Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Глава lvi
Многие довольны, а Бойцовый Петух возмущен У Мичмана было очень оживленно. Наконец-то явились мистер Тутс иСьюзен. Сьюзен бросилась, как одержимая, наверх, а мистер Тутс с Петухомпрошли в гостиную. - Ох, моя милая, дорогая, ненаглядная мисс Флой! - вскричала Нипер, врываясь в комнату Флоренс. - Кто бы мог подумать, что дело дойдет до этого, и я найду вас здесь, мою голубку, и нет рядом никого, кто бы вам услуживал, и нет у вас дома, который вы могли бы назвать родным, но больше я никогда неуйду от вас, мисс Флой! Я, быть может, и не обрастаю мхом, но я и не камень, который катится *, и сердце у меня не каменное, иначе оно бы не разрывалосьтак, как разрывается сейчас, ах, боже мой, боже мой! Произнеся эту речь без малейших намеков на знаки препинания, мисс Ниперопустилась на колени перед своей хозяйкой и крепко обняла ее. - Дорогая моя! - продолжала Сьюзен. - Я знаю все, что случилось, всезнаю, моя милочка, и я задыхаюсь, дайте мне воздуху! - Сьюзен, милая, добрая Сьюзен! - сказала Флоренс. - Господь с ней! Да ведь я ходила за ней еще девчонкой, когда она быласовсем маленькой! И неужели она взаправду выходит замуж? - вскричала Сьюзенс грустью и восторгом, с гордостью и печалью и бог весть еще с какимипротиворечивыми чувствами. - Кто вам это сказал? - спросила Флоренс. - Ах, боже мой! Этот блаженный Тутс! - истерически ответила Сьюзен. - Язнала, что он не ошибается, дорогая моя, очень уж близко к сердцу он этопринял. Этот Тутс - самый преданный и самый невинный младенец! Неужели жемоя милочка, - продолжала Сьюзен, снова крепко обняв ее и залившись слезами, - взаправду выходит замуж? Сострадание, радость, нежность, сожаление - все эти чувства, с какимиНипер беспрестанно упоминала об этом событии и при каждом упоминанииподнимала голову, чтобы заглянуть в юное лицо и поцеловать его, а затемснова опускала голову на плечо своей хозяйки, лаская ее и плача, - казалисьв высшей степени женственными и очаровательными. - Полно, полно! - успокоительным тоном сказала, наконец, Флоренс. - Ну, вот вы и пришли в себя, дорогая Сьюзен. Мисс Нипер, смеясь и плача, сидела на полу, у ног своей хозяйки, однойрукой прижимала к глазам носовой платок, а другой гладила Диогена, лизавшегоей лицо. Она призналась, что начинает успокаиваться, и в доказательствоэтого снова засмеялась и всплакнула. - Я... я... я никогда не видала такого создания, как этот Тутс, -сказала Сьюзен, - отроду не видывала! - Он такой добрый, - заметила Флоренс. - И такой потешный! - всхлипнула Сьюзен. - Как он разговаривал со мной, когда мы ехали в карете, а этот презренный Петух сидел на козлах! - О чем, Сьюзен? - робко спросила Флоренс. - О лейтенанте Уолтерсе, и капитане Джилсе, и о вас, дорогая мисс Флой, и о безмолвной могиле, - сказала Сьюзен. - О безмолвной могиле? - повторила Флоренс. - Он говорит, - тут Сьюзен разразилась истерическим смехом, - онговорит, что теперь сойдет в нее немедленно и с удовольствием, но небеспокойтесь, дорогая моя мисс Флой, он не сойдет, потому что слишкомбольшое для него счастье видеть других людей счастливыми, он, может быть, ине Соломон, - своей обычной скороговоркой продолжала Нипер, - да я и неговорю, что он - Соломон, но одно я должна сказать: более бескорыстногочеловека свет еще не видывал! После этого энергического заявления мисс Нипер, все еще пребывая ввозбужденном состоянии, неудержимо расхохоталась, а затем сообщила Флоренс, что он ждет внизу, хочет ее повидать, и это послужит щедрой наградой за всеего хлопоты во время последней экспедиции. Флоренс поручила Сьюзен попросить сюда мистера Тутса, чтобы она моглапоблагодарить его за доброе отношение, и через несколько секунд Сьюзен ввелав комнату этого молодого джентльмена, все еще весьма растрепанного иотчаянно заикающегося. - Мисс Домби, - сказал мистер Тутс, - получить разрешение вновь...ли...лицезреть... или нет, не лицезреть... я хорошенько не знаю, что я хотелсказать, но это не имеет никакого значения. - Мне так часто приходится вас благодарить, что у меня уже слов неосталось, и я не знаю, как поблагодарить вас сейчас, - отозвалась Флоренс, протягивая ему обе руки, и простодушная радость светилась на ее лице. - Мисс Домби, - зловещим голосом сказал мистер Тутс, - если бы вы, неизменяя своей ангельской природы, могли проклясть меня, вы бы меня повергли- разрешите так выразиться - в меньшее смущение, чем сейчас этиминезаслуженными мною добрыми словами. Они на меня так действуют... но, -резко оборвал мистер Тутс, - я отвлекся в сторону, и это не имеет ровноникакого значения. Так как на это можно было ответить только новым изъявлениемблагодарности, то Флоренс снова его поблагодарила. - Я бы хотел, мисс Домби, - сказал мистер.. Тутс, - воспользоваться, если можно, этим случаем и кое-что разъяснить. Я бы имел удовольствиевер...вернуться с Сьюзен раньше. Но, во-первых, мы не знали фамилииродственника, к которому она поехала, а во-вторых, от этого родственника онауже успела переехать к другому, живущему довольно далеко. Потому вряд ли мывообще нашли бы ее, если бы не прозорливость Петуха. Флоренс была в этом уверена. - Впрочем, суть дела не в этом! - сказал мистер Тутс. - Уверяю вас, мисс Домби, общество Сьюзен было для меня радостью и утешением, если принятьво внимание мое душевное состояние, которое легче вообразить, чем описать.Путешествие уже само по себе являлось наградой. Впрочем, суть делаопять-таки не в этом! Мисс Домби, как я уже сообщал раньше, мне известно, что я не из тех, кого считают людьми смышлеными. Я это прекрасно знаю. Мнеизвестно лучше, чем кому бы то ни было, какой я... если это не слишкомгрубое выражение, я бы сказал - какой я... тупоголовый. Но, несмотря на это, мисс Домби, я угадываю, каково положение дел в связи... в связи слейтенантом Уолтерсом. Каких бы терзаний ни стоило мне это положение дел(это не имеет ровно никакого значения), я обязан сказать, что лейтенантУолтере - человек, по-видимому, достойный того блаженства, которое осенилоего... его чело. Пусть наслаждается он этим блаженством как можно дольше иценит его так, как его ценил бы совсем иной и в высшей степени недостойныйчеловек, чье имя не имеет никакого значения! Впрочем, суть дела опять-такине в этом! Мисс Домби, капитан Джилс - мой друг, и, мне кажется, он был быдоволен, если бы я иногда заглядывал сюда. Мне бы доставило удовольствиесюда заглядывать. Но я не могу забыть о том, что я однажды учинил, роковымобразом, на углу площади в Брайтоне. И если мое присутствие хотьсколько-нибудь вам неприятно, прошу вас сказать мне это сейчас же, и будьтеуверены, что я вас прекрасно пойму. Я отнюдь не сочту это несправедливым, абуду только счастлив тем, что вы удостоили меня своим доверием. - Мистер Тутс, - ответила Флоренс, - если бы вы, такой старый и верныймой друг, перестали приходить теперь сюда, я чувствовала бы себя оченьнесчастной. Мне всегда, всегда приятно вас видеть! - Мисс Домби, - сказал мистер Тутс, доставая носовой платок, - если япроливаю сейчас слезы, то это слезы радости. Это не имеет никакого значения, и я вам глубоко признателен. Разрешите вам сказать, что после ваших ласковыхслов я не намерен более пренебрегать своей особой. Флоренс выслушала это сообщение с очаровательным недоумением. - Вот что я имею в виду, - сказал мистер Тутс, - как человек, живущий ссебе подобными, я буду почитать своим долгом, пока меня не призоветбезмолвная могила, заботиться о своем внешнем виде и... и носить хорошовычищенные башмаки, поскольку... поскольку это позволяют обстоятельства.Мисс Домби, в последний раз я осмелился сделать замечание, так сказать, личного свойства. Я вам чрезвычайно признателен. Если вообще я и не такпонятлив, как было бы желательно моим друзьям или мне самому, то, клянусьчестью, я превосходно понимаю все, что великодушно и деликатно. Я чувствую, - с жаром, произнес мистер Тутс, - что сейчас я мог бы замечательным образомвыразить свои чувства, если бы... если бы только знал, с чего начать. Подождав минуту, не осенит ли его знание, и, по-видимому, убедившись, что ждать бесполезно, мистер Тутс поспешил откланяться и спустился внизпоискать капитана, которого нашел в лавке. - Капитан Джилс, - обратился к нему мистер Тутс, - то, что я имею вамсейчас сообщить, должно храниться в глубокой тайне. Это вытекает из тойбеседы, какую мы с мисс Домби вели там наверху. - На верхушке мачты, приятель? - пробормотал капитан. - Вот именно, капитан Джилс! - сказал мистер Тутс, выражая своесогласие с большим жаром, ибо ему было совершенно непонятно, что хочеткапитан сказать. - Капитан Джилс, мне кажется, мисс Домби в скором временисочетается браком с лейтенантом Уолтерсом? - Совершенно верно, приятель. Мы здесь все товарищи по плаванию...Уольр и Отрада Сердца соединятся узами брака, как только будет покончено соглаской, - шепнул ему на ухо капитан Катль. - С оглаской, капитан Джилс? - повторил мистер Тутс. - Вон там, в той церкви, - сказал капитан, указывая большим пальцемчерез плечо. - Ах, да! - отозвался мистер Тутс. - А что за этим последует? - хриплым шепотом продолжал капитан, похлопав мистера Тутса по груди тыльной стороною ладони, отступив на шаг ивзирая на него с восторженной физиономией. - Потом это милое создание, взлелеянное, как заморская птичка, отплывет вместе с Уольром в Китай поволнам ревущего океана. - Ах, боже мой, капитан Джилс! - сказал мистер Тутс. - Да! - кивнул головой капитан. - Корабль, подобравший его, когда онпотерпел крушение во время урагана, и в свою очередь отнесенный этимураганом в сторону от курса, оказался торговым судном, совершающим рейсы вКитай, и Уольр совершил на нем плавание и снискал всеобщее расположение какна борту, так и на суше, потому что он на редкость расторопный и славныйпарень. И так как суперкарго * умер в Кантоне, Уольр получил это место (он ираньше служил клерком), а теперь он назначен суперкарго на другое судно, принадлежащее тем же хозяевам. И вот, как видите, - задумчиво повторилкапитан, - милое создание отплывает вместе с Уольром в Китай по волнамревущего океана. Мистер Тутс и капитан Катль дружно испустили вздох. - Ну что ж, - сказал капитан. - Она крепко его любит. Он крепко еелюбит. Те, кто бы должен был любить ее и лелеять, поступили с ней как дикиезвери. Когда она, изгнанная из родного дома, пришла сюда ко мне и упала вотздесь, на полу, раненое ее сердце разбилось. Я это знаю. Я, Эдуард Катль, вижу это. И только искренняя, нежная, крепкая любовь может его исцелить.Если бы я этого не знал, если бы, братец, я не знал, что она любит Уольра, аУольр - ее, я бы скорее отрубил вот эти руки и ноги, но не отпустил бы ее вплавание. Но я это знаю. Что же дальше? А вот дальше я говорю: господь даблагословит их обоих, и да будет так! Аминь! - Капитан Джилс, - сказал мистер Тутс, - доставьте мне удовольствие, разрешите пожать вам руку. Вы умеете говорить так, что приятная теплотаразливается у меня по спине. Я тоже скажу - аминь. Вам известно, капитанДжилс, что и я обожал мисс Домби. - Не унывайте! - сказал капитан, положив руку на плечо мистера Тутса. -Держитесь крепче, приятель! - Я и сам, капитан Джилс, - ответил, приободрившись, мистер Тутс, - я исам намерен не унывать. И по мере сил держаться крепче. Когда разверзнетсябезмолвная могила, капитан Джилс, я буду готов к погребению, но все в своевремя. А теперь я не уверен в своей способности владеть собою и хотел быпросить вас как об особом одолжении передать лейтенанту Уолтерсу... передатьследующее... - Передать следующее, - повторил капитан. - Смелей! - Мисс Домби была бесконечно добра, - продолжал мистер Тутс со слезамина глазах, - и сказала, что мое присутствие ей не только не неприятно, а какраз наоборот. И вы и все здесь были не менее терпеливы и снисходительны поотношению к тому, кто... кто, право же, родился как будто по ошибке, -сказал мистер Тутс, на минуту утратив бодрость. - И... поэтому я будузаглядывать сюда по вечерам то недолгое время, пока мы можем посидеть всевместе. Но вот о чем я прошу. Если вдруг случится так, что я не в силах будусозерцать блаженство лейтенанта Уолтера и сорвусь с места, убегу, надеюсь, капитан Джилс, и вы и он будете это рассматривать как мое несчастье, а некак вину или нежелание бороться с самим собой. Я надеюсь, вы будете твердоубеждены в том, что я ни к кому не питаю зла - меньше всего к самомулейтенанту Уолтерсу, - и скажете вскользь, что я вышел прогуляться или, может быть, посмотреть, который час по часам Королевской биржи. КапитанДжилс, если вы можете заключить такое соглашение и поручиться за лейтенантаУолтерса, мне это принесет великое облегчение, ради которого я бы с радостьюпожертвовал значительной частью своего состояния. - Ни слова больше, приятель! - ответил капитан. - Какой бы флаг вы нивыбросили, мы с Уольром примем сигнал и ответим на него. - Капитан Джилс, - сказал мистер Тутс, - я испытываю величайшееоблегчение. Я хочу, чтобы здесь сохранилось обо мне доброе мнение. Честноеслово, у... у меня хорошие намерения, хотя бы я и не умел этого показать.Знаете ли, это точь-в-точь так же, как если бы Берджес и Кo пожелалиизготовить заказчику изумительную пару брюк и не могли бы выкроить их всоответствии со своими замыслами. Приведя этот удачный пример, казалось, заставивший его немножковозгордиться, мистер Тутс пожелал капитану Катлю всех благ и удалился. Честный капитан, видя у себя в доме Отраду Сердца и ухаживающую за нейСьюзен, сиял и был счастливейшим человеком. По мере того как шли дни, он всебольше сиял и становился все более счастливым. После ряда совещаний с Сьюзен(к ее уму напитан питал глубокое уважение, а доблестной ее решимостипротивостоять миссис Мак-Стинджер он не мог забыть) капитан предложилФлоренс, чтобы временно приглашенная для всяких домашних работ дочь пожилойледи, обычно восседавшей под синим зонтиком на Леднхоллском рынке, былазамещена, из благоразумия и ради сохранения тайны, какой-нибудь другойзнакомой им особой, которой бы они могли спокойно довериться. Тогда Сьюзен, присутствовавшая при этом разговоре, назвала миссис Ричардс, о которойпредварительно уже намекала капитану. Услышав это имя, Флоренс просияла. И втот же день Сьюзен отправилась в обитель Тудлей, чтобы выведать намерениямиссис Ричардс, а вечером вернулась с триумфом в сопровождении Поли, всетакой же румяной, с лицом, похожим на яблоко, которая при виде Флоренсвыразила свои чувства едва ли с меньшей нежностью, чем сама мисс Нипер. Когда с этим делом государственной важности было покончено - а этодоставило капитану необычайное удовольствие (впрочем, ему доставлялоудовольствие решительно все, что бы ни делалось), - Флоренс оставалось ещеподготовить Сьюзен к предстоящей разлуке. Это была значительно более труднаязадача, так как мисс Нипер отличалась непреклонным нравом и твердо решила, что вернулась она для того, чтобы больше никогда не расставаться со своейхозяйкой. - Что касается жалованья, дорогая мисс Флой, - сказала она, - то вы онем и не заикайтесь и не обижайте меня; у меня есть сбережения, и в такоевремя, как сейчас, я бы не стала продавать свою любовь и услуги, даже еслибы никакого дела не имела со сберегательной кассой или если бы все кассыпошли прахом. Но вы, милочка, с той поры, как скончалась ваша беднаяматушка, никогда не разлучались со мной, и хотя нет у меня таких заслуг, которыми можно похвастаться, но вы, дорогая моя хозяйка, привыкли ко мне застолько лет, и вы даже и не думайте о том, чтобы уехать куда-нибудь безменя, потому что этого не может и не должно быть. - Дорогая Сьюзен, я отправляюсь в далекое-далекое путешествие. - Ну, так что ж, мисс Флой? Тем больше я могу вам понадобиться. Дляменя расстояние, слава богу, не служит препятствием! - сказала пылкая СьюзенНипер. - Но я еду с Уолтером, Сьюзен, и с Уолтером я поеду куда угодно -повсюду! Уолтер беден, и я очень бедна, и мне нужно научиться жить так, чтобы обходиться без посторонней помощи и помогать Уолтеру. - Дорогая мисс Флой! - снова вскричала Сьюзен, энергически тряхнувголовой. - Вам нечего учиться тому, как обходиться без посторонней помощи, помогать другим и быть самым терпеливым, преданным и благородным созданием, но позвольте мне, милочка, поговорить с мистером Уолтером Гэем и решитьсовместно с ним этот вопрос, потому что я не могу допустить, чтобы вы однаотправились в такое путешествие. Не могу и не хочу. - Одна, Сьюзен? - возразила Флоренс. - Одна? Да ведь Уолтер берет меняс собою! - Ах, какая ясная, удивленная, восторженная улыбка осветила еелицо! Жаль, что Уолтер ее не видел. - Я уверена, что вы не будете говорить сУолтером, если я попрошу вас не делать этого, - ласково добавила она. -Пожалуйста, не говорите с ним, дорогая! Сьюзен всхлипнула: - Почему не говорить, мисс Флой? - Потому что я выхожу за него замуж, чтобы отдать ему сердце и жить сним и умереть с ним! - ответила Флоренс. - Если вы ему скажете то, чтосказали мне, он может подумать, будто я боюсь той жизни, какая мнепредстоит, или будто у вас есть основания тревожиться за меня. Сьюзен, милая, ведь я люблю его! Мисс Нипер была так растрогана этими нежными словами и их простодушной, прочувствованной, глубокой серьезностью, которая осветила лицо Флоренс, сделав его еще более чистым и прекрасным, что могла только снова обнять ее, восклицая: " Неужели моя маленькая хозяйка взаправду выходит замуж?! " - ижалеть ее и ласкать, как делала это раньше. Но Нипер, хотя и не чуждая женских слабостей, умела обуздать себя едвали не с таким же успехом, как и атаковать грозную Мак-Стинджер. Она большени разу не возвращалась к этой теме и все время была веселой, энергичной, хлопотливой и бодрой. Мистеру Тутсу она сообщила по секрету, что только наэто время " взяла себя в руки", а когда все будет кончено и мисс Домби уедет, она, по всей вероятности, будет представлять собою жалкое зрелище. МистерТутс в свою очередь заявил, что находится в таком же положении и что онимогут вместе проливать слезы. Но в присутствии Флоренс и во владенияхМичмана она не давала воли своим чувствам. Как ни был скромен и прост гардероб Флоренс (какой контраст с нарядами, заказанными к последней свадьбе, на которой она присутствовала!), нужно былонемало потрудиться, чтобы все приготовить, и Сьюзен Нипер работала вместе сФлоренс с таким усердием, что его хватило бы на пятьдесят портних. Немаломеста занял бы перечень тех изумительных вещей, какими капитан Катль хотел -если бы это ему было разрешено - пополнить гардероб. В список входили: розовые зонтики, цветные шелковые чулки, синие туфли и другие предметы, втакой же мере необходимые на борту корабля. Однако путем различных уловок иуговоров его заставили ограничить свои подношения рабочей шкатулкой и ящикомс туалетными принадлежностями, причем он купил самые громоздкие образцы, какие только можно было достать за деньги. Затем в течение десяти дней илидвух недель он обычно просиживал большую часть дня, погруженный в созерцаниеэтих ящиков, то предаваясь крайнему восхищению, то терзаясь опасениями, чтоони недостаточно великолепны, и часто убегал из дому, чтобы купить ещекакую-нибудь вещицу, которую считал необходимой для пополнения комплекта. Носамый ловкий ход он проделал однажды утром, когда вдруг унес оба ящика иприказал выгравировать два слова " Флоренс Гэй" на бронзовом сердце, врезанном в крышку каждого из них. После этого он в полном одиночествевыкурил подряд четыре трубки в маленькой гостиной, а по истечении этогосрока его застали на том же месте все еще ухмыляющимся. Уолтер целыми днями был занят, но каждое утро заходил повидать Флоренси всегда проводил с нею вечер. Флоренс сидела у себя наверху и только передего приходом спускалась вниз и ждала его или, опираясь на его руку, сгордостью обнимавшую ее, провожала его до двери и иногда выглядывала наулицу. В сумерках они всегда бывали вместе. О, блаженное время! Мятущеесясердце, нашедшее покой! О, глубокий, неиссякаемый, могучий источник любви, столь многое поглотивший! След от жестокого удара еще не изгладился на еегруди. С каждым ее вздохом он свидетельствовал против ее отца, он оставалсямежду нею и ее возлюбленным, когда тот прижимал ее к своему сердцу. Но оназабыла о нем. Биение этого сердца, жившего ею, биение ее собственногосердца, жившего Уолтером, заглушало все грубые звуки, заставляло забыть обовсех суровых сердцах, чуждых любви. Она была хрупкой и нежной, но сила еелюбви могла создать и создала для нее мир, где она нашла приют и покой. Как часто величественный дом и минувшие дни всплывали в ее памяти всумерках, когда ее с такой гордостью и любовью защищала рука Уолтера; и онатеснее прижималась к нему и вздрагивала при этих мыслях! Как часто, вспоминая ту ночь, когда она вошла в комнату отца и встретила взгляд, которого она никогда не забудет, Флоренс поднимала глаза на того, ктосмотрел на нее с такой любовью, и плакала от счастья в его объятиях! Чемсильнее привязывалась она к нему, тем чаще думала о дорогом умершеммальчике. Но воспоминания Флоренс об отце - словно в последний раз онавидела его тогда, когда он спал, а она его поцеловала, - воспоминанияФлоренс о нем всегда обрывались на этом часе. - Уолтер, дорогой мой, - сказала Флоренс однажды вечером, когда ужепочти стемнело, - знаешь, о чем я думала сегодня? - О том, как летит время, милая Флоренс, и о том, что скоро ли ужеотправимся мы в плавание? - Я не это имею в виду, Уолтер, хотя я думаю и об этом. Я думала о том, какое я для тебя бремя. - Дорогое, священное бремя, моя милая! Мне самому случается об этомдумать. - Ты смеешься, Уолтер. Я знаю, что ты об этом думаешь гораздо больше, чем я. Но сейчас я говорю о расходах. - О расходах, дорогая моя? - Да, о денежных расходах. Все эти приготовления, которыми мызанимаемся с Сьюзен... Я очень мало могла купить на свои средства. Ты ипрежде был беден. Но я тебя сделаю гораздо беднее, Уолтер! - И гораздо богаче, Флоренс! Флоренс засмеялась и покачала головой. - А кроме того, дорогая моя, - продолжал Уолтер, - давно-давно, передтем как я отправился в плавание, я получил в подарок маленький кошелек, вкотором были деньги. - Ах, их было очень мало! - грустно усмехнувшись, возразила Флоренс. -Очень мало, Уолтер! Но ты не думай, - и она положила свою маленькую руку емуна плечо и заглянула ему в глаза, - не думай, будто я жалею о том, что сталадля тебя бременем. Нет, дорогой, я этому рада. Для меня это счастье. Я бы низа что на свете не хотела, чтобы случилось иначе! - И я бы не хотел, дорогая Флоренс. - Да, Уолтер, но ты не можешь почувствовать так, как чувствую я. Я такгоржусь тобой! Для меня такое наслаждение сознавать, что все, кто знаеттебя, будут говорить о том, как ты женился на бедной, всеми отвергнутойдевушке, которая нашла здесь приют, у которой не было ни дома, ни друзей, небыло ничего - ничего! О Уолтер, если бы я могла принести тебе миллионы, я небыла бы так счастлива за тебя, как теперь! - А ты, дорогая Флоренс! Разве ты сама ничего не стоишь? - возразил он. - Ничего, Уолтер! Я только твоя жена. - Маленькая ручка обвилась вокругего шеи, и голос зазвучал совсем близко. - Все, что у меня есть, - это ты.Все мои надежды связаны с тобой. Кроме тебя, нет у меня ничего дорогого! О, в тот вечер у мистера Тутса и в самом деле были основания покидатьмаленькое общество и дважды ходить проверять свои часы по часам Королевскойбиржи, один раз отправиться на свидание с банкиром, о котором он вдругвспомнил, и один раз пройтись до Олдгетской водокачки и обратно. Но еще до той поры, когда он предпринял эти экскурсии, и даже до егоприхода, когда еще не зажигали свечей, Уолтер сказал: - Флоренс, милая, погрузка нашего корабля почти закончена, и, вероятно, как раз в день нашей свадьбы он спустится к устью реки. Не уехать ли нам вто утро и не пожить ли в Кенте, а через неделю мы сядем на корабль вГрейвзенде? - Как хочешь, Уолтер. Я везде буду счастлива. Но... - Что, дорогая? - Ты знаешь, что у нас не будет пышной свадьбы, - сказала Флоренс, - ипо платью никто не узнает в нас жениха с невестой. Так как мы в тот же деньуедем, не проводишь ли ты меня в одно место, Уолтер... рано утром... преждечем идти в церковь? Уолтер, по-видимому, понял ее - так понимает человек искренне любящий илюбимый - и скрепил свое обещание поцелуем, быть может не одним, а двумя, тремя, пятью или шестью. И в этот спокойный, безмятежный, торжественныйвечер Флоренс была очень счастлива. Затем в тихой комнате появилась Сьюзен Нипер вместе со свечами, а вследза нею чай, капитан и непоседливый мистер Тутс, который, как упомянуто выше, частенько отлучался и провел довольно беспокойный вечер. Впрочем, это отнюдьне соответствовало его привычкам: обычно он чувствовал себя прекрасно, играяс капитаном в криббедж под руководством мисс Нипер и занимаясь вычислениями, связанными с игрой, которая оказалась превосходным средством для того, чтобыдовести его до полного отупения. В такие вечера физиономия капитана отражала удивительно разнообразныечувства. Его природная деликатность и рыцарское отношение к Флоренсподсказали ему, что сейчас не время для шумного веселья и бурных проявленийрадости. Но, с другой стороны, воспоминания о " Красотке Пэг" все времяготовы были вырваться на волю и побуждали капитана осрамить себякаким-нибудь недопустимым излиянием. Иной раз восхищение Флоренс и Уолтером, сидевшими поодаль (это была действительно прекрасная пара, пленявшая своейюностью, любовью и красотой), до такой степени овладевало капитаном, что онклал на стол карты и взирал на них с лучезарной улыбкой, вытирая головуносовым платком, пока стремительное бегство мистера Тутса не возвещало ему, что он неумышленно усугубляет страдания этого джентльмена. Такая мысльвызывала у капитана глубокую меланхолию, рассеивавшуюся с возвращениеммистера Тутса; тогда он снова брался за карты и, исподтишка подмигивая, кивая головой и учтиво помахивая крючком, давал понять мисс Нипер, чтобольше это не повторится. В таких случаях физиономия капитана представляла, быть может, наибольший интерес: стараясь сохранить невозмутимый вид, онсидел тараща глаза, а на лице его отражались все чувства одновременно иборолись друг с другом. Восхищение Флоренс и Уолтером всегда одерживало верхнад остальными и открыто праздновало победу до тех пор, пока мистер Тутс невыбегал снова на улицу, а тогда капитан сидел с видом кающегося грешникавплоть до нового его возвращения, тихим, укоризненным голосом приказываясамому себе " держаться крепче" или ворчливо упрекая " Эдуарда Катля, приятеля" в неосмотрительности, отличавшей его поведение. Но одному из самых тяжких испытаний мистер Тутс подвергся пособственному желанию. Накануне того воскресенья, когда в церкви должна былапроисходить последняя " огласка", о которой говорил капитан, мистер Тутс вследующих выражениях высказал свои чувства Сьюзен Нипер. - Сьюзен, - сказал мистер Тутс, - меня тянет в эту церковь. Слова, навеки отторгающие меня от мисс Домби, прозвучат, знаете ли, в моих ушах, как похоронный звон, но, клянусь честью, я чувствую, что должен их услышать.Поэтому, - сказал мистер Тутс, - не согласитесь ли вы пойти со мной завтра вэто священное здание? Мисс Нипер изъявила готовность пойти, если это доставит удовольствиемистеру Тутсу, но упрашивала его отказаться от своей затеи. - Сьюзен! - торжественно возразил мистер Тутс. - Еще в ту пору, когдамоих усов не замечал никто, кроме меня, я обожал мисс Домби. Еще в тевремена, когда я был в рабстве у Блимбера, я обожал мисс Домби. Когда меняпо закону уже нельзя было долее отстранять от владения моим имуществом и...и я вступил во владение, я обожал мисс Домби. Оглашение, которое передает еелейтенанту Уолтерсу, а меня предает, знаете ли... предает... отчаянию, -сказал мистер Тутс, подыскав сильное выражение, - может подействовать ужаснои подействует ужасно, но я чувствую, что мне бы хотелось его услышать. Мнехотелось бы знать, что у меня поистине нет почвы под ногами и нет надежды, которую бы я мог лелеять, и... и, короче говоря, нет ноги, на которой бы ямог стоять. Сьюзен Нипер могла только посочувствовать печальному положению мистераТутса и согласилась его сопровождать, что она и сделала на следующее утро. Церковь, которую Уолтер выбрал для этой цели, была замшелой, старойцерковью, расположенной в лабиринте глухих улиц и дворов; ее окружаломаленькое кладбище, и сама она была словно погребена в своеобразном склепе, ограниченном стенами соседних домов и вымощенном гулкими камнями. Это былобольшое, темное, ветхое здание с высокими старыми дубовыми скамьями, накоторых в воскресенье сиротливо сидели десятка два людей; голос священникасонно звучал в пустоте, а орган ревел и ворчал, как будто церковь страдалаколиками от ветра и сырости, пробравшимися сюда ввиду малочисленностипаствы. Но эта церковь в Сити отнюдь не могла пожаловаться на отсутствиекомпании - шпицы других церквей теснились вокруг нее, как корабельные мачтына реке. Столько их было, что, взобравшись на колокольню, вряд ли удалось быих сосчитать. Чуть ли не в каждом соседнем дворе и тупике стояла церковь. Вто воскресное утро, когда сюда пришли Сьюзен и мистер Тутс, колокола звонилиоглушительно. Двадцать церквей, расположенных бок о бок, зазывали народ. Две заблудившиеся овцы были загнаны бидлом на удобную скамью, и так какбыло еще рано, они сидели и считали прихожан, прислушивались к колоколу, заунывно гудевшему высоко на колокольне, и смотрели на бедно одетогостаричка, который стоял на паперти за загородкой и, вдев ногу в стремя, подпрыгивал, словно непомерной величины малиновка, заставляя гудетьупомянутый колокол, как бык в песенке про Петушка Робина *. Мистер Тутс, после долгого созерцания больших книг на пюпитре, шепнул мисс Нипер, что емухотелось бы знать, где хранятся оглашения, но эта молодая леди толькопокачала головой и нахмурилась, уклоняясь от всяких разговоров о вещахпреходящих. Однако мистер Тутс, который, казалось, был не в силах отвлечься отмысли об оглашении, явно искал его глазами, пока шла первая часть службы.Когда настало время прочесть оглашение, бедный молодой джентльмен обнаружилпризнаки величайшей тревоги и смятения, которые ничуть не ослабели принеожиданном появлении капитана в первом ряду на хорах. Когда клерк подалсвященнику список, мистер Тутс, сидевший в ту минуту на скамье, ухватилсяруками за сиденье; когда же были громко прочтены имена Уолтера Гэя и ФлоренсДомби, оглашенные в третий и последний раз, мистер Тутс до такой степенипотерял самообладание, что выбежал из церкви без шляпы, а за ним последовалибидл, прислужница и два джентльмена с медицинским образованием, случайноздесь присутствовавшие; первый из них вскоре вернулся за шляпой и шепотомсообщил мисс Нипер, что она может не беспокоиться о джентльмене, так какджентльмен сказал, что его недомогание не имеет никакого значения. Мисс Нипер, чувствуя, что глаза всей той части Европы, котораяеженедельно размещалась на скамьях с высокими спинками, устремлены на нее, была бы в достаточной мере смущена этим инцидентом, даже если бы тем дело икончилось; и тем более была она смущена, что капитан в первом ряду нагалерее обнаруживал крайнюю заинтересованность, которая не могла не внушитьсобранию мысль, что он имеет какое-то таинственное отношение к происшествию.Но величайшее беспокойство мистера Тутса мучительно усугубилозатруднительность ее положения. Этот молодой джентльмен, находясь вописанном состоянии духа, не в силах был оставаться на церковном дворе и водиночестве предаваться размышлениям; к тому же он несомненно хотелзасвидетельствовать свое уважение к церковной службе, которой отчастипомешал. Вот почему он внезапно вернулся, но вместо того, чтобы усесться напрежнюю скамью, расположился на одном из бесплатных мест в нефе между двумяпожилыми особами женского пола, имевшими обыкновение еженедельно получатьсвою порцию хлеба, разложенного на полке у самого входа в церковь. В этойкомпании и оставался мистер Тутс (приводя в смятение прихожан, которые немогли не смотреть на него), пока волнение не побороло его вновь, после чегоон удалился молча и неожиданно. Не осмеливаясь показаться еще раз в церкви итем не менее желая хоть как-нибудь приобщиться к тому, что там происходило, мистер Тутс с растерянным видом заглядывал то в одно, то в другое окно; атак как было несколько окон, доступных для него снаружи, и так какбеспокойство его было очень велико, - угадать, в котором окне он появится вследующий раз, оказалось делом очень трудным, и вся паства, воспользовавшисьотносительным досугом, предоставленным ей проповедью, ощутила непреодолимуюпотребность взвешивать шансы различных окон. Блуждания мистера Тутса поцерковному двору были столь эксцентричными, что большей частью он разбивалвсе вычисления и появлялся, словно волшебник, там, где его менее всегоожидали, а впечатление от этих таинственных появлений значительноусиливалось благодаря тому, что ему трудно было разглядеть что-нибудьвнутри, а всем прочим - легко разглядеть происходящее снаружи. Этообстоятельство каждый раз побуждало его прижиматься лицом к оконному стеклудольше, чем следовало ожидать, а затем он внезапно скрывался из виду, заметив, что все взоры устремлены на него. Такое поведение мистера Тутса, а также величайшая заинтересованность, обнаруженная капитаном, сделали положение мисс Нипер столь ответственным, что она почувствовала глубокое облегчение при окончании службы. Отнюдь не собычной своею приветливостью она отнеслась к мистеру Тутсу, когда тот наобратном пути уведомил ее и капитана, что теперь, удостоверившись вотсутствии всякой надежды, он, знаете ли, почувствовал успокоение, или, собственно говоря, не успокоение, но... он с большим спокойствием относитсяк постигшему его несчастью. Быстро летело теперь время, и настал последний вечер перед свадьбой. Вовладениях Мичмана все собрались в комнате наверху и не боялись, что ихкто-нибудь потревожит, так как в доме не было теперь посторонних, и оннаходился в полном распоряжении Мичмана. В ожидании завтрашнего дня все былисдержаны и сосредоточены, и, однако, в меру веселы. Флоренс, возле которойсидел Уолтер, заканчивала вышиванье - прощальный подарок капитану. Капитаниграл с мистером Тутсом в криббедж. Мистер Тутс совещался о своих ходах сСьюзен Нипер. Мисс Нипер давала ему советы с должной таинственностью иосмотрительностью. Диоген к чему-то прислушивался и время от времениразражался хриплым, приглушенным лаем, но затем всякий раз казался слегкапристыженным, словно сомневаясь, был ли у него повод лаять. - Тише, тише! - сказал капитан Диогену. - Что с тобой приключилось? Сегодня ты как будто встревожен чем-то, приятель! Диоген завилял хвостом, но тотчас же насторожился и еще раз отрывистотявкнул, после чего извинился перед капитаном, снова завиляв хвостом. - Мне кажется, Ди, - сказал капитан, задумчиво разглядывая свои карты ипоглаживая подбородок крючком, - мне кажется, ты слегка не доверяешь миссисРичардс. Но если ты именно такой пес, каким я тебя считаю, ты изменишь своемнение, потому что ее лицо служит ей порукой. Ну, братец, - обратился он кмистеру Тутсу, - если вы готовы, отчаливайте! Капитан говорил с полным спокойствием, уделяя все внимание игре, новнезапно карты выпали у него из рук, рот и глаза широко раскрылись, ногиоторвались от пола и вытянулись как палки, и он застыл, с бесконечнымизумлением глядя на дверь. Окинув взглядом присутствующих и убедившись, чтоникто из них не смотрит на него и не замечает причины его странногоповедения, капитан, испустив громкий вздох, пришел в себя, изо всех силударил кулаком по столу, крикнул громовым голосом: " Соль Джилс, эхой! " - иупал в объятия потрепанного непогодой горохового пальто, которое появилось вкомнате вместе с Полли. Еще мгновенье - и Уолтер очутился в объятиях потрепанного непогодойгорохового пальто. Еще мгновенье - и Флоренс очутилась в объятияхпотрепанного непогодой горохового пальто. Еще мгновенье - и капитан Катльобнял миссис Ричардс и мисс Нипер и, размахивая над головою крючком, с жаромпожимал руку мистеру Тутсу, восклицая: " Ура, приятель, ура! ", на что мистерТутс, решительно не понимая, что же это такое происходит, отвечал оченьучтиво: " Разумеется, капитан Джилс, все, что вы сочтете нужным". Потрепанное непогодой гороховое пальто и не менее потрепанные непогодойшапка и шарф оторвались от капитана и Флоренс, чтобы снова обратиться кУолтеру, и послышались какие-то звуки, напоминающие рыдания старика, амохнатые рукава крепко обхватили Уолтера. Потом наступила полная тишина, икапитан с большим усердием стал полировать себе нос. Но когда гороховоепальто, шапка и шарф оторвались от Уолтера, Флоренс потихоньку приблизиласьк этим предметам туалета. И когда она вместе с Уолтером их сняла, перед нимипредстал старый мастер судовых инструментов, слегка похудевший, в старомсвоем валлийском парике, и в старом кофейного цвета сюртуке с большимипуговицами, и со старым непогрешимым своим хронометром, тикающим в кармане. - Начинен по горло науками, как и в былые времена! - воскликнул сияющийкапитан. - Соль Джилс, Соль Джилс, где же это вы скитались столько времени, старый приятель? - Я чуть не ослеп, Нэд, и почти оглох и онемел от радости, - сказалстарик. - Его собственный голос! - воскликнул капитан, озираясь вокруг с такимвосхищением, которого, пожалуй, не могла выразить даже его физиономия. - Егособственный голос, начиненный науками, как и в былые времена! Соль Джилс, приятель, отдохните среди своих виноградных лоз и смоковниц, как и подобаетдревнему патриарху, и прежним, хорошо знакомым нам голосом начните рассказ освоих приключениях. На этот голос сетовал ленивец, - внушительно произнескапитан, мановением крючка подчеркивая цитату. - Вы разбудили меня слишкомрано, я опять засну. Да рассеятся враги его и да падут во прах! Капитан уселся с таким видом, как будто ему посчастливилось высказатьмнение всех присутствующих, но тотчас же вскочил, чтобы представить мистераТутса, который был совершенно сбит с толку появлением человека, предъявляющего, по-видимому, права на фамилию Джилс. - Хотя, - заикаясь, начал мистер Тутс, - хотя я не имел удовольствиябыть знакомым с вами, сэр, до того, как вы... вы... - Скрылись из виду, но остались в памяти, - потихоньку подсказалкапитан. - Совершенно верно, капитан Джилс! - согласился мистер Тутс. - Хотя яне имел удовольствия быть знакомым с вами, мистер... мистер Соле, - сказалТутс, в порыве вдохновения изобретая фамилию, - прежде чем это случилось, я- смею вас уверить - испытываю, знаете ли, величайшее удовольствие, познакомившись с вами сейчас. Надеюсь, - сказал мистер Тутс, - вы чувствуетесебя хорошо, насколько можно этого ожидать. Произнеся эти учтивые слова, мистер Тутс сел на свое место, краснея ихихикая. Старый мастер, приютившийся в уголку между Уолтером и Флоренс икивавший головою Поли, которая смотрела на них с восторженной улыбкой, обратился к капитану: - Нэд Катль, старый друг! Хотя я кое-что уже слышал о происшедших здесьпеременах от моей доброй приятельницы... Какое милое у нее лицо и какприятно страннику увидеть его по возвращении в свой дом! - сказал старик, прерывая свою речь и потирая руки со свойственной ему рассеянностью. - Слушайте его! - торжественно провозгласил капитан. - Вот женщина, обольщающая всех мужчин! * Чтобы найти это место, - добавил он, обращаясь кмистеру Тутсу, - перелистайте, братец, вашего Адама и Еву. - Я не премину это сделать, капитан Джилс, - сказал мистер Тутс. - Хотя я уже слышал от нее о происшедших здесь переменах, - продолжалинструментальный мастер, доставая из кармана свои старые очки и по старойпривычке надевая их на лоб, - но они так велики и неожиданны, и я испыталтакое потрясение при виде дорогого моего мальчика и... - он бросил взгляд напотупленные глаза Флоренс и уж не пытался закончить фразу, - что вряд ли ямного сегодня расскажу. Но, дорогой мой Нэд Катль, почему вы мне не писали? Изумление, отразившееся на лице капитана, не на шутку испугало мистераТутса, который впился в него глазами и никак не мог от него оторваться. - Не писал? - повторил капитан. - Не писал, Соль Джилс? - Ну да! - подтвердил старик. - На Барбадос, на Ямайку или в Демерару? * Ведь я об этом просил. - Просили, Соль Джилс? - повторил капитан. - Ну, конечно! - сказал старик. - Разве вы этого не знаете, Нэд? Неможет быть, чтобы вы забыли! Просил в каждом письме. Капитан снял глянцевитую шляпу, повесил ее на свой крючок, провел рукоюпо голове с затылка до макушки и посмотрел на всех окружающих: поистине онолицетворял собою недоумение и покорность судьбе. - Вы как будто не понимаете меня, Нэд, - заметил старый Соль. - Соль Джилс, - сказал капитан, который долго и безмолвно смотрел нанего и на всех остальных, - я сделал поворот и лег в дрейф. Быть может, выскажете хоть несколько слов о своих приключениях? Неужели мне не удастсябросить якорь? Неужели не удастся? - в раздумье сказал капитан, озираясьвокруг. - Вам известно, Нэд, почему я отсюда уехал, - сказал Соль Джилс. - Вывскрыли мой пакет, Нэд? - Да, - сказал капитан. - Разумеется, я вскрыл пакет. - И прочли то, что было в него вложено? - спросил старик. - И прочел, - ответил капитан, пристально глядя на него и начинаяцитировать на память: - " Мой дорогой Нэд Катль. Покидая родину, чтобыотправиться в Вест-Индию с тщетной надеждой получить сведения о моем миломмальчике..." Вот он сидит! Вот Уольр! - воскликнул капитан, как будто емудоставило облегчение ухватиться за нечто реальное и неоспоримое. - Так, так, Нэд! Подождите минуточку! - сказал старик. - В первомписьме - оно было послано с Барбадоса - я писал, что, хотя вы получите егозадолго до истечения годичного срока, я бы хотел, чтобы вы вскрыли пакет, так как в нем объясняется причина моего отъезда. Прекрасно, Нэд. Во втором, третьем и, кажется, четвертом письме - оно было послано с Ямайки - я писал, что нахожусь все в том же состоянии, не могу успокоиться и не могу уехать изтех краев, пока не узнаю, погиб или спасся мой мальчик. В следующем письме -мне кажется, оно было послано из Демерары, не так ли? - Ему кажется, что оно было послано из Демерары, не так ли? - повторилкапитан, с безнадежным видом озираясь вокруг. -...Я писал, - продолжал старый Соль, - что все еще не имею никакихдостоверных сведений. Писал, что в этой части света я повстречался скапитанами и другими лицами, которые знают меня уже много лет, и онипомогают мне перебираться с места на место, а я в свою очередь могу иной разоказывать им маленькие услуги по своей специальности. Я писал, что все меняжалеют и как будто относятся с сочувствием к моим скитаньям и что я началподумывать о том, не суждено ли мне до конца дней плавать по морям в поискахизвестий о моем мальчике. - Начал подумывать о том, не превратится ли он в ученого ЛетучегоГолландца! - сказал капитан с тем же безнадежным видом и с величайшейсерьезностью. - Но когда в один прекрасный день, Нэд, пришло известие - это было наБарбадосе, куда я вернулся, - что мой мальчик находится на борту торговогосудна, возвращающегося в Англию из Китая, тогда, Нэд, я сед на первый жекорабль, прибыл на родину и сегодня вечером вернулся домой и убедился, чтоизвестие оказалось верным, благодарение господу! - набожным тоном произнесстарик. Капитан с благоговением наклонил голову, а затем окинул взглядом всехприсутствующих, начиная с мистера Тутса и кончая старым мастером, иторжественно произнес: - Соль Джилс! Заявление, которое я намерен сейчас сделать, сорвет всепаруса со всех ваших мачт и заставит вас накрениться. Ни одно из этих писемне было доставлено Эдуарду Катлю. Ни одно из этих писем, - повторил капитан, желая придать своему заявлению большую торжественность и внушительность, -не было доставлено Эдуарду Катлю, английскому моряку, мирно проживающему народине и преуспевающему с каждым часом. - А я собственноручно сдавал их на почту! И собственноручно писаладрес: девятый номер на Бриг-Плейс! - воскликнул старый Соль. Краски сбежали с лица капитана, а затем он весь побагровел. - Соль Джилс, друг мой, что вы имеете в виду, говоря о девятом номерена Бриг-Плейс? - осведомился капитан. - Что я имею в виду? Вашу квартиру, Нэд, - ответил старик. - Умиссис... как ее там зовут! Скоро я забуду свою собственную фамилию, но яотстаю от века - если вы помните, я всегда отставал, - а сейчас я совсемрастерялся. Миссис... - Соль Джилс! - произнес капитан таким тоном, как будто высказывалсамое невероятное предположение. - Уж не фамилию ли Мак-Стинджер выстараетесь вспомнить? - Ну, конечно! - воскликнул мастер судовых инструментов. - Совершенноверно, Нэд! Миссис Мак-Стинджер! Капитан Катль, у коего глаза расширились до последних пределов, а шишкина лице начали буквально светиться, свистнул протяжно, пронзительно и ввысшей степени меланхолически. И, лишившись дара речи, он стоял, взирая наприсутствующих. - Будьте добры, Соль Джилс, повторите это еще раз! - выговорил оннаконец. - Все эти письма, - сказал дядя Соль, отбивая такт указательным пальцемправой руки на ладони левой с точностью и отчетливостью, которые сделали бычесть даже непогрешимому хронометру, находившемуся у него в кармане, - всеэти письма я собственноручно сдавал на почту и собственноручно надписываладрес: капитану Катлю, проживающему у Мак-Стинджер, девятый номер наБриг-Плейс. Капитан снял со своего крючка глянцевитую шляпу, заглянул в нее, наделна голову и сел на стул. - Друзья мои! - озираясь вокруг, сказал чрезвычайно расстроенныйкапитан. - Да ведь я оттуда сбежал! - И никто не знал, куда вы ушли, капитан Катль? - подхватил Уолтер. - Господь с тобой, Уольр! - сказал капитан, покачивая головой. - Да онабы ни за что не согласилась, чтобы я взял на себя заботу об этом доме. Мненичего другого не оставалось, как сбежать. Помилуй тебя бог, Уольр! - сказалкапитан. - Ты ее видел только в штиль! Но посмотри на нее, когда онаразбушуется, и постарайся запомнить! - Я бы ей показала! - вполголоса промолвила мисс Нипер. - Думаете, что показали бы, дорогая моя? - отозвался капитан снекоторым восхищением. - Ну, что ж, моя милая, это делает вам честь. Но чтокасается меня, то я бы предпочел встретиться лицом к лицу с каким угоднодиким зверем. Мой сундук мне удалось унести оттуда только с помощью друга, которому нет равного на свете. Что толку было посылать туда письма? Да притаких обстоятельствах она не приняла бы ни одного письма! - сказал капитан.- Почтальону и трудиться не стоило! - Итак, капитан Катль, - сказал Уолтер, - совершенно ясно, что все мы, и вы, и в особенности дядя Соль можем поблагодарить миссис Мак-Стинджер заперенесенные нами волнения. Услуга, оказанная в данном случае решительной вдовицей усопшего мистераМак-Стинджера, была столь очевидна, что капитан не стал ее оспаривать. Но, будучи до известной степени пристыжен, хотя никто не касался этого предмета, а Уолтер, памятуя о последнем своем разговоре с ним на эту тему, с особымстаранием его избегал, капитан пребывал в унынии добрых пять минут - срок, из ряда вон выходящий для него, - после чего его лицо, подобно солнцу, вновьпросияло, озарив всех присутствующих необычайным блеском, и он принялсяпожимать руки всем подряд. Было еще не поздно - хотя дядя Соль и Уолтер уже успели потолковать освоих приключениях и опасностях, которые каждый из них пережил, - когда все, за исключением Уолтера, вышли из комнаты Флоренс и спустились в гостиную.Здесь к ним вскоре присоединился Уолтер, который сообщил, что Флоренснемного приуныла, что у нее тяжело на сердце и она легла спать. Хотя голосаих не могли ее потревожить, все стали говорить после этого шепотом, и каждыйпо-своему думал с любовью и нежностью о прекрасной юной невесте Уолтера. Обовсем, что ее касалось, были даны подробные разъяснения дяде Солю, а мистерТутс высоко оценил ту деликатность, с какою Уолтер упоминал о нем, придаваяважное значение его услугам и считая его присутствие на маленьком семейномсовете необходимым. - Мистер Тутс, - сказал Уолтер, прощаясь с ним у двери, - завтра утроммы увидимся? - Лейтенант Уолтерс, - ответил мистер Тутс, с жаром пожимая ему руку. -я не премину явиться. - Сегодняшний вечер предшествует долгой разлуке, - быть может, вечнойразлуке, - сказал Уолтер. - Мне кажется, такое великодушное сердце, какваше, не может не откликнуться на призыв другого сердца. Надеюсь, выпонимаете, как глубоко я вам благодарен? - Уолтере! - ответил мистер Тутс, глубоко растроганный. - Я был бы рад, если бы у вас имелись основания для этого. - Флоренс, - продолжал Уолтер, - которая последний день носит своюпрежнюю фамилию, взяла с меня слово - это было несколько минут назад, когдамы остались вдвоем, - что я передам вам ее уверение в искренней любви... Мистер Тутс ухватился рукою за дверной косяк и устремил взор на своюруку. -...Искренней любви, - продолжал Уолтер, - а также и в том, что у нееникогда не было друга, которым бы она дорожила больше, чем вами. Она просилапередать, что помнит о вашем неизменном внимании к ней и никогда этого незабудет. Она вспомнит о вас сегодня в своих молитвах и надеется, что выбудете думать о ней, когда она уедет далеко отсюда. Что мне ей передать отвас? - Уолтерс, - невнятно пробормотал мистер Тутс, - я буду вспоминать оней каждый день и всегда буду радоваться, так как она вышла замуж зачеловека, которого любит и который любит ее. И еще, прошу вас, скажите омоей уверенности в том, что ее супруг достоин ее - даже ее! - и что ярадуюсь ее выбору. Под конец мистер Тутс стал говорить более внятно и, отведя глаза отдверного косяка, твердо произнес последние слова. Затем он снова с жаромпожал руку Уолтеру, на что Уолтер не замедлил ответить, и отправилсявосвояси. Мистера Тутса сопровождал Петух, которого он последнее время приводил ссобою каждый вечер и оставлял в лавке на случай, если возникнут какие-нибудьнепредвиденные обстоятельства, когда доблесть этой знаменитой особы можетпослужить на пользу Мичману. В тот день Петух, казалось, был в мрачномрасположении духа. Либо свет газовых фонарей оказался предательским, либо они в самом деле отвратительно подмигнул и сморщил нос, когда мистер Тутс, переходя через улицу, оглянулся на окна комнаты, где спала Флоренс. Подороге домой он обнаруживал по отношению к встречным более враждебныенамерения, чем это подобало профессору мирного искусства самообороны.Проводив мистера Тутса до дому, он, вместо того чтобы откланяться, остановился перед ним с явно непочтительным видом, размахивая своей белойшляпой, которую держал за поля обеими руками и крутя головой и носом (иголова и нос много раз страдали от поломок и были починены довольно плохо). Его патрон, занятый своими мыслями, не замечал этого до тех пор, покаПетух, желая привлечь к себе внимание, не начал прищелкивать на все ладыязыком. - Послушайте, хозяин, - с мрачным видом сказал Петух, поймав, наконец, взгляд мистера Тутса, - я хочу знать: мы проиграли всухую или вы все-такинамерены выиграть? - Петух, - отозвался мистер Тутс, - объясните смысл ваших слов. - В таком случае, - сказал Петух, - я выложу вам все, хозяин. Не такойя парень, чтобы не договаривать до конца. Дело вот в чем: нужно пристукнутького-нибудь из них или нет? Задав этот вопрос, Петух бросил шляпу на землю, левой рукой сделалложный выпад, правой нанес воображаемому врагу жестокий удар, лихо тряхнулголовой и снова овладел собою. - Ну как, хозяин, - продолжал Петух, - проиграли всухую или победим? А? - Петух, - ответил мистер Тутс, - слова ваши грубы, а их смысл не ясен. - Ну, так вот что я вам скажу, хозяин, - произнес Петух, - это гнусно! - Что гнусно, Петух? - спросил мистер Тутс. - Да, гнусно! - повторил Петух, устрашающим образом сморщив свойсломанный нос. - Хозяин! Что ж это такое? Вы можете немедленно пойти идонести о свадьбе этому надутому парню, - предполагалось, что этоунизительное определение Бойцового Петуха относилось к мистеру Домби, - выможете нокаутировать победителя и всю эту компанию, а вместо этого высдаетесь? Сдаетесь! - презрительно повторил Петух. - Это хозяин, гнусно! - Петух, - строго сказал мистер Тутс, - вы настоящий коршун! Чувства увас зверские. - Хозяин, - возразил Петух, - у меня чувства смелые и благородные. Воткакие у меня чувства. Я не допущу гнусности. Я выступаю перед публикой, кмоим словам прислушиваются в трактире " Маленький слон", и мой хозяин недолжен поступать гнусно. Да, это гнусно, - повторил Петух еще болеевыразительно. - Вот именно. Гнусно! - Петух, - сказал мистер Тутс, - вы мне противны. - Хозяин, - ответил Петух, надевая шляпу, - и вы мне тоже. Послушайте! Вот что я вам предлагаю! Вы мне не раз говорили, чтобы я открыл торговлювыпивкой и закуской. Дайте мне завтра пятьдесят фунтов, и я уйду. - Петух, - ответил мистер Тутс, - после того как вы выразили стольомерзительные чувства, я охотно расстанусь с вами на таких условиях. - Значит, решено! Договор заключен! Ваше поведение, хозяин, мне не повкусу. Оно гнусно! - сказал Петух, который, по-видимому, не мог с этимпокончить. - Да, в том-то и дело! Оно гнусно! Итак, мистер Тутс и Петух согласились расстаться по причине несходстваморальных принципов. И мистер Тутс лег спать и сладко грезил о Флоренс, которая в последний вечер своей девичьей жизни думала о нем, как о друге, ипросила передать ему уверение в искренней ее любви.
Данная страница нарушает авторские права?