Мы существуем!

– Костя, – сказал я, перестав всхлипывать и обливаться слезами. – Это ты?

– Я! – сказал голос Кости Малинина сверху, голос был глухой и далёкий, словно он шёл с неба.

– Ты уже… т-ам?

– Где – т-а-м?..

– Ну где там, на т-о-м свете, что ли?

– На каком на т-о-м свете?.. Я на заборе, а не на том свете, чего это ты городишь?..

– Ну что ты меня, Малинин, обманываешь? Я же сам видел, как тебя съел стриж. А раз он тебя съел, то ты не можешь сидеть на заборе.

– Кого съел стриж? Меня?.. Он тебя съел, а не меня, я своими глазами видел.

– А я тебе говорю, он тебя съел!

– Как же он меня съел, если я живой и невредимый сижу на заборе? Открой глаза и убедишься!

– «Открой»! А если я боюсь?

– Чего ты боишься?

– Я глаза открою, а ты не существуешь, – сказал я и снова пролил целых два ручья слез.

– Хорошо, – сказал сверху голос Кости Малинина, – сейчас ты убедишься, существую я или не существую.

Вверху что-то завозилось, зашебаршило и затем прыгнуло мне на плечи.

Я свалился на землю и открыл глаза. Костя Малинин был жив, никаких сомнений и быть не могло. Он сидел на мне верхом, тузил меня кулаками и приговаривал:

– Ну как, существую я или не существую? Существую или не существую?

– Существуешь! – заорал я, и мы вместе с Костей покатились по траве, устланной жёлтыми листьями. – Костя Малинин из семейства Малининых существует!!! Уррра!!! Уррра!!!

– Значит, с-у-щ-е-с-т-в-у-е-м?

– С-у-щ-е-с-т-в-у-е-м, значит!

– А как мы с тобой существуем?

– Как люди!

– Как ч-е-л-о-в-е-к-и!

– Урра!!! – крикнули мы на радостях в один голос и снова бросились обнимать друг друга.

– Постой! Постой! – сказал я Косте. – Дай-ка я на тебя посмотрю…

– Да что ты, Юрка! – засмеялся Костя. – Что ты меня раньше не видел, что ли?..

– Не видел! – сказал я. – Раньше я тебя не видел и ты меня тоже по-настоящему не видел… А главное, что я раньше сам себя не видел и ты сам себя не видел…

И мы стали молча смотреть друг на друга. Костя смотрел на меня, а я смотрел на Костю и не просто смотрел, а рассматривал всего, с ног до головы, рассматривал как какое-то потрясающее чудо природы. Некоторое время я, например, тараща глаза, разглядывал Костины руки, покрытые боевыми ссадинами и царапинами. Раньше я, конечно, ни за что бы не обратил внимания ни на свои, ни на чужие руки. Руки и руки… А сейчас я не мог оторвать от них глаз. Вот это да! Это вам не какая-нибудь муравьиная лапка или воробьиное крылышко! Вы тоже никогда не обращали внимания на свои руки? Нет, из ребят, может быть, кто и обращал внимание, а девчонки определённо не обращали, потому что они обычно обращают внимание только на своё лицо.

А голова!.. Я на свою голову тоже раньше не обращал особенного внимания. Голова и голова… Есть на плечах, и ладно! Нахлобучишь кепку – и хорошо! Пофантазируешь – и довольно! А теперь, теперь… После всего-всего, что я пережил, уж я-то точно знал, что если руки человека это чудо, то уж го-ло-ва это самое расчудесное чудо из всех расчудесных чудес. Даже голова Веньки Смирнова это тоже чудо. Только он ещё не знает об этом, а во-вторых, не умеет этим чудом пользоваться. А таких, как Венька, на земном шаре может, наверное, много человек набраться. И в Америке есть свой Венька Смирнов, и во Франции, и в Англии… И везде есть такие ребята, которые ни о чём не думают, и такие, которые думают совсем не о том, о чём надо думать, – такие тоже есть. Например, я и Костя Малинин! Но теперь-то я точно знаю, отчего это все происходит: оттого, что не все ребята знают о том, как это замечательно интересно – думать вообще и особенно думать о том, о чём нужно думать. Думать и соображать! И опять же не как-нибудь, так, инстинктивно, как говорится, по-муравьиному, а по-настоящему думать – по-че-ло-ве-че-ски!!!

Не знаю, сколько бы ещё времени просидели мы с Костей вот так на траве, думая об одном и том же…

Мне Костя, конечно, не говорил, но я готов был дать голову на отсечение, я чувствовал, я слышал, честное слово, слышал, что Костя Малинин думает слово в слово о том же, о чём думаю я, но только в самый разгар наших размышлений с дерева на спину мне прыгнуло что-то пушистое и так вцепилось сквозь рубашку в искусанное муравьями, исклёванное воробьями тело, что я чуть не заорал.

– Муська! – закричал обрадованно Костя Малинин.

Конечно, это была она – наша Муська, та самая Муська, которая два раза хотела меня съесть, когда я ещё был воробьём.

– Ага, Муська! – закричал я, отдирая Муську от своей спины. – Вот я сейчас с тобой за ВСЕ и рассчитаюсь! Муська! – Я хотел схватить её за ухо, но мне помешал это сделать Костя Малинин.

– Ладно, Баранкин! – сказал Костя. – Прости её на радостях, раз уж всё кончилось хорошо!..

И здесь Костя, видно, так снова обрадовался, что всё кончилось так хорошо и даже замечательно, что бросился на меня и стал обнимать изо всех сил. Потом я от радости обнял скамейку, ту самую скамейку, на которой мы сидели ещё т-о-г-д-а, потом я обнял забор, который стоял возле берёзы, а потом мы вместе с Костей обняли берёзу, ту самую берёзу, под которой стояла та самая скамейка, на которой мне первый раз в жизни пришла в голову мысль, что я видите ли, устал быть человеком…

– Я их по всем дворам разыскиваю, а они с деревьями обнимаются! – крикнул Мишка Яковлев с велосипеда, влетая с Аликом неожиданно на своей машине во двор.

Потом за ними показались Зинка Фокина, Эра Кузякина и все остальные.

– Мишка! – крикнули мы с Костей в один голос, набрасываясь на Яковлева с двух сторон и заключая его в свои объятья.

От неожиданности Мишка выпустил руль, и мы свалились на землю. Я и Костя продолжали обнимать и целовать Мишку Яковлева и Алика Новикова.

– Да вы что, ребята? Вы с ума сошли? Мы же вчера только виделись! Ребята! Да что это вы, как девчонки, прямо! – отбивались от нас и Алик и Мишка.

– Алик и Мишка! – сказал Костя Малинин со слезами на глазах, чмокая Яковлева в ухо. – А что здесь без вас было!..

– Что было? Где было? – насторожился Алик.

– Что б-ы-л-о, т-о п-р-о-ш-л-о, – сказал я и так при этом посмотрел на Костю Малинина, что тот прикусил язык.

В это время нас окружили девчонки из нашего класса.

– Их по всему городу ищут, – сказала Эра Кузякина, – а они на траве валяются!..

– Баранкин! – сказала Зина Фокина. – Вы намерены в конце концов заниматься или нет?

– Зиночка! – сказал я. – Зиночка! – повторил я. – Если бы ты знала, Зиночка, к-а-к мы с Костей намерены з-а-н-и-м-а-т-ь-с-я!

– И заниматься и работать! – сказал Костя и взял из рук Эры Кузякиной лопату. А я взял лопату у Зины Фокиной.

– Баранкин! – сказала Эра. – А почему у вас с Костей вид какой-то ненормальный? И поведение тоже… – добавила она.

– Потому что потому!.. – закричал я.

– Ну, пошли, – сказал Мишка, – а то и так сколько времени зря потеряли!..

– Минуточку! – сказал я. – Ребята!.. Я должен вам всем сказать, что ЧЕЛОВЕК – ЭТО ЗВУЧИТ!

– Баранкин! – сказала Эра. – Ты говоришь не правильно! Нужно говорить: «Человек – это звучит гордо!»

– Ладно, Эра! – сказал я. – Мы теперь получше твоего знаем, как звучит че-ло-век! Верно, Малинин?

– Верно, Баранкин!

Мы с Костей обняли Мишку с двух сторон и побежали по лестнице вверх.

На площадке я совершенно неожиданно столкнулся носом к носу с Венькой Смирновым. Помните его? Он ещё стрелял в нас с Костей из рогатки, когда мы были воробьями. А когда были бабочками, то он нам хотел крылья оборвать!.. А когда были муравьями, то он муравейник наш разрушил!..

– Приветик! – сказал Венька, щурясь прыгая сразу через две ступеньки вниз.

Я успел схватить его за рубаху и остановить. – Ты чего? – спросил Венька. – Вот чего! – сказал я, притягивая Веньку к себе и давая ему подзатыльник.

– За что? – спросил, щурясь, Венька.

– Не будешь в другой раз стрелять в меня из рогатки!

– Когда я стрелял в тебя из рогатки? – Когда я сидел вон на той ветке! – Я показал рукой в окно на тот самый тополь, с которого меня и Костю чуть-чуть не сбил Венька из своей катапульты.

– Когда ты сидел на той ветке? Что ты городишь, Баранкин, какую-то чепуху?..

– Чеп-чеп-чепуху, говоришь? А двух воробьёв на тополе помнишь?

Венька сощурился, соображая, как лучше ответить на мой вопрос.

– А это тебе за бабочек! Чтобы ты нам, то есть им, в следующий раз крылья не обрывал!.. А это тебе за муравьёв, чтоб лопатой в муравейник не тыкал…

Я дал Веньке ещё два раза по шее, выхватил из его кармана рогатку с оптическим прицелом, сломал её и бросился догонять Мишку с Костей.

– Баранкин! – донёсся до меня снизу Венькин голос.

– Что тебе?

– А я так ничего и не понял все равно!

– Станешь ч-е-л-о-в-е-к-о-м, тогда в-с-е п-о-й-м-е-ш-ь! – крикнул я, перегнувшись через перила.