Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Глава xlvi
Опознание и размышления Среди многих незначительных изменений, происходивших в эту пору в жизнии привычках мистера Каркера, наиболее примечательным было тосверхъестественное усердие, с каким он занимался делами, и то внимание, какое уделял каждой мелочи, касающейся хорошо ему известных операций фирмы.Всегда в таких случаях деятельный и проницательный, он теперь усилил вдвадцать раз свою рысь и бдительность. Мало того, что зоркий его глаз следилза текущими делами, каждый день представлявшимися ему в новой форме, но вразгар этих всецело поглощавших его занятий он находил еще время - вернее, выкраивал его, - чтобы воскресить в памяти прежние операции фирмы и своеучастие в них на протяжении многих лет. Часто, когда уходили все клерки, когда конторы оставались темными и пустыми и все деловые учреждениязапирались, мистер Каркер, которому была открыта вся анатомия несгораемойкассы, изучал тайны книг и бумаг с терпеливой настойчивостью человека, рассекающего тончайшие нервы и фибры исследуемого объекта. Перч, рассыльный, который в таких случаях обычно оставался в передней и при свече развлекалсячтением прейскуранта или, сидя у камина, дремал, ежеминутно рискуя клюнутьносом в ящик для угля, - Перч не мог не принести дань восхищения стольревностному поведению, хотя оно и отнимало у него часы, предназначенные длясемейных утех, и в беседе с миссис Перч (ныне нянчившей близнецов) он сноваи снова повествовал о трудолюбии и проницательности их заведующего в Сити. Такое же усиленное и напряженное внимание, с каким мистер Каркерзанимался делами фирмы, уделял он и своим собственным операциям. Не будучикомпаньоном в деле - до сей поры этой честью пользовались только наследникивеликого имени Домби, - он получал определенный процент со всех сделок; но, кроме того, он разделял с фирмой возможность выгодно помещать деньги, ипотому мелкая рыбешка, окружающая китов восточной торговли, почитала егобогатым человеком. Эти хитрые наблюдатели начали поговаривать о том, чтоДжеймс Каркер из фирмы Домби подсчитывает свои капиталы и, будучипредусмотрительным, заблаговременно продает свои акции; и на биржепредлагали даже биться об заклад, что Джеймс собирается жениться на богатойвдове. Однако эти заботы нисколько не препятствовали мистеру Каркеру следитьза своим начальником, оставаться безукоризненно опрятным, аккуратным, вкрадчивым и сохранять все свои кошачьи свойства. Можно было говорить нестолько об изменившихся его привычках, сколько о том, что чувствовалось внем какое-то напряжение. Все качества, присущие ему раньше, можно былоподметить и теперь, но теперь он казался более сосредоточенным. Каждуюмелочь он делал так, как будто никаких других дел у него не было, - а учеловека с такими способностями и такой целеустремленностью это почтинесомненно свидетельствует о том, что он занят каким-то делом, возбуждающими приводящим в движение самые сильные стороны его натуры. Единственная резкая перемена заключалась в том, что, проезжая поулицам, он был погружен в глубокое раздумье, напоминавшее то самое раздумье, в каком он отъехал от дома мистера Домби в то утро, когда с этимджентльменом случилось несчастье. Он машинально объезжал все препятствия насвоем пути и, казалось, не видел и не слышал ничего вплоть до прибытия кместу назначения, если какая-нибудь случайность не отвлекала его от дум. Держа путь однажды на своей белоногой лошади к конторе Домби и Сына, онтак же не замечал двух пар зорких женских глаз, как и прикованных к немукруглых глаз Роба Точильщика, который, дожидаясь его - в доказательствосвоей пунктуальности - за квартал до условленного места, тщетно снова иснова притрагивался к шляпе, чтобы привлечь внимание хозяина и бежал рысцойрядом с ним, готовый придержать стремя, как только тот пожелает спешиться. - Смотри, вот он едет! - воскликнула одна из двух женщин, дряхлаястаруха, вытягивая иссохшую руку, чтобы указать на него своей спутнице, молодой женщине, которая стояла рядом с ней, укрывшись в подворотне. Дочь миссис Браун выглянула, следя за движением руки миссис Браун; гневом и жаждой мести дышало ее лицо. - Я никогда не думала, что увижу его еще раз, - тихо сказала она, - но, пожалуй, хорошо, что я его увидела. Да, вижу, вижу! - Не изменился! - сказала старуха, бросая злобный взгляд. - Ему меняться? - отозвалась другая женщина. - Из-за чего? Разве онстрадал? Перемены, происшедшей со мной, хватит на двадцать человек. Неужелиэтого недостаточно? - Смотри, как он едет! - пробормотала старуха, следя своими краснымиглазками за дочерью. - Такой спокойный и такой нарядный, едет верхом, а мыздесь стоим в грязи... - И из грязи вышли, - нетерпеливо перебила дочь. - Мы - только грязьпод копытами его лошади. Чем иным могли бы мы быть? Провожая его напряженным взглядом, она не стерпела в тот момент, когдаон проходил мимо, тронула его за плечо. - Да где же это пропадал все время мой веселый Роб? - спросила она, когда он оглянулся. Веселый Роб, чья веселость пошла на убыль после такого приветствия, казался весьма удрученным и сказал со слезами на глазах: - Ох, миссис Браун, почему вы не хотите оставить в покое бедного парня, когда он честно зарабатывает деньги и держит себя как подобает приличномучеловеку? Зачем вы вредите доброй репутации парня, заговаривая с ним наулице, когда он ведет лошадь своего хозяина в хорошие конюшни - лошадь, которую, будь ваша воля, вы бы продали на корм кошкам и собакам? А я-тонадеялся, - добавил Точильщик, произнося заключительную свою фразу и как быподводя итог всем нанесенным ему обидам, - что вы уже давным-давно померли! - Так вот как он говорит со мной, которая зналась с ним так долго, моямилая! - воскликнула старуха, взывая к дочери. - Со мной, которая много развыручала его, защищая от всяких бродяг, голубятников и птицеловов! - Будьте добры, миссис Браун, оставьте в покое птиц! - с великойтревогой воскликнул Роб. - Мне кажется, парню лучше иметь дело со львами, чем с этими маленькими пичужками, потому что их вечно тычут ему в нос, когдаон меньше всего о них думает. Ну, как вы поживаете и что вам нужно? Эти учтивые вопросы Точильщик задал как бы помимо своего желания и свеличайшим раздражением и злобой. - Ты только послушай, милочка, как он говорит со старой знакомой! -сказала миссис Браун, снова взывая к дочери. - Но кое-кто из его старыхзнакомых окажется не таким терпеливым, как я. Если бы я рассказала кое-кому, кого он знает и с кем он водился и обделывал разные делишки, и где найти... - Неужели вы не можете держать язык за зубами, миссис Браун? - перебилзлосчастный Точильщик, быстро оглядываясь, как будто ожидал увидеть здесь, рядом, ослепительные зубы своего хозяина. - Что вам за радость губить парня? Да еще в ваши годы, когда следовало бы вам обо многом подумать! - Какая чудесная лошадка! - сказала старуха, поглаживая шею лошади. - Оставьте ее в покое, слышите, миссис Браун! - воскликнул Роб, отталкивая ее руку. - Вы можете с ума свести парня, который хочетисправиться! - Да что за вред я ей причинила, дитя мое? - возразила старуха. - Что за вред! - повторил Роб. - Хозяин у нее такой, что заметит, дажеесли ее соломинкой тронут. И он подул на то место, к которому прикоснулась рука старухи, иосторожно погладил его пальцем, словно и в самом деле верил тому, чтосказал. Старуха, шамкая и гримасничая, поглядывая на дочь, следовавшую за ней, шла по пятам за Робом, который вел на поводу лошадь, и продолжала разговор. - У тебя хорошее место, Роб, не правда ли? - сказала она. - Тебепосчастливилось, дитя мое. - Ох, уж не говорите о счастье, миссис Браун! - возразил злополучныйТочильщик, озираясь и останавливаясь. - Если бы вы мне не повстречались илиесли бы вы сейчас ушли, тогда и в самом деле можно было бы считать, чтопарню посчастливилось. Убирайтесь-ка вы отсюда, миссис Браун! И не ходите замной по пятам! - взревел Роб, неожиданно бросив вызов. - Если эта молодаяженщина - ваша приятельница, почему она вас не уведет, когда вы так себясрамите? - Это еще что такое? - закаркала старуха, приблизив к нему лицо искорчив такую злобную гримасу, что даже дряблая кожа на шее собралась вскладки. - Ты отрекаешься от своего старого друга? Да разве ты не пряталсяраз пятьдесят у меня в доме и не спал сладким сном в уголку, когда у тебя небыло никакого пристанища, кроме мостовой, а теперь ты вот как со мнойразговариваешь?! Разве я не продавала и не покупала вместе с тобой и непомогала тебе, школяру, тащить, что плохо лежит, и мало ли что еще делать, атеперь ты говоришь мне, чтобы я убиралась прочь? А разве я не могла бысозвать завтра же утром твоих старых товарищей, чтобы они ходили за тобой, как тень, тебе на погибель?.. А ты еще смотришь на меня дерзко? Ну что ж, пойду. Идем, Элис. - Постойте, миссис Браун! - вскричал испуганный Точильщик. - Что же этовы делаете? Не нужно сердиться! Пожалуйста, удержите ее. Я вовсе не хотелвас обидеть. Я с самого начала сказал: " Как вы поживаете? " Ведь правда? Новы не пожелали ответить. Ну, так как же вы поживаете? А потом послушайте, -жалобно добавил Роб, - ну, как может парень стоять и разговаривать на улице, когда ему нужно отвести хозяйскую лошадь, чтобы ее почистили, а хозяин унего такой, что каждую мелочь подмечает! Старуха сделала вид, будто слегка смилостивилась, но все еще покачивалаголовой, бормотала и шамкала. - Не хотите ли пойти к конюшням, миссис Браун, и выпить стаканчикчего-нибудь по вашему вкусу, - сказал Роб, - вместо того чтобы слонятьсяздесь, ведь от этого вам, да и никому нет никакой пользы! И вы пойдите сней, будьте так добры, - прибавил Роб. - Я, право же, ужасно был бы рад еевидеть, не будь здесь лошади! Принеся такое извинение, Роб, олицетворявший собою мрачное отчаяние, завернул за угол и повел порученную его заботам лошадь окольным путем.Старуха, пытаясь объясниться гримасами с дочерью, не отставала ни на шаг.Дочь следовала за ними. Свернув на безлюдную маленькую площадь, или, вернее, двор, над которымвысилась огромная колокольня и где помещались склад упаковщика и складбутылок, Роб Точильщик поручил белоногую лошадь конюху из конюшен стариннойпостройки на углу и, пригласив миссис Браун и ее дочь присесть на каменнуюскамью у ворот этого заведения, вскоре прибежал из соседнего трактира соловянным кувшином и стаканом. - За здоровье твоего хозяина, мистера Каркера, дитя мое! - медленновысказала свое пожелание старуха перед тем, как выпить. - Да благословит егобог! - Да ведь я вам не говорил, кто он такой! - воскликнул Роб, вытаращивглаза. - Мы его знаем в лицо, - сказала миссис Браун, которая наблюдала заподростком с таким вниманием, что на секунду перестала даже жевать губами итрясти головой. - Мы видели сегодня утром, как он ехал верхом и потом сошелс лошади, а ты ждал, чтобы увести ее. - Да неужели? - отозвался Роб, который, по-видимому, пожалел о том, чтоне ждал его где-нибудь в другом месте. - А что с ней такое? Почему она непьет? Этот вопрос относился к Элис. Она сидела поодаль, завернувшись в свойплащ, и не притронулась к стакану, который Роб снова наполнил и протянул ей. Старуха покачала головой. - Не обращай на нее внимания, - сказала она. - Если бы ты знал, Роб, какая она странная! А мистер Каркер... - Тише! - сказал Роб, украдкой поглядывая па склад упаковщика и насклад бутылок, как будто мистер Каркер мог подсматривать оттуда. - Не такгромко! - Да ведь его здесь нет! - воскликнула миссис Браун. - Этого я не знаю, - пробормотал Роб, мельком бросив взгляд даже наколокольню, словно и там мог скрываться мистер Каркер, наделенныйсверхъестественно чутким слухом. - Хороший хозяин? - осведомилась миссис Браун. Роб кивнул и произнесвполголоса: - Видит насквозь. - Он живет за городом, правда, миленький? - спросила старуха. - Да, когда он у себя дома, - ответил Роб. - Но сейчас мы не живемдома. - А где же? - осведомилась старуха. - Нанимаем квартиру поблизости от мистера Домби, - отозвался Роб. Молодая женщина посмотрела на него так пытливо и так неожиданно, чтоРоб пришел в полное смятение и снова предложил ей стакан, но с таким жеуспехом, что и раньше. - Мистер Домби... бывало, мы говорили о нем, - сказал Роб, обращаясь кмиссис Браун. - Бывало, вы заставляли меня говорить о нем. Старуха кивнула головой. - Ну, так вот, мистер Домби упал с лошади, - с неохотой продолжал Роб, - и моему хозяину приходится бывать там чаще, чем обычно, - или у него, илиу миссис Домби, или еще у кого-нибудь. Вот мы и переехали в город. - Они ладят друг с другом, миленький? - спросила старуха. - Кто? - осведомился Роб. - Он и она? - То есть мистер и миссис Домби? - сказал Роб. - Откуда же мне этознать? - Нет, миленький, не они, а ваш хозяин и миссис Домби, - ласковопояснила старуха. - Не знаю, - сказал Роб, снова озираясь вокруг. - Должно быть, ладят.Какая же вы любопытная, миссис Браун. Чем меньше слов, тем меньше ссор. - Да ведь никакой беды в этом нет! - воскликнула старуха, засмеявшись ихлопнув в ладоши. - Весельчак Роб стал паинькой с той поры, как ему повезло! Никакой беды в этом нет. - Знаю, что никакой беды в этом нет, - отозвался Роб, снова бросивнедоверчивый взгляд на склад упаковщика, склад бутылок и на церковь. - Ноболтать незачем, даже если бы речь шла о том, сколько пуговиц на сюртукемоего хозяина. Говорю вам, с ним это дело не пройдет. Лучше утопиться. Онсам так сказал. Я бы даже не назвал его фамилии, если бы вы ее не знали.Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Пока Роб снова осторожно обозревал двор, старуха украдкой сделала знакдочери. Это было едва заметное движение, но дочь, ответив ей взглядом, отвела глаза от мальчика; она по-прежнему сидела неподвижно, закутавшись вплащ. - Роб, миленький, - сказала старуха, поманив его на другой конецскамьи. - Ты всегда был моим любимчиком и баловнем. Ведь правда? Ты этознаешь? - Да, миссис Браун, - не слишком любезно ответил Точильщик. - Как же ты мог меня покинуть! - воскликнула старуха, обнимая его зашею. - Как же ты мог, гордец, уйти, скрыться из виду и не прийти и нерассказать своей бедной старой знакомой, какая тебе выпада удача! Ох-хо-хо! - Эх, да ведь это страсть как опасно для парня, раз хозяин где-нибудьпоблизости и смотрит в оба! - вскричал несчастный Точильщик. - Страсть какопасно, когда над ним вот так завывают. - Ты зайдешь навестить меня, Роб? - воскликнула миссис Браун. - Ох, неужели ты так и не зайдешь меня навестить? - Да говорю же вам, что зайду. Зайду! - ответил Точильщик. - Вот теперь я узнаю моего Роба, моего любимчика, - сказала миссисБраун, вытирая омоченное слезами морщинистое лицо и нежно обнимаяТочильщика. - Зайдешь ко мне домой, Роб? - Да, - ответил Точильщик. - И скоро, Роб, миленький? - спросила миссис Браун. - И часто будешьзаходить? - Да-да-да!! - сказал Роб. - Клянусь душой и телом, приду. - И если он сдержит свое слово, - сказала миссис Браун, воздев руки кнебу и подняв трясущуюся голову, - я никогда не буду подходить к нему, хотямне известно, где он живет, и никогда не пророню о нем ни словечка! Никогда! Это восклицание как будто принесло капельку утешения злополучномуТочильщику, который тотчас пожал руку миссис Браун и со слезами на глазахумолял ее оставить парня в покое и не губить его надежд на будущее. МиссисБраун, еще раз нежно его обняв, изъявила согласие, по, прежде чемпоследовать за дочерью, оглянулась, украдкой поманила его пальцем и хриплымшепотом попросила денег. - Дай мне шиллинг, миленький, - сказала она, и жадность отразилась наее лице, - или шесть пенсов. Ради старого знакомства. Я так нуждаюсь! А моякрасавица дочка, - она оглянулась в ее сторону, - ведь это моя дочка, Роб, -держит меня впроголодь. Но когда Точильщик неохотно сунул ей в руку деньги, дочь потихонькувернулась и, схватив мать за руку, вырвала у нее монету, - Как? - воскликнула она. - Опять деньги! Вечно деньги и деньги! Плохоже вы помните о том, что я вам недавно говорила. Вот, возьми обратно! Старуха застонала, когда деньги были возвращены владельцу, но, непрепятствуя их возвращению, заковыляла рядом с дочерью в переулок, выходивший на площадь. Изумленный и испуганный Роб, глядя им вслед, увидел, что они вскоре остановились и завели оживленный разговор; заметил он такжеугрожающие жесты молодой женщины (по-видимому, относившиеся к тому, о комони говорили) и попытку миссис Браун подражать этим жестам, и от всей душипожелал, чтобы не он был предметом их беседы. Утешившись мыслью, что сейчас они ушли и что миссис Браун не может житьвечно и, по всей вероятности, недолго будет нарушать его покой, Точильщик, сокрушаясь о своих проступках лишь постольку, поскольку они влекли за собойтакие неприятные последствия, успокоил свои встревоженные чувства, обрелбезмятежный вид, подумав о том, как ловко он избавился от капитана Катля(это воспоминание почти всегда приводило его в превосходное расположениедуха), и отправился в контору Домби получить приказания от своего хозяина. Там его хозяин, такой проницательный и зоркий, что Роб затрепетал, всерьез опасаясь, как бы его не выбранили за свидание с миссис Браун, вручилему, по обыкновению, папку с утренней почтой для мистера Домби и записку кмиссис Домби и только кивнул головой, как бы предписывая быть осмотрительными расторопным, - таинственное внушение, которое, по мнению Точильщика, заключало в себе мрачные предостережения и угрозы и действовало на негосильнее всяких слов. Оставшись один в своем кабинете, мистер Каркер приступил к работе иработал весь день. Он принял немало посетителей, просмотрел множестводокументов, не раз уходил по делам и не позволял себе предаваться раздумью, пока занятия не пришли к концу. Но когда бумаги с его стола исчезли одна задругой, он снова погрузился в размышления. Он стоял на обычном своем месте и в обычной своей позе, уставившись впол, когда вошел его брат и принес обратно письма, взятые из кабинетазаведующею в течение дня. Он тихонько положил их на стол и хотел уйти, номистер Каркер-заведующий произнес, устремив на него такой пристальныйвзгляд, точно все это время созерцал именно его, а не пол конторы: - Ну-с, Джон Каркер, что привело вас сюда? Его брат указал на письма и снова двинулся к двери. - Странно, - сказал заведующий, - что вы приходите сюда и уходите, дажене справившись о здоровье нашего хозяина. - Нам сообщили сегодня утром в конторе, что мистер Домбивыздоравливает, - ответил брат. - Вы такой мягкосердечный человек, - с улыбкой сказал заведующий, -впрочем, мягкосердечным вы стали в течение этих лет, - что, готовпоклясться, вы бы огорчились, если бы с ним случилась беда. - Я был бы искренне опечален, Джеймс, - ответил тот. - Он был бы опечален, - сказал заведующий, указывая на него пальцем, словно взывая к кому-то третьему присутствующему при разговоре. - Он был быискренне опечален! Вот этот мой брат! Этот маленький клерк, эта никому ненужная рухлядь, повернутая лицом к стене, словно дрянная картина! Он, просидевший у своей стены бог знает сколько лет! Он преисполненблагодарности, уважения, преданности и думает, что я этому поверю! - Я ни в чем не хочу вас уверять, Джеймс, - возразил брат. - Будьтесправедливы ко мне так же, как к любому из своих подчиненных. Вы мне задаливопрос, и я на него ответил. - И у вас, жалкий льстец, нет никаких оснований сетовать на него? -спросил заведующий с несвойственной ему раздражительностью. - Нет основанийвозмущаться высокомерным отношением, оскорбительным пренебрежением, чрезмерною требовательностью? Да кто же вы, черт возьми: человек или мышь? - Было бы странно, если бы два человека, в особенности начальник иподчиненный, не имели никаких причин сетовать друг на друга; он, во всякомслучае, их имел, - ответил Джон Каркер. - Но, не говоря уже о моейистории... - Его история! - воскликнул заведующий. - Она всегда налицо. Онасбрасывает вас со счетов. Дальше! - Да, не будем говорить об этой истории, которая, как вы намекнули, дает мне одному (к счастью для всех остальных) особые основания бытьблагодарным... Но здесь в конторе нет никого, кто бы высказывался ичувствовал иначе. Не думаете же вы, что кто-нибудь останется равнодушным, если неудача или несчастье постигнет главу фирмы, и не будет этим искреннеопечален? - У вас, разумеется, есть основания быть признательным ему, -презрительно сказал заведующий. - Да неужели вам неизвестно, что вас здесьдержат как дешевый пример и знаменательное доказательство милосердия Домби иСына, что споспешествует славной репутации этой великой фирмы? - Неизвестно, - кротко ответил его брат. - Я давно уже уверовал в то, что меня здесь держат по другим соображениям, более бескорыстным. - Вы как будто намеревались изречь какую-то христианскую заповедь, -сказал заведующий, оскалив зубы, как тигр. - Нет, Джеймс, - возразил тот. - Хотя братские узы между нами давнопорваны... - Кто их порвал, дорогой сэр? - спросил заведующий. - Я, своим недостойным поведением. Я вас в этом не виню. Заведующий, растянув рот и оскалив зубы, беззвучно произнес: " О, выменя в этом не вините! " - и предложил ему продолжать. - Хотя, говорю я, братских уз между нами не существует, не осыпайтеменя, умоляю, ненужными насмешками и не истолковывайте в дурную сторону то, что я говорю или хотел бы сказать. Я собирался высказать лишь одну мысль: ошибочно предполагать, что только вы один, возвышенный над всеми прочими, удостоенный доверия и отличия (возвышенный с самого начала, я это знаю, благодаря вашим исключительным способностям и порядочности), поддерживающийс мистером Домби более близкие отношения, чем кто бы то ни было, стоящий, если можно так выразиться, на равной ноге с ним и осыпанный его милостями ищедротами, - ошибочно, говорю я, предполагать, что только вы один заботитесьо его благополучии и репутации. Я искренне верю, что нет в этой контореникого, начиная с вас и кончая самым последним служащим, кто бы не разделялэтого чувства. - Вы лжете! - воскликнул заведующий, внезапно покраснев от гнева. - Вы- лицемер, Джон Каркер, и вы лжете! - Джеймс! - вскричал тот, вспыхнув в свою очередь. - Что вы хотитесказать, произнося эти оскорбительные слова? Почему вы гнусно бросаете ихмне в лицо без всякого повода с моей стороны? - Я вам говорю, - сказал заведующий, - что ваше лицемерие и смирение, атакже лицемерие и смирение всех служащих я не ставлю ни во что. - Онпренебрежительно щелкнул пальцами. - Я вижу вас насквозь. Вы для меняпрозрачны, как воздух! Нет никого из служащих, занимающих место между мною исамым последним в этой конторе (к нему вы относитесь с участием, и не безоснования, ибо вас разделяет небольшое расстояние), кто бы втайне непорадовался унижению своего хозяина, кто бы в глубине души не питал к немуненависти, - кто бы не желал ему зла и кто бы не восстал, будь у негомужество и сила! Чем больше пользуешься милостями хозяина, тем большетерпишь от него обид, чем ближе к нему, тем дальше от него. Вот каковоубеждение всех служащих! - Не знаю, - отозвался брат, чье негодование вскоре уступило местоудивлению, - не знаю, кто вам наговорил таких вещей и почему вам вздумалосьиспытывать меня, а не кого-нибудь другого. А вы меня испытывали и старалисьподдеть на крючок - в этом я теперь уверен. Вы и держите себя и говоритетак, как никогда прежде. Повторяю еще раз - вас обманывают. - Знаю, что обманывают, - сказал заведующий. - Я вам это уже говорил. - Не я, - возразил его брат. - Ваш доносчик, если есть у вас таковой. Аесли нет, то ваши собственные мысли и подозрения. - У меня нет никаких подозрений, - сказал заведующий. - У меня естьуверенность. Все вы - малодушные, подлые, льстивые собаки! Все вы одинаковопритворяетесь, все одинаково лицемерите, все твердите одни и те же жалобныеслова, все скрываете одну и ту же тайну, весьма прозрачную. Его брат, не говоря ни слова, удалился и захлопнул дверь, когда тотзамолчал. Мистер Каркер-заведующий медленно придвинул стул к камину и сталпотихоньку разбивать угли кочергой. - Трусливые, гнусные твари! - пробормотал он, обнажая два рядасверкающих зубов. - Нет среди них никого, кто бы не притворился потрясенными возмущенным... Ба! Любой из них, будь он наделен властью и обладай он умоми смелостью, чтобы этой властью воспользоваться, унизил бы гордость Домби исокрушил ее так же безжалостно, как я разбиваю эти угли! Дробя их и размешивая золу в камине, он с задумчивой улыбкой смотрел насвою работу. - Да, даже и без такой королевской приманки, - добавил он. - И естьгордыня, о которой забывать не следует; доказательством служит нашезнакомство. Он погрузился в еще более глубокое раздумье и сидел, размышляя надтемнеющей золой, затем поднялся с видом человека, оторвавшегося от книги, и, осмотревшись вокруг, взял шляпу и перчатки, направился туда, где стояла еголошадь, сел на нее и поехал по освещенным улицам; был вечер. Он поравнялся с домом мистера Домби, придержал лошадь и, проезжаяшагом, посмотрел вверх, на окна. Сначала его внимание было привлечено темокном, в котором он видел когда-то Флоренс с ее собакой, хотя сейчас оно небыло освещено; но он улыбнулся, окинув взглядом величественный фасад дома, ис каким-то высокомерием отвернулся от этого окна. - Было время, - сказал он, - когда стоило труда следить даже за твоейвосходящей звездочкой и разузнавать, где собираются облака, чтобы в случаенеобходимости заслонить тебя. Но теперь взошла планета и затмила тебя своимсиянием. Он повернул свою белоногую лошадь за угол и отыскал среди освещенныхокон с другой стороны дома одно окно. С ним было связано воспоминание овеличественной осанке, о руке в перчатке, воспоминание о том, как сыпалисьна пол перья с крыла прекрасной птицы, а легкий белый пух накидки трепетал, словно перед надвигающейся бурой. Снова повернув лошадь, он увез с собой этивоспоминания; ехал он быстро по темнеющим и безлюдным аллеям парков. Роковым образом они были связаны с женщиной, с гордой женщиной, котораяненавидела его, но благодаря его ловкости и своей гордыне и озлоблениюмедленно и неуклонно приучалась терпеть его присутствие; она приучаласьвидеть в нем человека, пользующегося привилегией говорить о еепренебрежительном равнодушии к ее же собственному мужу и о забвении еюуважения к самой себе. Воспоминания связаны были с женщиной, которая глубокоего ненавидела, знала его и ему не доверяла, потому что слишком хорошо онидруг друга понимали; но она разжигала свое жестокое озлобление, подпускаяего к себе с каждым днем все ближе и ближе, несмотря на всю ненависть, какуюк нему питала. Несмотря на нее? Благодаря ей! Ибо в той бездне, куда не всилах был проникнуть ее грозный взгляд, - хотя она и могла мельком тудазаглянуть, - таилось возмездие, и достаточно было увидеть слабую тень его, вызывавшую содрогание, чтобы запятнать ее душу. Неужели призрак такой женщины витал перед ним во время его поездки, призрак, отвечающий реальности? Да, он видел ее мысленно такой, какою она была: ее гордыню, озлобление, ненависть так же ясно, как ее красоту, яснее всего - ненависть к немусамому. По временам он видел ее подле себя - высокомерную и неприступную, аиногда - лежащую в пыли под копытами его лошади. Но всегда он видел еетакой, какою она была, без маски, и следил за ней на опасной тропе, покоторой она шла. И после своей прогулки верхом, когда он переоделся и вошел в ее яркоосвещенную комнату, - вошел со своею склоненной головой, тихим голосом ивкрадчивой улыбкой, - он видел ее так же ясно. Он даже угадывал, почему былазатянута в перчатку рука и, в силу этой догадки, тем дольше удерживал ееруку в своей. На опасной тропе, по которой она шла, он следил за ней, и кактолько она делала шаг, он ставил свою ногу на отпечаток ее ноги.
Данная страница нарушает авторские права?