От анализа до анализа

Близился к концу обусловленный Фрейдом срок окончания четырехлетнего анализа. Пациент стал продуктивен в воспоминаниях своих травм раннего детства. Аналитик познакомился с любовницей пациента и благословил их брак, Они были довольны друг другом.

Последний сеанс пришелся на 29 июня 1914 года. Накануне в Сараево были убиты австрийский наследный принц Фердинанд и его жена. Прощаясь с пациентом, Фрейд заметил, что если бы Фердинанд пришел к власти, Австрию ждала бы война с Россией. Все произошло, как известно, ровно наоборот. Возможности понимания даже у очень умных людей ограничены.

В кратком послесловии к „Из истории одного детского невроза" Фрейд писал о завершении анализа Сергея: „Я расстался с ним, считая его излеченным, за несколько недель до начала Великой войны 1914 года; я не видел его до тех пор, пока превратности войны не предоставили Центрально-европейским державам доступ к Южной России".

Война началась через несколько часов после того, как Сергей пересек русскую границу. Тереза Келлер со своей дочерью Эльзой пока оставалась в Мюнхене. Когда Панкеев вернулся домой, мать его заказала службу в честь успешного излечения сына. Одесский батюшка пропел здравицу во славу Сергея и его врача „Сигизмунда". Между тем жениха и невесту разделила линия фронта. Молодой Панкеев не был мобилизован как единственный сын в семье. В своем одесском поместье он чувствовал себя отлично. Несмотря на сопротивление матери, начались хлопоты по предоставлению российской визы Терезе, гражданке враждебного государства. Сергей преуспел и в этом. Тереза приехала через Румынию, оставив дочь в Мюнхене. Они поженились. В это же время Сергей сумел экстерном сдать выпускные экзамены на юридическом факультете Одесского университета. Все шло нормально, если не считать конфликтов между Терезой и ее новой свекровью.

В 1918 году в Одессу вошли германо-австрийские войска. Украина была объявлена гетманской республикой. Эльза заболевает туберкулезом. Терезе необходимо срочно ехать к ней. В сентябре она получает визу и уезжает через Киев. В ноябре союз Центральных держав терпит полное поражение. Одессу занимают англичане, французы и поляки. Рубль катастрофически обесценивается. Сгорает одесское отделение Российского банка, в котором Панкеевы хранили свой капитал. Остатки денег уходят на получение денег и отъезд. 29 мая 1918 года Фрейд пишет Лу Андреас-Саломе, что ему с оказией (продолжалась война!) пришло письмо из Одессы. „Молодой человек, которого я отправил домой 14 июля 1914 года исцеленным, не зная, что всего две недели спустя он станет моим врагом и сможет убить моего старшего сына", просил о новой встрече. Не делясь с Лу своими мотивами, Фрейд „от лица Ваших шестерых старших братьев, которые всегда были добры к Вам", просит ее приехать в Вену, чтобы заняться вместо него с его старым пациентом. Лу, однако, не приехала.

Подобная ситуация, когда аналитик воспринимает пациента в контексте острой личной (а в данном случае и значимой для него политической) ситуации, проецируя на него свой страх без реальных к тому оснований, является неклассическим, но весьма характерным случаем контрпереноса. Естественно, он должен был иметь некое терапевтическое значение. Фрейд, однако, никогда более не упоминал о своих переживаниях, в которых „исцеленный" им русский пациент оказался зловеще связанным с его сыном, сражавшимся на русском фронте. Правда, в одной метафоре из „Из истории одного детского невроза" трудный и медленный анализ Панкеева уподобляется наступлению армии, тратящей недели и месяцы, чтобы преодолеть расстояние, которое в мирное время можно проехать за несколько часов, а враждебная армия только что прошла его за несколько дней. В том, что мы знаем об этом случае, непроанализированные чувства самого Фрейда проявились только в последовательных попытках отослать пациента другому аналитику. В этом контексте любопытно еще, что эти попытки были адресованы, во-первых, женщинам, то есть существам невоеннообязанным и, во-вторых, по национальности принадлежавшим к „враждебным" державам: к русской Лу Андреас-Саломе, американке Рут Мак Брунсвик...

В апреле 1919 года Панкеев добирается до Вены. Фрейд дарит ему том с „Из истории одного детского невроза" и дружеской надписью. Он обнаруживает у Панкеева „маленький остаток непроанализированного материала" и сам продолжает лечение. На этот раз оно продолжается с сентября 1919 до пасхи 1920 года. Теперь уже Фрейду время от времени приходится давать деньги своему пациенту. Потом Сергею удается найти работу скромным клерком в страховой кампании, где ему предстояло работать до австрийской пенсии.

Поводом для нового анализа были некие проблемы с пищеварением. Сам Сергей объяснял их неудачным лечением, которое он получил в Одессе от того же доктора Дрознеса, пользовавшего его теперь ветеринарными средствами. Фрейд понимал эти симптомы иначе: „он приехал в Вену и сообщил, что сразу после окончания лечения он был захвачен страстным желанием освободиться от моего влияния. После нескольких месяцев работы тот элемент переноса, который не был до сих пор преодолен, был успешно проработан. После этого пациент чувствовал себя нормально и его поведение не имело каких-либо особенностей, несмотря на то что война лишила его дома, собственности и всех семейных отношений. Возможно, что именно это несчастье, удовлетворяя его чувство вины, внесло свой вклад в укрепление его выздоровления".

Позднее Панкеев будет считать, что если бы тогда, когда Одесса была занята англичанами, он съездил домой, то мог бы спасти остатки своего состояния. Фрейд не отпускал его, объясняя его желание ехать домой невротическим сопротивлением. Когда же, с точки зрения Фрейда, проблемы Сергея с трансфером и перистальтикой были решены, в Одессе были уже красные. В 1926 году полунищий Панкеев вновь — в третий раз — обращается к Фрейду с ипохондрическими жалобами, граничащими с паранояльным бредом. После небольшой операции в носовой полости он почувствовал, что его носу грозит опасность разрушения — шрамы, трещины или что-то в этом роде. Дерматологи помочь не могли, все было нормально.

На этот раз Фрейд все же переправляет его к коллеге — жившей в то время в Вене Рут Мак Брунсвик. Трудно сказать, что сыграло в этом решении большую роль — контрперенос и связанное с ним чувство вины, разочарование Фрейда в столь успешном терапевтическом случае, к тому же уже опубликованном, его занятость другими пациентами или финансовые трудности. Семидесятилетний профессор как раз в 1926 году сократил количество своих пациентов с шести до пяти, одновременно повысив плату с 20 до 25 долларов за сеанс. С другой стороны, Панкеев вспоминает, что Фрейд требовал от своих последователей принимать хотя бы одного пациента бесплатно. Брунсвик, видимо, принимала его именно на этих основаниях. Что касается Фрейда, то он, сам немало пострадавший от послевоенной инфляции австрийской кроны, много лет подряд помогал своему бывшему пациенту, передавая ему несколько фунтов или долларов, заработанных им у иностранных пациентов. П. Роазен полагает, что в этом могло проявляться испытываемое Фрейдом чувство вины за потерю Панкеевым его состояния.

Анализ у Брунсвик продолжался пять месяцев. Она не сомневалась в диагнозе: ипохондрический бред преследования. Надо сказать, что ее клинический отчет об этом случае содержит в себе куда меньше уважения к пациенту, чем „Из истории одного детского невроза" Фрейда. Она сама признается в том, что первое время ей с трудом верилось, что перед нею описанный Фрейдом умный и честный Человек-волк. Она видела психотика, основными чертами которого считала лицемерие, нарциссизм и скупость. Что это — изменение личности или иллюзии контрпереноса? Роазен, подробно рассматривавший клиническую историю самой Брунсвик, склоняется к последнему: Брунсвик, которая сама долгое время была пациенткой Фрейда, рассматривала бывшего его фаворита как своего соперника.

Сам Панкеев вспоминал, что он был так возмущен диагнозом паранойи, а также тем, что на этот раз его лечил не сам Фрейд, что предпочел вылечиться как можно быстрее. М. Гардинер, психоаналитик, периодически встречавшаяся с Панкеевым и помогавшая ему на протяжении десятилетий, познакомилась с ним в 1927 году: он давал ей уроки русского языка. Она характеризует его как отличного собеседника, производившего впечатление здорового и вполне упорядоченного человека.