История

До Стокгольма. Во второй половине первого тысячелетия в сегодняшней центральной Швеции, поругиваясь, сосуществовали племена свеев и йотов. Первые жили по берегам озера Мэларен, вторые — южнее и западнее, первые одержали верх; и те и другие запечатлены в названии районов Свеаланд и Йотланд. «Швеция», Sverige, — не что иное, как «свейский рейх», а дама в короне, на изображения которой повсеместно наталкиваешься в городе — символическая Мать Свеа.

Культура викингов (от скандинавского vik — «заливники»), с многобожием вокруг фигуры Одина, человеческим жертвоприношением и советом тингом возникла в Скандинавии в IX веке. Следующие два столетия острогрудые лодки викингов мотало по Европе и окрест: от Ирана до будущей Америки. Викинги-свеи усердствовали на восточном направлении, отличались скорее деловым, чем воинственным нравом и, например, установили торговые отношения с Византией (а по пути в Византию — государственность на Руси). По распространенной версии само название «Русь» — не что иное, как адаптированное финское ruotsi («гребец»). Так дикие финны называли высаживающихся на берегу соседей; так по сей день по-фински называется Швеция, отсюда и «Россия».

В 1008-м король Улоф Шётконунг крестился и с горем пополам крестил свои земли, но язычники упирались еще век с лишним. В XII веке шведы во главе с королем Эриком Йедвардссоном (1156-1160) сами отправились в крестовый поход на Финляндию и благополучно присоединили ее почти на семь веков — за что король был возведен в сан национального святого. Улица, площадь, больница Святого Эрика в Стокгольме — это в его честь. Крохи наследия викингов, интересные только археологу или человеку с богатой фантазией, обнаруживаются в Бирке или на окраине Уппсалы, но сам Стокгольм викингов по молодости не застал.

Ганзейское Средневековье. В 1252 году стратегическая точка между морем и озером, будущий Гамла стан, приглянулся Биргеру Ярлу — вельможе короля Эрика Эрикссона, впоследствии ставшему правителем Швеции. Ярл затеял на месте нынешнего Королевского дворца первую деревянную крепость, что вскоре обзавелась гранитными стенами. Граница крепости проходила на западе вдоль современной Прэстгатан, на востоке — по Баггенсгатан и Больхусгрэнд. Впрочем, первые рыбацкие хижины и оборонительные укрепления на Хельеандсхольмене появились еще раньше, как минимум в XII веке. Название Стокгольм означает «бревенчатый остров» — и в нем читается отсыл к деревянной крепости. После того как Биргер начал приплачивать немцам за подавление соседских бунтов, зажатый в границах Гамла стана, Стокгольм вступил в Ганзейскую лигу городов, стал торговать с Любеком и Данцигом (нынешним Гданьском), и в Стокгольме хозяевами жизни обосновались немецкие купцы.

Кальмарская уния. В Кальмарскую унию, объединившую Швецию, Данию и Норвегию, шведы загремели не от хорошей жизни: при короле Магнусе в середине XIV века бубонная чума выкосила каждого третьего, Магнуса свергла недовольная знать, и ослабшей соседкой заинтересовалась Дания, которой в результате и достался трон. Королева Маргрете, вдова сына Магнуса, норвежского короля Хокона, вместе со своим отпрыском в 1397 году оказалась хозяйкой всей Скандинавии.

Кальмарскую унию, простиравшуюся от Гренландии до Выборга, Маргрете создала во многом в пику Ганзейской лиге. Тем не менее ключевые посты в стокгольмском магистрате по-прежнему принадлежали немцам. Но — немцам и датчанам вопреки — уже в середине XV века Стокгольмом заправляли националисты под водительством Стена Стуре-старшего (что основал первый университет в Уппсале). А после битвы при Брункеберге (1471), состоявшейся на территории сегодняшнего Стокгольма, Уния для Швеции превратилась в формальность.

В Копенгагене, впрочем, считали иначе. В 1520 году король Христиан II занял Стокгольм, казнил местного правителя Стена Стуре-младшего и устроил образцовую расправу над вельможами и горожанами побогаче. По Стурторьет, превращенной в лобное место, текли реки крови, а подводы не успевали отвозить обезглавленные тела на Сёдермальм.

Если бы не «Стокгольмская кровавая баня», возможно, Уния бы и продержалась дольше. Но не судьба: сын одного из казненных, Густав Васа, отправился в край Даларна и попытался раскачать крестьян на бунт. Агитация поначалу не удалась, и Васа бросился бежать к норвежской границе. К тому времени до Даларны докатились слухи о «кровавой бане», и крестьяне, подумав, отправили за Васой двух самых быстрых лыжников. (Примерно по тому же маршруту с 1922 года проходит популярная лыжная гонка «Васалоппет».) Народный фронт держал Стокгольм в осаде два года (1521-1523) и победил. 6 июня (сегодня — Национальный день Швеции) Васа короновался, вскоре после чего разогнал монастыри, отобрал церковные земли и вдоволь попользовался Реформацией как поводом к переделу собственности. Швеция стала лютеранской — и только чудо помешало Васе снести церковь Стурчюркан, затруднявшую, на его взгляд, оборону крепости Тре-Крунур.

Взлет и падение империи Собиратель нации, Васа для империи фигура ключевая. При нем Швеция обзавелась сильной армией и флотом и начала посматривать в сторону соседей — России, Польши, Дании.

С Россией и Польшей дела шли на ура — при внуке Густава I, Густаве II Адольфе (1611-1632), шведам принадлежало все восточное побережье Балтики, и король даже подумывал перенести столицу в Ригу. А вот с самой сильной в Скандинавии державой, Данией, не складывалось. Помогла Тридцатилетняя война между протестантами и католиками, в которой католики основательно пощипали датчан. Лютеране-шведы ввязались в общеевропейскую бойню только в 1630 году — и под флагом протестантизма к окончанию войны (1648) прибрали к рукам Северную Германию, а позже и куски Норвегии, и датские земли восточнее Эресунда.

В 1634 году Стокгольм, ставший неофициальным центром империи еще при Густаве I, был официально провозглашен столицей. Страна успешно воевала на земле и торговала на море. В стокгольмском порту не успевали выгружать трофейные грузы: шведские генералы желали строить дворцы, рекрутировали европейских архитекторов, крепостная стена пала и старый Гамла стан, пропахший рыбой и смолой, с болотной вонью, с блеющими козами и чумазыми детьми на крыше, отступал в прошлое. Знать спускалась с дорожных кресел, на которых привыкла передвигаться по залитым помоями улицам. За 150 лет, прошедших со дня «Стокгольмской кровавой бани», население города выросло с 6 000 до 50 000 жителей.

Прервала династию удачников младшая дочь Густава II Адольфа королева Кристина (1632-1654). Увлечение искусством привело ее в объятия католической церкви, собирательница книг и живописи махнула на корону рукой и отчалила в Рим. Ее последователь, основатель новой, Пфальцской династии Карл X Густав (1654-1660), в 1657 году сходил войной на Данию и поставил рекорд: больше, чем при нем, Швеция уже не увеличилась.

При молодом короле Карле XII, оказавшемся на троне в 15 лет (1697), корабль империи дал течь. Поспособствовал тому в 1709 году в Полтаве Петр I. (В крайне правых шведских кругах Полтава до сих пор остается символом монаршего мужества: и мы не ломим, и шведы, мол, не гнутся.) Неудачник Карл был убит в Норвегии, наследника не оставил — и на том королевская власть Швеции в одночасье уступила власти знати. Символ могущества — крепость Тре-Крунур сгорела почти одномоментно с восхождением на трон Карла XII. По символической параллели всю первую половину XVIII века, пока отец и сын Тессины строили новый дворец, дела Швеции шли из рук вон. От империи отщипывали то Померанию, то какую-нибудь Ливонию, а в Стокгольме бушевали не чума, так пожары.

Страна оправлялась от ударов медленно, но к концу века в Стокгольме снова цвел частный бизнес, а биолог Линней, астроном Цельсий и мистик Сведенборг заставляли говорить о Швеции Европу. Личину просвещенного монарха здесь примерял на себя Густав III (1771-1792), ценитель изящных искусств, основатель первой Оперы, предтеча Национального музея и законодатель мод (густавианский стиль). Просвещенность не помешала монарху устроить в 1772 году конституционный переворот и вернуть в страну абсолютизм. Вдохновившись идеей французской революции, знать снарядила на бал в Опере убийцу — капитана Анкарстрёма. Маскарадный костюм Густава не спас: короля вычислили и смертельно ранили. Его сын Густав IV Адольф уступил России Финляндию, с которой Швецию связывали без малого 700 лет общей истории и где по-фински-то тогда говорили лишь лесорубы, рыбаки и стряпухи. Короля оперативно свергли, выдворили из страны, он умер в Швейцарии в 1838 году, а его останки перезахоронили в Риддархольмсчюркан только почти через 50 лет.

Его дядя и преемник Карл XIII был бездетен. В Европе тем временем точил зубы на русских Наполеон, и шведский король решил усыновить наполеоновского маршала Жана Батиста Бернадота, который отродясь не бывал в Скандинавии, по-шведски был ни в зуб ногой, но мог, как казалось двору, вернуть Финляндию. Любитель пышных парадов, Бернадот согласился и обернулся Карлом XIV Юханом — основателем ныне правящей династии и катализатором шведского либерализма. Вернуть Финляндию, впрочем, не вышло — зато еще при Карле XIII удалось оттяпать у Дании Норвегию (1814).

Большая стройка. Во второй половине XIX века каждый пятый швед отправился в поисках лучшей жизни в Америку. Хотя этот процент меньше, чем в нищей Ирландии, — цифра все равно выходила внушительная. Стокгольм превратился в индустриальный мегаполис — столь же мощный, сколь голодный и загазованный. Отчасти благодаря этому в городском плане 1866 года появились бульвары — Эстермальм и Васастан, а только за 1880-е население города выросло в полтора раза. Эстермальм, Васастан, Кунгсхольмен и юго-западный Сёдермальм — дети 1880-х. После того как в 1870-х Ларс Магнус Эрикссон открыл в городе телефонную компанию, телефонных номеров в Стокгольме стало больше, чем в любой другой точке Европы. Город привыкал к роскоши дорогих отелей и ресторанов, в городе, безнадежно отстававшем от Уппсалы по части учености, наконец возник Университет (1878), прошла на Юргордене Промышленная выставка (1897), а изобретатель динамита Альфред Нобель оставил денег и подбросил работы оргкомитету новой премии (1896).

Третий путь. В XX веке воевать наученному горьким опытом Стокгольму расхотелось окончательно. Несмотря на английскую экономическую блокаду и еду по карточкам, с началом Первой мировой войны Швеция поспешила объявить нейтралитет и строго придерживалась его до конца. С 1920 года, когда к власти пришел знакомец Ленина Яльмар Брантинг, риксдагом, как правило, руководили социал-демократы. Когда началась Вторая мировая, у риксдага хватило осторожности снова настоять на нейтралитете. Несмотря на всеобщую мобилизацию (слово «мобилизация», впрочем, вслух произносить боялись), Стокгольм поставлял немцам железо, терпел передвижения их войск и топил советские подлодки в своих водах. Дания и Норвегия к тому моменту были оккупированы, Финляндия (спасибо Сталину и Зимней войне) воевала против своего недавнего благодетеля — Советского Союза. И напрасно посол СССР в Стокгольме Александра Коллонтай зондировала почву: нейтралитет превратился в священную корову. Обелил образ Швеции в войну уроженец столичного предместья Лидингё дипломат Рауль Валленберг. Снабжая будапештских евреев убежищем и временными шведскими паспортами, он спас около 100 000 человек (за что благодарный Советский Союз, занявший Венгрию, сгноил его в застенках).

Из войны Швеция вышла практически нетронутой: не считая мелкого налета советской авиации в 1944-м, Стокгольм не пострадал. По иронии судьбы обеспеченные городские власти решили отстроить в Норрмальме Сити — и снесли целый район ради безликих (в лучшем случае) недонебоскребов. В 1950 году по зеленой ветке прошел первый поезд метро. Встретить в метро министра, возвращающегося с работы с рабочим отчетом по политике «Третьего пути», стало привычным делом. Стокгольм демонстрировал чудеса либерализма. Сегодня в Скандинавии каждый гражданин имеет право дозвониться до министра, чтобы уточнить интересующий его вопрос, за соблюдением прав всевозможных меньшинств в Швеции следит институт представителей — омбудсманов, а политики разгуливают без охраны. Последнее обстоятельство дважды приводило к национальной трагедии: в 1986 году по дороге из кино домой был убит премьер-министр Улоф Пальме, а в 2002-м за шопингом — министр иностранных дел Анна Линд. С Линд к тому же разделался эмигрант — а эмигрантов девятимиллионная Швеция приняла во второй половине XX века около миллиона.

Но ничего не попишешь: в Стокгольме правят бал порядок, терпимость и открытость. Город всегда был плавильным котлом — с самого начала смирившись с нашествием немцев, а потом привечая голландцев, французов и даже страннобородых русских. Еще в XVIII веке евреям разрешили селиться в столице, католикам — служить мессы, а в конституции возник будущий акт о свободе печати. В начале 1920-х Швеция одной из первых ввела избирательное право для женщин. И в концепции социального благосостояния, и в подзабытой политике невмешательства звучит все тот же рефрен: мы справедливее, мы умеренней и аккуратней вас всех — боимся мы вас или нет.