Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Глава XXI.
Новые лица Майор, еще более посинев и вытаращив глаза, - более, так сказать, перезрелый, чем когда бы то ни было, - и разражаясь лошадиным кашлем нестолько по необходимости, сколько от, сознания собственной важности, шествовал под руку с мистером Домби по солнечной стороне улицы, причемразбухшие его щеки свисали над тугим воротничком, ноги были величественнораскорячены, а огромная голова покачивалась из стороны в сторону, как будтоон укорял самого себя за то, что был таким очаровательным субъектом. Непрошли они нескольких ярдов, как майор встретил какого-то знакомого, и ещечерез несколько ярдов майор снова встретил какого-то знакомого, но толькопомахал им рукой мимоходом и повел мистера Домби дальше, указывая при этомна местные достопримечательности; и оживляя прогулку скандальными сплетнями, приходившими ему на память. Таким манером майор и мистер Домби шествовали под руку к полному своемуудовольствию, когда увидели приближающееся к ним кресло на колесах, вкотором сидела леди, лениво управляя своим экипажем с помощью руля, приделанного впереди, тогда как сзади экипаж подталкивала какая-то невидимаясила. Хотя леди была не молода, но цвет лица у нее был ослепительный -совсем розовый, - а туалет и поза приличествовали весьма юной особе. Рядом скреслом, держа легкий зонтик с таким горделивым и усталым видом, словно отстоль великого усилия придется вскоре отказаться и зонтик уронить, шла ледизначительно моложе, очень красивая, очень высокомерная, очень своенравная навид; она высоко поднимала голову и опускала глаза, словно если и было насвете что-нибудь достойное внимания, кроме зеркала, то, во всяком случае, неземля или небо. - Ах, черт побери, кого же это мы видим, сэр?! - вскричал майор, останавливаясь, когда приблизилась маленькая группа. - Дорогая моя Эдит! - растягивая слова, произнесла леди в кресле. -Майор Бегсток! Едва услышав этот голос, майор оставил руку мистера Домби, бросилсявперед, взял руку леди и поднес к своим губам. С не меньшей галантностьюмайор прижал обе свои руки в перчатках к сердцу и низко поклонился другойледи. И теперь, когда кресло остановилось, движущая сила обнаружилась вобразе раскрасневшегося пажа, напиравшего сзади, который отчасти перерос, аотчасти перенапряг свою силу, ибо когда он выпрямился, то оказалось, что онвысок, изнурен и худ; положение его было тем печальнее, что он испортилфасон своей шляпы, подталкивая кресло головой, чтобы продвинуть его вперед, как это делают иногда слоны в восточных странах. - Джо Бегсток, - сказал майор обеим леди, - горд и счастлив до концадней своих. - Лукавое создание! - лениво протянула старая леди в кресле. - Откудавы явились? Я вас не выношу. - В таком случае, сударыня, разрешите представить вам друга, чтобызаслужить ваше снисхождение! - воскликнул майор. - Мистер Домби, миссисСкьютон. - Леди в кресле любезно улыбнулась. - Мистер Домби, миссисГрейнджер. - Леди с зонтиком едва обратила внимание на то, что мистер Домбиснял шляпу и низко поклонился. - Я в восторге от такой удачи, сэр! - сказалмайор. Майор как будто не шутил, ибо он смотрел на всех троих и подмигивалвесьма безобразно. - Миссис Скьютон, Домби, - сказал майор, - производит опустошение всердце старого Джоша. Мистер Домби дал понять, что его это не удивляет. - Коварный дух, - сказала леди в кресле, - замолчите! Давно ли выздесь, негодный? - Один день, - ответил майор. - И вы можете пробыть один день или даже одну минуту в этом саду, -произнесла леди, слегка поправляя веером фальшивые локоны и фальшивые бровии показывая фальшивые зубы, резко выделявшиеся благодаря фальшивому цветулица, - в этом саду... как он называется... - Вероятно, Эдем, мама, - презрительно подсказала молодая леди. - Милая моя Эдит, - отозвалась та, - я ничего не могу поделать. Явсегда забываю эти ужасные названия... И вы можете пробыть здесь день и невдохновиться всей душой и всем своим существом, созерцая природу, впитываяаромат, - продолжала миссис Скьютон, шурша носовым платком, от котороготошнотворно пахло духами, - аромат ее чистого дыхания, чудовище? Противоречие между словами, полными юного энтузиазма, и безнадежновялым тоном миссис Скьютон было вряд ли менее заметно, чем противоречиемежду ее возрастом - примерно лет под семьдесят - и ее туалетом, который былбы неуместен и в двадцать семь лет. Ее поза в кресле на колесах (которую онаникогда не меняла) была той самой, в какой ее нарисовал в ландо летпятьдесят назад модный в ту пору художник, подмахнувший под печатнымвоспроизведением рисунка имя " Клеопатра", в результате открытия, сделанногокритиками тех времен, будто она удивительно похожа на эту царицу, возлежащуюна борту своей галеры. Миссис Скьютон была тогда красавицей, и щеголи вчесть ее осушали и разбивали бокалы дюжинами. Красота и коляска остались впрошлом, но позу она сохранила и специально для этого держала кресло наколесах и бодающегося пажа, ибо, кроме позы, не было ровно никакихоснований, препятствовавших ей ходить. - Надеюсь, мистер Домби - поклонник природы? - заметила миссис Скьютон, поправляя бриллиантовую брошь. Кстати сказать, она существовала главным образом благодаря славепринадлежащих ей бриллиантов и семейным связям. - Мой друг Домби, сударыня, - отозвался майор, - быть может, ипоклоняется ей втайне, но человек, занимающий столь видное место ввеличайшем из городов вселенной... - Нет никого, кто бы не знал об огромном влиянии мистера Домби, -сказала миссис Скьютон. Когда мистер Домби ответил на комплимент поклоном, более молодая ледипосмотрела на нею и встретила его взгляд. - Вы живете здесь, сударыня? - обратился к ней мистер Домби. - Нет, мы жили в разных местах - в Харрогете, Скарборо и в Девоншире.Мы разъезжаем и останавливаемся то тут, то там. Мама любит перемены. - Эдит, конечно, не любит, - сказала миссис Скьютон с загробнымлукавством. - Я не заметила между этими местами никакой разницы, - последовалкрайне равнодушный ответ. - На меня клевещут. Об одной только перемене, мистер Домби, ядействительно мечтаю, - с жеманным вздохом промолвила миссис Скьютон, - ибоюсь, что мне никогда не позволят ею насладиться. Общество не разрешит. Ноуединение и созерцание - вот для меня... как это называется... - Если вы имеете в виду рай, мама, то так и скажите, чтобы вас моглипонять, - заметила молодая леди. - Милая Эдит, - отозвалась миссис Скьютон, - тебе известно, что явсецело завишу от тебя, когда забываю эти отвратительные названия. Уверяювас, мистер Домби, природа предназначила меня для жизни в Аркадии. Вобществе я чувствую себя плохо. Коровы - моя страсть. Всегда я мечталатолько о том, чтобы поселиться на ферме в Швейцарии и жить окруженной однимикоровами... и фарфором. Это забавное сопоставление, заставлявшее вспомнить о пресловутом слоне, случайно попавшем в посудную лавку, было принято с полной серьезностьюмистером Домби, который заявил, что, по его мнению, природа несомненновесьма респектабельное установление. - Чего мне недостает, - протянула миссис Скьютон, пощипывая своюморщинистую шею, - так это... сердца. - Замечание устрашающе справедливое, хотя и не в том смысле, какой она ему придавала. - Чего мне недостает - этоискренности, доверия, отсутствия условностей и свободных порывов души. Мы доужаса искусственны. - Это была сущая правда! - Одним словом, - сказала миссис Скьютон, - природа мне нужна всюду.Это было бы так очаровательно. - Сейчас природа приглашает нас следовать дальше, мама, если высогласны, - сказала молодая леди, презрительно скривив красивые губы. Услыхав этот намек, изнуренный паж, который созерцал компанию из-заспинки кресла, скрылся за ним, словно земля его поглотила. - Подождите минутку, Уитерс, - сказала миссис Скьютон, когда креслодвинулось вперед; она обращалась к пажу с тем томным достоинством, с каким вбылые дни обращалась к кучеру в парике, с букетом величиною с головкуцветной капусты и в шелковых чулках. - Где вы остановились, ужасноесоздание? Майор остановился в отеле " Ройал" вместе со своим другом Домби. - Можете навестить нас вечерком, если исправитесь, - просюсюкала миссисСкьютон. - Если мистер Домби окажет нам эту честь, мы будем польщены; Уитерс, вперед! Майор снова поднес к своим синим губам кончики пальцев, которыепокоились на ручке кресла с нарочитой небрежностью - по образцу Клеопатры, амистер Домби отвесил поклон. Старшая леди удостоила обоих весьма милостивойулыбки и девического помахивания рукой; младшая - тем едва заметным кивком, какого требовала простая вежливость. Последний взгляд на старое морщинистое лицо матери с пятнами румянца, которые при солнечном свете казались страшнее и отвратительнее, чеммертвенная бледность, и на горделивую красоту дочери, на ее изящную фигуру иблагородную осанку пробудил и у майора и у мистера Домби невольное желаниепосмотреть им вслед, и оба оглянулись одновременно. Паж, изогнувшись неменьше, чем его собственная тень, тяжко трудился позади кресла подобнотарану, подталкивая его в гору; шляпа Клеопатры колыхалась так же, как ираньше, а красавица, шедшая немного впереди, выражала всей своей грациознойфигурой, с головы до пят, все то же полнейшее равнодушие ко всем и ко всему. - Вот что я вам скажу, сэр, - начал майор, когда они возобновили своюпрогулку, - будь Джо Бегсток помоложе, нет на свете женщины, которую онпредпочел бы этой женщине в роли миссис Бегсток. Черт побери, сэр, - сказалмайор, - она великолепна! - Вы имеете в виду дочь? - осведомился мистер Домби. - Разве Джой Б. - брюква, Домби, - сказал майор, - чтобы иметь в видумать? - Вы говорили комплименты матери, - возразил мистер Домби. - Старое пламя, сэр! - хихикнул майор Бегсток. - Дьявольски старое. Ейэто приятно. - Мне она кажется благородной особой, - сказал мистер Домби. - Благородной, сэр! - повторил майор, останавливаясь и тараща глаза насвоего спутника. - Почтенная миссис Скьютон, сэр, приходится сестройпокойному лорду Финиксу и теткой ныне здравствующему. Семья небогатая - всущности бедная, - и она живет на свою маленькую вдовью часть; но уж колидело дойдет до происхожденья, сэр!.. Майор сделал росчерк тростью и зашагал вперед, отчаявшись объяснить, дочего дойдет дело, если зайдет так далеко. - Я заметил, - помолчав, сказал мистер Домби, - что дочь вы назвалимиссис Грейнджер. - Эдит Скьютон, - отвечал майор, снова останавливаясь и высверливаятростью в земле ямку, долженствующую изображать Эдит, - вышла замуж(восемнадцати лет) за Грейнджера из нашего полка. - Майор изобразил его ввиде второй ямки. - Грейнджер, сэр, - продолжал майор, постукивая тростью повторому воображаемому портрету и выразительно покачивая головой, - был нашимполковником; чертовски красивый молодец, сэр, сорока одного года. Он умер, сэр, на втором году супружеской жизни. Майор несколько раз проткнул тростью изображение усопшего Грейнджера ипродолжал путь, держа трость на плече. - Давно это было? - осведомился мистер Домби, снова останавливаясь. - Эдит Грейнджер, сэр, - отвечал майор, закрывая один глаз, склоняяголову к плечу, переложив трость в левую руку, а правой разглаживая брыжи, -Эдит Грейнджер в настоящее время под тридцать лет. И, черт побери, сэр, -сказал майор, снова водружая трость на плечо и продолжая путь, - этобесподобная женщина. - Дети были? - спросил затем мистер Домби. - Да, сэр, - сказал майор. - Был мальчик. Мистер Домби уставился вземлю, и лицо его омрачилось. - Который утонул, сэр, - продолжал майор, - когда ему было лет пять. - Вот как! - сказал мистер Домби, поднимая голову. - Опрокинулась лодка, в которую няньке незачем было его сажать, -сказал майор. - Такова его история. Эдит Грейнджер - все еще Эдит Грейнджер; но будь непреклонный старый Джой В., сэр, чуть-чуть помоложе и побогаче, этосоздание носило бы фамилию Бегсток. Майор тряхнул плечами и щеками, захохотал и, произнося эти слова, былбольше, чем когда бы то ни было, похож на перекормленного Мефистофеля. - В том случае, полагаю, если бы леди не возражала? - холодно заметилмистер Домби. - Ей-богу, сэр, - сказал майор. - Бегстоки не ведают такого родапрепятствий. Однако справедливость требует отметить, что Эдит могла бы ужераз двадцать выйти замуж, не будь она горда, сэр, - да, горда! Мнение о ней мистера Домби, если судить по его лицу, не изменилось отэтого к худшему. - В конце концов это великое достоинство, - сказал майор. - Клянусьбогом, это высокое достоинство! Домби! Вы сами горды, и ваш друг, старыйДжо, уважает вас за это, сэр. Воздав характеру своего спутника хвалу, которая, казалось, была у негоисторгнута силой обстоятельств и неумолимым течением беседы, майор оборвалразговор и пустился в общие рассуждения на тему о том, сколь был он любим иобожаем прекрасными женщинами и ослепительными созданиями. Через день мистер Домби и майор встретили почтенную миссис Скьютон сдочерью в Галерее минеральных вод; на следующий день они снова их встретилиневдалеке от того места, где повстречались в первый раз. После того как онивстречались таким образом раза три-четыре, простая вежливость по отношению кстарым знакомым требовала, чтобы майор навестил их вечером. Первоначально умистера Домби не было желания делать визиты, но когда майор заявил о своемнамерении, мистер Домби заметил, что с удовольствием будет его сопровождать.Посему перед обедом майор приказал туземцу отправиться к обеим леди, передать привет от него и мистера Домби и сказать, что вечером они будутиметь честь навестить их, если леди будут одни. В ответ на это туземецпринес очень маленькую записку, распространявшую очень сильный запах духов, писанную рукою почтенной миссис Скьютон майору Бегстоку и кратко сообщавшую: " Вы - гадкий медведь, и я была бы не прочь отказать вам в прошении, но есливы действительно будете вести себя очень хорошо, - это было подчеркнуто, -можете прийти. Привет от меня (Эдит присоединяет и свой привет) мистеруДомби". Почтенная миссис Скьютон и ее дочь, миссис Грейнджер, занимали вЛемингтоне квартиру довольно фешенебельную и дорогую, но оставлявшую желатьлучшего в смысле размера и удобств: когда почтенная миссис Скьютон ложиласьв постель, ноги ее оказывались в окне, а голова - в камине, а служанкапочтенной миссис Скьютон ютилась в каком-то чулане позади гостиной, такомкрохотном, что принуждена была вползать в него и выползать, словнопрелестная змейка, дабы не выставлять напоказ все его содержимое, Уитерс, изнуренный паж, спал в другом доме, под самой крышей соседней молочной, акресло на колесах - камень этого юного Сизифа - ночевало в сарае той жемолочной, где принадлежащие этому заведению куры несли свежие яйца и ночьюрасполагались на сломанной двуколке, несомненно убежденные в том, что онавыросла здесь и является чем-то вроде дерева. Мистер Домби и майор застали миссис Скьютон в позе Клеопатры средидиванных подушек, в очень воздушном одеянии, разумеется, отнюдь не похожуюна шекспировскую Клеопатру, которая с годами не увядала *. Поднимаясь полестнице, они слышали звуки арфы, но эти звуки оборвались, когда доложили обих приходе, и теперь Эдит стояла возле арфы, более прекрасная ивысокомерная, чем когда-либо. Отличительною чертою этой леди было то, что еекрасота бросалась в глаза и утверждала себя без всяких усилий и вопреки ееволе. Леди знала, что она красива; иначе и быть не могло; но, в гордынесвоей, как будто относилась к этому пренебрежительно. Почитала ли она дешевыми те чары, какие могли вызвать лишь восторг, неимевший в ее глазах никакого значения, или же такое поведение помогало ейповысить их цену в глазах поклонников, - те, кто их ценил, редко об этомзадумывались. - Надеюсь, миссис Грейнджер, - сказал мистер Домби, подходя к ней, - немы повинны в том, что вы перестали играть? - Вы? О нет! - Почему же ты в таком случае не продолжаешь, дорогая Эдит? -промолвила Клеопатра. - Я перестала играть так же, как и начала... так мне захотелось. Полное равнодушие, с каким это было сказано, - равнодушие, ничегообщего не имеющее с вялостью или бесчувственностью, ибо оно было отмеченогорделивым умыслом, - великолепно оттенялось той небрежностью, с какою онапровела рукой по струнам и отошла в другой конец комнаты. - Знаете ли, мистер Домби, - сказала ее томная мать, играя ручнымэкраном, - иногда милая моя Элит не совсем согласна со мною... - А разве не всегда, мама? - заметила Эдит. - О нет, милочка! Фи, фи, это разбило бы мне сердце, - возразила мать, пытаясь прикоснуться к ней ручным экраном, каковой попытке Эдит ие пошланавстречу. - Моя милая Эдит не согласна со мной по вопросу об этих строгихправилах хорошего тона, которые соблюдаются в мелочах. Почему мы не бываемболее непосредственны? Ах, боже мой! В душе у нас заложены томления, порывыи безотчетные волнения, которые так очаровательны, так почему мы не бываемболее непосредственны? Мистер Домби сказал, что это весьма справедливое наблюдение, весьмасправедливое. - Пожалуй, мы бы могли быть более непосредственны, если бы постарались, - сказала миссис Скьютон. Мистер Домби считал это возможным. - Черт возьми, как бы не так, сударыня, - сказал майор. - Этого мы неможем себе позволить. Поскольку мир не населен Дж. Б. - непреклонными ипрямодушными старыми Джо, сударыня, копчеными селедками с икрой, сэр, - мыэтого не можем себе позволить. Это недопустимо. - Злой язычник! - воскликнула миссис Скьютон. - Умолкните! - Клеопатра повелевает, - отозвался майор, посылая воздушный поцелуй, -и Антоний Бегсток повинуется! - Этому человеку чужда всякая чувствительность! - сказала миссисСкьютон, жестокосердно поднимая ручной экран, дабы заслониться от майора. -Всякое сострадание! А можно ли жить без сострадания? Есть ли что-нибудьболее очаровательное? Без этого солнечного луча, озаряющего нашу холодную, холодную землю, - продолжала миссис Скьютон, оправляя кружевную накидку исамодовольно наблюдая, какое впечатление производит ее обнаженная худаярука, - как могли бы мы выносить эту землю? Одним словом, сухой вы человек, - глянула она из-за экрана на майора, - я бы хотела, чтобы мой мир был весь- сердце; а вера - так очаровательна, что я не позволю вам смущать ее, слышите? Майор отвечал, что со стороны Клеопатры жестоко требовать, чтобы весьмир был сердцем, и в то же время присваивать себе сердца всего мира. Этозаставило Клеопатру напомнить ему, что лесть ей несносна, и если он дерзнетеще раз заговорить с ней в таком тоне, она безусловно прогонит его домой. В это время Уитерс Изнуренный подал чай, а мистер Домби снова обратилсяк Эдит. - По-видимому, общества здесь почти нет? - сказал мистер Домбисвойственным ему величественным, джентльменским тоном. - Да, кажется. Мы никого не видим. - Ах, в самом деле, - откликнулась со своего ложа миссис Скьютон, - внастоящее время здесь нет людей, с которыми нам хотелось бы встречаться. - Им не хватает сердца, - с улыбкой сказала Эдит. Сумеречная улыбка: так странно сочетались в ней свет и мрак. - Как видите, милая Эдит посмеивается надо мной! - сказала мать, покачивая головой, которая иной раз покачивалась непроизвольно, словнопараличное дрожанье возникало время от времени, протестуя противвспыхивающих бриллиантов. - Злюка! - Если не ошибаюсь, вы бывали здесь раньше? - спросил мистер Домби. Онпо-прежнему обращался к Эдит. - О, не раз. Кажется, мы бывали всюду. - Красивые места! - Да, должно быть. Все так говорят. - Твой кузен Финикс в восторге от них, Эдит, - вставила мать со своеголожа. Дочь слегка повернула изящную головку и, чуть-чуть приподняв брови, словно с кузеном Финиксом следовало считаться меньше, чем с кем бы то нибыло из смертных, снова перевела взгляд на мистера Домби. - Мне надоели эти окрестности - надеюсь, к чести для моего вкуса, -сказала она. - Пожалуй, у вас есть для этого основания, сударыня, - ответил он, посматривая на висевшие и разбросанные вокруг рисунки, в которых он узналокрестные пейзажи, - если эти прекрасные зарисовки сделаны вами. Красавица ничего ему не ответила и сидела, сохраняя вид поразительнонадменный. - Я не ошибся? - спросил мистер Домби. - Их рисовали вы? - Да. - И вы играете, как я уже знаю. - Да. - И поете? - Да. На все эти вопросы она отвечала со странной неохотой и словно борясь ссобой, что уже было отмечено, как характеристическая особенность ее красоты.Однако она не была смущена и вполне владела собой. Не было у нее, по-видимому, и желания уклониться от разговора, ибо она не отводила взора отсобеседника и - поскольку это было для нее возможно - оказывала ему знакивнимания, даже тогда, когда он молчал. - По крайней мере у вас много средств против скуки, - сказал мистерДомби. - Каково бы ни было их действие, - отвечала она, - теперь вы знаетевсе. Больше никаких у меня нет. - Могу ли я познакомиться с ними? - с напыщенной галантностьюосведомился мистер Дом6и, полошив рисунок, который держал в руке, и указываяна арфу. - О, разумеется! Если хотите! С этими словами она встала, прошла мимо кушетки матери, бросив в еесторону высокомерный взгляд - взгляд мимолетный, но (если бы кто-нибудь еговидел) выражавший очень многое и затененный той сумеречною улыбкой, котораяулыбкой не была, - и вышла из комнаты. Майор, получив к тому времени полное прощение, придвинул к Клеопатремаленький столик и сел играть с нею в пикет. Мистер Домби, не зная этойигры, подсел к ним поучиться, пока не вернулась Эдит. - Надеюсь, мы услышим музыку, мистер Домби? - сказала Клеопатра. - Миссис Грейнджер любезно обещала, - сказал мистер Домби. - А! Это очень приятно. Объявляете игру, майор? - Нет, сударыня, - сказал майор. - Не могу. - Вы варвар, - отозвалась леди, - испортили мне игру. Вы любите музыку, мистер Домби? - Чрезвычайно, - был ответ мистера Домби. - Да. Музыка очень приятна, - сказала Клеопатра, глядя на свои карты. -В ней столько сердца... смутные воспоминания о прошлом существовании... имногое другое... поистине очаровательно. Знаете, - хихикнула Клеопатра, перевертывая валета треф, который был ей сдан вверх ногами, - есличто-нибудь могло бы побудить меня оборвать нить жизни, то только желаниеузнать, в чем же тут дело и что это значит; столько есть волнующих тайн, отнас сокрытых! Майор, ваш ход! Майор сделал ход, а мистер Домби, подсевший, чтобы обучаться, вскорепришел бы в полное замешательство, если бы хоть какое-нибудь вниманиеобращал на игру, но он сидел, гадая, когда же вернется Эдит. Наконец она вернулась и подошла к арфе, а мистер Домби встал и, стояподле нее, слушал. Он не был любителем музыки и понятия не имел о тем, чтоона играет, но он видел, как она склоняется над арфой и, быть может, слышалв звучании струн какую-то далекую, понятную одному ему, музыку, котораяукрощала чудовище железной дороги и смягчала его жестокость. Клеопатра за пикетом не дремала. Глаза у нее блестели, как у птицы, ивзор не был прикован к картам, а пронизывал комнату из конца в конец, останавливаясь на арфе, исполнительнице, слушателе - на всем. Окончив играть, высокомерная красавица встала и, приняв благодарность икомплименты мистера Домби с таким же видом, как и раньше, подошла к роялю. Эдит Грейнджер, любую песенку, только не эту! Эдит Грейнджер, вы оченькрасивы, и туше у вас блестящее, и голос глубокий и звучный, но только неэту песенку, которую его покинутая дочь пела его умершему сыну! Увы! Он ее не узнает; а если бы и узнал, какая песенка могла бывзволновать этого черствого человека? Спи, одинокая Флоренс, спи! Пустьбезмятежны будут твои сны, хотя ночь стала темной и тучи надвигаются игрозят разразиться градом!
Данная страница нарушает авторские права?