Трусофобия

Как-то внезапно навалилась на мое сознание лавина воспоминаний. Гулкие импульсы почему-то трансформировались в голове в назойливую и нескончаемую цепь ударов: радио-фобия-радио-фобия-радио-фобия... С каждым ударом мелькали перед глазами все новые и новые газетные статейки и книжонки, со страниц которых словно вываливались в большую кучу бесформенные предметы с обрывками слова «ра-ди-о-фо-би-я». И что-то очень неприятное ассоциировалось с этим зрелищем, с этими звуками: словно по чьей-то злой воле сыпался скрежещущий поток. Хотелось закрыть уши, спрятать голову.

Звуки ударов медленно удалялись, в сознании постепенно восстанавливался порядок. И вот все затихло. Осталась лишь куча странных бесформенных предметов.

...Несколько ребят в форме, напоминающей солдатскую, копаются в куче. Что-то вытаскивают, примеряют к себе. Наконец, найдя подходящий для себя вариант, начинают приспосабливать «это» к себе. Бесформенные, на первый взгляд, куски вырезанные из тонкого листового свинца, облегают фигуры солдат, превращаясь в нечто подобное рыцарским одеждам, состоящим из жесткой коробки-жилета и не менее жестких плавок. Вспомнилось описание пластичных плавок, прошитых свинцовыми нитями, в которые облачался «Фантом» перед выходом на кровлю третьего блока, соседствующего с взорванным четвертым реактором. Устами писателя В.С. Губарева, видимо, руководила логика: нечто подобное и должно было быть придумано для облачения работающих в зонах сверхвысоких уровней излучения. Но, увы, как говорится, -- при отсутствии гербовой пишут на простой. Похоже на то, что и это придумано самими солдатами: дело спасения утопающего есть дело рук самого утопающего.

Не торопясь, подгоняют они к себе эти куски свинца. Видочек что надо -- как у полураздетого рыцаря, основательно помятого в стычке с разбушевавшимся противником. Но это бы уж ладно: не для вида же наряжаются они. Нарядились -- и ходят, словно аршин проглотив, -- ни согнуться, ни повернуться. Поверх этих лат надевают еще длинный «смокинг» из просвинцованной резины. Туалет дополняют лягушечьего цвета сапоги-бахилы, стеганый шлем, очки и рукавицы. А перед самым выходом «на дело» -- еще и респиратор. С этим рылом-намордником, закрывающим всю оставшуюся часть лица, человек похож на какого-то инопланетянина, и движения у него становятся какими-то странными, словно в шарнирах что-то заедает. Их тут и окрестили «биороботами». В шутку, конечно, но много сарказма в этой шутке. Не только работать, но и ходить в таком наряде очень трудно. А люди часами бродят по помещениям, ожидая своей очереди. Обстановка привычная: всю жизнь где-то, куда-то, за чем-то стоим в очередях. А эта очередь за чем?

В слабо освещенном помещении, прямо под той самой полосатой вентиляционной трубой у экранов телемониторов -- руководители работ по очистке кровли. С помощью телекамер, установленных на крыше и на площадках трубы, просматриваются все рабочие места. Идут работы по очистке кровли от радиоактивного мусора, выброшенного из взорванного реактора. При осмотре площадок в поле зрения камеры иногда попадают истинные, механические роботы, застрявшие на крыше. Вот этот, большой, напоминающий танк -- робот из ФРГ «джоккер». Он застрял еще в самом начале: система управления не выдержала столь мощных полей излучения. А это -- робот ТРГ, разработанный в Ленинградском политехническом институте. Стоит он здесь недавно, с середины ноября. Ему только и удалось -- от места посадки обойти трубу: гусеницы намотали на себя троса, разбросанные по площадке, и он застрял у самого саркофага.

Увы, не люди ждут помощи от роботов, а роботы -- от людей. А людям не на кого переложить свои проблемы -- приходится выкручиваться самим. Вот и сейчас очередная группа «солдат-партизан», как их здесь называют, занята загрузкой контейнера мусором, который предшествующие группы сгребли в кучу. Сгребали лопатами, совками, волокушами, скребками, сделанными из обычных топоров, метлами, как у дворников... И загружают тоже -- обычными лопатами. Но кто же не знает, что лопатой удобно грузить песок, щебень -- уже потруднее, а мусор, в котором есть все, включая куски пленки, обрезки арматуры, обломки графита и бетона, -- совсем неудобно. На экране хорошо видно, какую горстку мусора удается сбросить в контейнер за один раз. А таких раз за отпущенную минуту набирается всего 4—5...

Звучит сирена: «Все в укрытие!» …Вот и отработал солдат свою долю. Если же набранная им доза еще не достигла (по мнению контролирующего дозиметриста) предельно допустимой, он еще раз появится на кровле, бросит еще 4—5 лопат мусора, вернее, не лопат, а тех горсток, которые удалось захватить. И все -- на этом его миссия завершается: больше он не имеет права появляться в зоне с высокими мощностями излучения. Не слишком ли дорого обходится килограмм радиоактивного мусора? Ведь это ради него сорвали с работы человека, оторвали от семьи, привезли, обеспечили обмундированием, жильем, питанием, спецодеждой, транспортом, платят ему зарплату и по месту работы, и здесь, в Чернобыле. И ради этого килограмма мусора человек за считанные минуты набирает дозу, во много раз превышающую ту, что допускается для профессионалов-атомщиков за целый год...

Количество людей, прошедших через Чернобыль, измеряется, я так думаю, не менее чем шестизначной цифрой. Вот с этого-то и начинается «секретность» всей чернобыльской эпопеи -- страшно же говорить такую правду! Страшно говорить, что почти все работы в районе аварийного блока и на примыкающем к нему третьем блоке выполнялись с широчайшим применением примитивнейшего ручного труда, при огромной численности привлеченных к этому людей!

«Возмутительно! Как можно такое говорить? Разве можно не учитывать сложность обстановки того периода? Легче всего критиковать после того, когда дело уже сделано!» Все это много раз приходилось слышать. Но вот ведь что характерно: такие грозные окрики исходят не от тех. кто своими руками выполнял самые грязные и самые опасные работы, а от тех, кто их туда посылал, -- тысячами посылал, чтобы быстрее отрапортовать о выполненных заданиях...

Однако была ли вообще альтернатива ручному труду при выполнении работ в наиболее опасных зонах? Ничуть не сомневаюсь -- была. Хотя, конечно, ссылки на низкий ypoвень имевшейся техники, в том числе и роботов, вполне обоснованны. Но это не могло явиться основанием и не могло никому дать права заменить технику в очень опасных местах массами людей. Нет ни малейших сомнений в том, что разумное использование имевшейся в тот момент техники могло снизить облучение работавших людей и их количество по крайней мере в десятки раз. Это -- не пустые слова: многое удалось, хотя и с большим опозданием, опробовать или реализовать на той же кровле третьего блока.

Я твердо убежден в том, что Чернобыль, словно в фокусе, собрал в себе очень многие «грехи» сегодняшнего нашего общества. И только те, кому претит его перестройка, могут так самоотверженно ограждать Чернобыль от обложивших его со всех сторон Честности, Гласности, Принципиальности, Открытости и Демократичности.

Огромная численность прошедших через Чернобыль людей, по-видимому, резко превысила все предварительные прикидки. И страшно стало! Как же теперь об этом сказать? Вот тут-то и появился спасательный круг -- «радиофобия». Теперь по любой попытке объективно представить происходившее в Чернобыле, оценить опасность, которой подвергались там люди, можно решительно «врезать» «радиофобией», и так «врезать», чтобы другим неповадно было. Но уже сама необходимость применения столь своеобразного «спасательного круга» наводит на определенные размышления.

Значит поныне что-то у нас неладно, значит поныне тонем мы в чем-то? Читая сегодня многие статьи в периодической и непериодической печати, начинаешь сомневаться в том, а был ли вообще Чернобыль, не придумали ли мы его сами. Бравурная, массированная операция «закрытия» Чернобыля дает определенные результаты. Уже многих удалось убедить, что Чернобыль -- это сильно преувеличенный миф. Вот только тех, кто видел все это своими глазами, кто прошел через все это, никак не удается убедить в этих, мягко выражаясь, инсинуациях.

Думаю, что категорическим диагнозом «радиофобии» кому-то очень хотелось прикрыть куда более опасную и распространенную болезнь: «трусофобию» -- «правдобоязнь» (от английского слова «truth» -- «правда»). Не от лучших времен нашей истории досталась нам эта болезнь. Вот ее-то и нужно лечить в первую очередь.

А самые радикальные лекарства от нее -- Честность и Гласность! И в неограниченных дозах!

Тем же, у кого «трусофобия» приобрела хронические формы, самое время убраться на «заслуженный отдых».

ЧАЭС, декабрь 1986г.