Пятница, 10 декабря 1993

На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала. Смутны, расплывчаты были мысли, проплывавшие в моей голове в ту ночь, и сейчас мне трудно припомнить, о чем я думала тогда. Понимаю лишь, что смерть была совсем рядом - но лица ее не помню, куда она вела меня - не знаю.

А мне хотелось бы припомнить ее - для того, чтобы исторгнуть ее из своего сердца. Но не могу. Все кажется сном, начиная с той минуты, когда я вышла из темного тоннеля и лицом к лицу встретилась с миром, на который тоже опустилась тьма.

Ни единой звездочки на небе. Смутно припоминается, как добрела до машины, взяла с сиденья рюкзак, зашагала неведомо куда. Наверно, добралась до шоссе, стала ловить попутную машину до Сарагосы - и безуспешно. В конце концов, вернулась в монастырские сады.

Вездесущим, всепроникающим был шум воды - водопады были везде, и я ощущала присутствие Великой Матери, следовавшей за мной повсюду, куда бы я ни шла. Она ведь тоже любила мир и любила его так же сильно, как Бога, ведь Она отдала Своего сына, чтобы люди принесли его в жертву. Но знала ли Она, что такое любовь женщины к мужчине?

Может быть, и Она страдала из-за любви, но это была другая любовь. Ее великий Супруг знал все и творил чудеса. Ее земной супруг был смиренным и работящим, верившим во все, что рассказывали Ей Ее сны. Ей не довелось узнать, что такое бросить возлюбленного мужчину или быть брошенной им. Когда Иосиф, узнав о Ее беременности, хотел выгнать Ее из дому, Небесный Супруг немедля отправил к нему ангела, чтобы воспрепятствовать этому намерению.

Да, сын оставил Ее. Но дети всегда уходят из отчего дома. Легко переносить страдания ради любви к ближнему, ради любви к человечеству или ради любви к сыну. Эти страдания создают ощущения твоей причастности к жизни, и муки твои - благородны и величественны. Легко переносить страдания ради высокой цели, во исполнение предназначения - эти страдания возвеличивают душу страждущего.

Но как объяснить и оправдать, что страдаешь по мужчине? Да никак. Это невозможно. И мы оказываемся в аду, ибо нет в этих страданиях ни величия, ни благородства, а что же есть? Ничего нет. Одна беда.

В ту ночь я припала к заледенелой земле, и холод будто заморозил мою боль. Иногда возникала мысль: не найду пристанище - замерзну. Ну и что? Все самое важное в моей жизни щедро было дано мне за одну неделю - дано и тотчас отнято, отнято так быстро, что я и ахнуть не успела.

Меня трясло в ознобе, но я не обращала на это внимания. Придет минута - и тело мое, истратив все силы на попытки согреть меня, остановит все жизненные процессы, замрет, и я ничего уже не смогу сделать. И тогда тело вернется к своему обычному спокойствию, а смерть примет меня в объятия.

Больше часа била меня дрожь. И пришло умиротворение.

Перед тем как закрылись глаза, в ушах моих зазвучал голос матери. Она рассказывала историю, которую я слышала в детстве, не подозревая, что история эта - про меня.

«Жили- были юноша и девушка, и полюбили они друг друга, - не то в предсмертном забытьи, не то во сне говорил мамин голос. - И решили они пожениться. А жених и невеста всегда делают друг другу подарки.

Юноша был беден: единственным его достоянием были часы, доставшиеся ему по наследству от деда. И вот он решил продать их, а на вырученные деньги купить своей возлюбленной, у которой были очень красивые волосы, серебряный гребень.

А у девушки тоже не было денег на подарок жениху. И тогда пошла она в лавку самого богатого в городе купца и продала свои волосы. Получив деньги, купила она золотую цепочку для часов.

И когда встретились они в день свадьбы, невеста подарила жениху цепочку для часов, которые он продал, а жених невесте - гребень для волос, которые она остригла».

Я очнулась оттого, что меня трясли и расталкивали.

- Выпей! - услышала я мужской голос. - Выпей скорее!

Я не понимала, что происходит, и не могла противиться. Человек разжал мне зубы и влил в рот какую-то жидкость, обжегшую мне нутро. Я заметила, что, оставшись в одной рубашке, он укутал меня своей курткой.

- Пей, пей! - требовал он.

И я повиновалась. А потом снова закрыла глаза.

Очнулась в монастыре. Какая-то женщина смотрела на меня.

- Вы чуть было не погибли, - сказала она. - Если бы не монастырский сторож, вас бы уже и на свете не было.

Я с трудом поднялась на ноги, не вполне сознавая, что делаю. Припомнила кое- что из вчерашнего и пожалела, что сторож этот оказался поблизости.

Но время для смерти было упущено. Мне предстояло жить.

Женщина отвела меня на кухню, налила кофе, положила на тарелку какой-то еды. Она ни о чем не спрашивала, а я ничего не стала объяснять. Когда я поела, она протянула мне мой рюкзак.

- Проверь, все ли на месте.

- Наверняка. Да там и нет ничего особенного.

- У тебя впереди - жизнь, доченька. Долгая жизнь. Позаботься о ней.

- Где-то здесь есть городок с церковью, - сказала я, перебарывая желание расплакаться. - Вчера, перед тем, как прийти сюда, я зашла в эту церковь вместе с... - и запнулась, не зная, как назвать его. -... с другом детства. Мне надоело ходить по церквам, но тут зазвонили колокола, и он сказал, что это знамение и нам надо зайти.

Женщина заново наполнила мою чашку, налила и себе и присела рядом, слушая мой рассказ.

- И мы вошли. Там было пусто и темно. Я пыталась определить, в чем же было знамение, но видела только обычный алтарь да статуи святых. Внезапно где-то наверху, где помещается орган, возникло какое-то движение.

Оказалось, что там, на хорах, несколько мальчиков с шестиструнными гитарами принялись настраивать инструменты. Мы решили присесть и немного послушать, а потом вновь пуститься в путь.

Чуть погодя к нам присоединился какой-то человек. Он был весел и кричал мальчикам, чтобы сыграли пасодобль.

- Надеюсь, они этого не сделали! - сказала женщина. - Пасодобли играют на бое быков.

- Не сделали. Но засмеялись и сыграли фламенко. Нам с моим другом все это показалось чудом - уютная темнота церкви, звон гитарных струн и этот весельчак, присевший с нами рядом.

Мало-помалу церковь заполнялась прихожанами, Музыканты продолжали играть фламенко, и все входившие улыбались, захваченные ритмом мелодии.

Мой друг спросил, буду ли я слушать мессу - скоро должна была начаться служба. Я отказалась, потому что нам предстоял еще долгий путь. Мы решили выйти, но сначала поблагодарить Господа за то, что в наших жизнях было еще одно прекрасное мгновение.

Подойдя к дверям, мы заметили, что очень много народа - чуть ли не все обитатели этого маленького городка - направляются к церкви. Я подумала, что это, быть может, последний целиком католический город в Испании - оттого, наверное, что мессы здесь проходят так весело и оживленно.

Садясь в машину, мы увидели траурный кортеж. Несли на руках гроб. Готовилось отпевание. Когда похоронная процессия вошла в двери храма, музыканты оборвали мелодию фламенко и заиграли реквием.

- Господи, упокой душу усопшего раба твоего, - перекрестясь, сказала женщина.

Я сделала то же и продолжала:

- Вот это и было знамением. Нам было возвещено, что конец всякой истории неизменно печален.

Женщина взглянула на меня и ничего не сказала. Потом вышла и тут же вернулась со стопкой бумаги и ручкой.

- Пойдем-ка наружу. Мы вышли. Рассветало.

- Дыши глубже, - попросила она. - Пусть утренняя свежесть проникнет в твои легкие, разбежится по крови. Ты вчера чудом осталась жива.

И судя по всему, ты и сама не понимаешь смысл той истории, которую только что мне рассказала. Ты увидела лишь ее печальный конец и забыла те счастливые мгновения, что были в церкви. Забыла, как показалось тебе - небеса спускаются на землю. Забыла, как думала - хорошо проживать все эти мгновения вместе и рядом с... - она помедлила и договорила, улыбнувшись и подмигнув: -...твоим другом детства. Помнишь слова Иисуса: «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов». Ибо Он знал, что смерти нет. Жизнь была до того, как мы появились на свет, и пребудет после того, как мы этот свет оставим.

У меня на глаза навернулись слезы.

- И то же самое происходит и с любовью, - продолжала она. - Она существовала раньше, и будет существовать вечно.

- Мне кажется, вы знаете мою жизнь, - сказала я.

- У всех любовных историй - много общего. И мне в свое время пришлось пройти через это. Но я этого не помню. Помню, что любовь воскресла и вернулась в облике другого человека, новых надежд, новой мечты.

Она протянула мне бумагу и ручку.

- Напиши все, что чувствуешь. Извлеки эти чувства из своей души, излей их на бумагу, а потом выбрось. Легенда гласит, будто в Рио-Пьедра такая холодная вода, что все, попадающее в воды этой реки, - листья, насекомые, птичьи перья - со временем превращается в камни, устилающие ее русло. Как знать, может быть, полезно будет бросить в стремнину и страдание?

Она поцеловала меня и сказала, что, если захочу, могу вернуться к обеду.

- Не забудь! - крикнула она мне вслед. - Любовь пребудет вечно. Меняются возлюбленные.

Я засмеялась, она помахала мне рукой.

Я долго глядела на реку. Плакала до тех пор, пока не почувствовала - слезы иссякли.

И тогда я начала писать.

ЭПИЛОГ

День, и другой, и третий я писала. Каждое

утро приходила я на берег реки. Ближе к вечеру появлялась та женщина и, взяв меня за руку, уводила к себе - в свою келью в старом монастыре.

Она стирала мою одежду, готовила немудрящий ужин, говорила о пустяках, укладывала меня спать.

Однажды утром, когда работа моя близилась к завершению, я услышала - подъехал автомобиль. Сердце мое замерло, потом заколотилось, но я не хотела верить тому, что оно говорило мне. Я уже чувствовала себя свободной от всего, я была готова вернуться в мир и снова стать его частью.

Самое трудное уже минуло, оставив по себе светлую печаль.

Но сердце не обмануло меня. Не поднимая глаз от рукописи, я ощутила присутствие, услышала его шаги.

- Пилар, - произнес он, садясь рядом.

Я не отозвалась. Продолжала писать, но мысли уже разбредались, и собрать их мне было не под силу. Сердце билось, трепыхалось так, словно хотело выскочить из груди, кинуться ему навстречу. Но я не пускала.

Он сидел, глядя на реку, а я без остановки водила пером по бумаге. Так прошло все утро - никто из нас не произносил ни слова, - и я вспомнила безмолвие той ночи у колодца, когда мне внезапно открылось - я люблю его.

Руку свело от усталости, и я остановилась. Тогда он сказал:

- Когда я вышел из пещеры, было уже темно, и я потерял тебя из виду. Поехал в Сарагосу. Потом - в Сорию. Я исколесил бы весь мир, отыскивая тебя. Вернулся в монастырь Пьедра и тут встретил женщину. Она сказала мне, где ты. И добавила, что все эти дни ты меня ждала.

Слезы выступили у меня на глазах.

- Я останусь рядом с тобой, пока ты будешь сидеть здесь на берегу. А когда пойдешь спать - лягу у порога. А если уедешь в дальние края - последую за тобой.

Так будет до тех пор, пока ты не скажешь: «Уходи». Тогда я уйду. Но все равно буду любить тебя всю жизнь.

Я уже не могла скрывать слезы. Он тоже плакал.

- Хочу, чтобы ты знала... - начал он.

- Не говори ничего. Вот, прочти, - ответила я и протянула ему стопку исписанных листков.

Весь день до вечера я смотрела на реку. Женщина принесла нам бутерброды и вина, сказала что-то насчет погоды и снова оставила нас наедине. Не раз он прерывал чтение и в глубокой задумчивости устремлял невидящий взгляд к горизонту.

Мне захотелось пройтись по лесу, взглянуть на маленькие водопады, на склоны гор - каждый из них хранил свою легенду, каждый был исполнен тайного смысла. На заходе солнца я вернулась туда, где оставила его.

- Спасибо, - произнес он, протягивая мне рукопись. - И прости.

На берегу Рио-Пьедра села я и улыбнулась.

- Твоя любовь спасла меня и возвратила к моим мечтам, - продолжал он.

Я продолжала сидеть молча и неподвижно.

- Помнишь псалом 137-й? - спросил он.

Я покачала головой. Мне было страшно размыкать уста.

- При реках Вавилона...

- Да- да, конечно, помню, - сказала я, чувствуя, что мало-помалу возвращаюсь к жизни. - Там говорится об изгнании. О людях, повесивших свои арфы на ветви деревьев, ибо не могли играть то, чего просило сердце.

- Но потом, отплакав, со светлой печалью вспомнив землю своих снов, псалмопевец обещает себе самому:

Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя.

Прилипни язык мой к гортани моей,

Если я забуду тебя, Иерусалим.

Он снова улыбнулся:

- Я уже начинал забывать это. Ты заставила меня вспомнить.

- Как ты думаешь - вернется к тебе твой дар? - спросила я.

- Не знаю. Но Господь всегда давал мне вторую попытку. Он дает мне тебя. И ты поможешь мне вновь обрести мой путь.

- Наш путь, - поправила я.

- Да, наш.

Он взял меня за руки, помог подняться с земли.

- Собери свои вещи. Едем. Сами собой мечты явью не станут.

Январь 1994 г.