Дух» капитализма

В заголовке стоит несколько претенциозно звучащее понятие — дух капитализма. Что следует под этим понимать? При первой же попытке дать нечто вроде «дефиниции» этого понятия возникают известные труд­ности, вытекающие из самого характера исследовательской задачи. <...>

Если мы... попытаемся установить объект, анализ и историческое объ­яснение которого составляют цель настоящего исследования, то речь бу­дет идти не об его понятийной дефиниции, а... лишь о предварительном пояснении того, что мы имеем в виду, говоря о «духе» капитализма. Для этой цели мы воспользуемся документом упомянутого «духа», докумен­том, в котором с почти классической ясностью отражено то, что нас пре­жде всего интересует; вместе с тем данный документ обладает тем пре­имуществом, что он полностью свободен от какой бы то ни было прямой связи с религиозными представлениями, следовательно, не содержит ни­каких благоприятных для нашей темы предпосылок.

Этот документ гласит: «Помни, что время — деньги; тот, кто мог бы ежедневно зарабатывать по десять шиллингов и тем не менее полдня гуля­ет или лентяйничает дома, должен — если он расходует на себя всего только шесть пенсов — учесть не только этот расход, но считать, что он истратил или, вернее, выбросил сверх того еще пять шиллингов.

Помни, что кредит — деньги. Тот, кто оставляет у меня еще на неко­торое время свои деньги, после того как я должен был вернуть их ему, дарит мне проценты или столько, сколько я могу выручить с их помощью за это время. А это может составить значительную сумму, если у человека хороший и обширный кредит и если он умело пользуется им.

Помни, что деньги по природе своей плодоносны и способны порож­дать новые деньги. Деньги могут родить деньги, их отпрыски могут поро­дить еще больше и так далее. Пять шиллингов, пущенные в оборот, дают шесть, а если эти последние опять пустить в оборот, будет семь шиллин­гов три пенса и так далее, пока не получится сто фунтов. Чем больше у тебя денег, тем больше порождают они в обороте, так что прибыль растет все быстрее и быстрее. Тот, кто убивает супоросную свинью, уничтожает все ее потомство до тысячного ее члена. Тот, кто изводит одну монету в пять шиллингов, убивает (!) все, что она могла бы произвести: целые ко­лонны фунтов.

Помни пословицу: тому, кто точно платит, открыт кошелек других. Человек, рассчитывающийся точно к установленному сроку, всегда может занять у своих друзей деньги, которые им в данный момент не нужны.

А это бывает очень выгодно. Наряду с прилежанием и умеренностью ничто так не помогает молодому человеку завоевать себе положение в обществе, как пунктуальность и справедливость во всех его делах. По­этому никогда не задерживай взятых тобой взаймы денег ни на один час сверх установленного срока, чтобы гнев твоего друга не закрыл для тебя навсегда его кошелек.

Следует учитывать, что самые незначительные действия оказывают влияние на кредит. Стук твоего молотка, который твой.кредитор слышит в 5 часов утра и в 8 часов вечера, вселяет в него спокойствие на целых шесть месяцев; но если он увидит тебя за бильярдом или услышит твой голос в трактире в часы, когда ты должен быть за работой, то он на сле­дующее же утро напомнит тебе о платеже и потребует свои деньги в тот момент, когда их у тебя не окажется.

Кроме того, аккуратность показывает, что ты помнишь о своих дол­гах, то есть что ты не только пунктуальный, но и честный человек, а это увеличивает твой кредит.

Остерегайся считать своей собственностью все, что ты имеешь, и жить сообразно с этим. В этот самообман впадают многие люди, имеющие кредит. Чтобы избегнуть этого, веди точный счет своим расходам и доходам. Если ты дашь себе труд обращать внимание на все мелочи, то это будет иметь сле­дующий хороший результат: ты установишь, сколь ничтожные издержки вы­растают в огромные суммы, и обнаружишь, что можно было бы сберечь в прошлом и что можно будет сберечь в будущем...

За 6 фунтов годового процента ты можешь получить в пользование 100 фунтов, если только ты известен как человек умный и честный. Кто зря тратит 4 пенса в день, тот в год тратит бесплодно 6 фунтов, а это — плата за право пользования 100 фунтами. Кто ежедневно тратит часть сво­его времени стоимостью в 4 пенса —- пусть это будет всего несколько ми­нут.— тот теряет в общей сумме дней возможность использовать 100 фун­тов в течение года.

Тот, кто бесплодно растрачивает время стоимостью в 5 шиллингов, теряет 5 шиллингов и мог бы с тем же успехом бросить их в море. Гот, кто потерял 5 шиллингов, утратил не только эту сумму, но и всю прибыль, которая могла быть получена, если вложить эти деньги в дело, — что к тому времени, когда молодой человек состарится, могло бы обратиться в значительную сумму».

Так проповедует Бенджамин Франклин и его проповедь очень близка «образу американской культуры» Фердинанда Кюрнбергера, этой брыз­жущей остроумием ядовитой сатире на символ веры янки. Вряд ли кто-либо усомнится в том, что эти строки пропитаны именно «духом капита-

За*

75лизма», его характерными чертами; однако это отнюдь не означает, что в них содержится все то, из чего складывается этот «дух». Если мы вдума­емся в смысл вышеприведенных строк, жизненную мудрость которых кюрнбергеровский «утомленный Америкой» герой резюмирует следую­щим образом: «Из скота добывают сало, из людей — деньги», — то мы обнаружим своеобразный идеал этой «философии скупости». Идеал ее — кредитоспособным добропорядочный человек, долг которого рассматри­вать приумножение своего капитала как самоцель. Суть дела заключается в том, что здесь проповедуются не просто правила житейского поведения, а излагается своеобразная «этика», отступление от которой рассматрива­ется не только как глупость, но и как своего рода нарушение долга. Речь идет не только о «практической мудрости» (это было бы не ново), но о выражении некоего этоса, а именно в таком аспекте данная философия нас и интересует.

Якоб Фуггер, упрекая в «малодушии» своего товарища по делам, ко­торый удалился на покой и советовал ему последовать его примеру — он, мол, достаточно нажил, пора дать заработать другим, — сказал, что «он (Фуггер) мыслит иначе и будет наживаться, пока это в его силах». В этих словах отсутствует тот «дух», которым проникнуты поучения Франкли­на: то, что в одном случае является преизбытком неиссякаемой предпри­нимательской энергии и морально индифферентной склонности, принима­ет в другом случае характер этически окрашенной нормы, регулирующей весь уклад жизни. В этом специфическом смысле мы и пользуемся поня­тием «дух капитализма», конечно, капитализма современного. Ибо из са­мой постановки проблемы очевидно, что речь идет только о западноевро­пейском и американском капитализме. Капитализм существовал в Китае, Индии, Вавилоне в древности и в средние века. Однако ему недоставало, как мы увидим из дальнейшего, именно того своеобразного этоса, кото­рый мы обнаруживаем у Франклина.

Все нравственные правила Франклина имеют, правда, утилитарное обоснование: честность полезна, ибо она приносит кредит, так же обстоит дело с пунктуальностью, прилежанием, умеренностью — все эти качества именно поэтому и являются добродетелями. Из этого можно заключить, что там, где видимость честности достигает того же эффекта, она вполне может заменить подлинную честность — ведь легко можно предположить, что в глазах Франклина преизбыток добродетели — лишь ненужная рас­точительность и как таковая достойна осуждения. В самом деле, каждый, кто прочтет в автобиографии Франклина повествование о его «обращении» и вступлении на стезю добродетели или его рассуждения о пользе, которую приносит строгое соблюдение видимости скромности и сознательное умаление своих заслуг, о том всеобщем признании, которое этому сопутствует, неизбежно придет к следующему выводу: для Франк­лина упомянутые добродетели, как, впрочем, и все остальные, являются

добродетелями лишь постольку, поскольку они конкретно полезны дан­ному человеку, и видимостью добродетели можно ограничиться во всех тех случаях, когда с ее помощью достигается тот же эффект. Таков неиз­бежный вывод с позиций последовательного утилитаризма... Однако в действительности дело обстоит не так просто, как кажется на первый взгляд. О том, что, помимо приукрашивания чисто эгоцентрических моти­вов, здесь заключено нечто иное, свидетельствуют не только личные дос­тоинства Бенджамина Франклина, проступающие в исключительной прав­дивости его жизнеописания, и не только тот факт, что, по его собственно­му признанию, он оценил «полезность» добродетели благодаря божест­венному откровению, которое предназначило его к добродетельной жиз­ни. Высшее благо этой этики прежде всего в наживе, во все большей на­живе при полном отказе от наслаждения, даруемого деньгами, от всех эв­демонистических или гедонистических моментов: эта нажива в такой сте­пени мыслится как самоцель, что становится чем-то трансцендентным и даже просто иррациональным по отношению к «счастью» или «пользе» отдельного человека. Теперь уже не приобретательство служит человеку средством удовлетворения его материальных потребностей, а все сущест­вование человека направлено на приобретательство, которое становится целью его жизни. Этот с точки зрения непосредственного восприятия бес­смысленный переворот в том, что мы назвали бы «естественным» поряд­ком вещей, в такой же степени является необходимым лейтмотивом капи­тализма, в какой он чужд людям, не затронутым его веянием. Вместе с тем во франклиновском подходе содержится гамма ощущений, которая тесно соприкасается с определенными религиозными представлениями. Ибо на вопрос, почему же из людей следует «делать деньги», Бенджамин Франк­лин — деист без какой-либо конфессиональной направленности — в своей автобиографии отвечает библейским изречением, которое он в молодости постоянно слышал от своего отца, строгого кальвиниста: «Видел ли ты человека, проворного в своем деле? Он будет стоять пред царями». При­обретение денег — при условии, что оно достигается законным путем, — является при современном хозяйственном строе результатом и выражени­ем деловитости человека, следующего своему призванию, а эта делови­тость, как легко заметить, составляет альфу и омегу морали Франклина. Так, она выражена и в цитированном выше отрывке, и во всех его сочине­ниях без исключения.

В самом деле, столь привычное для нас теперь, а по существу отнюдь не само собой разумеющееся представление о профессиональном долге, об обязательствах, которые каждый человек должен ощущать и ощущает по отношению к своей «профессиональной» деятельности, в чем бы она ни заключалась, и независимо от того, воспринимается ли она индивидом как использование его рабочей силы или его имущества (в качестве «капитала»), — это представление характерно для «социальной этики»

77 капиталистической культуры, а в известном смысле имеет для нее и кон­ститутивное значение. Мы не утверждаем, что эта идея выросла только на почве капитализма, в дальнейшем мы попытаемся найти ее истоки. Еще менее мы склонны, конечно, утверждать, что субъективное усвоение этих этических положений отдельными носителями капиталистического хозяй­ства, будь то предприниматель или рабочий современного предприятия, является сегодня необходимым условием дальнейшего существования капитализма. Современный капиталистический хозяйственный строй — это чудовищный космос, в который каждый отдельный человек ввергнут с момента своего рождения и границы которого остаются, во всяком случае для него как отдельного индивида, раз навсегда данными и неизменными. Индивид в той мере, в какой он входит в сложное переплетение рыночных отношений, вынужден подчиняться нормам капиталистического хозяйст­венного поведения; фабрикант, в течение долгого времени нарушающий эти нормы, экономически устраняется столь же неизбежно, как и рабочий, которого просто выбрасывают на улицу, если он не сумел или не захотел приспособиться к ним.

Таким образом, капитализм, достигший господства в современной хо­зяйственной жизни, воспитывает и создает необходимых ему хозяйствен­ных субъектов — предпринимателей и рабочих — посредством экономи­ческого отбора.- Однако именно здесь со всей отчетливостью проступают границы применения понятия «отбор» для объяснения исторических явле­ний. Для того чтобы мог произойти соответствующий специфике капита­лизма «отбор» в сфере жизненного уклада и отношения к профессии, то есть для того чтобы определенный вид поведения и представлений одер­жал победу над другими, он должен был, разумеется, сначала возникнуть, притом не у отдельных, изолированных друг от друга личностей, а как некое мироощущение, носителями которого являлись группы людей. Именно это возникновение и требует объяснения. Что касается наивных представлений исторического материализма о возникновении подобных «идей» в качестве «отражения» или «надстройки» экономических отноше­ний, то на них мы подробнее остановимся в дальнейшем. Здесь достаточно указать на тот несомненный факт, что на родине Бенджамина Франклина (в Массачусетсе) «капиталистический дух» (в принятом нами понимании), безусловно, существовал до какого бы то ни было «капиталистического развития» (в Новой Англии в отличие от других областей Америки уже в 1632 г. раздаются жалобы на специфические проявления расчетливости, связанное с жаждой наживы); несомненно также и то, что в соседних ко­лониях, из которых впоследствии образовались Южные штаты, капитали­стический дух был несравненно менее развит, несмотря на то что именно эти колонии были основаны крупными капиталистами из деловых сообра­жений, тогда как поселения в Новой Англии были созданы проповедника­ми и выпускниками учебных заведений вместе с представителями мелкой

буржуазии, ремесленниками и йоменами, движимыми религиозными мо­тивами. В данном случае, следовательно, причинная связь обратна той, которую следовало бы постулировать с «материалистической» точки зре­ния. Юность подобных идей вообще значительно более терниста, чем по­лагают теоретики «надстройки», и развитие их не уподобляется простому цветению. «Капиталистический дух» в том смысле, как мы его определили в ходе нашего изложения, утвердился лишь путем тяжелой борьбы против целого сонма враждебных ему сил. <...>

Первым противником, с которым пришлось столкнуться «духу» капи­тализма и который являл собой определенный стиль жизни, нормативно обусловленный и выступающий в «этическом» обличье, - был тип воспри­ятия и поведения, который может быть назван традиционализмом...

Одним из технических.приемов, при помощи которых современный предприниматель стремится повысить интенсивность труда «своих» рабо­чих и получить максимум производительности, является сдельная оплата труда. Так, например, в сельском хозяйстве наивысшей интенсивности в работе требует уборка урожая, ибо от ее своевременного завершения час­то — особенно при неустойчивой погоде — зависит величина прибыли или убытка. Поэтому здесь в определенный период почти повсеместно вводится система сдельной оплаты труда. Поскольку же рост доходов и интенсивности хозяйства, как правило, влечет за собой возрастающую заинтересованность предпринимателя, то он, повышая расценки и предос­тавляя тем самым рабочим возможность получить необычно высокий за­работок за короткий срок, пытается заинтересовать их в увеличении про­изводительности их труда. Однако тут возникают неожиданные затрудне­ния. В ряде случаев повышение расценок влечет за собой не рост, а сни­жение производительности труда, так как рабочие реагируют на повыше­ние заработной платы уменьшением, а не увеличением дневной выработ­ки. Так, например, жнец, который при плате в 1 марку за морген ежеднев­но жнет 2, 5 моргена, зарабатывая таким образом 2, 5 марки в день, после повышения платы на 25 пфеннигов за морген стал жать вместо предпола­гавшихся 3 моргенов, что дало бы ему теперь 3, 75 марки в день, лишь 2 моргена, получая те же 2, 5 марки в день, которыми он, по библейскому выражению, «довольствовался». Увеличение заработка привлекало его меньше, чем облегчение работы: он не спрашивал, сколько я смогу зара­ботать за день, увеличив до максимума производительность моего труда; вопрос ставился по-иному: сколько мне надо работать для того, чтобы заработать те же 2, 5 марки, которые я получал до сих пор и которые удов­летворяли мои традиционные потребности? Приведенный пример может служить иллюстрацией того строя мышления, который мы именуем «традиционализмом»: человек «по своей природе» не склонен зарабаты­вать деньги, все больше и больше денег, он хочет просто жить, жить так, как он привык, и зарабатывать столько, сколько необходимо для такой

79 жизни. Повсюду, где современный капитализм пытался повысить «произ­водительность» труда путем увеличения его интенсивности, он наталки­вался на этот лейтмотив докапиталистического отношения к труду, за ко­торым скрывалось необычайно упорное сопротивление; на это сопротив­ление капитализм продолжает наталкиваться и по сей день, и тем сильнее, чем более отсталыми (с капиталистической точки зрения) являются рабо­чие, с которыми ему приходится иметь дело. Возвратимся к нашему при­меру. Поскольку расчет на «жажду наживы» не оправдался и повышение расценок не дало ожидаемых результатов, естественно, казалось бы, при­бегнуть к противоположному средству, а именно принудить рабочих про­изводить больше, чем раньше, путем снижения заработной платы. Этот ход мыслей находил свое подтверждение (а подчас находит его и теперь) в укоренившемся наивном представлении о наличии прямой связи между низкой оплатой труда и высокой прибылью; любое повышение заработной платы ведет якобы к соответствующему уменьшению прибыли. В самом деле, капитализм с момента своего возникновения постоянно возвращался на этот путь, и в течение ряда веков считалось непреложной истиной, что низкая заработная плата «производительна», то есть повышает «произ­водительность» труда, что, как сказал уже Питер де ля Кур (в этом пункте он мыслит совершенно в духе раннего кальвинизма), народ трудится лишь потому, что он беден, и до той поры, пока он беден.

Однако это, казалось бы, столь испытанное средство сохраняет свою эффективность лишь до известного предела. Конечно, не подлежит со­мнению, что для развития капитализма необходим некоторый избыток населения, обеспечивающий наличие на рынке дешевой рабочей силы. Однако если многочисленная «резервная армия» при известных обстоя­тельствах. и благоприятствует чисто количественной экспансии капита­лизма, то она тормозит его качественное развитие, в частности переход к таким формам производства, которые требуют интенсивного труда. Низ­кая заработная плата отнюдь не тождественна дешевому труду. Даже в чисто количественном отношении производительность труда падает во всех тех случаях, когда заработная плата не обеспечивает потребности физического существования, что в конечном итоге приводит к «отсор­тировке наименее пригодных»... И в чисто деловом отношении низкая заработная плата не может служить благоприятным фактором капитали­стического развития во всех тех случаях, когда существует необходимость в квалифицированном труде, когда речь идет о дорогостоящих, требую­щих бережного и умелого обращения машинах, вообще о достаточной степени внимания и инициативы. Низкая заработная плата не оправдывает себя и дает обратные результаты во всех этих случаях потому, что здесь совершенно необходимы не только развитое чувство ответственности, но и такой строй мышления, который, хотя бы во время работы, исключал неизменный вопрос, как бы при максимуме удобства и минимуме напря-

жения сохранить свой обычный заработок, — такой строй мышления, при котором труд становится абсолютной самоцелью, «призванием». Такое отношение к труду не является, однако, свойством человеческой природы. Не может оно возникнуть и как непосредственный результат высокой или низкой оплаты труда; подобная направленность может сложиться лишь в результате длительного процесса воспитания. <...>

В наше время, при современных политических, частноправовых и коммуникационных институтах, при нынешней хозяйственной структуре и формах производства, «дух капитализма» можно было бы рассматривать как результат приспособления. Хозяйственному строю капитализма необ­ходима эта преданность делу, это служение своему «призванию», сущ­ность которого заключается в добывании денег: это своего рода установка по отношению к внешним благам, столь адекватная данной структуре, столь неотделимая от условий борьбы за экономическое существование, что в настоящее время действительно- не может быть и речи о какой-либо обязательной связи между вышеназванным образом жизни и каким-либо цельным мировоззрением. Капиталистическое хозяйство не нуждается более в санкции того или иного религиозного учения и видит в любом влиянии церкви на хозяйственную жизнь" (в той мере, в какой оно вообще ощутимо) такую же помеху, как регламентирование экономики со сторо­ны государства. «Мировоззрение» теперь, как правило, определяется ин­тересами торговой или социальной политики. Тот, кто не приспособился к условиям, от которых зависит успех в капиталистическом обществе, тер­пит крушение или не продвигается по социальной лестнице.

ТОРСТЕЙН ВЕБЛЕН

(THORSTEIN VEBLEN)

(1857—1929)

■

Краткий биографический очерк

Торстейн Веблен (30.07.1857, Като, штат Висконсин, США — 03.08.1929, Пало Алто, штат Калифорния, США) — американский социо­лог, экономист. Преподавал в университетах Чикаго, Миссури, Нью-Йорка, читал свой знаменитый курс «Экономические факторы цивилиза­ции». Представитель институциональной школы.

В «Теории праздного класса» (1899) и других работах Т. Веблен раз­вивает свою историко-экономическую концепцию, сочетая исследование настоящего состояния социальных явлений с эволюционно-генетическим анализом их прошлого на основе изучения исторических источников. Ис­тория человеческой цивилизации, по Веблену, — это смена истории раз­ных социальных институтов, понимаемых им как общепринятые образцы поведения и привычки мышления. Первая стадия — доисторические вре­мена первобытного общества; вторая — исторические времена общества военного и экономического насилия; третья — включает ремесленную и машинную системы. В доисторические времена социальные институты лишь зарождались и социальное регулирование осуществлялось на уровне инстинктов. Время машинной корпоративной индустрии характеризуется, по Веблену, институтами «денежной конкуренции» и «показного потреб­ления». В решении вопроса о механизме общественного развития Веблен сочетал концепцию социального дарвинизма, основанную на законах ес­тественного отбора, адаптации и борьбы за существование, с одной сторо­ны, с концепциями опережающего технико-экономического развития и культурного отставания — с другой.

Но что же придет на смену существующим институтам? Позиция Т. Веблена по этому вопросу раскрывается в более поздних его работах, и прежде всего в «Теории делового предпринимательства» (1904) и книге «Инженеры и система цен» (1912). По мнению Т. Веблена, двигателем развития общества является развитие экономики, промышленного произ­водства, которое опережает развитие социальных институтов, норм соци­альной жизни и влечет за собой их изменения, а в конечном счете и смену. Основная характеристика состояния общества в начале XX в. — противо­стояние интересов индустрии и бизнеса. В преодолении этого противо-

X.'

стояния авангардную роль, по Веблену Лпризвана играть технократия — все специалисты и руководители производственного процесса, которые являются носителями интересов развития производства, науки и техники, роста общественного и индивидуального благосостояния в противовес частнособственническим, корыстным интересам бизнесменов. Технокра­ты, по Веблену, обладают достаточными знаниями и умением, чтобы при­водить отстающие в своем развитии институциональные формы в соответ­ствие с новейшими технологическими изменениями. Технократическая теория Т. Веблена стала неотъемлемой частью современной западной со­циологии^А

Т. Веблен — один из создателей социологической концепции потреб­ления. Потребляемые индивидом вещи Т. Веблен рассматривал как сим­волы или показатели статуса потребителя. При массовом производстве товаров, не принадлежащих к числу необходимых, потребление индивида связано не с жизненной потребностью, а с соображениями поддержания или повышения определенного мнения о нем в глазах его круга. Т. Веб­лен объявляет открытый им «закон демонстративного потребления» фун­даментальным законом денежной цивилизации. В соответствии с этим законом представители каждого социального слоя принимают в качестве своего идеала образ жизни, вошедший в моду в вышестоящем слое, и уст­ремляют свои усилия на то, чтобы не отстать от этого идеала. В русле данного закона развивается и «подставное потребление», характерное для лиц, выполняющих функции обслуживания собственников денежного бо­гатства прямо или косвенно — через религию, систему образования, спорт и др. Такое понимание Т. Вебленом потребления и его роли в соци­альных отношениях легло в основу создания концепции общества потреб­ления.

Веблен Т. Теория праздного класса. М., 1984. С. 200 — 217. _________________

ГЛАВА VIII