минут. Давай, пойдем в тот уголок, там посвободней. Только обувь сними.

–  А ты?

–  Что я? Я уже снял.

–  Надо же, и когда успел, – подумал я. И как будто на ватных ногах двинулся вслед за Иваном…

…Я встал так, чтобы глаза не отвлекались на движение в зале, и полностью переключился на Ивана.

–  Что ты сейчас слышишь? – Спросил меня ангел.

–  Как что, – шум в зале. – Нетерпеливо ответил я Ивану.

–  А поточнее? И не кипятись.

–  Ну…

–  Не торопись, – перебил меня ангел, – внимательнее.

Я закрыл глаза и начал слушать. И как-то очень плавно и естественно общий гул звуков и голосов стал распадаться на отдельные составляющие…

–  Хорошо, а теперь продолжай еще внимательнее. Только не забывай, что внимательность состоит из внутренней тишины и доброжелательности. Если ты сам внутренне «шумишь», то не сможешь услышать окружение. А доброжелательность – это твоя расположенность и готовность к тому, чтобы услышать. Так что, тише и еще внимательнее… Еще легче, еще внимательнее и никаких усилий для этого…

Мне стало очень легко ориентироваться в звуках зала. Вот сопят в партере два самбиста, и я сразу ПОНЯЛ, что один из них хочет уйти с болевого приема… А вот интересно – в группе, которая делает ката, у одно каратиста явно сбилось дыхание. Наверное, отвлекся на что-то… – «И еще тише, без усилий. Просто наблюдаешь», – тихо, почти мысленно произнес Иван… Возникло ощущение, что вокруг меня появилась какая-то сфера, шар, центром которого был я сам. – Еще тише… И все, что было внутри этого шара, казалось, было одновременно и мной. Я это ощущал уже всем телом. Оно так же превратилось в мой слух. И чем тише я становился, тем больше увеличивался диаметр этого шара, и тем больший объем пространства я собой заполнял. Возникло ощущение, что я и есть этот борцовский зал... и ковер, и борцы на нем – это тоже я… Все, что происходило, – происходило со мной и во мне. Я ЗНАЛ все, что происходит и почему, и знал, что произойдет в ближайшее мгновение… – «И еще тише… продолжай внимательно слушать и потихоньку открывай глаза… Теперь твой ум полностью поглощен только «Слушанием» и «Смотрением», и ничего кроме этого... Никаких усилий… Все происходит само…»

Вы видели когда-нибудь объемные трехдименсионные картинки? На первый взгляд ничего не понять. Какой-то набор визуальной бессмыслицы. Но, если полностью освободиться от напряжения в глазах и найти нужное расстояние от глаз до картинки, то как будто проваливаешься в какой-то захватывающий тебя объем. И там уже очень свободно разглядываешь объемную, завораживающую картину. Совершенно непохожую на первое представление о том, какая она может быть. Можно совершенно спокойно рассматривать и то, что вблизи, и то, что вдали. Но если неосторожно пошевелить в этот момент саму картинку или покачать головой, то все сбивается…

Вот примерно такое, похожее состояние ощущения окружающего, только сразу во всех органах чувств и восприятия, и намного полнее, емче, что ли, было и у меня. Все было хрустально чистым, ясным и каким-то выпуклым. Звуки… когда слушаешь, как играет большой оркестр и, продолжая воспринимать его целиком, ловишь себя на том, что можешь слышать отдельную партию далеко не самой главной скрипки…

И я боялся пошевелиться, чтобы только не разрушить это возникшее состояние… Его невозможно передать словами. Можно применить массу эпитетов и все равно ничего не сказать. Во мне не было никаких плохих мыслей. Более того, их вообще не было – ни плохих, ни хороших. Огромное Добро ко всему переполняло меня… Такой объем ощущений… Я знал, сколько сейчас человек в зале, и чем каждый из них в эту секунду занимается… Вот у этого болит колено – мениск, а этот уже устал и ждет, когда тренер даст команду к отдыху… А вот, совсем юноша, очень неудачно приземлился – больно. Напрасно его поставили на эту сложную отработку – рановато. Хотя тренеру, наверное, виднее… Я по-прежнему боялся, да и не хотел шевелиться, чтобы не растерять… – Идти, сможешь? – тихо, мысленно спросил ангел.

–  А что, надо уже? Жаль. – Я попробовал повернуться, и сразу все закачалось.

–  Погоди ты, не так резко. Чуть плавней, и быстро приспособишься…

Я немного подождал, пока все не восстановилось, и снова, только гораздо мягче, попробовал подвигать своим телом. Удержал. Наверное, со стороны я выглядел очень потешно. Как человек, который знает, как надо ходить, но ни разу сам не ходивший. Все мои движения были подчинены одному, – удержаться в этом восприятии, и совершенно неважно то, как я при этом выгляжу.

–  Теперь ты понял, что происходит с теми, кто поймал это состояние? Вот почему они двигаются очень и очень плавно, и до странного медленно. – Зазвучал в уме голос Ивана.

–  Чтобы только его не потерять! – С радостью в душе ответил я ангелу.

–  Но это сначала. Потом, с опытом, движения постепенно ускоряются. Когда полностью адаптировались, новая глубина этого состояния, и снова только медленно. Лишь бы удержаться. И опять новая глубина. И снова учатся двигаться в ней. И так может дойти до того, что посторонний глаз не будет успевать фиксировать эти движения. Так же и с общими ощущениями. В некоторых внутренних стилях так ставят задачу: «начать свою контратаку после атаки противника, а закончить ее до его атаки»…

–  Слушай, Иван, так в этом зале никто об этом даже не знает. А как же те, кто ката делает и их инструкторы? Зачем они его так делают? Ведь время же жалко. Эффект убогий.

–  Говорить можешь? – голосом поинтересовался ангел.

–  Да.

–  Тогда пойдем, а то нас уже ждут.

Я шел к татами, а на моем лице было выражение бесконечного счастья. Наверное, со стороны оно читалось так, будто я иду на свидание к любимой девушке, а не к здоровому бугаю, который сейчас будет меня плющить и выкручивать.

–  Вообще-то, Миша, ты можешь улыбаться не так ярко. Тебя тут пока еще просто не понимают.

–  Не могу.

–  Пока надо. Ты уж потерпи. Для них ты на драку идешь, а не в картишки перекинуться. Должен уметь. А хотя… так даже, наверное, интересней.

***

–  А все-таки, давай-ка, не откладывая в долгий ящик, посмотрим, как Рерих это же самое пытался отобразить на бумаге. Только минутку, – Иван, поднялся и вышел в прихожую. Оттуда донеслось шуршание – он начал искать что-то в карманах своей куртки. – Сейчас, подожди... Где-то они были, – расслышал я голос Ивана. – Вот, есть! Кое-что я тебе покажу, а некоторые вещи ты сам попробуй увидеть, – сказал ангел, уже заходя обратно в комнату. В руке у него был небольшого формата сборник открыток – репродукций картин Рериха.

–  Во здорово! А откуда они у тебя? Ты их что, с собой носишь?

–  Нет, конечно. Только по случаю. И вообще, чего ты любопытный такой? Потом объясню.

–  Да ладно, Иван. Я уже привык.

–  Ну и хорошо… Та-акс, что это у нас? – Он достал наугад из середины одну открытку. – О! То, что нужно – «Богатыри просыпаются». Взгляни да расскажи, что видишь. – Я взял протянутую открытку и стал ее рассматривать.

–  На ней, – продолжал Иван, – изображен эволюционный переход человека из «пятой» в «шестую» и затем в «седьмую» программу. То есть, как бы смысл жизни в этом отрезке эволюции...

«Где тут «пятая»? Какая «шестая»? Какой «смысл жизни»?» – думал я, смотря на открытку, как баран на новые ворота. И сколько я ни старался напустить на себя умный вид, но в своем понимании увиденного я не продвинулся ни на йоту.

–  Ну-с... так как, батенька? Что видно? – оторвал меня от раздумий ангел.

–  Тут так сразу и не скажешь. Здесь подумать надо.

–  Пренепременнейше голубчик, пренепременнейше... Думайте, думайте!.. Думать – это хорошо. Это всегда архиважно... Ну-с? – снова через время поинтересовался ангел.

«Кого-то он мне напомнил… специально, что ли отвлекает? А чего тут, собственно, смотреть?» – И уже голосом продолжил. – Вот несколько человек, этих, как его, во! – воинов, еще спят, а вот эти уже проснулись, и вперед смотрят.

–  Правильно! Мо-ло-дца! – восторженно, прямо по слогам, произнес ангел.

–  Иван, ты издеваешься надо мной, что ли? – спросил я обиженно. – Если знаешь, скажи. А так, мучить-то зачем?

–  Да ладно, Миша, не дуйся. Ты действительно сказал почти все верно. Ну, может, не почти все, а только часть. И пусть даже очень небольшую часть, но верно ведь. Только тут сразу несколько оговорок внести надо. Твоя ошибка заключается в том, что ты не знаешь, ЧТО надо искать. Не пытайся смотреть на Рериха как, скажем, на Репина.

–  Не понял.

–  Ты, как бы это сказать, не там ищешь. Ты заинтересованно смотришь на манеру рисования, на цветовые нюансы, на наличие в картине необходимых пропорций и присутствие переднего и заднего планов… еще можно так сказать, цепляет ли картина в душе какие-то струнки или нет. Но, ЧТО хотел сказать художник в этой картине?

–  Ну...

–  У Репина редкая по классу техника рисования. И картины очень светлые, чистые.

–  Ну…

–  Ну не торопись, Миша, – чуть отвлекся на меня ангел. – А Рерих, в некоторые картины, закладывал особый смысл. Он ведь не просто пейзажи пытался отобразить. Вот смотри: видишь, пять воинов еще спят – это ты, кстати, верно подметил…

–  Иван!..

–  Ну, ладно, ладно... А шестой уже как бы просыпается. И что он видит? – спросил меня ангел и сам продолжил. – Что они же, – те, кто спят, внимательно и заинтересованно слушают еще одного воина – седьмого. Причем, ближе к седьмому стоит шестой, а группа из пяти человек поодаль. Эта пятерка символизирует «пятую» программу. То есть, здесь, «седьмая» программа показывает, что надо делать «шестой». Посмотри, – седьмое место на привале пустое. То есть, человек уже «проснулся» и «вышел». Он даже меч свой оставил, потому что борьбы, в том ее понимании, как у вас, там нет. А меч-то даже на деревянный похож. То есть, нереальный какой-то. И не забывай, – воин – это тот, кто на своем Пути к цели сворачивать не будет. То есть, внутренне очень сильный человек. Поэтому его проще нарисовать именно так, – «воином», чтобы было понятно, о ком идет речь. Но, продолжим... Седьмой воин показывает остальным «Путь» – куда двигаться. Кстати, у него и цвет плаща красный. Красный цвет в музыке, если ее изобразить в цвете, – это нота «До». Вспомни каратэ-до, айкидо. «До» – путь. Видишь, Рерих со всех сторон показывает. А путь-то куда? В «седьмую», да и наверняка дальше. Ведь сам-то он тоже у более старших учится. И раз показывает, значит, ЗНАЕТ. И ваша «пятая» программа все свои открытия и познания получает через «седьмую». И очень часто как озарение, во сне.

–  Иван, извини, что прерываю. Мне непонятно. Это что, одни и те же, – и лежа, и стоя? А почему тогда они так показаны?

–  Они спят – здесь это и прямое, и переносное значение сна. На Востоке говорят: «теневой» мир или мир «иллюзий», «майя». Но продолжим... А во сне они все равно проходят обучение. Это вынужденное. Неважно, хочешь ты этого или нет, знаешь ты об этом или нет, – оно есть, и все. И вот, один из шестерых это уже начинает понимать. Взгляни, он как бы проснулся, но еще не встал… Встать на Путь… Седьмой уже на Пути. Он даже из Тени вышел. То есть, эти пятеро еще в теневых мирах, но Жизнь их к Свету все равно ведет, а шестой уже выходит. Теперь от них зависит, как долго спать будут. Шестой и Седьмой им помочь должны.

–  Слушай, Иван, а почему они выглядят как русские витязи, если действие в каких-то горах происходит? Почему надо так территорию напутать? Судя по заснеженным вершинам, в России таких гор нет.

–  Это тоже аллегория. Сверху виднее. Чем выше, тем ближе к Космосу. А вот еще, взгляни, тут вообще без иллюзий: – эта пятерка изображена наподобие православного храма. Если вспомнишь, в какое время Рерих писал свои картины, то это было тогда очень актуально. Если ничего другого не было, так хоть вернуться к тому, от чего отворачиваться стали – Вера в Бога, во Всевышнего. Хоть так, если иначе никак не получалось. Эти Знания давались и через религию. Вот пример, как перекликаются картины Рериха и архитектура православных храмов.

***

…Я его просто чувствовал. И хотя он был моим противником, ни злости к нему, ни страха перед ним я не испытывал. Я его воспринимал таким, какой он есть. Посмотрев ему в глаза, я сразу узнал о нем все. Мне просто стало ясно, что нужно делать. Это даже нельзя назвать тактикой поединка. Все предельно просто и ясно. И все это на фоне моей огромной к нему доброжелательности. Внутренне я очень не хотел никоим образом его как-то унизить или, упаси Бог, неосторожно травмировать, учитывая его агрессивные бойцовские качества и желание доказывать свое превосходство.

В его глазах страха не было. Была смесь любопытства, мол, кто же я все-таки такой, и серьезного недопонимания из-за моего достаточно несерьезного вида.

Пока мы стояли напротив друг друга и тренера давали нам какие-то наставления, мы продолжали смотреть друг другу в глаза. И буквально через несколько секунд этой первой «визуальной дуэли», я уловил, что его самообладание пошатнулось. Он понял, что я его чувствую, знаю, и изменить это он не в силах. У него такого опыта еще не было, а все неизвестное настораживает. Он, в принципе, уже проиграл, но смириться с этим и отступить он тоже не мог…

Вы видели, как забивали свои голы Пеле или Марадона? На пути к воротам перед ними два защитника, и вдруг они, непонятно с чего, разбегаются в разные стороны. Путь свободен. Чуть вперед, удар – гол! Это уже потом защитники говорили, что одному показалось, что форвард сделает финт влево, а другому – то же самое, но только вправо. Вот и разбежались. А Пеле и Марадона в своих случаях, как танк – ни о чем не думая, только прямо и вперед. И все…

Мой противник знал, что он «видим насквозь» и «читаем». И что ничто из его действий или попыток к действию теперь не пройдет незамеченным. Он стоял и не понимал, что делать. Любое желание, даже попытка помыслить были как на блюдечке. Состояние, будто голый на площади. Он начал сомневаться…

Может, то, что я описываю, и долго читать, но реально по времени это длилось, может, всего несколько секунд…

…Он ничего не понял. Каким образом, фактически самостоятельно, он дал себя опрокинуть самым детским приемом? Хотя, я еще раз напомню, что в моем состоянии мне было абсолютно все равно, сколько у меня будет противников, и какого они будут уровня. В дополнении ко всему, через меня проходила такая сила, что я был вынужден следить за собой и распределять ее очень дозировано, чтобы только не навредить чрезмерным ее применением…

…Ну, ответьте, пожалуйста, мне на вопрос: «как левая рука может перехитрить правую?»... Все, что было вокруг меня, мною же и являлось. Я просто не знаю, как это еще объяснить…

…По-моему, он полностью потерял контроль над спаррингом, да и над собой, похоже, тоже. Он безразлично вставал и просто давал себя кинуть. И снова покорно вставал с безразличным взглядом… какое-то бессмысленно-покорное кукольное состояние…

Вокруг нас собрались все, кто был в зале. Я чувствовал, что ближайшие к нам несколько человек были в моем «шарике».

Стояла очень явственная тишина. Все только смотрели на ковер и не понимали, как же такое на нем может происходить. Нет, конечно, допускается то, что разок ошибиться всякий может, даже чемпион Мира. Но чтобы пять раз подряд, а вот уже и шестой. Нет, это уже, знаете ли, закономерность какая-то, а не случайность…

«Стоп! Все, хватит». – После очередного фиаско моего «экзаменатора», уж и не помню, какого по счету, я остановил борьбу. Если, конечно, то, что было, можно назвать борьбой. Мой соперник, опустив голову, сидел абсолютно безучастный ко всему. Я его понимаю, – это трудно…

–  Как ему это удается? Как он это делал? – слышны были вопросы.

–  Не знаю. Вы у Ивана спросите. – Большего я действительно не мог им сказать. – Как и почему, не знаю. Иван лучше расскажет.

Я подошел к своему бывшему сопернику и положил свою руку ему на плечо. – Давай, приходи в себя.

Вообще-то такие встряски нужны чемпионам. Чтобы не зазнавались. Но парень справился с собой, и когда мы отошли от ковра, он тихо спросил: «Ты где тренируешься? Что это такое? Почему-то голова дурная и тяжелая». – Он периодически встряхивал головой, словно пытаясь вытряхнуть из нее внутреннюю тяжесть.

Он никак не мог поверить в то, что я занимался спортом в армии и было это очень давно. Ему все казалось, что это какое-то секретное, тайное направление неизвестной восточной борьбы.

К нам подошли еще несколько спортсменов и буквально засыпали меня вопросами.

–  А я могу заниматься у твоего тренера? А что это такое? Где тренировки проходят?

–  Да нету у меня никакого тренера…

–  А меня ты можешь научить этому?

–  Знаете, я пока сам толком не разобрался, что это такое. Но, как пойму, то, конечно.

–  Так, ребятки, дайте-ка нам поговорить. Парень, а где твой тренер? – вмешался в разговор уже достаточно пожилой человек.

–  Какой тренер? Иван, что ли? – удивился я.

–  Наверное. Он не представился. Ну тот, с кем ты пришел.

–  Так здесь же он был. – Я посмотрел по сторонам – и точно, Ивана рядом не было. – А где Иван? – в свою очередь я сам задал вопрос, начиная волноваться…

– ...чистой воды гипноз, – вдруг услышал я обрывок брошенной фразы одного из тренеров, поддакивающим ему коллегам.

–  Я сразу почувствовал, что что-то не так, – продолжил пожилой тренер, – когда ты еще только к ковру шел. Ну не может быть, чтобы это было что-то обычное. И не слушай ты эту ерунду про гипноз. Давно, когда я еще сам был молодой и тренировался, у нас был тренер, старый уже тогда, с одной комитетской конторы. Так вот, он рассказывал нам о каких-то чудесах, когда они с корейцами в то время сообща чего-то делали. А теперь вот ты это же, я так понимаю, и показал. Откуда ты это знаешь?

Я, как смог, рассказал ему про свой «шар». И про то, что Иван этот «шар» регулировал. Что я каждый раз специально предупреждал каратиста о том, что буду делать подножку. Что я просто ЗНАЛ все, что происходит. Но, как и почему, объяснить не могу. Просто ЗНАЛ, ЧУВСТВОВАЛ и все… Тут даже не я, а через меня… ну, как инструмент, что ли?.. Единственное, что я ему не сказал, так это то, кто такой Иван, – не знал я, как это преподнести.

–  А, так вот оно что. Тогда, точно, все так и есть. В тот момент я и заметил, как в зале все вдруг замерло, а у меня в голове как будто тяжесть появилась.

–  Вот тут Иван и вмешался, – сразу «шарик» убавил.

Уже позже ангел мне сказал, что вынужден был вмешаться, иначе в зале просто никто ничего толком не понял бы. А так только те, кто стояли поближе воспринимали все как само собой разумеющееся.

–  Ну вот, а мы нашу молодежь на «японии с китаем» ориентируем. А тут под носом все есть. Тебя как звать-то?

–  Миша.

–  В общем, так, Михаил, оставь-ка мне свой телефончик и подходи сюда сразу после выходных. Я попробую об этом в нашу газету написать. Вот такое «очевидное – невероятное». А на тренеров не обижайся. Им, похоже, проще оправдываться, чем перестраиваться. Стареют, наверное. А молодежь зато приняла, как надо. Ну, хорошо, Миша, – он начал прощаться, – подходи, буду ждать. Спросишь у самбистов, где Ерофеич, и тебя проводят.

Мы попрощались, и я двинулся к выходу, переживая о том, куда делся Иван…

–  Здесь я, не переживай, – Иван стоял у дверей на улицу, – ну что, поехали назад?

***

–  Ну, а здесь у нас что? – протягивая очередную картинку, спросил меня ангел.

–  «Змей горыныч», – прочитал я вслух название картины.

–  Название я тоже читал. Ты мне о ее сути расскажи, – улыбнулся Иван. – Только не торопись, как всегда. Повнимательнее посмотри.

Я принял его совет и, внутренне затихнув, посмотрел на картину как будто новым взглядом.

–  Я подскажу тебе, – снова вмешался Иван. – Здесь в виде аллегории показано рождение человека в «реальном» мире и его очень быстрое взросление. И как вырваться из мира «иллюзий»… и что при этом происходит.

–  Голова!.. Голова дракона отсечена! То есть, убран интеллект!?

–  На верном пути.

–  И вот тут, где нутро дракона... хотя, может, это и не запланированная игра красок, но уж очень к месту... видна рука, лицо и контуры тела человека. Он как бы пытается вырваться. Голова-то, или интеллект, в нашем случае, теперь не мешает.

–  Хорошо, пока хватит. А тут? – Я взял следующую репродукцию.

–  «Тень учителя». – Неспеша прочел я название этой картины.

–  Ну, что скажешь?

–  Тени-то, похоже, две. Вроде одинаковые, да не очень. Но параллельно друг к другу. Они стоят, каждая, перед двумя фигурками. Судя по всему, мужчиной и женщиной. И эти «фигурки» внимают этим «теням». О, Иван! Здесь, я так думаю, показывается то, что люди так же живут и проходят обучение и в «параллельных» мирах. Так?

–  Неплохо для начала. А на эту взгляни…

***