Глава 37. Виттория испепеляла взглядом стоящего за стеклом двери стража

Виттория испепеляла взглядом стоящего за стеклом двери стража. Тот отвечал ей тем же. Живописное одеяние часового совершенно не соответствовало его зловещему виду.
«Полный провал, – думала Виттория. – Никогда не предполагала, что могу оказаться пленницей клоуна в пижаме».
Лэнгдон молчал, и Виттория надеялась, что он напрягает свои гарвардские мозги в поисках выхода из этой нелепой ситуации. Однако, глядя на его лицо, она чувствовала, что профессор скорее пребывает не в раздумьях, а в шоке.
Вначале Виттория хотела достать сотовый телефон и позвонить Колеру, но сразу отказалась от этой глупой идеи. Во-первых, страж мог войти в кабинет и отнять аппарат, а во-вторых, и это было самое главное, директор к этому времени вряд ли оправился от приступа. Впрочем, и это не имело значения... Оливетти был явно не в настроении вообще кого-нибудь слушать.
«Вспомни! – сказала она себе. – Вспомни, как решается эта задача!»
Идея воспоминания была одним из методов философии буддизма. Согласно ему, человек, вместо того чтобы искать в уме пути решения сложной проблемы, должен был заставить свой мозг просто вспомнить его. Допущение того, что это решение уже было когда-то принято, заставляет разум настроиться на то, что оно действительно должно существовать... и подрывающее волю чувство безнадежности исчезает. Виттория часто использовала этот метод, когда во время своих научных изысканий попадала в, казалось бы, безвыходную ситуацию.
Однако на сей раз фокус с «воспоминанием» дал осечку, и ей пришлось пуститься в размышления о том, что необходимо сделать и как этого добиться. Конечно, следовало кого-то предупредить. Человека, который мог бы со всей серьезностью воспринять ее слова. Но кто этот человек? Видимо, все-таки камерарий... Но как до него добраться? Ведь они находятся в стеклянном, не имеющем выхода ящике.
Надо найти средство, внушала она себе. Средства для достижения цели всегда имеются. Их надо только увидеть в том, что тебя окружает.
Она инстинктивно опустила плечи, закрыла глаза и сделала три глубоких вдоха. Сердце сразу стало биться медленнее, а все мышцы расслабились. Паническое настроение исчезло, и хаотический круговорот мыслей стих. «О'кей, – думала она. – Надо раскрепостить разум и думать позитивно. Что в данной ситуации может пойти мне на пользу?»
Аналитический ум Виттории Ветра в тех случаях, когда она использовала его в спокойном состоянии, был могущественным оружием. Буквально через несколько секунд она осознала, что именно их заточение в кабинете Оливетти как раз и открывает путь к спасению.
– Надо позвонить по телефону, – неожиданно сказала девушка.
– Я как раз хотел предложить вам позвонить Колеру, но...
– Нет, не Колеру, а кое-кому еще.
– Кому же?
– Камерарию.
– Вы хотите позвонить камерарию? – недоуменно переспросил Лэнгдон. – Но каким образом?
– Оливетти сказал, что этот человек находится в личном кабинете папы.
– Пусть так. Но вы же не знаете номера телефона!
– Не знаю, – согласилась Виттория. – Но я и не собираюсь звонить по своему сотовому. – Она показала на наисовременнейший, утыканный кнопками быстрого набора аппарат связи на столе Оливетти. – Я позвоню отсюда. Глава службы безопасности наверняка имеет прямой выход на кабинет папы.
– Не знаю, имеет ли он выход на папу, но тяжеловеса с большим револьвером у дверей главнокомандующий поместить не забыл.
– Но мы заперты.
– Как ни странно, я об этом уже догадался.
– Это означает, что часовой заперт снаружи! Этот кабинет принадлежит Оливетти. Сомневаюсь, чтобы ключи были еще у кого-нибудь.
Лэнгдон с сомнением взглянул на стража и сказал:
– Стекло очень тонкое, а револьвер, напротив, очень большой.
– Неужели вы думаете, что он будет стрелять в меня за то, что я говорю по телефону?
– Кто, дьявол их побери, знает?! Все это заведение производит довольно странное впечатление, а если судить по тому, как развиваются события...
– Или мы звоним, – заявила Виттория, – или нам не останется ничего иного, кроме как провести пять часов сорок восемь минут в застенках Ватикана. В последнем случае утешает только то, что мы окажемся в первых рядах зрителей, наблюдающих за концом света.
– Но страж известит Оливетти, как только вы прикоснетесь к трубке, – слегка побледнев, возразил Лэнгдон. – Кроме того, я вижу там по меньшей мере два десятка кнопок. И на них нет никаких обозначений. Неужели вы хотите наудачу потыкать во все?
– Нет, – ответила она, решительно направляясь к телефону. – Я нажму лишь одну. – С этими словами Виттория сняла трубку и надавила на кнопку. – Это будет кнопка номер один. Готова поставить хранящийся в вашем кармане доллар с символами иллюминатов на то, что попаду прямо к папе. Какой другой абонент может быть более важным на телефонной подстанции командира швейцарской гвардии?
Времени на ответ у Лэнгдона не было. Часовой принялся стучать в стекло рукояткой револьвера, одновременно жестом требуя вернуть трубку на место.
Виттория игриво ему подмигнула, и страж едва не задымился от ярости.
Лэнгдон отошел от двери и, повернувшись спиной к девушке, произнес:
– Надеюсь, вы правы. Парень за стеклом, похоже, не очень доволен.
– Проклятие! – бросила Виттория, прислушиваясь к голосу в трубке. – Запись...
– Запись? – в очередной раз изумился Лэнгдон. – Неужели папа обзавелся автоответчиком?
– Это был вовсе не кабинет папы, – ответила девушка, кладя трубку. – Мне только что сообщили полное недельное меню обедов достойнейшего командира швейцарской гвардии.
Лэнгдон послал слабую улыбку часовому, который, сердито глядя на пленников, что-то тараторил в микрофон портативной рации.