Установки в русском сознании, или Сложные последствия простых причин

«Доброе братство — дороже богатства»

«Одному жить — сердцу холодно»

Русские народные пословицы

В научной литературе⁵⁸ выделяются три типа социальных ус­тановок в поведении любого человека:

1) «быть как все», «быть вместе со всеми»;

2) «быть личностью»;

3) «быть другим, не таким, как все остальные».

Каждая такая установка определяет поведение человека и его ценностные ориентации в жизни.

Первая установка, желание «быть как все», «быть вместе со всеми» выражается в рассуждениях типа: «Мы — народ». Ее цен­ность в том, что она служит сохранению культурных традиций и взаимопониманию между людьми. Она проявляется в традицион­ных обществах, когда поведение человека зависит не столько от его личности, сколько от традиций, общепринятых стереотипов поведения, религиозных предписаний или идеологических формул.

Установка «быть личностью» проявляется в желании челове­ка реализовать себя, ощущать свою неповторимую индивидуаль­ность, самоценность, быть свободными. Она преобладает в Ев­ропе, которая пережила Ренессанс с идеями уникальности каж­дого человека. Гипертрофированное стремление к этой установке превратило мир в огромный дом, где жители разобщены и ни­кому нет дела до ближнего.

Установка «быть не таким, как все» выражается в желании стать отдельной личностью, быть оригинальным и ярким, не­похожим на других, выйти за пределы унылого однообразия жизни. Часто она характерна для молодежи, для людей маргинального типа и артистической среды.

В любом обществе у каждого человека одновременно сосуще­ствуют все три установки, которые могут проявляться в зависи­мости от обстоятельств жизни и темперамента. Однако в куль­турном архетипе каждого этноса более или менее выразительно доминирует одна из них.

В архетипе поведения русского человека доминирует потреб­ность «быть как все», действовать вместе и сообща. Россия не переживала Ренессанса, идея неповторимости каждого человека не привлекла к себе особого внимания в русской культуре. Го­раздо чаще среди русских было стремление «жить как все», «не выделяться». И не случайно, что в ответе на вопрос «что для вас самое главное в жизни?» русские отвечают: «равенство воз­можностей для каждого человека» (72, 3%). И еще: «жить как все гораздо лучше, чем выделяться среди других» (64, 7%). А вот «стать яркой индивидуальностью, «не быть как все» предпочи­тает только 31, 9% русских⁵⁹.

Это можно оценивать положительно как бессознательный де­мократизм, в чем мы могли убедиться, наблюдая образ жизни русских и поведение в быту (§ 1 этой главы). Однако надо при­знать и то, что такая установка часто мешает русскому стать «лич­ностью». Групповая сплоченность как бы снимает проблему индивидуальной инициативы и ответственности. Как правило, это задавлено в россиянах еще с детства с помощью «воспитания в коллективе»: несколько поколений россиян прошли через мушт­ру в школе, через пионерскую и комсомольскую организацию с их железной дисциплиной и приоритетом общественных ценно­стей. Таким коллективным воспитанием в подсознание каждого россиянина вбито: «все— как один, один— как все», «не высовы­вайся, а то будет хуже». Индивидуальная инициатива уже с дет­ства «задавлена» групповой сплоченностью.

Растворение личности в коллективе, с одной стороны, по­рождает «чувство локтя» и морального комфорта. Хорошо, когда ты — не один, в беде тебе не дадут пропасть, «на миру и смерть красна». Но, с другой стороны, такая модель порождает и безот­ветственность за свое поведение, за свой выбор и участие в чем-то. На практике это часто ведет к агрессии коллектива по отно­шению к людям с яркой индивидуальностью, не похожих на других — по внешности, по типу поведения или образу мыслей.

Современная жизнь в России благоприятна для людей энер­гичных и инициативных, т.е. для тех, кто при плановой совет­ской системе занимался так называемой теневой экономикой и был тогда вне закона. Теперь эти бизнесмены вызывают глухую неприязнь основной массы населения, особенно старшего поко­ления. При этом средний россиянин прекрасно понимает: чтобы добиться сегодня успеха, нужно рисковать, ломать себя и пре­жние стереотипы и установки. А вот на это готов далеко не каж­дый и, как мы теперь понимаем, совсем не от лени. Ломать свой национальный архетип — может быть, самое сложное в жизни.

Желание «быть как все» и не выделяться на общем фоне ведет к тому, что в своей деятельности люди обычно предпочитают традиционные, а не новаторские формы. При этом чаще исполь­зуются привычные, экстенсивные формы хозяйствования, а у людей развивается консервативный синдром. Выражается он, например, в том что русские не любят разрушать свой привычный уклад жизни: для них становится драмой необходимость поменять ме­сто работы, развестись с ненавистной женой, сделать крупный ремонт в квартире или поменять место жительства. Недаром рус­ские считают, что два переезда равны одному пожару. Им легче перетерпеть некоторые неудобства, чем радикально что-то ме­нять и потом долго привыкать к новшествам. Отсюда же и народная мудрость: «Худой мир лучше доброй ссоры».

Особенно неприятные результаты дает такая установка в ус­ловиях негативных демографических процессов в современной России — увеличении безработицы. Казалось бы, условия поли­тической и экономической нестабильности должны подстегивать человека, заставлять его действовать, быть активным, искать любую работу, чтобы выжить. Потеря работы влечет за собой стресс, неуверенность в себе, болезни, деформацию личности, распад семьи и другие беды. Однако социологические исследования по­казывают, что часто безработные россияне (особенно мужчины) отказываются обучаться другой профессии даже при отсутствии вакансий на рынке труда, обрекая себя и свои семьи на страда­ния. И причинами этого положения являются вовсе не глупость, лень или мифическая «обломовщина», а все тот же консерватив­ный синдром, изначально присущий русскому архетипу и еще больше укоренившийся в советский период.

Так, во-первых, всех россиян учили с детства выбирать себе профессию на всю жизнь, даже если она не соответствует твоему характеру и способностям. Человек боялся сменить работу, опа­саясь, что на новом месте ему будет еще хуже.

Во-вторых, каждому вдалбливалась в сознание мысль, что го­сударство на бесплатное образование и профессиональное обуче­ние человека затратило огромные средства, поэтому каждый че­ловек живет в неоплатном долгу перед ним. Таким образом госу­дарство боролось с текучестью кадров, а это еще больше привязывало законопослушного гражданина к его рабочему месту.

В-третьих, советское государство гарантировало своим граж­данам рабочие места. Однако во главу угла при этом ставились интересы государства, а не человека. План предусматривал раз­витие тех или иных отраслей, создание рабочих мест, количе­ство специалистов по тем или иным профессиям и т.п. Человек становился винтиком в тоталитарном государстве с его патер­налистской системой. И большинство населения это устраива­ло, поскольку создавало иллюзию стабильности и уверенности в завтрашнем дне, что вполне соответствовало консервативно­му архетипу россиян.

Люди с детства привыкали к положению иждивенцев и при­вычно рассчитывали на то, что государство обязано им помо­гать. Они разучились надеяться на себя, на свои силы и возмож­ности. Консервативный синдром ухудшает и без того нелегкое положение многих россиян.

К чему еще на практике приводит такой синдром? Постоян­ное стремление «быть как все» у русского приводит к тому, что духовные потребности и моральные императивы могут замещать­ся внешними стандартами поведения или идеологическими установками. Для человека становится более важным общественное мне­ние («А что скажут люди?»), чем внутренний контроль и чувство личной ответственности.

Логично, что при такой установке люди могут предпочесть переложить ответственность за свои действия и поступки, за свою судьбу на кого-то другого. Это могут быть близкие люди, члены семьи, родители, виноватые в том, что у человека не сложилась судьба. Еще удобнее обвинить в своих бедах общество, которое лишило его чего-то, недодало, обошло вниманием. А еще проще обвинить в этих бедах государство и затем требовать от него по­мощи, возмещения утраты.

Конечно, все это порождает бездумность и безответственность людей. Отсюда в России так много инфантильных мужчин и бро­шенных детей. На бытовом уровне в России это к тому же тра­диционно выливалась еще и в антисемитизм, а сейчас — «анти­кавказский» синдром.

Поясним, о чем речь. В последние годы в России все шире проявляются националистические, расистские, а то и фашистс­кие настроения, особенно в молодежной среде, которая уже не знает прививаемых в советское время понятий «интернациональная дружба» и проч.

В советское время большинство мелких торговцев овощами и фруктами на рынках крупных городов России были выходцами с Кавказа и Средней Азии. В коллективном сознании образ кавказца (на бытовом уровне) уже тогда был связан с умением обхитрить доверчивого русского человека. Распад СССР, вызвавший массу бе­женцев из южных республик в крупные города России, расшире­ние криминальной сети, в которой растет число представителей кав­казского региона, притеснения русских в новых независимых рес­публиках, наконец, военные действия в Чечне — все эти факторы в значительной мере способствуют подъему русского национализма.

На языковом уровне словом «черные» современный россия­нин называет отнюдь не африканцев, а выходцев с Кавказа (че­ченцы, азербайджанцы, грузины, дагестанцы и проч.). Грубое слово «чурки», с тем же презрительным оттенком, означает вы­ходцев из бывших среднеазиатских республик (узбеки, казахи, монголы, киргизы и проч.). Любопытно, что по отношению к татарам, с которыми тесно связана вся история России, подоб­ной неприязни не наблюдается, несмотря на их обилие в круп­ных городах. Поразительно, но самый «мусульманский» город в России — это Москва (10% населения — мусульмане), и к тата­рам здесь относятся спокойно и уважительно.

Попытки «найти виноватого», структурированные в русском архетипе, не могут не вызывать озабоченности. Так, установка русского архетипа «быть как все», «быть вместе со всеми» на практике порождает определенные проблемы для самих же рус­ских. Но, с другой стороны, такая растворенность русского че­ловека в социуме не лишена своеобразной теплоты и притяга­тельности. И на это тоже не стоит закрывать глаза. Благодаря ей у человека возникает чувство общности с другими людьми, чувство безопасности и стабильности, доверия к людям, ощущение «брат­ства» и более того — душевного комфорта, счастья и даже эй­фории. Подсознательно это выражается в логике: «Я не один. Значит я не пропаду, значит мне всегда помогут. Среди " своих" мне не страшно одиночество и другие беды».

В отношениях с окружающими русский человек крайне нуж­дается в близких контактах, во взаимопонимании, он эмоцио­нально зависит от своего окружения. Он стремится прежде всего к эмоциональной вовлеченности в отношения с людьми. Для русского самое тяжелое наказание — это сенсорный голод, отсутствие эмоций и впечатлений, особых отношений с людьми. Недаром всеми от­мечается, как трудно и мучительно происходит процесс адапта­ции русского человека на Западе, независимо от материальных условий его жизни. Этим он отличается от представителей дру­гих наций. Выпадая из теплого кокона сложившейся «коллек­тивной» жизни, русский за границей чувствует себя как ребе­нок, потерявший в толпе свою мать. Вот суть русской носталь­гии! Это не просто тоска «по березкам», самоварам и прочим штампам. Это подавленность от незнакомого ранее чувства оди­ночества, потерянность в огромном чужом мире, ощущение своей оторванности от какой-то большой семьи.

Общая установка «быть как все» связана с таким представле­нием об устройстве мира, когда личность человека важна не сама по себе (как у европейцев), а является частью целого— общества. Каждый человек выражает и осуществляет это целое. Причем в со­отношении личность (часть) и общество (целое) приоритет, ко­нечно, остается на стороне целого. Личность человека (как фраг­мент целого) интересна не сама по себе, а тем, каким образом она функционирует в составе целого, т.е. в обществе. Такая установка русского архетипа исключает индивидуализм, одиночество, само­изоляцию, замкнутость, порицает эгоизм и сосредоточенность на себе, столь характерные для европейского общества.

В поведенческом плане желание «быть как все» часто выгля­дит как желание «быть не хуже других». Такая логика может толкать человека на вполне невинные действия, например, тщес­лавное стремление быть одетым не хуже других, даже если это наносит ощутимую брешь в семейном бюджете: «Шапка три руб­ля, зато набекрень», «На брюхе шелк, а в брюхе— щелк!». Ничего, что куплено на последние деньги, ничего, что голоден, зато «смот­рюсь не хуже других». Отсюда же русская поговорка: «По одежке встречают, по уму провожают». Она объясняет, почему русские так много внимания уделяют одежде и атрибутам успеха (часы, украшения, машины и т.п.), почему русские так удивляются, увидев, что во Франции, например, принято скрывать свое бо­гатство, и богатые люди предпочитают одеваться неярко и скромно, там дурной тон быть вычурным, поэтому люди предпочитают ездить на скромненьких малолитражках, а не на «Мерседесах».

Французские «крылатые» фразы типа «Счастье возможно только вдали от людских глаз» или «Самый большой секрет счастья — это когда тебе хорошо наедине с собой» (Pour vivre heureux, vivons cache, Florian, Faibles; Le plus grande secret du bonheur, c'est d'etre bien avec soi, Fontenelle) для русского сознания остаются непо­нятными, если не абсурдными. На взгляд русского эти «мудрос­ти» говорят, скорее, не о скромности, а об индивидуализме фран­цузов.

Однако чаще эта установка не так уж невинна, потому что порождает зависть, недоброжелательство к тому, «кто высунул­ся», кто разбогател и стал «выше». Такой поворот событий мо­жет деформировать отношения даже между старыми друзьями. О тех, кто быстро преуспел, у русских есть множество презрительных поговорок: «Из грязи, да в князи», «Шишка на ровном месте», «Из мо­лодых, да ранних— петухом кричит», «Залез в богатство, забыл и братство» и др. А вот одобрительных высказываний, пожа­луй, и не найдешь.

С другой стороны, та же установка рождает и позитивные качества: умение сострадать, желание помочь тем, кто опустил­ся «ниже», стал жить «хуже других» и попал в трудную ситуа­цию. Живя среди русских, вы можете быть тронуты до слез, на­блюдая, как искренне и деятельно помогают человеку, который вдруг тяжело заболел или пережил стресс. Помощь оказывают не только близкие родственники и друзья, что естественно, но и коллеги по работе, соседи, до сих пор не обращавшие внимания на этого человека.

Привычка совместно переживать чье-то горе, желание помочь, сострадание, сочувствие к чужой физической или душевной боли, желание поделиться с таким человеком и отдать ему чуть ли не последнее — это тоже качества русского архетипа. Русская пого­ворка характеризует щедрого человека словами: «Он готов от­дать свою последнюю рубаху». К сожалению, надо уточнить: та­кой человек действительно не задумываясь отдаст свою последнюю рубаху. Но не всегда и не каждому, а предпочтительно тому, у кого случилась беда. В таком случае установка «быть как все» тол­кает его на активные действия, интуитивное желание помочь че­ловеку в беде — подняться до уровня, чтобы он стал «как все» и «не хуже других». Недаром говорят, что самые лучшие качества русских проявляются в экстремальных ситуациях, в горе.

Итак, мы рассмотрели, как реализуется установка «быть как все» в традиционном русском архетипе. В последние 10—15 лет с крахом советской системы в российском обществе наблюдается деформация социальных отношений, кризис государственной власти и идеологии, банкротство идей, которые когда-то связывали общество в единое целое. Изменилась и система моральных цен­ностей, стандарты и образ жизни. Понятно, что в условиях по­стсоветской системы россиянину гораздо труднее реализовать привычную установку «быть как все». А это порождает в людях моральный дискомфорт и депрессивное состояние или же наоборот — может усилить их деструктивную активность.

Рассмотрим и другие ментальные особенности русских.