Центральная Америка пробуждается по мановению волшебной палочки мирового рынка

Земли Центральноамериканского перешейка до половины прошлого века не страдали от особых неприятностей. Кроме продуктов потребления Центральная Америка производила кошениль и индиго, вкладывая не слишком много капиталов, используя минимум рабочей силы и не обременяя себя лишними заботами. Кошениль, насекомое, которое родилось и плодилось без всяких хлопот на колючих лапах кактуса нопаля, пользовалось, как и индиго, постоянным спросом европейской текстильной индустрии. Оба этих естественных красителя умерли насильственной смертью, когда в 1850 г. немецкие химики изобрели анилиновые краски и другие более дешевые вещества для окрашивания тканей. Через 30 лет после этой победы лаборатории над природой в Центральную Америку ворвался кофе, и она преобразилась. Ее новоиспеченные плантации давали в 1880 г. чуть ли не шестую часть мировых поставок кофе. Именно этот продукт открыл региону широкий доступ на международные рынки. К английским импортерам присоединились импортеры немецкие и североамериканские. Зарубежные потребители способствовали появлению на свет местной кофейной буржуазии, которая встала у кормила политической власти, совершив в начале семидесятых годов либеральную революцию во главе с Хусто Руфино Барриосом. Развитие специализированной аграрной экономики, навязанной извне, пробудило неистовое желание приобретать земли и людей, хотя существующая и в наши дни латифундия родилась в Центральной Америке под флагом свободы труда.

Таким образом, в частные руки перешли огромные неосвоенные площади, бесхозные или принадлежавшие церкви либо государству, и начался безудержный грабеж /152/ индейских общин. Крестьян, которые отказывались продавать свою землю, силой угоняли в армию, плантации превращались в кладбища для индейцев, воскрешались указы колониальных времен, насильственная вербовка работников и законы против бродяжничества. При попытке к бегству батраков убивали. Либеральные правительства модернизировали трудовые отношения, вводя заработную плату, но наемные работники тем не менее превращались в собственность новоиспеченных кофейных предпринимателей. Ни разу в течение всего прошлого века повышение цен на кофе не отражалось на заработках поденщиков, которые жили впроголодь. Это было одним из факторов, препятствовавших расширению внутренних рынков в центральноамериканских странах[84]. Как и везде, безудержная экспансия кофе подавила развитие производства продуктов сельского хозяйства, предназначенных для внутреннего потребления. Страны региона были обречены на хроническую нехватку риса, фасоли, маиса, пшеницы и мяса. Сумело выжить лишь сельское хозяйство подсобного типа в горных районах, куда латифундия загнала индейцев, отняв у них более плодородные земли на побережье. В горах, выращивая на своих крохотных участках кукурузу и фасоль, чтобы не умереть с голоду, живут часть года индейцы, нанимающиеся на время сбора урожая кофе на плантации. Ситуация не изменилась и поныне: латифундия и минифундия существуют бок о бок, составляя единство системы, которая держится на нещадной эксплуатации труда местного населения. И в целом, в регионе, и в конкретных условиях Гватемалы такая форма присвоения результатов чужого труда вполне отвечает всем требованиям системы расового угнетения: индейцы так же страдают от внутреннего колониализма белых и метисов, идеологически освященного господствующей культурой, как сами центрально-американские страны страдают от колониализма иностранного[85].

С начала века в Гондурасе, Гватемале и Коста-Рике появились и банановые концерны. Для транспортировки кофе к портам национальным капиталом ранее уже были проложены железнодорожные ветки. Североамериканские предприятия завладели этими железными дорогами и /153/ построили новые, специально для вывоза бананов со своих плантаций, а также монополизировали электроснабжение, почту, телеграф, телефон и такой, не менее важный элемент инфраструктуры, как политика. В Гондурасе, например, «мул стоит больше, чем депутатское кресло», а во всей Центральной Америке послы Соединенных Штатов значат больше, чем главы государств. «Юнайтед фрут» поглотила всех своих конкурентов по производству и продаже бананов и превратилась в основного латифундиста Центральной Америки; ее филиалы завладели железнодорожным и морским транспортом, ей принадлежат порты, она располагает собственными таможнями и полицией. Доллар стал, по существу, национальной центральноамериканской валютой.