Семинар 1

Предисловие

В течение многих лет каждый третий вторник кафедра философии гуманитарных факультетов Самарского государственного университета проводит постоянно действующий теоретический семинар. Семинар посвящен проблемам широко понятой философии культуры и включает как обсуждение докладов членов семинара, излагающих результаты их научной работы, так и обсуждение значимых для современной философии и для дидактической работы в области философии произведений современных философов. В работе семинара принимают участие преподаватели, аспиранты, студенты кафедры, преподаватели и аспиранты кафедр философии вузов городов Самары, Тольятти, Кинеля. В разное время на семинаре выступали видные ученые Москвы, Санкт-Петербурга, других городов России.

Предлагаемая книга – результат семинарской работы над книгой Жиля Делеза " Различие и повторение", в которой получила систематическое изложение концепция философа. Это уже третье издание трудов самарского семинара такого типа (два предыдущих: Конев В.А. " Семинарские беседы по «Картезианским размышлениям» М.К. Мамардашвили", Самара 1976 г. и Конев В.А. " Критика способности быть (семинары по «Бытию и времени» Мартина Хайдеггера)", Самара, 2000 г.).

Каждое заседание семинара было посвящено анализу содержания одной из глав работы французского философа. В книгу включены только вступительные доклады к семинарам, все дискуссии, которые и составляли собственно семинарскую работу (а каждое заседание длилось не менее 2-3 часов), по техническим и литературным причинам не смогли найти отражение в этом издании, что, несомненно, значительно обедняет содержание предлагаемого читателю текста по сравнению с живым обсуждением трактата на занятиях семинара. Семинарская работа над трактатом французского философа преследовала, прежде всего, цель освоения участниками семинара, содержания одной из важнейших книг философии ХХ века и, во-вторых, попытку адаптации идей Делеза применительно к той проблематике, которая составляет предмет интереса семинара.

Участники семинара понимают всю ограниченность представляемых здесь результатов, однако, надеются, что проведенный ими опыт систематического анализа " Различия и повторения" будет полезен студентам, аспирантам и всем, кто обратится к изучению труда Жиля Делеза, философия которого, по словам М. Фуко, возможно, когда-нибудь даст имя нынешнему, т.е. ХХ, веку.

Книга издана в рамках Проекта Поддержки кафедр Мегапроекта «Высшее образование в России», реализуемого Институтом «Открытое Общество» (Фонд Сороса).

Научный руководитель семинара

Профессор, доктор философских наук,

Заслуженный деятель науки РФ,

Заведующий кафедрой философии

гуманитарных факультетов СамГУ

В.А. Конев

Семинар 1

Вторник 16 ноября 1999 г. 16 часов

Проф. Конев В.А. (Самарский университет)

Коллеги!

Сегодня мы начинаем цикл занятий, посвященных книге Жиля Делеза " Различие повторение". Жиль Делез (1925 -1995) – один из виднейших представителей современной французской философии, чье творчество оказывает существенное влияние на формирование стиля современного мышления, на укрепление и развитие той новой рациональности, о которой мы говорили в связи с анализом книг М.К. Мамардашвили и концепции М. Хайдеггера[1].

В начале несколько слов о концепции философии Делеза. Определяя предназначение философии, Жиль Делез и Феликс Гваттари в своей совместной книге " Что такое философия? " (1991) утверждают, что задача философии состоит в творении концептов для выражения подвижности и силового многообразия жизни, точнее, состояния хаоса, где совпадают исчезновение и возникновение и где сливаются бесконечные скорости с неподвижностью[2]. В своих работах " Ницше и философия" (1962), " Бергсонизм" (1966), " Спиноза и проблема выражения" (1968) Делез показывает, что субъекту противостоит некое " поле неопределенностей", в котором доиндивидуальные и имперсональные сингулярности (события) вступают в отношения дифференциации и повторения. Овладение этим полем достигается, когда субъект надстраивает над ним уровень языка, в котором каждое предшествующее событие подвергается ограничению через выражение. Для Делеза, включающегося в традицию, идущую от Ницше, становится важным разработка принципов осмысления всегда разнообразных жизненных проявлений.

Вероятно, самыми знаменитыми книгами Делеза, созданным им совместно с Гваттари, стали " Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения" (1972) и " Тысяча поверхностей. Капитализм и шизофрения. II" (1980). Здесь авторы противопоставляют психоанализу, ориентированному на выявление основ человеческого поведения, представленных знаменитым комплексом Эдипа, метод шизоанализа, ориентированный на анализ желаний, " бессознательных социальных инвестиций" как основы поведения человека, рожденного капитализмом (книги Делеза и Гваттари были прямым откликом на майские события 1968 года в Париже). Человек, тотально отвергающий капитализм, который для Делеза, как и для многих интеллектуалов первой трети ХХ века, олицетворял общество отчуждения, живет по законам " желающего производства". " Машина желаний" разрывает связи и сцепления социального и индивидуального бытия и ведет к появлению личности, способной не бояться своих желаний и утверждать жизнь не в ее типичных, а в ее конкретных проявлениях. Я думаю, если попытаться одной фразой охватить интенцию философии Делеза, то можно сказать, что его интересует " мир", рождающийся из небытия (из хаоса).

А теперь приступим к тексту " Различия и повторения", который увидел свет в 1968 году. Как видит Делез значение обсуждаемой проблемы, которую он намерен сделать предметом своего анализа? В Предисловии он пишет, что выбранный сюжет (различие и повторение) " явно присутствует в воздухе нашего времени" [3]. " Наше время" – это 60-е годы. В чем видит Делез присутствие данного сюжета? Во-первых, естественно, французский философ указывает на онтологическое различие между сущим и бытием, к которому обращается Хайдеггер. Во-вторых, о значении различия свидетельствует интерес господствующего в 60-е годы в гуманистике направления – структурализма – к распределению различных признаков в пространстве сосуществования, к оппозициям, к полюсам противопоставления. В-третьих, об этом свидетельствует, отмечает философ, искусство современного романа, т.е. " нового романа", романа Алена Робб-Грийе, Мишеля Бютора, Натали Саррот. В этом романе, как указывает Делез, различие и повторение обнаруживают себя " в результативных техниках". Действительно, если вспомнить искусство " нового романа", то видно стремление его авторов к детальному описанию предметного мира как такового вне отнесения его к каким-либо метафизическим экзистенциалам. Романиста интересует сама вещь. " На место мира «значений» (психических, социальных, функциональных), - пишет А. Робб-Грийе, - следовало бы попытаться поставить мир более основательный, непосредственно данный. Пусть предметы и поступки утверждают себя прежде всего в своем присутствии, и пусть сам факт их присутствия затем продолжает преобладать над любым их теоретическим объяснением, которое попыталось бы заключить их в некую систему координат – социологическую, фрейдистскую, метафизическую – взятую или из сферы чувств или из любой иной сферы" [4]. В своем романе " В лабиринте" (1961) Робб-Грийе, реализуя эту концепцию, подробно и детально описывает мир заснеженного города, по которому ходит " герой" романа, ибо подлинным героем и подлинными персонажами романа оказываются сам город, его улицы, переулки, дома, строения, сугробы снега и т.п. Различие вещного мира – вот предмет " нового романа", который разрабатывает для его воспроизведения новые литературные техники.

Все эти признаки пристального внимания к различию и повторению, по мысли философа, являются результатом антигегельянства, ибо различие и повторение во всех случаях ставится на место тождества и противоречия. Тождество – это отнесение сущего к сущности, а повторение – это не отнесение к сущности, а что-то иное. У Гегеля различие ведет к противоречию, к отрицанию, а для Делеза " различие не включает отрицания" (С.9). Идея тождества у Гегеля и в классической философии ведет к представлению (классическая рациональность), современная мысль порождается крушением представления (новая рациональность). Замечу, что Хайдеггер в лекции 1957 года " Тождество и различие" также показывает, что тождество надо понимать не как черту бытия (а так трактовала тождество классика – и античная, и нового времени), а как собственность события, т.е. того, что свершается и что может повторяться. " Учение метафизики, - говорил Хайдеггер, - представляет тождество как основную черту в бытии. Теперь же становится ясно: бытие вместе с мышлением принадлежат к некому тождеству, существо которого коренится в том дающем сопринадлежность, которое мы именуем событием. Существо тождества есть собственность события" [5]. В этом случае тождество уже не проявление отношения сущего к сущности, а то, что характеризует событие и позволяет ему повториться как этому событию.

Отметив проявления интереса современной мысли к игре различий и повторений, Делез формулирует цель своего исследования: " Мы хотим осмыслить различие само по себе и отношение различного с различным независимо от форм представления, сводящих их к одинаковому, пропускающих через отрицание" (С.9), исследовать повторение не как голое одинаковое, а как скрытое повторение, саму силу повторения (С.10). То есть в книге Делеза мы видим классическую философскую проблему: где основание устойчивости и порядка в мире. Философия от Парменида искала это основание в бытии как бытии, в общности, в сущности – бытие всегда одно, мысль (представление) и бытие тождественны. Для Делеза эта проблема встает как проблема повторения, ибо без ее решения нет понимания порядка, нет организованной жизни. Но это не проблема неизменного бытия, сущности, а именно проблема повторения, которое имеет какие-то свои основания. Поэтому Делез продолжает линию неклассической философии, поиск новой рациональности как новых форм постижения (понимания) порядка. И хотя сам Делез не использует термин " новая рациональность", он понимает, что он ищет новый философский язык. И с этим связана логика и содержание " Введения. Повторение и различие", о котором сегодня идет речь.

Что обсуждает здесь Делез?

Обсуждается вопрос – как можно понять, что такое повторение. С этой целью он пытается выяснить, как соотносятся повторение и обобщение (общность). А последнее находит свое проявление в законах природы – и Делез обсуждает, связан ли закон природы с повторением; оно также проявляется в нравственных законах – и Делез обсуждает связан ли нравственный закон с повторением; наконец, общее выражается в понятии – и Делез обсуждает, выявляет ли понятие основание повторения. Во всех этих случаях французский философ показывает, что повторение не может быть отождествлено ни с законом природы, ни с моральным законом, ни с понятием, и дает свое определение повторения. Повторение – это непонятийное (неконцептуальное) различие, сущность которого и нуждается в прояснении.

А теперь постараемся подробнее проследить движение мысли Делеза во " Введении".

Первый шаг. Делез описывает феномен повторения, как он открывается на уровне наших обыденных представлений. Повторение связано с общностью, это очевидно. Но Делез сразу заявляет, что повторение не есть общность (С.13). Почему? Потому что общность есть там, где может осуществиться замена, повторение же есть там, где как раз не может быть замены. Например, отображение в зеркале это повторение оригинала, но отражение не может заменить оригинал, эхо (отзвук) – повторение звука, они не могут поменяться местами и т.п. Общность выражается в равенстве, а повторение – в невозможности уравнивания. " Если обмен критерий общности, то кража или дар – критерий повторения", - афористически формулирует Делез (С.13). И дальше: " Повторять – значит вести себя по отношению к единичному или особенному, [которое лишено][6] подобного или равноценного" (Там же). В этом первом феноменологическом описании повторения сразу обнаруживается двойственность повторения: повторение = действие или повторение = нечто. Но здесь эта двойственность не проясняется, она станет осмыслена в конце " Введения".

Дальше идет рассмотрение отношения повторения и различных форм проявлений общности.

1. Повторение и законы природы.

Можно ли закон рассматривать как основу повторения тех " субъектов", которые ему подчинены? Делез отвечает отрицательно. Закон определяет лишь подобие подчиненных ему субъектов, их соответствие его формулировкам. Согласно закону люди и вещи не повторяются, а наоборот выявляют свои изменения по сравнению с константами закона. Например, закон Архимеда показывает, что, увы, объем моего тела меняется, а не повторяется. " Если повторение возможно, оно вытекает скорее из чуда, чем закона. Оно противозаконно... Если повторение можно найти даже в природе, то во имя противозаконно самоутверждающейся силы, работающей под законами, быть может, превосходящей их" (С.15. Все курсивы в цитатах, кроме специально оговоренных случаев, принадлежат мне – В.К.). Не случайно в средневековой философии существовало представление о перманентности творения, ибо должна быть сила, отвечающее за постоянное повторение явлений мира. Повторение требует силы, оно по своей сути " отсылает к особой силе, сущностно отличной от общности" (С.16).

2. Повторение и моральный закон.

Моралисты, отмечает Делез, считают, что нравственный закон является основой повторения: " Человек долга придумал «испытание» повторением, он определил то, что может быть повторено с правовой точки зрения" (С.16). В этом случае субъект выступает законодателем повторений, он становится выше природного закона. Делез возражает этому следующим образом: сознание может себя помыслить лишь выдвинув нравственный закон, который безразличен природному закону (человек может стать выше требований инстинктов). Но реализуется нравственный закон только " при восстановлении образа и образца закона природы" (С.17), поэтому нравственный закон также не дает подлинного повторения, а только, как и природный закон, общность, а именно общность привычки. Если повторение здесь возможно, считает Делез, то оно тоже возможно не благодаря, а вопреки нравственному закону, т.е. тогда, когда он нарушается. Делез указывает на две формы его нарушения, которые ведут к повторению: одна выступает как опротестование закона, отбрасывание его порядка – это иронический способ нарушения закона (новый нравственный законодатель повторяет сам акт утверждения закона), вторая – как его " абсолютное" соблюдение, что связано с юмористическим отношением к закону (забастовки, в которых соблюдаются все правила), и тогда здесь повторение выступает как демонстрация самого закона. И в том, и в другом случае нужна особая сила для отбрасывания закона.

В этой связи Делез обсуждает взгляды Кьеркегора и Ницше на повторение, считая, что оно играет особую роль в их концепциях. Центральной темой философии Кьеркегора и Ницше, считает Делез, выступает тема движения. Именно эта тема выводит их на повторение, несмотря на все различие их концепций. Каждый из них по-своему понимает силу, определяющую повторение. Кьеркегор видит ее в вере, Ницше – в воле. Беспредельная сила веры открывает человеку, что Бог Абсолютен и он может повторить все, несмотря на самые невероятные обстоятельства. Сила Абсолюта – в абсолютной возможности повторения. Воля – это вечное возвращение к жизни, это не возвращение к лучшей или жизни, похожей на прежнюю, а это вечное возвращение самой жизни, ее повторение. Делез показывает, что идея движения и повторения заставила Кьеркегора и Ницше искать и создавать новый философский язык, новый способ мышления.

3. Повторение и понятие.

Обычное представление о понятии прямо связывает понятие с повторением: понятие фиксирует повторяющееся в вещах и понятие позволяет различать вещи, поэтому различие всегда понятийно и в то же время понятие постигает подобие вещей. Открывается ли понятием повторение? Делез считает, что это зависит от того, как " понятие учреждено" (С.28), каким образом оно выстраивает тождество вещей, как оно объединяет их в " блоки" [7]. Если понятие возникает благодаря чисто логической операции определения (" логическая блокировка", искусственное создание понятия), то оно определяет только общность, указывает на " формальное тождество" и не больше. Но понятия могут возникать и естественным путем (" естественная блокировка"), когда некие объекты " блокируются" в понятие и возникает " реальное тождество" на основе повторения (см. Там же). Делез выделяет три типа понятий, формирующих свой объем благодаря " естественной блокировке": номинальные понятия, понятия природы, понятия свободы.

В первом случае повторение происходит потому, что номинальное понятие, имеющее конечное содержание и бесконечный объем, при своей реализации всегда ограничивает свой объем, и тогда обнаруживаются повторяющиеся объекты, попадающие в него (например, собственное имя имеет бесконечный объем, но каждый раз при его реализации оно связано только с одним объектом, тогда все объекты, носящие это имя, повторяются относительно его).

Во втором случае повторение обнаруживает себя потому, что понятия природы относятся к природным явлениям, которые сами отчуждены от понятий, а потому способны изменяться и повторяться независимо от того, что зафиксировано о них в понятиях (они не помнят понятия – отмечает Делез). Поэтому понятия природы оказываются понятиями с неопределенным содержанием, которые способны развивать свое содержание, в то же время вбирая неопределенное множество объектов (С.27). Но тогда, говорит Делез, мы должны признать существование непонятийных различий между объектами. " Повторение предстает, таким образом, как непонятийное различие, не поддающееся бесконечно длящемуся понятийному различению. Оно выражает силу, свойственную сущему, интуитивное упорство сущего, сопротивляющегося любой понятийной спецификации" (С.28).

В третьем случае повторение заявляет о себе через вытеснение. Понятия свободы, как их называет Делез, т.е. понятия, обозначающие явления реальности человеческого мира, обладают памятью, они сохраняют свое содержание, но не обладают самосознанием, не знают, не фиксируют в своем содержании его происхождение, его истоки. Тогда, когда понятие свободы реализует свое содержание, то это содержание оказывается лишь сыгранным, повторенным, инсценированным, но не познанным. " Повторение выступает здесь как бессознательное свободного понятия, знания или воспоминания, бессознательное представления", - пишет Делез (С.29). Повторение оказывается результатом процесса вытеснения, на которое указал Фрейд и которое превращает само повторение в настоящее " принуждение", " вынужденность" (С.29). Вытеснение как третий вид естественной " блокировки понятия" группирует в одно понятие разные явления жизни (например, шляпа, зонт, трость и т.п. становятся, по Фрейду, символом мужского полового члена, и через появление этих различных символов повторяется вытесненное желание).

Таким образом, понятия позволяют выделить повторение, но не понять его. Обращение к тождественности, к одинаковости, которые закрепляются в понятии, дает возможность показать, что повторение касается таких явлений (предметов, элементов, вещей, процессов и т.п.), которые обозначаются одним понятием, но в то же время различаются между собой. " Повторение, следовательно, предстает в этом случае различием, но совершенно непонятийным, и в этом случае безразличным различием " (С.30). То есть повторение связано с понятием, оно улавливается через понятие, но не определяется им. " Таков недостаток, - указывает Делез, - любого аргумента, основанного на форме тождественности понятия: эти аргументы дают нам лишь номинальное определение и отрицательное объяснение повторения" (С.30). Нужно найти ту сверхпонятийную силу, которая способна объяснить повторение. Дальше Делез пытается указать, что это за сила, которая порождает повторение и о которой в тексте уже не раз упоминалась.

Здесь Делез снова обращается к Фрейду и пишет, что Фрейд не объясняет повторение только амнезией, т.е. негативно. Вытеснение вызвано положительной силой – принципом удовольствия и принципом реальности. Но существенный поворот во фрейдизме, считает Делез, осуществляет работа Фрейда " По ту сторону принципа удовольствия", где раскрывается роль инстинкта смерти. Открытие инстинкта смерти, по Делезу, есть " результат непосредственного рассмотрения феноменов повторения" (С.31). " Странным образом, - пишет Делез, - инстинкт смерти обретает значение как позитивный порождающий принцип повторения, здесь – его сфера и его смысл. Он играет роль трансцендентального принципа... " (Там же).

В понимании роли инстинкта смерти как трансцендентального принципа, утверждающего повторение, Делез, на мой взгляд, подходит к пониманию онтологических оснований повторения. Инстинкт смерти – экзистенциальное чувство, порождающее определенную форму работы сознания (его трансцендентальный принцип): способность видеть конечность всякого бытия, ограниченность бытия небытием. Поэтому повторение вырастает из небытия, ибо небытие требует преодоления себя бытием, и повторение есть этот постоянный выход бытия из небытия. Жак Лакан в своем докладе 1953 года " Функция и поле речи и языка в психоанализе" также отмечает связь работы " По ту сторону принципа удовольствия" с повторением и смертью. Позволю себе привести одну длинную, но весьма показательную цитату из названной речи. " Как автоматизм повторения... имеет в виду историзирующую темпоральность опыта переноса, - говорит Лакан, - так инстинкт смерти выражает, в сущности, предел исторической функции субъекта. Пределом этим является смерть – не как случайный срок индивидуальной жизни, и не как эмпирическая уверенность субъекта, а, согласно формуле Хайдеггера, как «абсолютно собственная, безусловная, неизбывная, достоверная и как таковая, неопределенная возможность субъекта», где субъект понимается как обусловленный своей историчностью. Во всем, что есть в этой истории законченного, предел этот действительно каждый момент присутствует и представляет он прошлое в его реальной форме. Речь идет, таким образом, не о физическом прошлом, существование которого упразднено, не об эпическом прошлом в том идеальном виде, в каком оно слагается в работе памяти, не об историческом прошлом, в котором человек обретает поручителя за свое будущее, а о прошлом, которое в обращенной форме обнаруживает себя в повторении " [8].

Раскрывая сущность повторения на примере отношения вытеснения и маскировок, что постоянно анализирует психоанализ, Делез показывает, что повторение и есть маскировки. Маскировки и варианты, маски и травести не приходят " сверху" взамен вытесненных желаний, как представлял первоначальный фрейдизм, а напротив, являются, считает Делез, внутренними генетическими моментами самого повторения, его неотъемлемыми составными частыми (С.31). Маска не повторяет что-то до нее существующее, какие-то " реальные события детства", это не " голое повторение" (повторение Одинакового), маска скрывает лишь другие маски. " Нет первого слова, которое повторяют" (С.32). Делез утверждает, что нет повторения, абстрагированного от самой маскировки или выведенного из нее, повторение маскирует и маскируется. Поэтому Делез переворачивает отношение вытеснения и повторения. " Я не повторяю, потому что вытесняю. Я вытесняю, потому что повторяю, я забываю, потому что повторяю" (С.33). Это положение Делеза, во-первых, имеет существенное значение для иной трактовки одного из классических тезисов фрейдизма – не вытеснение объясняет повторение, а наоборот, я вытесняю то, что мешает мне повторять. Повторение приносит удовольствие – " я могу проживать некоторые вещи или опыт лишь в плане повторения" (С.33) – а нечто мешает этому, поэтому я вытесняю это нечто. Делез пишет: " Эрос и Танатос различаются тем, что Эрос должен быть повторен, может быть прожит лишь в повторении, а Танатос (как трансцендентальный принцип) – то, что дает Эросу повторение, подчиняет Эрос повторению" (Там же). Это дает возможность продвинуться в понимании некоторых неясных для классического фрейдизма проблем истоков вытеснения, отмечает Делез. Но мы не будем на этом останавливаться, так как проблемы психоанализа – не наш предмет. Главное, во-вторых. Это положение раскрывает один из самых существенных моментов повторения – повторение не есть воспроизведение, повторяемое не может быть воспроизведено, но всегда должно быть означено. Поэтому " повторение символично по своей сути: символ, симулякр – буква самого повторения" (С.32). Символ как символ существует только через повторение каких-то действий, если их нет, он перестает существовать как символ. Симулякр – знак, который не имеет денотата, псевдовещь, выдающая отсутствие за присутствие – имеет свой смыл и существование также только через повторяющиеся действия (например, знак дорожного движения или какой-то фетиш). Таким образом, Делез выделяет две характеристики повторения – повторение есть непонятийное различие и повторение есть совпадение повторяющегося и повторяемого.

И далее Делез описывает повторение позитивно. Эмпирическим материалом для анализа повторения выступают для него различные виды симметрии (начинает он с рассмотрения орнамента), ритм, рифма, жесты, т.е. то, что прямо и непосредственно предъявляет повторение. Рассматривая эти проявления повторения, Делез выделяет два типа повторения: одно повторение – это повторение какого-то эффекта (фрагмента орнамента, звуков и т.д.), а другое – повторение движущей причины, то, что порождает внешний эффект. Первый тип повторения – тип статического повторения, второй – динамического (С.35). Одно повторение отсылает к одному и тому же понятию (этот рисунок, этот звук и т.п.), оставляя лишь чисто внешнее различие между этими повторяющимися элементами, другое " является повторением внутреннего различия, включенного в каждый из его моментов и передаваемого от одной примечательной точки к другой" (С.36). Второй тип повторения не представляет повторение каких-либо фигур, а является Идеей создания соответствующего пространства повторения. Повторение материальное (повторение Одинакового) появляется лишь там, где другое повторение в него рядится, образует его и само образуется в этом переодевании, - пишет Делез (С.37). Второй тип повторения, по Делезу, открывает субъекта, повторяющегося в тождественных элементах, поэтому, считает философ, нужно мыслить повторение личностно, нужно найти самость повторения, особенность повторяющегося (С.39).

В любом типе повторения последнее есть неконцептуальное различие. Но в первом случае это различие между объектами, представленными одним понятием, при их безразличии к пространству и времени, а во втором – это различие, внутренне присуще Идее, то есть то, что делает Идею этой Идеей и что создает динамическое пространство и время соответствующее Идее. Здесь важно то, что Идея повторения, Дух повторения создают само пространство повторения, т.е. поле, где может быть нечто тождественное. И далее Делез выстраивает оппозиционные характеристики двух типов повторений:

Итак, повторение выступает в двух видах, но они не существуют самостоятельно. Динамическое повторение не предшествует повторению Одинакового, но, совершаясь, оно создает неприкрытое повторение, в которое и " заворачивается" (С.40). Оно дух и буква любого повторения. " Именно оно составляет сущность неконцептуального различия, различия неопосредованного, в чем и состоит всякое повторение" (С.41).

Теперь, считает Делез, необходимо выяснить, в чем состоит смысл различия, ибо пока различие включается в понятие, как мыслила различие вся философия от Аристотеля до Гегеля, отсутствует особая Идея различия. Также необходимо выяснить, считает Делез, какова сущность повторения, не сводимая к неконцептуальному различию.

Оценивая выдвигаемый французским философом сюжет повторения и различия, следует сказать, что это, действительно, сюжет, который носится в воздухе нашего времени. Индивидуальность врывается в нашу жизнь: каждый человек стремится культивировать ее в себе, даже тогда, когда этот культ становится модой, каждый старается обустроить свою жизнь по-своему, даже тогда, когда она выстраивается из стандартных вещей. Повторение и различие, стандарт и непохожесть, principium individuationis – их осмысление требует нового теоретического языка. Посмотрим, как его представляет Делез.

Спасибо за внимание!