Глава девятнадцатая. Все было для Сиверцева новым и непривычным — и мрачноватые сталкеры-контрактники, и ученые-полевики

Все было для Сиверцева новым и непривычным — и мрачноватые сталкеры-контрактники, и ученые-полевики, больше похожие на тех же сталкеров-контрактников, и ещё более мрачные инструкторы из вояк, а главное — то, чему инструкторы обучали, единственное, что оказалось более-менее знакомым из снаряжения, — ярко-оранжевый исследовательский спецкостюм. Сиверцев и его бывшие коллеги-цитологи хоть никогда в Зону и не ходили, но обязательный еженедельный тренаж для них никто не отменял, поневоле обучишься. Костюм да входящая в комплект химзащиты аптечка — вот и все, чем Сиверцев теоретически умел пользоваться.

Легкий бронежилет он несколько минут растерянно вертел и руках и совсем уж было собрался вернуть в шкафчик, но инструктор похлопал его по плечу и посоветовал:

— Бери, бери. Ерунда, конечно, от фауны не спасет, от пули тоже. А вот от бандитского дробовика, если не в упор, — вполне. Так что изволь нацепить…

Пришлось надеть. А куда деваться? Назвался груздем — полезай куда положено. В бронежилет, например.

Сталкеры из группы сопровождения вооружались устрашающего вида автоматами — название Сиверцев забыл уже через несколько минут и не мог вспомнить, сколько ни пытался, а переспрашивать было как-то неловко. Ученым выдавали пушки по скромнее. Сиверцеву досталось нечто без приклада и с довольно толстым пулевым каналом. Название Ваня опять же моментально позабыл.

— Вот предохранитель, — устало объяснял инструктор. — Вот спусковой крючок. Это пояс с боеприпасом, потом наденешь. Заряжается вот так.

Как оказалось, все было не так уж и сложно, хотя в оружии Сиверцев разбирался лишь немногим лучше среднестатистической блондинки.

— А чё это вообще за устройство? — опасливо поинтересовался Сиверцев, плюнув уже на все, в том числе на ложный стыд неофита. — Помповуха, что ли?

— Ага. Дробовик, — пояснил инструктор с прежними интонациями. — Целиться не обязательно. Главное, чтобы своих в поле зрения не было. А так — и собаке башку снесет, и от зомби, в общем, поможет. Бери, наука, не дрейфь. Для салаги — самое то, главное — с предохранителя не забудь снять. Ну и про своих в поле зрения помни, ещё раз подчеркиваю. И не говори потом, что тебя не учили.

Еще Сиверцеву дали довольно здоровый нож в брезентовых ножнах; ножны крепились к спецкостюму широкими лямками с застежкой.

Пять часов в сборах пролетели совершенно незаметно. А потом явился Тараненко, погромыхал, посмеялся с кем-то в соседнем помещении, перехлопал всю команду по плечам в спецклассе и буднично рявкнул на всю округу:

— Ну что, орелики, скоро выходим! На обед — товсь! Оружие и боеприпасы оставляем тут. Моршевич, а ты головой отвечаешь, чтоб ничего на сантиметр не сдвинулось! Будет как в прошлый раз — сам патроны в Зону потащишь!

Один из инструкторов уныло щелкнул каблуками и со вздохом махнул рукой. Тараненко и ещё несколько старичков засмеялись чему-то своему.

Дробовик и нож Сиверцев оставил у шкафчика со своей гражданской одеждой. Никто, в том числе и Моршевич, не возразил.

Обед Сиверцев заглотил, не ощутив вкуса и даже не запомнив, с кем сидел за столиком.

Голова шла кругом, а перед самым стартом его начала пробирать мелкая дрожь. Занявший соседнюю лавку в вездеходе парень-химик, которого, кажется, звали Коля, сочувственно на Сигерцева косился. Пришлось напрячься, собраться и перестать дрожать.

— Ты в первый раз, что ли? — снизошел до вопроса химик.

— Угу, — буркнул в ответ Сиверцев.

Химик глубоко вздохнул и попытался успокоить.

— Да не так там и страшно, — сказал он без особой уверенности. — Особенно под защитой таких мордоворотов…

Передние сиденья занимали сталкеры-вояки действительно внушительных габаритов. Было их шестеро.

— Наука, — с ленцой пробасил один из них, услышав реплику Коли. — Берегите китов!

Все киты-мордовороты жизнерадостно заржали, и Сиверцеву неожиданно стало чуть легче.

«А и в самом деле, — подумал он. — Для многих такие выходы — просто работа. Ежедневная и рутинная. Как для меня возня с пробирками у Баженова».

— А какой нынче выход у тебя? — поинтересовался Сиверцев у химика.

— Четвертый, — сознался тот и смешно пожевал губами.

Последним в вездеход забрался Тараненко. Задержался в проёме люка, повертел головой:

— Все тут? В сортир никто не забыл? Помолились?

Ответов он, похоже, не ждал, потому что вопросы задавал подряд, без пауз.

— Двинули! — рявкнул он под занавес, и все, кто был в вездеходе, вдруг хором проорали:

— К черту!

Кроме, разумеется, Сиверцева. Обычаи группы Тараненко ему предстояло постигать в боевых условиях — в полном смысле этих слов.

Лязгнул затворенный люк. Вездеход всхрапнул, дернулся и медленно выполз во внутренний дворик института. Потом взобрался по наклонной аппарели на прицепленную к грузовику длинную платформу. Грузовик тронулся, но долго не мог набрать приличную скорость, потому что все время притормаживал перед пропускными пунктами — сначала на выезде из института, потом из исследовательского центра, а в третий раз — из военного городка. Недолгий бросок к натовскому блокпосту, поднятый шлагбаум снова урчание вездехода, и вот уже шлагбаум опускают, а грузовик с платформой и уазик сопровождения остаются там, снаружи.

Снаружи Зоны.

Один из здоровяков-вояк повернулся к Сиверцеву и снисходительно справился, делая акцент на слове «ты»:

— Ты в первый раз, наука?

— Да, — Сиверцев сумел ответить достаточно твердо, чему сам обрадовался.

— Тогда на, хлебни. — Вояка ловко метнул Сиверцеву небольшую плоскую фляжечку и назидательно поднял указательный палец, полускрытый кожаной перчаткой. — Традиция!

— К собственному удивлению и явному одобрению окружающих Сиверцев умудрился поймать фляжечку в воздухе, причем левой рукой, потому что правой он придерживал дробовик. И ничего из снаряжения он тоже не уронил. Аккуратно зажав дробовик между колен, Ваня свинтил крышку и храбро отхлебнул. Оказался спиртяга, если и разведенный, то достаточно слабо. Дыхание, конечно, сперло, но, по большому счету, этого глотка Сиверцеву как раз и не хватало, чтобы окончательно расслабиться.

Через несколько мгновений он сумел вдохнуть, а затем довольно ухнул на весь вездеход. Вояки заржали, но снова одобрительно и необидно, что в очередной раз обрадовало Сиверцева.

Фляжечку он, понятное дело, вернул хозяину. Только не решился метнуть, просто передал, наклонившись далеко вперед. А вслух сказал:

— Благодарю, гвардия! Наука вас точно не забудет!

И все вокруг моментально стали своими. Сиверцев от кого-то слышал: в Зоне так бывает сплошь и рядом.

Гвардия не прекращала веселиться, но долго так продолжаться, понятное дело, не могло. Зона всё-таки.

И действительно, вездеход вскоре замедлился, а потом и вовсе встал.

— Эскорт, на выход, — буркнули в переговорник из кабины, и жизнерадостные мордовороты, синхронно надвинув на лица маски, полезли в отворенный люк. Оружие и снаряжение вопреки ожиданиям Сиверцева не металлически звякало, а сухо постукивало, словно было пластиковым или керамическим.

Да скорее всего оно и было не металлическим, а композитным. За последние лет пятнадцать в мире техники многое изменилось. И не в последнюю очередь благодаря изучению Зоны и ее диковин.

Шестеро сталкеров покинули вездеход; внутри остались Сиверцев, Тараненко и четверо полевых ученых, включая Колю-химика. Плюс в кабине солдат-водитель да старший маршрута, в отличие от остальных военных — офицер.

Эскорт вытянулся перед вездеходом полукольцом, выпуклой стороной по ходу движения, вогнутой к кабине вездехода. Офицер скомандовал: «Марш!», и вояки медленно зашагали в глубь Зоны, а бронированный механический монстр с научниками во чреве взвыл пониженной передачей и пополз за ними, то и дело переваливаясь с гусеницы на гусеницу, с боку на бок, будто перекормленная такса.

Сиверцев пожалел, что ничего не видит — боковые триплексы были плотно прикрыты бронеплитами, — но то ли судьба решила смилостивиться над его любопытством, то ли Тараненко спешно освоил азы телепатии. А вернее всего — лучше кого бы то ни было понимал чувства новичка, впервые отправившегося в Зону. В общем, не успел Сиверцев по-настоящему расстроиться оттого, что ничего не видит, как Тараненко несколько раз бухнул кулаком в переборку, отделяющую пассажирский отсек от кабины.

В динамиках сухо кашлянуло, потом тот же недовольный голос осведомился:

— Чего там?

— Оптику разблокируй, — попросил, а может быть, и приказал Тараненко.

Во всяком случае, ему возражать не стали. Сервоприводы не громко взвизгнули, и узкие триплексы одновременно осветились Сиверцев немедленно припал глазами к ближнему.

Ничего особенного он не увидел. Сверху уныло-серое небо, затянутое равномерной облачностью, внизу не менее унылое поле, поросшее хилой, странновато выглядящей травичкой. Кое-где группками вставали корявые деревца. Строений в поле зрения не было. Монстров Сиверцев и не ожидал увидеть — откуда им взяться на охраняемом официальном входе в Зону? Но чего-то необычного душа вопреки доводам разума все же ожидала.

Сиверцев выдержал минуты три — пейзаж в поле зрения не менялся никак, только неба иногда становилось больше, иногда меньше, в такт покачиваниям вездехода. Потом Ваня оторвался от смотровой щели и секундой позже мысленно обозвал себя идиотом.

Почти вся верхняя часть переборки, куда недавно стучал кулаком Тараненко, превратилась в панорамный экран. Трансляционных видеокамер работало навскидку не меньше шести; сектор обзора они давали под девяносто градусов. Картинка сводилась на удивление четко, если мысленно абстрагироваться, можно было представить, что часть лобовой брони пассажирского отсека вместе с кабиной управления просто исчезли, и Сиверцев сейчас глядит в широкую (метра три с гаком) и не слишком высокую (сантиметров шестьдесят — шестьдесят пять), чуть изогнутую щель в широченной морде вездехода. Сюда глядеть было, понятно дело, куда интереснее, нежели в узкую щель триплекса.

Все шестеро солдат из эскорта находились в поле зрения — кто ближе, кто дальше. Двое центральных ушли вперед, двое крайних изредка пропадали за боковыми рамками экрана, а те двое, что между боковыми и крайними, виделись наиболее четко.

Изредка кто-то один из передних вскидывал руку со сжатым кулаком, и тогда все остальные, включая и вездеход, замирали. Чаще всего после этого приходилось немного менять курс. «Наверное, обходим стороной аномалии», — догадался Сиверцев.

Примерно через четверть часа левый инсайд, не сбавляя шагу, пальнул куда-то влево и вперед. На экране тотчас выделился зеленоватой угловой рамкой маленький прямоугольничек, укрупнился вместе с изображением до размеров раскрытой книги и плавно переместился в левый верхний угол панорамника. Экранчик показывал, как кто-то темный и вроде бы косматый во все четыре лапы улепетывает прочь от трассы вездехода. Когда движение в левом верхнем углу стало практически неразличимым, дополнительный экранчик под короткий предупредительный зуммер исчез.

Было отчетливо видно, что сталкеры и вездеход передвигаются не по целине — следы гусениц виднелись и справа, и слева, и непосредственно на курсе, но наезженной дорогой назвать все это язык не поворачивался. Скорее всего была выделена довольно широкая полоса, шириной с пару футбольных полей, в пределах которой обычно и перемещались научные миссии и их караваны.

Коля-химик давно уже пересел на освободившиеся мордоворотские места. На экран он тоже поглядывал, но лишь изредка. Больше внимания уделял планшетнику, который держал в левой руке. Правой он водил по тачскрину — работал, наверное. Тараненко на него одобрительно косился.

«А мне чего делать? — подумал Сиверцев чуточку растерянно. — Я и обязанностей-то своих не знаю».

Наверное, Сиверцева выдало лицо — Тараненко почти тотчас же встал, уцепился за поручень под потолком и приблизился. Ваня ожидал, что шеф просто сядет рядом, однако тот повелительно дернул головой в сторону самой задней лавки, у двери в грузовой отсек.

— Пойдем посекретничаем, — произнес он ровно и довольно громко.

Сиверцев послушно встал, в свою очередь глянув в сторону остающихся ближе к кабине спутников — все делали вид, будто поглощены собственными делами.

У переборки грузового отсека гул двигателей звучал немного громче, и Тараненко это, несомненно, знал. Демонстрируя открытость (у меня от своих секретов нет), Максим тем не менее предпочитал лишнего не болтать. Сиверцев это отметил.

— Ну как тебе, Ваня, в Зоне? — спросил Тараненко с дежурной полуулыбкой.

Сиверцев неопределенно пожал плечами:

— Пока никак. Я пока не в Зоне, а в вездеходе.

Тараненко понимающе хмыкнул:

— Остришь… Учти, наедем на аномалию — она тоже будет в вездеходе. Мало не покажется.

— Я догадываюсь, — сказал Сиверцев. — Но все равно думаю, что сначала по Зоне надо пройтись пару километров ногами, прежде чем заявлять: «Я там был!».

Тараненко несколько раз кивнул:

— Ты прав, Ваня. Ты совершенно прав. Только я бы пару километров заменил на пару сотен километров. Пара километров это ничто, это тьфу. Даже одиночки перворазники чаще всего проходят гораздо больше. Но вообще похвальная рассудительность, могу со знанием дела сказать: не все новички такие. Самоуверенных больше.

Тараненко протяжно вздохнул и прекратил философствовать:

— Ладно, к делу: тебе небось интересно, куда идем, зачем идем, и главное — какова во всем этом лично твоя роль? Можешь не отвечать, вижу, что интересно. Рассказываю. В целом, увы, рутина: везем на нашу базу, на южный Агропром, всякую всячину — сменное оборудование, расходники, почту… Что смотришь? Да, да, бумажная почта, она до сих пор существует, ее мы и возим, больше некому. Да, троих вахтовиков сменного персонала тоже везем. Вон сидят — пан Ховрин, Петрович и Коля Бортко. На Агропроме заберем образцы, обратку… в смысле — оборотные материалы и фурнитуру. Ну, там, пустые кассеты, отработанные аптечки, разряженные батареи и все такое. И троих сменяющихся вахтовиков, опять же. Потом заглянем на полевые посты между Агропромом и Янтарем, примерно с теми же целями, и всё, назад. На самой границе задержимся, постоим. Точно не знаю, но денька два-три — как пить дать. Так что миссия у нас, Ваня, больше не научная, а снабженческая, увы. Я тебе уже говорил — стал администратором, чтоб его…

Тараненко вздохнул и ненадолго умолк, наверное, вспомнил прежние, сугубо исследовательские времена. Сиверцев тактично молчал, ожидая продолжения.

— Н-да. Ну да бог с ним, давай о тебе. — Тараненко встрепенулся, словно воробей после сна. — Никаких особых задач по основной специальности у тебя в этот раз не будет. Главная твоя, Ваня, задача — пообтереться, понюхать Зону, вдохнуть ее воздуха. Узнать, с какого конца за дробовик берутся. Ну и подай-принеси-подержи тоже, уж не обессудь. Казенный хлеб отрабатывают и так. В общем, смотри, запоминай, привыкай и все такое. Уразумел?

— Уразумел, — вздохнул Сиверцев. — Чего уж тут разуметь…

Про себя он подумал: «Надо же, какие схожие задания! Для Покатилова — смотреть и запоминать, для Тараненко — смотреть и привыкать… Как-то уж больно параллельненько! И еще — не далее как вчера Покатилов прозрачно намекал, что Тараненко мне всего не расскажет. Да и сам, понятное дело, рассказал далеко не все. Нынешний шеф с Покатиловым — или компаньоны, или конкуренты, притворяющиеся компаньонами, это неоспоримый факт. И если второе, многое стараются друг от друга скрыть. А между молотом и наковальней — ты, Ваня».

Сиверцев обычно хорошо чувствовал, когда его пытаются использовать, даже если по мелочи. Сейчас об этом вопило все его естество. А когда тебя пытаются использовать сразу двое, причем люди довольно могущественные, да ещё каждый примерно одним и тем же манером… Как там в старом фильме? Голоса с разных сторон: «Эй, Труффальдино! Эй, Труффальдино!». И мечущийся между дверьми слуга, не знающий, к которому из хозяев бежать в первую очередь.

Самое парадоксальное, что Сиверцев толком и не понимал, как оказался в подобной ситуации — то ли слуга двух господ, то ли буриданов осёл. Мистика какая-то. Четыре года возился с пробирками в пыльной лаборатории, и хоть бы что. А потом — трах! Бах! Сидит в Зоне с дробовиком между колен и думает, как бы половчее вписаться в интересы людей, к которым раньше и подойти боялся. И еще — не сию минуту ведь он это сообразил, размышлял уже и о молоте, и о наковальне, и о том, что жизнь как-то уж слишком резко изменилась. Вроде бы самое время одуматься, и из трясины — да на сухую землю, ан нет: с каждым днем перемены все круче. Вроде сначала безобидненько все рассказал Покатилову о монстрах, подвел, так сказать, научную базу под бандитские расклады. Потом как-то незаметно подслушал то, подсмотрел это — и опять же к Покатилову на отчет. Потом с Тараненко полюбезничал и по первому зову перебежал в его стан, даже не пикнул. И финита! Вот Зона, вот дробовик. А завтра? Что завтра, а, Ваня Сиверцев? Затянет на самое дно, откуда уже не выплыть?

Вероятно, у Сиверцева был не очень веселый вид. Хорошо хоть Тараненко истолковал легкую бледность нового подчиненного по-своему:

— Привыкнешь, Ваня, не тушуйся! И в Зоне жить можно! Если точно знать — как.

«Вот именно, — подумал Сиверцев, вымученно улыбаясь. — Осталось узнать самую малость: это самое как».

Вездеход, неутомимо урча, заползал в Зону все глубже и глубже.