Пленные Шайены 1 страница

ничего и не обнаружила.

Почему Кастер не прочесал всю местность, никогда так и не было адекватно объяснено, разве что мы не удовлетворимся его собственным толкованием в “Моей жизни”: “Так как оставался лишь час до наступления темноты, мы должны были приложить все усилия, чтобы отделаться от индейцев, крупные силы которых все еще оставались на окрестных холмах...”.

Воспоминания сержанта Райана, написанные почти полвека спустя, намекают на то, что Кастер немедленно приказал организовать поиски, но им помешало увеличение численности индейцев. Райан зловеще замечает, что если бы они знали о гибели Эллиота, то пленных индейцев не было бы. Каковы бы не были обстоятельства и реакция Кастера, таинственная судьба майора Элиота стала предметом раздраженных споров в 1868 году и остается таковой для историков и поныне.

Почти две недели никто не знал, что все-таки произошло.

В начале декабря, сопровождаемая Шериданом, десятью ротами Девятнадцатого Полка канзасских добровольцев и журналистом ДеБенневиллем Кеймом, кастеровская Седьмая вышла маршем из Кэмп-Саплай, чтобы покончить с красной угрозой. “Если мы сможем нанести один или два хороших удара”, заметил Шеридан, “то в моем округе больше не будет проблем с индейцами”.

Маршрут был почти тем же самым. Шеридан хотел увидеть поле битвы на Уашите, частично из любопытства, но также потому, что они хотели выяснить, что все-таки произошло с Элиотом. Это был мучительный переход в морозную погоду. Войска переправились через реку Канадиэн 10 декабря, когда температура упала на восемнадцать градусов ниже ноля[164].

Кейм записал, что они увидели при приближении: “Солнечные лучи сверкали над тяжелым инеем, который все еще не исчез с деревьев и высокой травы в низинах, придавая единственное очарование пейзажу. Пустынные холмы, дикая и безмолвная долина, безжизненная, лишенная листвы растительность создавали картину запустения... Отпечатки следов атакующих эскадронов можно было проследить растянувшимися одним широким фронтом через спутавшиеся заросли”.

Подойдя ближе, они вспугнули множество хищных зверей и птиц. Волки и койоты трусили перед армией, часто останавливаясь, чтобы оглянуться, и садились в ожидании на холмах. Вроны и ворны, обожравшиеся падали, с трудом улетали прочь.

Там, где стояли Шайенские палатки, теперь виднелись круги. Трупы лежали на обугленной земле, многие были завернуты в одеяла. Несколько тел было помещено в развилки деревьев, другие спрятаны под охапками веток. Тело Черного Котла найти не удалось. Решили, что его, наряду с телами других важных людей, отнесли в удаленный каньон для погребения - предположение, которое оказалось более или менее верным. Менее семидесяти лет спустя, 13 июля 1934 года, рабочие WPA[165], удлинявшие мост через Уашиту, случайно обнаружили скелет, на котором были украшения, принадлежавшие Черному Котлу. По этой причине, а также поскольку скелет лежал вблизи от песчаного склона, у которого Сорока оставил тела вождя и его скво, кажется вполне вероятным, что это и в самом деле были останки Черного Котла. Его кости подарили местной газете “the Cheyenne Star”, которая выставила их в витрине.

Со склона холма Кастер объяснял Шеридану примененную им стратегию, указывая направления атаки и воссоздавая сражение, в то время как поисковые группы двигались вниз по долине в поисках Эллиота.

Возле восточного высохшего притока Уашиты было обнаружено одно обнаженное тело, череп был размозжен так, что мозги выступили наружу. Двумястами ярдами дальше лежали остальные, их замерзшие тела превратились в камень, сообщает Кейм. Все лежали лицом вниз, ощетинившиеся стрелами. Несколько тел было обезглавлено. В раннем свидетельстве, появившемся в “Chronicles of Oklahoma”, говорится, что горло каждого человека “было перерезано. Это было сделано индейцами, вырезавшими щитовидный хрящ”. Но не объяснялось, зачем индейцы делали это.

Доктор Липпинкотт обследовал эти замерзшие трупы. Дело “F”, 421, Старых Военных Отчетов из Национального Архива ужасно и клинически точно:

Каррик, Уильям, капрал Эскадрона “H”: Пуля в правой теменной кости, обе ноги отрезаны, горло перерезано, левая рука перебита. Пенис отрезан.

Доуни, Томас, рядовой Эскадрона “I”: Отверстие от стрелы в области желудка, грудная клетка вскрыта, левое плечо разрублено томагавком.

Майерс, Карсон, рядовой Эскадрона “M”: Несколько пулевых отверстий в голове, оскальпирован, девятнадцать пулевых отверстий в теле, пенис отрезан, горло перерезано.

Неизвестный: Голова, правая рука и пенис отрезаны, три пулевых отверстия и девять от стрел в спине.

В конфиденциальном рапорте Кастер добавляет несколько подробностей к перечню врача, включая тот факт, что ложе винтовки “Ланкастер” торчало из бока одной из жертв. Ружье было сломано, деревянное ложе воткнуто в тело примерно на восемь дюймов.

Что касается Эллиота, у него было два пулевых отверстия в черепе и одно в левой щеке. Правая рука отсечена, пенис отрезан. В правой стороне паха глубокая резаная рана, икры обеих ног покрыты многочисленными разрезами. Левый мизинец отсутствовал. Горло разрублено.

Невозможно выяснить, каких именно индейцев преследовал Эллиот. Многие женщины и дети пытались спастись, пробираясь бродом вниз по реке - это кажется неразумным, особенно принимая во внимание ледяную воду, но, прижавшись к крутому берегу, можно было укрыться от пуль скакавших сверху солдат. Ниже селения, где река загибалась в виде подковы, глубоко было даже около берега, и беглецам пришлось выбраться из воды и подняться наверх. Здесь, вероятно, их обнаружили, и Эллиот устремился к ним.

Его последний бой был воссоздан по разрозненным доказательствам и по рассказам победоносных индейцев.

Произошло почти то же самое, что и в Монтане восемь лет спустя: объявилось гораздо больше враждебных индейцев, чем того ожидали вашичу. Ниже по течению от лагеря Черного Котла находилось огромное количество Команчей, Кайовов, Апачей и Арапахов - почти непрерывное селение численностью, возможно, в шесть тысяч человек, растянулось вдоль по Уашите почти на двенадцать миль. Кастер не знал об этом, поскольку он так отчаянно стремился атаковать Шайенов. Почти наверняка генерал был в курсе, что селение Черного Котла не единственное в этом районе, но он не принял в расчет остальные. Когда Кастер взял Шайенов в кольцо, он решил, что окружил всех представляющих собой угрозу индейцев. Майор Эллиот, вероятно, подумал то же самое, а когда понял, что это не так, было слишком поздно - вверх по реке пришла огромная толпа индейцев, привлеченных выстрелами. Первыми, возможно, прибыли Арапахи, возглавляемые Пороховым Лицом и Левой Рукой.

Эллиот приказал людям спешиться, отпустить лошадей и занять круговую оборону. Они залегли в высокой траве - ноги к центру, лица к внешней границе круга - словно спицы в колесе фургона. Это не было хорошей идеей. Солдаты были вынуждены оставаться на месте, с трудом видя что-либо сквозь траву, а позиция, выбранная ими для обороны, хорошо просматривалась с высокого противоположного берега реки. Индейцы укрепились на нем и одного за другим перебили лишенных возможности передвигаться солдат.

Рассказы индейцев наводят на мысль, что люди Эллиота были в панике. Они лежали плашмя на брюхе и, не прицеливаясь, палили из своих ружей. Голубые мундиры продержались около часа. За все это время они ухитрились убить одного индейца - Арапаха по имени Табак. Табак владел плоской боевой дубинкой, а любой человек, имеющий подобную дубинку чувствовал себя обязанным совершить какой-либо выдающийся подвиг. Считается, что Табак, стремившийся первым засчитать ку, слишком поспешно бросился на солдат и оказался среди них.

Эллиот, вероятно, был убит воином, которого звали Большая Корова - тучный, с толстыми губами субъект, грубый и опасный. По крайней мере, так можно решить, глядя на его фотографию. Он смахивает на нагрузившегося пивом водителя-дальнобойщика, который желает, чтобы его поскорее оставили в покое.

Когда Эллиот отправлялся догонять убегавших Шайенов, он обернулся в седле, помахал на прощание лейтенанту Оуэну Хэйлу и произнес фразу, звучащую театрально: “Что ж, поехали за патентом или за гробом! ”. Неизвестно, пришла ли эта прощальная реплика ему в голову спонтанно, или же он где-то слышал ее до того, но она воскрешает в памяти другие подобные высказывания. Полковник Беннет Райли, например, сказал Джефферсону Дэвису, что получит желтый кушак или шесть футов мексиканской земли. Бригадир Уильям Дж. Уорт, окликнув Закари Тейлора при Монтерее1, изрек, что заслужит либо звание, либо могилу. Слышали, как лейтенант флота Уильям Баркер Кушинг, отправляясь топить конфедератский “Albemarle”2, произнес: “Следующая нашивка или гроб”. Без сомнений, подобные сантименты разносились эхом по всем полям сражений от Филлип до Гвадалканала3 и далее. На самом деле, вряд ли солдатам Седьмой Кавалерии, павшим на Литтл Бигхорне, помогло заявление патриотически настроенного гражданина, возвестившего через нью-йоркскую “Herald”, что две тысячи человек были готовы отомстить за смерть героя: “Они бы получили патенты на верность в лава-бедс или же остались бы там вместе с Кастером”. Упоминание лава-бедс4 смешно, поскольку в долине Литтл Бигхорна нет и следов лавы. Патриот из “Herald” должно быть думал об Орегоне и Северной Калифорнии, где сражались Модоки в 1873.

Как бы там ни было, говорят, что во время вынашивания “В поисках утраченного времени” автор5 понемногу убедился в следующей пугающей истине, касающейся человеческой психологии: вопреки всеобщему мнению, люди не учатся на опыте. Вместо этого, они неоднократно реагируют на конкретное воздействие предсказуемым образом. Снова, снова, снова и снова можно наблюдать эту неуклонную, обязательную реакцию. Патент или гроб. Желтый кушак или шесть футов мексиканской земли. Звание или могила. Вновь. Вновь, вновь и вновь, поколение за поколением, мрачное послание появляется снова и снова, словно написанное на стене.

Сам Кастер, очевидно, подтверждает эту шокирующую истину. Причину избиения команды Эллиота можно усмотреть в недостаточной рекогносцировке - факт более или менее подтвержденный, хотя сам Кастер никогда его не признавал. Лейтенант Годфри, заметив двух скакавших кругами индейцев - индейский способ просигналить тревогу - вскакал на вершину кряжа, посмотрел вниз по течению реки и был ошеломлен, увидев множество типи. Он заметил также и массу конных воинов, мчащихся вверх по реке. Кастер, когда ему доложили об этом, воскликнул: “Что такое? ”. Но ведь он уже допустил подобную оплошность во время Гражданской войны, когда атаковал Уэйда Хэмптона, не проведя прежде разведку местности. Если бы Кастер провел рекогносцировку, то узнал бы, что поблизости находится еще одна дивизия мятежников под командованием Фицхью Ли.

Ни одна из этих ошибок ничему не научила Сына Утренней Звезды. По крайней мере, они не повлияли на его тактику. Через восемь лет после гибели майора Эллиота Кастер вошел в раж при виде другого кишащего дикарями селения за другой извилистой рекой, и реакция его была предсказуемой. Вместо того, чтобы вспомнить минувшее, он атаковал.

Неправда, говорят некоторые биографы. Роберт Иги доказывает, что на Литтл Бигхорне Кастер, может быть первый раз в жизни, подавил этот свой природный инстинкт: “Он решил провести разведку боем. Это был его план - наступать осторожно...”.

Это возможно, но никто не знает, что было у Кастера на уме. Он ни с кем не поделился своими мыслями.

Бентин подвел итоги фиаско Эллиота в письме Уильяму ДеГризу в Сент-Луис, с которым он служил в Десятом Миссурийском во время Гражданской войны. Очевидно не спросив разрешения, ДеГриз передал это письмо в сент-луиский “Democrat”, где оно было опубликовано. Бентин писал, что когда подразделение майора Эллиота было найдено, люди лежали, образуя круг, все тела были нагими, как при появлении на свет. Головы разбиты. У нескольких вырезано адамово яблоко. Почти все были искалечены “путем, о котором из деликатности я не могу говорить”. Письмо содержало порочащую Кастера оценку. В то время как Эллиот боролся за свою жизнь всего в двух милях отсюда, писал Бентин, командир занимался описью захваченного снаряжения и демонстрировал свое мастерство в обращении с винтовкой. Восемьсот лошадей были приговорены к смертной казни: “Наш

“Наш Вождь демонстрирует свою точную стрельбу и ужасает толпу захваченных в плен перепуганных скво и папузов[166], укладывая возле них убитых им лошадей. Ах! он классный стрелок. Даже несчастные индейские собаки, не успев спастись от его глаза и прицела, падают мертвыми или с воем ковыляют прочь...”.

Некий безымянный то ли друг, то ли враг Кастера переслал ему экземпляр “Democrat”. Газета пришла в феврале, в то время когда полк пробивался через Оклахому в поисках остальных Шайенов. Кастер счел, что эта статья предвзята и выставляет в дурном свете его славную победу. Он приказал своему горнисту просигналить “Офицерский сбор”. Бентин припозднился. Он увидел, как Кастер нервно расхаживает взад и вперед по палатке Сибли, постегивая свой сапог сыромятной плетью. Кто-то принизил сражение на Уашите, заявил генерал своим подчиненным, показывая газету, и если он выяснит, кто в этом повинен, то намерен высечь эту особу.

Бентин попросил показать ему газету. Прочитав несколько строк, он вышел наружу и крутанул барабан своего револьвера. Затем капитан шагнул внутрь и произнес: “Полагаю, что я тот человек, который вам нужен, и я готов к обещанной порке”.

Лейтенант Джон Уэстон, присутствовавший там, говорил, что Кастер казался ошарашенным. Генерал покраснел и начал заикаться, как с ним частенько случалось. Он сказал: “Полковник Бентин, мы еще увидимся, сэр! ”. Затем Кастер распустил офицеров.

По сути, все сообщения об этом происшествии сходятся, хотя его интерпретация зависит от пристрастия исследователя. Анти-Кастеровцы считают, что непокорный Бентин осадил высокомерного генерала. Приверженцы Кастера убеждены в том, что тот с честью вышел из ситуации.

Эту последнюю позицию довольно трудно понять, и наилучшим образом ее объяснил полковник Чарльз Бейтс: “Честь полка была выше простой человеческой гордости, и он не сделал ничего, чтобы уронить ее. Возможно, генерал был раздражен и импульсивен, когда собрал офицеров и произнес свою угрозу (которую никто и не воспринял в буквальном смысле), но в итоге он продемонстрировал присутствие духа и самоконтроль”.

Или же, быть может, Кастер чувствовал себя ответственным за смерть Эллиота, и хотя не мог признать этого перед собравшимися офицерами, но он не смог поднять и плеть.

Поскольку это затронуло Бентина, дело на сем не завершилось. Капитан призвал журналиста Кейма в качестве свидетеля и вернулся решить вопрос. Во время второго противостояния, если можно принять его точку зрения, генерал “сник, как выпоротая шавка”.

Кейм сообщил о происшедшем Шеридану, и тот имел беседу со вспыльчивым молодым генералом.

Если бы эта безобразная сцена завершилась тем, что Бентин прострелил сердце Кастера, драма 1876 года, вероятно, была бы гораздо менее трагична. Очень мало сомнений в том, что Бентин был готов убить. Какими бы отрицательными чертами характера он не обладал - а кое-какие имелись - никто даже и не обвинял его в блефе. Один удар той сыромятной плети мог опустить занавес, и уклончивый ответ Кастера на этот вызов говорит о том, как хорошо генерал понимал это.

Вдобавок к Эллиоту, объявилась миссис Блинн со своим сыном. Вместе с мужем она была на пути к тихоокеанскому побережью, когда их караван окружили. Осада продолжалась три дня - до тех пор, пока солдаты из Форта Лайон не отбросили индейцев. Вопреки убеждению генерала Шеридана, что ее муж и друзья были убиты, никто не погиб. Неясно, каким образом она с малолетним сыном была похищена. Удивительно, что индейцам удалось захватить ее, так как конвой включал в себя одиннадцать вооруженных людей, десять из которых даже не были ранены.

Непонятно также, лежали ли тела женщины и ребенка там, где располагалось селение Черного Котла, или же ниже по реке. Капитан Джордж Дженнесс из Девятнадцатого полка канзасских добровольцев говорил, что они лежали очень близко от берега, где был убит сам Черный Котел. Шеридан и Кастер, которые увидели тела не сразу, а значительно позднее, настаивали, что их доставили из покинутого лагеря Кайовов, находившегося за пять миль от селения Черного Котла. Агент Команчей и Кайовов А.Г. Бун утверждал, что его подопечные находились, по крайней мере, в десяти милях оттуда. Кастер, описывая ее как “молодую и красивую белую женщину”, рапортовал, что она была застрелена выстрелом в лоб. Он говорил, что с нее был снят скальп, а череп размозжен. “Ребенок также имел на теле многочисленные признаки насилия”.

Кайовы не убивали миссис Блинн, настаивал генерал У.Б. Хейзен, который настолько разъярился журнальными статьями Кастера, что опубликовал пространное опровержение: “Полная история этой невезучей женщины и ее ребенка рассказывалась мне дюжину раз очень разными индейцами как до, так и после сражения, каждый рассказ совпадал с остальными, а я намеревался вызволить ее и состоял с ней в переписке, когда произошло сражение”. Слова Хейзена звучат убедительно, а дочь Сатанты много лет спустя говорила У.С. Найю, что в день битвы Кайовы располагались лагерем в пятидесяти милях ниже по реке. Тем не менее, это убийство было приписано Сатанте. Шеридан и Кастер, оба, говорили, что виновны Кайовы, а Сатанта являлся их вождем. Следовательно, он сам и разбил голову этой женщины.

Фанни Келли, за четыре года до этого возвращенная в лоно цивилизации, не постеснялась написать как свидетельница: “Сердце миссис Блинн, вероятно, бешено стучало, перемежая надежду и страх, когда она услышала шум и стрельбу и увидела солдат Соединенных Штатов, атакующих ее похитителей. Бросившись вперед, она воскликнула: ‘Вилли, Вилли, мы, наконец, спасены! ’, но не успели эти слова слететь с ее уст, как томагавк мстительного Сатанты погрузился ей в голову; и в следующее мгновение маленький Вилли оказался в лапах чудовища...”.

Миссис Блинн убили не томагавком - ей дважды выстрелили в голову из винтовки, поднесенной так близко, что порох опалил лицо. Солдаты из обнаружившего ее подразделения говорили, что за пазухой у нее был спрятан кусок маисового хлеба, словно она готовилась к побегу, когда была убита. На теле Вилли, превратившегося в скелет, не было “многочисленных признаков”, лишь след от ушиба на щеке. Неизвестно, как погиб истощенный ребенок. Возможно, его подняли за ноги и швырнули о дерево.

Ходили слухи, что миссис Блинн была случайно застрелена солдатом. Джесси Ливенворт показал на слушании в Сенате в феврале 1869 года, что ее убили, когда она бежала вперед к войскам, но он не смог ничего предъявить в доказательство, чтобы подтвердить это. Другой агент опроверг его показания, указав на то, что женщина была оскальпирована. Ливенворт, может быть, верил в то, о чем говорил, или же пытался прикрыть Кайовов, опекуном которых он был.

Другой слух касался так называемого белого ребенка, выпотрошенного этими разъяренными дикарями. Известно, что об этом рассказал солдат Седьмой Кавалерии по имени Т.П. Лайон, и, скорее всего, именно он был источником вымышленной, будоражащей толпу истории, сочиненной Кеймом: “В середине боя, когда пули падали вокруг подобно граду, скво, дьявольски разъяренная, нож в руке, будто выискивая на ком выместить потери этого дня, натолкнулась на невинное, плененное дитя и одним ужасным ударом полностью выпотрошила его - теплые, дымящиеся внутренности упали на снег...”.

Скаут Бен Кларк говорил об этом случае, но он рассказывал просто и не путаясь - как Бентин высказался о душераздирающем бегстве рядового О’Нейла из долины Литтл Бигхорна – серьезное основание для того, чтобы убедить всех в правдивости этой истории. Кларк сообщил, что какие-то индейцы укрывались за кучей земли возле реки. Солдаты стреляли в них и перебили всех, кроме одной скво и ее ребенка. Затем, сказал Кларк, “я увидел ужасный пример отчаяния Шайенской матери. Скво поднялась из-за баррикады, держа ребенка в вытянутой руке. В другой руке у нее был длинный нож. Стрелки по ошибке приняли ребенка за белого пленника и завопили: ‘Прикончите эту скво. Она убивает белого ребенка! ’. Прежде чем кто-либо выстрелил, мать одним ударом выпотрошила ребенка, погрузила нож по рукоять в свою собственную грудь и умерла. Солдат из карабина прострелил ей голову, но это была ненужная жестокость”.

Если версия Кларка правдива - а она выглядит достоверней ужасающей истории Кейма – то наглядно демонстрирует страх аборигенов перед белыми. Лучше умереть, чем быть захваченными американцами. Черный Лось, Оглала-Сиу, рассказывал своему биографу, что когда он был ребенком, мать, бывало, пугала его: “Если будешь плохо себя вести, вашичу заберут тебя”.

Вашичу Кастера стерли с лица земли селение Черного Котла, но, как это часто бывает, тем или иным образом, но жертвы были отомщены. В данном случае медицинские записи Форта Силл свидетельствуют о том, что в январе и в феврале 1869 года ряду офицеров Седьмой Кавалерии были выданы ртутные препараты для лечения венерических заболеваний. Утверждалось, что среди тех, кто посетил клинику, были генерал и его брат Том. Это возможно, хотя документальных доказательств, судя по всему, не имеется. В 1977 году имеющиеся записи были изучены доктором Д.И. Бекманом, который не обнаружил никаких подтверждений того, что кто-либо из Кастеров был заражен. У четы Кастеров никогда не было детей, хотя они очень хотели их иметь - может быть, причина кроется в том, что генерал заразил гонореей свою жену. Конечно, могут быть и другие правдоподобные объяснения.

Неоспоримо то, что Кастер обратил свое внимание на Шайенку, уцелевшую при его нападении. Одной из заключенных была девушка примерно семнадцати лет от роду по имени Ми-о-тси - Мо-на-си-та, как оно иногда произносилось - дочь убитого вождя Маленькой Скалы. Генерал описывает ее как “чрезвычайно хорошенькую... ее прекрасно очерченная голова увенчивалась пышной порослью прекраснейших шелковистых волос, соперничающих по цвету с чернотой ворона и ниспадающих, когда им позволялось свободно падать на плечи, ниже ее талии”.

Ее имя он переводит как “Молодая трава, вырастающая весной”.

Ему рассказали, что она вышла замуж за богатого воина, который заплатил Маленькой Скале одиннадцать пони, что, по крайней мере, в три раза превышало обычную плату за привлекательную девушку. Несмотря на такой подарок Ми-о-тси не была мила со своим мужем. Она не отплатила ему той ожидаемой от жены покорностью и раболепной службой. Время не смягчило ее непокорное сердце, и однажды она, вооружившись пистолетом, прострелила колено своего мужа, навсегда сделав его инвалидом. Маленькая Скала вернул одиннадцать лошадей, и его трудная дочь возвратилась в отцовскую палатку.

Кастеру рассказали об этом обо всем, и нет причины не верить этим рассказам. Несколько труднее воспринять его утверждение, что вскоре после сражения он непреднамеренно стал ее вторым мужем. Ее руку вложили в его, и в это время сестра вождя Черного Котла произнесла то, что он воспринял как некое благословение: “Я, в моем неведении... помня, насколько чувствителен и подозрителен индейский характер, и что любое мое действие может быть превратно истолковано как акт невнимания или неуважения с моей стороны, оставался пассивным участником этой разворачивающейся странной церемонии”.

Солдаты Кастера только что убили ее отца и более сотни соплеменников. Теперь же сестра Черного Котла предлагает ему милый подарок. Следует задаться вопросом: с какой стати? Перед сражением, если бы одна из сторон испытывала страх, дочь вождя могла бы быть предложена в жены. Лишь для того чтобы предотвратить разгром. Но после, когда уже нечего терять, нет причины ублажать врага.

Версия этого события в изложении Бентина, как того и можно было ожидать, не сходится с генеральской. Двадцать восемь лет спустя Бентин писал бывшему рядовому Теодору Голдину:

Конечно, ты слышал о неофициальном предложении Кастера офицерам, желавшим воспользоваться услугами захваченных скво, пройти в корраль, где те содержались, и выбрать по одной! (?) Кастер выбирал первым и жил с ней зиму и весну 1868 и 1869.

В увенчание этого брака (?) скво “отелилась” в месте, где ныне находится Форт Силл. Приплодом, однако, было подлинное Шайенское дитя - семя, посеянное, очевидно, до того, как мы налетели на их овчарню у Уашиты.

Ее супруг сам присутствовал в том же лагере, но “женщина Кастера” самым жестоким образом обратила сердце в камень.

Она была старшей женой (нынешней) двухзвездного большого вождя, с кучей всякой всячины в палатке и с огромным количеством барахла снаружи!

“Проваливай, ты, нищий, завернутый в одно одеяло индейский мужчина! Ты должен выменять себе какую-нибудь женщину постарше, чтобы она поддерживала огонь в твоем очаге и согревала тебе спину. Кастер много круче! ”.

Бентина часто обвиняли в злонамеренном искажении фактов, но что можно подтвердить, так это то, что Ми-о-тси родила ребенка в начале января 1869 года. Шайены позже утверждали, что отцом был Кастер, хотя это невозможно поскольку, как верно сообщал Бентин, генерал впервые увидел ее в ноябре 1868-го. Элизабет видела ребенка и не ощутила сходства со своим мужем: “... это был прелестный, маленький, смуглый, бархатистый комочек с такими же яркими, словно бусинки глазами, как и у остальных”.

В 1869-ом Ми-о-тси преждевременно родила второго ребенка. Итак, следует другая версия. Это был ребенок Кастера, с кремовой кожей и золотистыми прядями в волосах, по имени Желтая Птица или Желтая Ласточка - что не было каким-то необычным именем. Миссис Келли во время своего пятимесячного пребывания у Оглалов видела многих детей со светлыми лицами, “плод свадеб у форта”, а одна из дочерей вождя Оттавы носила имя Желтая Птица.

Что Кастера влекло к Ми-о-тси - очень сильно влекло, никогда не опровергалось. Действовал ли он под влиянием своих чувств, является тайной. Том Кастер описывает эту вооруженную пистолетом разведенную Шайенку в идиоме дня как еще одну Салли-Энн и замечает, что она была“в большом фаворе у всей команды” - фраза, которая легко может быть неверно истолкована. Бентин откровенно презрительно писал, что генерал “смотрит сквозь пальцы на то, как ему наставляет рога младший братишка”, добавляя, что это освободило генерала от одеяльной службы. А в письме Голдину, датированном Днем Святого Валентина 1896 года, он повторяет старую сплетню из Кэмп-Саплай, что гарнизонный врач видел Кастера и Ми-о-тси прелюбодействующими.

Подобные злобные истории не выветриваются со временем, они подобны стойкому смраду болот, и они смешны, поскольку Шайены были известны среди степных племен - по крайней мере, так говорили сами индейцы - целомудрием своих женщин. Более того, Ми-о-тси принадлежала к высшей касте - ее отец был важным вождем, вторым после Черного Котла.

Так или иначе, она и две другие скво были уполномочены сопровождать по Оклахоме кастеровский отряд особого назначения. Шеридан намеревался покорить всех Шайенов - а также Арапахов, Кайовов и Команчей - при помощи уговоров или пуль, и Кастер взял с собой этих женщин, потому что они знали местность. То есть, знали старшие женщины. Ми-о-тси в свои семнадцать вряд ли была особо полезна.

Ведомые скаутами Осэджей и Кау, которых, вероятно, направляли эти Шайенки, Кастер обнаружил лагерь, состоявший из двух бок о бок расположенных селений; вождями в них были Магическая Стрела и Маленький Плащ. Но, вместо того, чтобы атаковать их под звуки “Гарри Оуэн”, он двинулся вперед с ординарцем и переводчиком Ромеро. Учитывая все события того периода, это смахивало на самоубийство. Кастер вышел сухим из воды. Магическая Стрела пригласил его на совет, и генерал беспечно проскакал по враждебному лагерю один, за исключением своего адъютанта У.У. Кука.

В палатке Магической Стрелы ему предложили трубку.

Покурив трубку - неприятная необходимость, так как он не курил – Кастер уверил обоих вождей в добрых намерениях. Он сказал, очевидно на языке жестов, что пришел не для того, чтобы сражаться. Магическая Стрела был настроен скептически. Он назвал генерала вероломным человеком и сказал, что если Кастер опять нарушит свое слово, начав войну с Шайенами, то он и все его солдаты будут уничтожены. Чтобы подчеркнуть сказанное, он выбил золу из трубки на сапоги Кастера.