Краткое изложение программного материала (курс лекций по правовой ментальности России) 2 страница

В юридической литературе прочно закрепился тезис о кризисном состоянии современного общественного правосознания, которое рассматривается в качестве одного из фундаментальных препятствий на пути демократизации российской государственности. Трудно не согласиться с мнением Р.С. Байниязова, что многие проблемы и противоречия, с которыми сталкивается российская государственная власть в процессе реформирования политической и правовой системы, коренятся в особенностях национального правосознания и менталитета. Исходя из признания преемственности типологических черт правовой культуры дореволюционного, советского и постсоветского периодов, мы полагаем, что институционализация российской демократии должна сопровождаться модернизацией ментальной сферы социума, суть которой - в преодолении правонигилистических установок в массовом сознании и в формировании соответствующих правовых представлений о законности, неприкосновенности частной собственности, субъективных правах и юридических обязанностях, легитимности государственной власти, правосудии. Концептуальная разработка и научно-юридическое обоснование путей преодоления кризиса общественного правосознания являются приоритетной задачей научной юридической общественности. Вместе с тем, речь идет не о стандартизации и унификации правокультурных моделей, а о разработке критериев оценки инновационных преобразований, учитывающих национально-культурную идентичность. На наш взгляд, данное обстоятельство в значительной степени актуализирует историко-правовое изучение феномена правосознания, его переосмысление в качестве фактора преобразования юридической действительности.

Интерпретация правосознания в контексте интегративной (синтезированной) юриспруденции невозможна вне исторического контекста, который предполагает обращение исследователей к факторам генезиса национального правосознания, его смыслообразующим идеям и правоаксиологическим установкам. Изучение правосознания в историко-правовом аспекте в значительной степени обусловлено объективной необходимостью разработки общенациональной государственно-правовой идеологии, ориентированной на позитивные, исторически детерминированные интенции национального правосознания.

Обращение к опыту либерально-демократических преобразований в России в начале XX столетия позволяет выявить совокупность политико-правовых факторов поражения демократической альтернативы развития российской государственности и реализации антидемократической большевистской государственно-правовой парадигмы. Изучение факторов формирования и типологических черт национального правосознания как инвариантной сущности правового менталитета позволит исследователям выявить и охарактеризовать адаптивный потенциал российского правосознания, степень его совместимости с либерально-демократическими правоаксиологическими установками, а также ответить на вопрос о перспективах генезиса самобытной модели правовой государственности.

Становление гражданского правосознания, адекватного современным демократическим преобразованиям российской государственности, нередко интерпретируется учеными в контексте преодоления «тоталитарного наследия» не только в институционально-правовой и государственно-политической сфере, но и в массовом сознании. Поэтому чрезвычайно важно обратиться к истокам формирования массового правосознания советского периода и понять, представляло ли оно собой качественно новое правокультурное явление или же дореволюционное массовое правосознание демонстрировало трансформацию своих базовых элементов в новых геополитических и правовых условиях, сохраняя при этом преемственность правонигилистических установок.

2.Понятие соборности и общинности национальной правовой культуры

Общинная организация способствовала закреплению ещё одной особенности российского правосознания, культивировавшейся и православием, и государственной властью, – социоцентризма. Личной автономии не отводилось какого-либо значительного места в иерархии социально-правовых ценностей. Здесь, наоборот, наблюдался перенос системы ценностей в пользу коллектива, преобладания корпоративных интересов в ущерб частным. В этих условиях антииндивидуализм становится ментальной установкой сознания. Как писал Н. Бердяев, «русский человек не чувствует неразрывной связи между правами и обязанностями, у него затемнено и сознание прав, и сознание обязанностей, он утопает в безответственном коллективизме».

Обычное право, функционировавшее в рамках общины, рассматривало правоотношения как групповые, а не индивидуальные. Оно сосредоточивалось на взаимных обязанностях, а не на субъективных правах. Общинный тип сознания объясняет многовековую приверженность крестьянства к неформальной юстиции, самосудам, реституциям как средству разрешения споров, а также отсутствие диспозитивных норм. Как отмечает М.В. Ковалева, все эти явления были обусловлены не отсутствием уважения к суду, а специфическими целями права в традиционной культуре, основная из которых сводилась к поддержанию общественного равновесия. Смысл права в традиционной культуре виделся в поддержании межличностных отношений на основании чувства справедливости, а также групповой солидарности, так как преобладающей ценностью в крестьянской культуре было общество, а не отдельная личность.

Поддерживая групповое единство, обычное право препятствовало развитию индивидуалистических начал, создавая благоприятные условия для обезличенности, статичности правового состояния человека. В этих условиях в массовом сознании не могли сформироваться развитые представления о ценности свободы личности и необходимости её правовой защиты. Общинная солидарность, подкрепленная традиционными ценностями и стереотипами поведения, обеспечивала незыблемость существования порядка, в том числе и правового. Общинное сознание определяло гражданско- и уголовно-правовые представления основной массы населения, их воззрения на справедливый суд.

Установки общинного сознания были созвучны православным догматам, ориентировавшим верующих на поддержание духовной связи во имя служения Богу. Эти установки была синтезированы в идее соборности. Под влиянием православного христианства у крестьян сложилось теоцентристское отношение к истине, когда закон в иерархии ценностей стоял ниже благодати.

Социоцентризм, синкретизм массового сознания в значительной степени предопределили содержание доминирующих оценок действующего и должного правопорядка на протяжении длительного исторического периода, способствуя реализации соответствующих государственно-политических альтернатив в начале XX столетия.

3.Характеристика патернализма как черты национального менталитета.

Катализатором правонигилистического характера массового российского сознания в значительной степени являлось исторически сложившееся представление россиян о легитимности государственной власти, её назначении, характере и средствах осуществления властных полномочий. Особенности рефлексии государственной власти в массовом правосознании детерминировали отношение к позитивному праву и правопорядку в целом. Легитимация власти в России обеспечивалась патерналистскими (от лат. paternus – отцовский) и этатистскими (от франц. etat – государство) представлениями о необходимости сохранения политического единства и социального порядка в качестве антитезы локализму и хаосу.

Истоки подобных представлений коренятся в генезисе славянской государственности. Природно-климатические и геополитические особенности её формирования, необходимость военно-политической консолидации и постоянного противостояния кочевому миру обусловили гипертрофированные представления о роли государственной власти в обеспечении относительно стабильного развития. Эволюция русской, а затем и российской государственности осуществлялось в экстремальных условиях, перманентно угрожавших её целостности и жизнеспособности. Поэтому она носила мобилизационный характер и была ориентирована на достижение чрезвычайных целей с использованием чрезвычайных средств и чрезвычайных организационных форм.

Возобладание восточной политико-правовой традиции следует отнести к более позднему периоду, связанному с установлением татаро-монгольского ига, необходимость борьбы против которого обусловила особенности становления Московского централизованного государства. В период Московской Руси, при исторической безальтернативности самодержавия в условиях феодальной раздробленности и татаро-монгольского ига, формируются базовые стереотипы правосознания, проявлявшиеся в различных модификациях на протяжении всей последующей истории. Только наличие гипертрофированной централизованной власти, признанной легитимной подданными, могло тогда обеспечить восстановление национально-государственной независимости. Это обстоятельство обусловило закрепление патерналистских представлений. Они предполагали перенос модели внутрисемейных патриархальных отношений на отношения между обществом и государством. Роль главы семьи, обладавшего практически абсолютной властью и осуществлявшего попечение о подданных, отводилась главе государства - монарху. «Государственная власть мыслилась как главный стержень всей общественной жизни. Она складывалась на основе эксплуатации патриархальной идеи отношения человека к власти как отношений детей и родителей, предполагающее отеческое, попечительское, справедливое отношение отца…», - пишет С.М. Поздяева.

Основная обязанность подвластных сводилась к безоговорочному подчинению, что порождало соответствующие представления о первичности обязанностей и вторичности прав. Доминирующей установкой правосознания становится обязанность, а государство приобретает идеократическое качество. «Царь-батюшка» отождествлялся в массовом сознании с носителем «высшей правдой», которая в иерархии ценностей стояла выше закона. Этатизм массового правосознания воплощался в течение столетий в его монархичности. Провиденциальное противоречие между сущим и должным, между порядком земным и порядком небесным разрешалось через царскую власть как власть «помазанника божьего». Патерналистское и этатистское восприятие государственно-политической реальности способствовало формированию ещё одной типологической черты национального правосознания - персонификации государственной власти, когда государство идентифицировалось не с властно-политическими институтами, а с конкретным человеком.

Начиная с эпохи Петра I, в России окончательно формировалось «всепоглощающее» государство, символом которого стало отеческое, бюрократическое попечительство «вождя-государя» и государственной власти о «благе народа», общественной и личной пользе своих подданных. Ещё в Московском государстве сложилось особое представление о том, что именно власть рождает собственность, а все проживающие в России являются государевыми слугами, находящимися в прямой и безусловной зависимости от царя и не имеющими возможности претендовать ни на собственность, ни на какие-либо неотъемлемые личные права. Такой вариант социально-политического развития обусловил понимание права как приказа власти. В рамках российского геополитического пространства сформировался отличный от западного генотип социального развития. Если западноевропейская цивилизация сменила эволюционный тип развития на инновационный, то Россия перешла от эволюционного к мобилизационному, который осуществлялся за счет сознательного и насильственного вмешательства государственной власти в механизмы функционирования общества.

Централизация и бюрократизация государства стали доминирующими чертами общественно-политического развития, обусловив гипертрофию «державности», деспотизма, насилия по отношению ко всем слоям общества, что в значительной степени обусловило специфику национального правосознания. Российская государственность выступала доминантной формой социальной интеграции в течение длительного исторического времени, задавая единый нормативно-ценностный порядок для всего общества. Государственная власть в России постоянно стремилась к трансформации исторического сознания и менталитета, пытаясь воссоздать соответствующие ментальные структуры для апологетики своей деятельности. Такими структурами стали этатизм и патернализм, которые являются универсальными для массового сознания евразийского суперэтноса.

Строительство сильного государства в России соответствовало правовым представлениям подавляющего большинства населения и субъектов властвования, фиксирующих и распространяющих социально-романтическую утопию совершенного государства. Интересы государственного строительства в результате подчинялись не столько практически-политическим задачам защиты от внутреннего и внешнего врага и совершенствования механизмов государственного управления, сколько задаче достижения идеала совершенного государственного и общественного устройства.

Государственное строительство тем самым обрело самодостаточное значение. В рамках этих представлений государство развивалось в направлении собственной самодостаточности и сакрализации, разворачиваясь в особую форму политического и правового устройства - «государство для государства». Такой тип представлений о государстве был очень близок к теократическому идеалу государственного устройства, которое для его подданных всегда несло пафос особой разновидности религиозных верований - политическую религию, в центре которой находился образ идеального государства. Стремление к сакрализации любого государственного начала, массовые формы этатизма превращали его в главное общественное достояние всех народов империи. Претензии на стремление к идеальному государству были связаны также и с тем, что в отношении к нему устанавливались жесткие пределы регламентации, нормы, не допускающие никакой критики и форм общественного контроля над деятельностью любых государственных органов и субъектов власти.

4.Эгалитарность и инверсионализм в массовом правосознании

Формирование устойчивой правонигилистической традиции детерминировалось геополитическими условиями формирования российской государственности, мобилизационным типом развития, особенностями феодализации и сословного строя, спецификой национальной духовно-религиозной традиции, наличием общинной организации, в рамках которой на протяжении столетий функционировало альтернативное формальному обычное право, архаизацией крепостного права, отсутствием конституционной политико-правовой традиции. Совокупность этих особенностей обусловила формирование и закрепление на уровне априорно-константных слоёв массового правосознания представлений о законе и государственной власти, о правах и обязанностях личности, о легитимности частной собственности, правосудии, справедливости, законности и т.д. В основе этих представлений лежат такие типологические черты массового правосознания как патернализм, этатизм, персонификация государственной власти, синкретизм, эгалитаризм, социоцентризм.

Важной доминантой коллективных представлений (не только правовых, но и политических, морально-нравственных, религиозных) стал инверсионализм, который можно противопоставить присущему западной ментальности медиативизму. Симбиоз противоположных интенций сознания, его имманентная противоречивость (или амбивалентность) в наибольшей степени проявлялась в транзитивные периоды российской государственно-правовой истории. Развитие русской истории, культуры в целом и правовой культуры в частности имеет такой вектор саморазвития, который характеризуется моментальным переходом в противоположное состояние. Отсюда дихотомичность отечественной истории, ее внутренне противоречивый характер. Амбивалентность предопределяла специфику социального реагирования на многие явления государственно-правовой действительности, порождая определенные правовые представления и формы их реализации.

Ещё одной чертой национального правосознания, которая способствовала широкому распространению юридического нигилизма по отношению к позитивному праву, являлся синкретизм.

Смыслообразующими идеями российского правосознания являются: идея правды, идея милости, идея служения. Они отражают исторически сложившийся синкретизм российского правосознания, доминирование в нем не юридических, а морально-нравственных и религиозных начал, что в значительной степени детерминировало отношение к позитивному праву.

Идея милости выступает логическим следствием религиозно-нравственного понимания справедливости, её итогом и целью. Эта идея не могла не развиваться в российском правосознании, ибо отдельный человек, низведенный до минимума, человек, одаренный правом (которое именно поэтому и может быть отнято в любой момент), а не обладающий им, человек, сдавленный условиями жизни, а значит, - фактически лишенный большой доли ответственности за свои деяния, за свой образ жизни, - этот человек оказывается, как правило, носителем гипертрофированной виновности, часто не окупаемой наказанием. Поэтому у него нет иного пути избежать непосильного наказания, чем милость. Идея милости воспроизводится в контексте сугубо российского комплекса сервильности. Она сопряжена с признанием подданности, а точнее – отданности на волю государя, судьи, чиновника, обладающих властью. Милость есть следствие произвола и надежда на благородный произвол.

Синкретизм российского правосознания сформировался в результате особенностей социально-политического и духовно-религиозного развития. Доминанты русской духовности стали следствием особости православной традиции, сложившейся в результате взаимодействия византийского православия, славянского язычества и русского национального характера. Специфика православных верований, отличие ценностных ориентаций от католических повлияли на политико-правовые установки, закрепленные на уровне константных слоев национального сознания. В отличие от католичества, характеризовавшегося более рационалистической, прагматической направленностью, православие проповедовало культ жертвенности, страдания, призывало верующих к поиску абсолютного добра, истины и справедливости. Российская религиозность изначально характеризовалась ориентацией на абсолютные идеальные ценности, отстраненностью от бренности земных благ, от внешних атрибутов благополучия и достатка.

Православие не предусматривало медиативных оценок и моделей поведения верующих, подразделяя сакральное пространство на «ад» и «рай». Оно взывало к свободному человеческому сердцу, а католицизм - к слепой, покорной воле. «Православие ищет пробудить в человеке живую творческую любовь и христианскую совесть. Католицизм требует от человека повиновения и соблюдения предписаний (законничество). …Православие идет вглубь души, ищет искренней веры и искренней доброты. Католицизм дисциплинирует внешнего человека, ищет наружного благочестия и удовлетворяется формальной видимостью добродетеля», - пишет в своем диссертационном исследовании Д.В. Меняйло.

Европейская правовая культура формировалась под влиянием римского права, основанного на приоритете закона. Генезис русской традиции происходил на основе восточного христианства, в котором идея свободы была неразрывно связана с пониманием всеобщего бытия как абсолютного добра. Русское религиозное сознание было воспитано на учении восточной патристики. Из византийской традиции Русь усвоила аскетизм, в котором идея свободы объединялась с пониманием всеобщего бытия как абсолютного добра и блага. Отсюда развитые теократические ориентиры политико-правового сознания, значение духовного начала, в отличие от западного рационалистического.

Синкретизм российского правосознания культивировался не только православными установками, но и многовековой историей общинной организации, которая способствовала архаизации правовых представлений. Территориально-общинная соборная организация власти (в отличие от лично-вассальных отношений западных феодальных монархий) стала особенностью, определявшей дальнейшее развитие российской правовой системы. Синкретизм и социоцентризм отчетливо проявлялись в системе функционировавших в рамках общины норм обычного права. Практически все исследователи крестьянского народного права подчеркивали недостаточность дифференцированности правовых и нравственных норм в сознании русского народа, что, по их мнению, составляло одну из основ обычного права. Поэтому в крестьянском праве уголовные санкции были тесно связаны с моральными оценками деяния, обоснованными общественной значимостью поступка и нравственными качествами обвиняемого. Слепое повиновение, принуждение, характерные для общинной нормативной морали, были включены в понятие права, вследствие чего право не могло превратиться в самостоятельную аксиологическую установку сознания.

Право трактовалось национальной традицией как свобода поступать по обычаю, а закон – как ограничение этой свободы. Как отмечает И.А. Шаповалов, слово «право» имеет общий корень со словом «правда», состоящим из двух корней — «пра» (имеющий корни в прошлом) и «вед» (знание). Правда в этой связи наделялась некой нормативностью, которой должен был следовать каждый человек безрефлексивно и беспрекословно, в силу того что «так делали предки». Закон, исходивший от государства, рассматривался как ограничение прав, как подавление обычаев «мира». Поэтому он трактовался как «чужое», однако, «чужое», имеющее характер «неминуемого начала». В качестве самой ранней из таких оценок закона, зафиксированных документально, является, по мнению И.А. Шаповалова, афоризм из Лаврентьевской летописи 1175 г.: «Иде же закон, ту и обид много». Традиционно в крестьянском сознании доминировала установка: «Обычай сильнее (старше) закона».

Общинная организация способствовала закреплению ещё одной особенности российского правосознания, культивировавшейся и православием, и государственной властью, – социоцентризма. Личной автономии не отводилось какого-либо значительного места в иерархии социально-правовых ценностей. Здесь, наоборот, наблюдался перенос системы ценностей в пользу коллектива, преобладания корпоративных интересов в ущерб частным. В этих условиях антииндивидуализм становится ментальной установкой сознания. Как писал Н. Бердяев, «русский человек не чувствует неразрывной связи между правами и обязанностями, у него затемнено и сознание прав, и сознание обязанностей, он утопает в безответственном коллективизме».

Обычное право, функционировавшее в рамках общины, рассматривало правоотношения как групповые, а не индивидуальные. Оно сосредоточивалось на взаимных обязанностях, а не на субъективных правах. Общинный тип сознания объясняет многовековую приверженность крестьянства к неформальной юстиции, самосудам, реституциям как средству разрешения споров, а также отсутствие диспозитивных норм. Как отмечает М.В. Ковалева, все эти явления были обусловлены не отсутствием уважения к суду, а специфическими целями права в традиционной культуре, основная из которых сводилась к поддержанию общественного равновесия. Смысл права в традиционной культуре виделся в поддержании межличностных отношений на основании чувства справедливости, а также групповой солидарности, так как преобладающей ценностью в крестьянской культуре было общество, а не отдельная личность.

Поддерживая групповое единство, обычное право препятствовало развитию индивидуалистических начал, создавая благоприятные условия для обезличенности, статичности правового состояния человека. В этих условиях в массовом сознании не могли сформироваться развитые представления о ценности свободы личности и необходимости её правовой защиты. Общинная солидарность, подкрепленная традиционными ценностями и стереотипами поведения, обеспечивала незыблемость существования порядка, в том числе и правового. Общинное сознание определяло гражданско- и уголовно-правовые представления основной массы населения, их воззрения на справедливый суд.

Установки общинного сознания были созвучны православным догматам, ориентировавшим верующих на поддержание духовной связи во имя служения Богу. Эти установки была синтезированы в идее соборности. Под влиянием православного христианства у крестьян сложилось теоцентристское отношение к истине, когда закон в иерархии ценностей стоял ниже благодати.

Тема лекции №5 «Проблема правового нигилизма в отечественной и зарубежной юридической литературе».

1.Актуальность проблемы правового нигилизма.

Современные модернизационные мероприятия, связанные с институционализацией в рамках российского геополитического пространства гражданского общества и правового государства, в значительной степени актуализируют проблему взаимообусловленности смыслообразующих идей массового правосознания, правоприменительной практики и тенденций государственно-правового развития.

Исследование этого феномена следует отнести к числу магистральных направлений развития отечественной юриспруденции, поскольку оно предоставляет методологический инструментарий интерпретации широкого спектра вопросов юридической теории и практики.

В юридической литературе прочно закрепился тезис о кризисном состоянии современного общественного правосознания, которое рассматривается в качестве одного из фундаментальных препятствий на пути демократизации российской государственности. Трудно не согласиться с мнением Р.С. Байниязова, что многие проблемы и противоречия, с которыми сталкивается российская государственная власть в процессе реформирования политической и правовой системы, коренятся в особенностях национального правосознания и менталитета. Исходя из признания преемственности типологических черт правовой культуры дореволюционного, советского и постсоветского периодов, мы полагаем, что институционализация российской демократии должна сопровождаться модернизацией ментальной сферы социума, суть которой - в преодолении правонигилистических установок в массовом сознании и в формировании соответствующих правовых представлений о законности, неприкосновенности частной собственности, субъективных правах и юридических обязанностях, легитимности государственной власти, правосудии. Концептуальная разработка и научно-юридическое обоснование путей преодоления кризиса общественного правосознания являются приоритетной задачей научной юридической общественности. Вместе с тем, речь идет не о стандартизации и унификации правокультурных моделей, а о разработке критериев оценки инновационных преобразований, учитывающих национально-культурную идентичность. На наш взгляд, данное обстоятельство в значительной степени актуализирует историко-правовое изучение феномена правосознания, его переосмысление в качестве фактора преобразования юридической действительности.

2.Основные научные подходы к проблеме.

В качестве фундаментальной особенности российского национального правосознания рассматривается правовой нигилизм. Мы полагаем, что необходимо разграничивать проблему правового нигилизма как теоретико-правовую и историко-правовую. Существует обширная литература, посвященная теоретическим аспектам правового нигилизма. Приведем лишь некоторые концептуальные позиции, представляющие академический интерес в контексте анализа типологических черт российского массового правосознания. Н.И. Матузов интерпретирует правовой нигилизм как негативно-отрицательное, неуважительное отношение к праву, законам, нормативному порядку, порождаемое невежеством, косностью, отсталостью, правовой невоспитанностью основной массы населения. Вместе с тем ученый подчеркивает детерминированность этого явления «традиционной для национальной правовой культуры недооценкой права как социальной ценности».

Особый интерес в рамках историко-правового исследования типологических черт массового российского правосознания представляет позиция В.А. Туманова, который рассматривает правовой нигилизм как «элемент, черту, свойство общественного сознания и национальной психологии», проявляющийся в полном неверии в потенциальные возможности права. Ученый выделяет идеологический (доктринально-теоретический), обыденный и ведомственный уровни правового нигилизма.

Высказывая различные точки зрения относительно типологизации правового нигилизма, его категориальной идентификации, предпосылок и времени возникновения в российской правовой культуре, исследователи единодушны в том, что правовой нигилизм, главным образом, проявляется в «устойчиво пренебрежительном или негативном отношении к праву, сложившемся в общественном или индивидуальном сознании». Н.В. Варламова, разделяя точку зрения В.А. Туманова и Н.Л. Граната, считает правовой нигилизм направлением общественно-политической мысли, отрицающим социальную ценность права и считающим его наименее эффективным способом регулирования общественных отношений, а также состоянием общественного сознания. Она сформулировала три вида нигилизма: легистский, при котором наблюдается негативное отношение к действующему законодательству и распространены навыки противоправного поведения; социологический, когда люди оценивают правопорядок как неправильный и несправедливый; собственно правовой нигилизм, когда свобода и формальное равенство участников социального взаимодействия не воспринимаются массовым сознанием как базовые ценности и основополагающие принципы законодательного регулирования».

Теоретико-методологическое исследование правового нигилизма, как правило, осуществляется в рамках теории деформации правосознания. Одним из первых эту проблему затронул в своих произведениях И.А. Ильин. Согласимся с интерпретацией деформации правосознания как «социального явления, когда у носителей правосознания формируются идеи, чувства, эмоции, представления, которые искаженно отражают юридическую действительность и выражают отрицательное отношение к праву, законности, власти».

Сошлемся на авторитетное мнение П.П. Баранова, который полагает, что деформация (искажение) правового сознания предполагает некоторый изначальный запас правовых взглядов, знаний, установок, которые в силу разных причин превратились в какие-то иные, неправовые конструкции. Ученый выделяет в качестве разновидностей деформации правосознания правовой инфантилизм, правовой фетишизм, правовой нигилизм, перерождение правосознания. Если правовой инфантилизм представляет собой наиболее мягкую форму искажения правосознания, заключающуюся в несформированности, недостаточности правовых знаний, то правовой нигилизм, по мнению ученого, предполагает осознанное игнорирование требований закона, исключающее, однако, преступный умысел. Перерождение правосознания как самая тяжелая форма деформации и крайняя степень искажения отличается от правового нигилизма не только степенью социальной опасности, но и мотивацией. Она основана на сознательном отрицании закона по мотивам корысти, алчности.