Книга пятая: тугое плетение

Одна ночь может изменить весь мир.

Привратники отправили скороходов с пучками вампумов, объявляя начало собрания на Плавучем Мосту. Они хотели дать звание вождя чужеземцу, которого называли Закат. Пятьдесят сахемов согласились с этим, ведь ничего удивительного в том не было. Ведь вождей было гораздо больше, чем сахемов, ведь титул упразнялся вместе со смертью человека, ведь каждый народ мог избирать собственных вождей, в зависимости от того, что случилось на тропе войны или в мирное время. Единственная необычная вещь была в чужеземном происхождении кандидата. Но он уже некоторое время живет среди Привратников, а за это время среди девяти народов и восьми племен ходили слухи, что кандидат был интересным малым.

Его спас отряд воинов-Привратников, что направились далеко на запад, в набег на Сиу, народа на западной границе земель Ходеношони. Воины наткнулись на нескольких Сиу, что пытали кого-то. Жертва висела на крюках, что пронзали кожу, в то время как под телом разводили огонь. Готовя засаду, воины были впечатлены речами истязаемого, который тот вел на наречии Привратников, как если бы заметил их.

Когда тебя пытают, ты дожен яростно смеяться в лицо твоим врагам, чтобы показать, что никакая боль не может одержать верх над духом человека. Но чужестранец был не таков. Он спокойно говорил своим мучителям, скорее на языке Привратников, чем наречии Сиу:

- Вы – ужасные палачи. Дух ломает не ярость, в ярости вдохновение. Ненавидя меня, вы помогаете мне. Ломает дух свалка, когда тела сбрасывают в одну кучу, подобно желудям, без эмоций. Там, откуда я пришел, имеется тысяча устройств для истязания плоти, но больше всего мучает безразличие. Здесь вы напоминаете мне, что я человек, полный ярости, что я – объект ярости. Я счастлив с вами. И скоро я буду освобожден воинами, гораздо лучшими, чем вы.

Сенека, лежавшие в кустах приняли это, как явный сигнал к атаке. С боевыми кличами, они рассеяли Сиу и собрали столько скальпов, сколько врагов им удалось поймать. Впрочем, позаботились они и об освобождении чужеземца, что говорил такие речи, да вдобавок на их родном языке.

- Как ты понял, что мы были рядом? – спрашивали они его.

- Пудучи подвешенным так высоко, - отвечал он, - несложно было заметить ваши глаза, блестящие среди листьев.

- А откуда же ты знаешь наш язык?

- На западном побережье острова живет племя ваших родичей, что отправились туда много лет назад. Я выучил их язык.

И затем они выходили его и взяли с собой. И жил он несколько лун с Привратниками и народом Большого Холма, что рядом с Ниагарой. Он ходил и на охоту, и на тропу войны. А слова о его достижениях разошлись среди девяти народов, многие люди видели его, и все они восхищались им. Никто не был удивлен, что его решили выбрать вождем.

Совет был собран на холме у истока озера Канандейгуа, там, где, Ходеношони впервые появились на свете, вылезя, подобно кротам, из земли.

Народ Холмов, Гранитные Люди, Хозяева Кремня, Носящие Куртки, пришедшие с юга два поколения назад. Они ушли с побережья, вытесненные людьми, что пришли из-за моря, с востока. Все направлялись на запад по Пути Длинного Дома, что расширил земли лиги с востока на запад. Они вставали лагерями на некотором расстоянии от дома совета Привратников, направляя скороходов, чтобы возвестить о своем прибытии, согласно старым обычаям. Сахемы Сенека подтверждали день совета и повторяли свое приглашение.

В назначенное утро, перед рассветом, люди начали вставать и скатывать свои постели, собираясь у костров. Наскоро перекусили кленовым напитком и пирогами с жареной кукурузой. Предрассветное небо было чистым, с единственной полосой рассеивающейся тучки на востоке, что напоминала расшитый узорами шов на женских одеждах. Туман на озере клубился, будто бы духи мчались по его спокойной глади, стремясь попасть на совет духов, что, как часто бывало, проходил в одно время с советом людей. Воздух был холоден и свеж, без намека на тяжелый жар, который наверняка рухнет на землю после полудня.

Прибывшие народы направились на заливные луга подле озера и остановились в условленном месте. К тому времени, когда небо из серого стало становиться синим, уже несколько сотен человек были здесь, чтобы послушать Приветствие Солнцу, что пел престарелый сахем Сенека.

Народы Онондага считались хозяевами совета, а также держателями вампума, в который были вплетены законы лиги. И теперь их старый могущественный сахем, Корзина Вампумов, стоял перед всеми, разворачивая своими потрескавшимися руками кольца белого, тяжелого вампума. Онондага жили по центру, так что их совет был старше других советов лиги. Корзина Вампумов совершил танец скорохода вокруг луга, выкрикивая что-то, принимавшееся остальными за яростные вопли.

В центре разгорелся костер, трубки пошли по кругу. Мохоки, Онондага, Сенека, братья друг другу и отцы остальным шести народам сели к западу от пламени. Онкида, Кайюга и Тускарора сели к востоку. Новые народы – Чероки, Шони и Чокто разместились с юга. Солнцо взломало горизонт. Его свет затапливал долину, подобно кленовому напитку, заполняя все и окрашивая в цвета желтого лета. Дым закручивался, серое быстро терялось в голубом. Утро было безветренным, а духи озера просто растворились. В рощице к востоку от луга запели птицы.

Из стрел теней и лучей света вперед вышел невысокий, шерокоплечий мужчина. Он был бос, а из одежды на нем был лишь пояс скорохода. Круглое, удивительно плоское лицо. Чужеземец. Он шел, сцепив свои руки вместе, скромно потупив взор. Выйдя от младших народов к центральному костру, он протянул свои раскрытые ладони к Оновенато, Корзине Вампумов.

Корзина Вампумов сказал ему:

- Сегодня ты стал вождем Ходеношони. Обычай велит мне на этот случай прочесть историю лиги, записанной на этом вампуме и напомнить законы лиги, давшие нам мир на много поколений и приведшие к нам новые народы, от моря до Миссиссипи, от Великих Озер до Теннесси.

Закат кивнул. Его грудь была испещрена глубокими шрамами, что оставили крюки Сиу. Он был собран, подобно сове:

- Вы оказали мне величайшую честь. Вы – самые щедрые из народов.

- Мы – величайшая лига народов под небесами, - отвечал Корзина Вампумов. – Мы живем на самом высоком месте Большого Дома, и добрые пути расходятся от нас во все направления. В каждом народе есть восемь племен, разбитых на две группы. Волк, Медведь, Бобер и Черепаха. Олень, Бекас, Цапля и Ястреб. Каждый член племени Волка – брат и сестра всем другим Волкам, неважно какого они народа. Отношения между разными Волками зачастую крепче, чем внутри народа. Эти отношения – подобно тугому плетению в корзине или ткани. Так мы становимся единым полотном. Народы не могут рассориться, ведь это порвет материю племен. Брат не может сражаться с братом, сестра не может идти на сестру. Ныне же Волк, Медведь, Бобер и Черепаха, будучи братьями и сестрами, не могут жениться внутри племени. Должно же жениться им на Ястребе, Бекасе, Олене или Цапле.

Закат кивал на каждое высказывание Корзины Вампумов, каждое из которых было сделано твердым голосом человека, трудившегося всю жизнь, чтобы эта система работала, чтобы развивалась и расширялась. Закат был объявлен членом племени Ястреба и теперь он должен будет играть вместе с другими Ястребами на утренней игре в лакросс. Теперь он с ястребиной внимательностью внимал словам Корзины, вслушиваясь в каждое слово старика. Люди, находившиеся на берегу озера, потихоньку стали расходиться. Женщины начинали готовить для пира, некоторые мужчины размечали поле для лакросса на самом большом из заливных лугов.

Сахем, наконец, закончил свой ритуал, и Закат обратился ко всем, кто его слышал.

- Это величайшая честь в моей жизни, - громко и медленно произнес он. Его произношение было странным, но разборчивым. – Быть принятым лучшим народом Земли – это больше, чем то, на что стоит надеяться бедному страннику. Правда, я надеялся. Я потратил много лет, пересекая сей великий остров, надеясь на это.

Он склонил свою голову, сложив руки.

- Очень скромный человек, - заметила Иагоге, Та, Что Слышит, что была женой Корзины Вампумов. – И при этом не слишком молодой. Будет интересно послушать его речи сегодня вечером.

- И посмотреть на то, как он играет в игру, - произнесла Текарнос, или Капающее Масло, одна из племянниц Иагоге.

- Помешивай-ка лучше суп, - усмехнулась Иагоге.

- Да, Мать.

Судьи внимательно изучили поле для лакросса на предмет камней и кроличьих нор. Затем, на двух концах поля, подняли тонкие рейки ворот. Как и всегда, в игре Волк, Медведь, Бобер и Черепаха сойдутся с Оленем, Бекасом, Цаплей и Ястребом. Активно принимались ставки, так что скоро, рядом со специальными людьми, выросли кучи добра, на которое играли: чаще всего это были личные вещицы с красивым орнаментом, но также попадались огнива, дудки, барабаны, кисеты с табаком, трубки, иглы и стрелы, а также два кремневых пистолета и четыре мушкета.

Две команды и судьи собрались в центре поля, толпа же встала по его границам. Некоторые забрались повыше на холм, чтобы лучше видеть. Сегодняшняя игра будет десять на десять, так что пять попаданий в ворота приносят победу. Главный судья озвучил основные правила, все как обычно: не касаться мяча рукой, ногой, туловищем или головой; не задевать других игроков клюшкой. В руках он держал круглый мяч из оленьей кожи, наполненный песком, размером с его кулак. Двадцать игроков выстроились в две линии по десять человек, каждая команда защищала свои ворота. По одному участнику вышли к центру, чтобы разыграть подброшеный мяч, тем самым начав матч. Под рев толпы, главный судья подбросил мяч в воздух, и поспешил удалиться к краю поля, где с помощниками он будет наблюдать за возможными нарушениями правил.

Два предводителя команд из всех сил бросились к мячу, натянутой на концах клюшек сеткой яростно шваркая по земле или тыча в чужую клюшку. Несмотря на то, что задевать клюшкой другого игрока было запрещено, цеплять чужую клюшку разрешлось. Но и тут приходилось действовать с умом: нанесение удара по ногам даже по ошибке каралось свободным ударом по воротам. И вот два игрока все сражались за мяч, пока Цапле не удалось подцепить мяч себе и затем откатить его одному из своих товарищей. Игроки побежади вперед.

Противники бросались к ведущему мяч, тот обходил их так долго, как мог, а затем мощным взмахом отправлял мяч прямо в сетку клюшки игрока своей команды. Если мячик падал на землю, ближайшие игроки бросались на него, клюшки скрещивались и трещали от ударов. Пара игроков с каждой команды стояли поотдаль от этой свалки, прикрывая ворота, на случай если противник завладеет мячом и попытается прорваться к воротам.

Достаточно быстро всем стало ясно, что Закат наверняка играл в лакросс раньше, скорее всего у Привратников. Он не был так молод, как остальные игроки, не так быстр, как лучшие бегуны с обеих сторон, но он оказывался проворнейшим, когда ему велели опекать кого-то из команды противника. Только самые могучие из команды Волка, Медведя, Бобра и Черепахи могли противостоять его мощному напору, но силачи проигрывали ему в скорости. Чужестранец держал клюшку двумя руками, будто косу, очень низко в сторону или вперед, будто думая отбить мяч в сторону. Скоро его опоненты поняли, что его взмахи не отбивали мяч вникуда, а умело вели. Если же они пытались перехватить его, он просто уворачивался и ускользал, довольно быстро для такого невысокого плотного человека. Когда же его блокировала большая группа противников, он пускал мяч из своей клюшки, подобно стреле, одному из открытых товарищей. Единственной проблемой становилось то, что его подачи не всегда удавалось поймать. Но если им это удавалось, они неслись к воротам противника, размахивая клюшками, и вопя во все горло, вместе с толпой болельщиков, чтобы смутить последнюю защиту у ворот. Закат же не то что не кричал, он вовсе не проронил ни звука, играя в совершенно непривычной тишине. Никогда он не бросался на игроков другой команды, даже не встречался с ними взглядом, присматривая за мячом и, казалось, за небесами. Он играл, будто находился в трансе, будто был без сознания. Но когда все его товарищи по команде были отброшены или заблокированны, он всегда каким-то образом был открыт для передачи. Как ни старался опекун, а скоро и не один, поспеть за шустрым Закатом, да только ничего не выходило. Окруженные товарищи, отчаянно старавшиеся выкинуть мяч подальше, всегда обнаруживали Заката именно там, где была единственная возможность сделать передачу, задыхающимся, но, чудом, всегда открытым. Из последних сил они пасовали туда как могли, а он же проворно ловил мяч и тут же бросался вперед, пробегая перед носом у противника, меняя направление под совершенно дикими углами. Как только его блокировали окончательно, он все равно сохранял возможность сделать передачу и мощным ударом выбивал мяч кому-то из своих. Было сущим удовольствием наблюдать за его местами восхитительными, местами комичными движениями, так что как только команда Оленя, Бекаса, Ястреба и Цапли обошла последних защитников и пронесла мяч в ворота, толпа взревела от счастья. Нечасто счет открывался так быстро.

Затем команда Медведя, Волка, Бобра и Черепахи делала все возможное, чтобы остановить Заката, но их ставили в тупик его странные выпады. Должным образом защититься от его стратегии они не могли. Если они бросались на него толпой, он пасовал вперед своим молодым товарищам. Если же они атакопали его поодиночке, он уворачивался, прыгал, метался и иным образом уходил от противника до тех пор, пока не подбирался к воротам на расстояние удара, где наносил резкий удар, что посылал мяч по дуге в ворота, подобно стреле. Таких мощных ударов никто никогда не видел.

Между голами команды отходили за игровую линию, чтобы попить воды и кленового напитка. Команда Медведя, Волка, Бобра и Черепахи мрачно переговаривалась. После того, как клюшка “случайно” вылетела в голову Заката, швырнув его оземь и окрасив лоб кровью, судья назначил свободный удар по воротам с середины поля. Раненый, несмотря ни на что, забил еще гол под рев толпы. Ранение не помешало его странной, но эффективной игре, не дало ни шанса его оппонентам.

Иагоге сказала своей племяннице:

- Он играет так, будто его противники лишь призраки. Он играет, будто бы соревнуясь лишь с собой, стараясь выяснить, как бегать еще изящней. – она была страстной ценительницей игры и то, что она видела, было ей по вкусу.

Гораздо быстрее, чем обычно, счет был уже четыре против одного в пользу малых племен, так что старшие племена собрались обсудить стратегию. Женщины разносили тыквы с водой и кленовым напитком. Иагоге, сама будучи Ястребом, подсела к Закату и предложила ему тыкву с водой, подметив, что он пьет только ее.

- Тебе нужен хороший партнер, - прошептала она, наклонившись к нему поближе. – Никто не может пройти до конца в одиночку.

Он посмотрел на нее с удивлением. Иагоге кивнула в сторону своего племянника Дошове, Сломай Рогатину:

- Он – твой человек.

И была такова.

Игроки подошли к середине поля на бросок, в обороне команда Медведя, Волка, Бобра и Черепахи оставили лишь одного человека. Завладев мячом, они проложили свой путь к воротам противника с яростью, рожденной отчаянием. Затем игра затянулась надолго, ни одна сторона не получала преимущества. И те, и те, как бешеные, носились взад-вперед по полю. Вдруг один из команды Оленя, Ястреба, Бекаса и Цапли подвернул ногу и Закат попросил Дошове выйти на замену.

Команда Медведя, Волка, Бобра и Черепахи снова атаковала, тесня новичка. Но как только один из них подошел слишком быстро к Закату, тот метнулся вперед. Противник отшатнулся и грохнулся на землю. Мяч Закат просто перекинул через поверженного и перепрыгнул через него сам. Затем он отдал передачу Дошове и прикрыл юношу, что казался напуганным и замешкавшимся. Впрочем, у него хватило ума тут же совершить длинный пас вперед по полю, обратно к Закату, что уже несся туда на полной скорости. Тот поймал передачу. Все бросились в погоню за ним. Но, как оказалось, последние силы он берег именно на этот момент. Развив совершенно невообразимую скорость, могучим ударом он послал мяч мимо защитника прямо в ворота, завершив матч.

Толпа разразилась овацией. Шляпы и мешки с табаком взлетели в воздух, чтобы дождем обрушиться на поле. Соперники лежали на спинах, затем встали и начали заключать друг друга в объятия, под пресмотром судей.

Позже Закат и прочие игроки сидели на берегу озера, погрузив ноги в воду:

- Ну и ну, - приговаривал он, - я начал уставать.

Он позволил одной из женщин забинтовать ему голову вышитой тканью и поблагодарил ее, опустив лицо к земле.

После полудня молодежь играла в другую игру – бросали дротики через вертящееся кольцо. Заката пригласили поиграть и он согласился сделать одну попытку. Он стоял спокойно, затем, плавным движением бросил дротик через кольцо, не прервав его вращения. Закат поклонился и вернулся на свое место.

- Я играл в такую игру, когда был мальчиком, - пояснил он. – Она была частью подготовки воина, или, по-нашему, самурая. То, что тело запоминает, никогда не забывается.

Иагоге все видела и поспешила к своему мужу, Корзине Вампумов.

- Мы должны попросить Заката рассказать нам больше о своей стране, – сказала она.

Он кивнул, никак не показав, что его заинтересовали ее слова. Так он всегда делал. Даже если они обсуждали важнейшие решения, которые должны влиять на лигу. В этом был весь Корзина, раздражительный и подозрительный. Но это лишь потому, что лига так много значила для него. Так что Иагоге никак не отреагировала на его поведение. Как всегда.

Скоро начался пир и они поспешили на него. Как только солнце закатилось, огни ярко рванули ввысь, навстречу теням. Церемониальная площадка между четырмя главными огнями покрылась сотнями людей, что пировали пряной мамалыгой и кукурузными пирогами, бобовым супом, вареными кабачками, жареным мясом оленя, лося, утки и куропатки. Пока люди ели все стало тихо. После основной еды, наступило время попкорна с земляничным вареньем на кленовом сахаре, что полагалось есть неспешно. Детей это не касалось – сладкоежки ели лакомство за обе щеки.

Весь вечерний пир Закат ходил от места к месту, с зажатой в руке гусиной ножкой. Он представлялся незнакомцам, слушал их истории и отвечал на их вопросы. Присев к семьям своих товарищей по команде, он вспоминал утренний триумф вместе с ними.

- Эта игра напоминала мне мое прошлое занятие. – рассказывал он. – В моей стране воины сражаются оружием, напоминающим гигантские иглы. Я заметил, у вас есть иголки и несколько ружей. Они у вас оказались либо от моих старых братьев, либо от людей, пришедших с того берега вашего восточного моря.

Они кивали. Чужеземцы прибыли из-за моря и основали укрепленную деревню вниз по побережью, рядом со входом в большой залив, в устье Восточной Реки. Иголки получали оттуда. А еще лезвия томагавков из того же материала и ружья.

- Иголки – очень ценны, - сказала Иагоге. – Спроси об этом Иглоломку.

Люди засмеялись, а Иглоломка побагровела и разразилась проклятиями.

Закат сказал:

- Металл выплавляется из определенных камней. В камнях красного цвета часто есть немного метала. Если вам удастся разжечь очень жаркий костер, в большой глиняной печи, у вас будет свой металл. Подходящие камни есть к югу от земель лиги, в узких долинах. – Прутиком он нарисовал грубую карту.

Два или три сахема слушали вместе с Иагоге. Закат поклонился им:

- Я хотел бы поговорить об этих вещах с советом сахемов.

- Может ли глиняная печь удержать жар такого огня? - спросила Иагоге, рассматривая зажатую в руке толстую иглу для кожи, что была при ней в составе ожерелья.

- Да. Для этого нужны черные камни, которые горят жарче древесного угля. Мне доводилось делать мечи. Они подобны косам, только длинней. Как стебли травы или клюшки для лакросса. По длине они равны клюшкам, но края у него как у томагавка или стебля травы. Ну и они крепче, тяжелей. Взмахнешь мечом, - тут он сделал движение рукой, – и голова с плеч. Никто тебя не остановит.

Все, кто были на расстоянии слышимости заинтересовались такими речами. Они помнили, каков он с клюшкой. Летит, будто семена вяза по ветру.

- Кроме человека с ружьем, - возразил сахем Мохоков, Садагаведе, Невозмутимый.

- Это верно. Но важной деталью ружья является трубка, которую делают из того же металла.

Садагаведе кивнул, еще больше заинтересовавшись. Закат поклонился.

У Корзины Вампумов было несколько мальчишек, которых он послал найти остальных сахемов. Как только все пятьдесят были в сборе, они направились к Закату. Когда они подошли, он держал мяч для лакросса между большим и указательным пальцем. Крупные руки были сплошь покрыты шрамами.

- Вот, давайте предсатавим, что это мир. Мир, в основном, покрыт водой. На мировом озере находится два больших острова. Наибольший остров находится на противоположной стороне мира. Тот, на котором мы находимся, тоже большой, но не такой большой, как наибольший. Вполовину меньше или около того. В размерах же мирового озера я не столь уверен.

Угольком он нанес очертания двух больших островов в великом мировом море. Он протянул мячик Корзине:

- Это что-то вроде вампума.

Корзина кивнул:

- Картинка.

- Да, картинка. Целого мира на шарике, потому что мир – огромный шар. Еще сюда можно нанести названия для всех островов и озер.

Корзина не выглядел до конца убежденным. Но что-то, Иагоге была уверена, он вынес. Он попросил сахемов подготовиться к совету.

Иагоге ушла, чтобы помочь прибраться. Закат пошел с чашками к озеру, чтобы помыть их.

- Прошу тебя, - Иагоге была поражена. – Эту работу делаем мы.

- Я никому не слуга, - ответил Закат, продолжив подносить чашки девушкам, успевая интересоваться их узорами. Когда он увидел, что Иагоге присела на невысоком берегу, он сел рядом с ней.

Глядя на девушек, он сказал:

- Я знаю, что у Ходеношони в обычае женщине определять, кто на ком женится.

Иагоге согласилась:

- Пожалуй, можно и так сказать.

- Я теперь Привратник. И Ястреб. Остаток своей жизни я проживу с вами. Однажды я бы хотел и жениться.

- Ясно, - сказала Иагоге, взглянув на него, затем кивнув на девушек. – Есть ли у тебя кто-то на примете?

- Э, нет! – ответил он. – Я не настолько глуп. Это лучше тебе решать. После твоего совета по игрокам в лакросс, я думаю ты и тут лучше справишься.

Она улыбнулась. Стала смотреть на девушек в нарядной одежде для празника. Кто-то пришел с родичами, иные – сами по себе.

- Сколько зим ты видел?

- Тридцать пять, примерно. В этой жизни.

- У тебя были и другие жизни?

- Они у всех были. Ты не помнишь?

Она посмотрела на него, не зная – шутит ли он или серьезен:

- Нет.

- Воспоминания приходит чаще всего во сне. Но иногда происходит что-то, что ты узнаешь.

- У меня было такое чувство.

- Это оно и есть.

Она поежилась. Становилось прохладно, время вернуться к костру. Сквозь покров из ветвей, покрытых листьями, пробивалось мерцание одной-двух зведочек.

- Уверен, что у тебя нет предпочтений?

- Никаких. Женщины Ходеношони – самые могущественные женщины в мире. Дело не только в наследовании и линиях родства, но также в принципах брака. Это означает, что именно вы решаете, кто приходит в этот мир.

Она вздохнула:

- Ах, если бы дети были как их родители... – их с Корзиной потомство было совершенно беспокойными людьми.

- Тот, кто приходит в мир, ждет там. Ждут очень многие. А кто придет – это зависит от родителей.

- Ты так думаешь? Когда я смотрю на своих детей, я вижу лишь чужаков, приглашенных в Длинный Дом.

- Подобно мне.

- Да. Подобно тебе.

В этот момент их и нашли сахемы. Они забрали Заката на его церемонию.

Иагоге, убедившись, что мытье посуды подходит к концу, присоединилась к ним, помочь подготовить нового вождя. Она собрала его прямые черные волосы в хвост и поставила их вертикально. Внимательно осмотрела веселое лицо. Необычный человек.

Ему дали подходящий для статуса пояс, и наплечники – целую зиму одна мастерица трудилась над ними. В одежде он внезапно стал выглядеть молодцом – воин и вождь. Если не придираться к его раскосым глазам и плоскому лицу. Он не был похож ни на кого, из тех кого она видела раньше. Совершенно не похож на чужеземцов с восточного моря, которых она мельком видела на берегу. Но она начинала чувствовать, что он каким-то образом ей знаком. Он посмотрел на нее, поблагодарив за помощь. Когда они встретились взглядами, она почувствовало странное ощущения узнавания.

Несколько веток и пара больших стволов отправилась в центральный огонь. Барабаны и свистульки из черепах заиграли сильно-сильно, когда пятьдесят сахемов Ходеношони собрались на церемонию. Толпа следовала за ними, постепенно рассаживаясь, чтобы всем было видно.

Церемония восхождения вождя была не такой длинной, как церемония восхождения сахема. Сахем, ручающийся за кандидата, выходит вперед и объявляет назначение вождя. В данном случае вперед вышел Большой Лоб, из племени Ястреба. Он встал перед всеми и еще раз рассказал историю Заката: как они нашли его, истязаемого Сиу, как он смеялся над их пытками, примитивными по сравнению с искусством пыток своей родины; как он говорил на диалекте Привратников и как они смогли добраться до Длинного Дома, ускользнув из рук Сиу; как он жил среди Привратников и познавал их пути. Как он вел отряд воинов вниз по Реке Огайо и как они освободили множество людей Сенека, порабощенных Лакота. Как они смогли смогли провести их к свободе. Как эти и прочие действия сделали его кандидатом в вожди с поддержкой всех, кто знал его.

Большой Лоб продолжил, сказав, что сахемы советовались на его счет этим утром и согласны с выбором Привратников, даже не учитывая тот уровень, который Закат показал в игре в лакросс. Затем, под крики одобрения, его ввели в круг сахемов, где он, такой невысокий, просто скрылся под напором сухих тел.

Чуть позже все расступились и он воздел вверх руку, показывая, что готов произнести свою речь. Сахемы сели на утоптанную землю, чтобы все собрание смогло рассмотреть выступающего.

Закат начал говорить: «Это величайший день в моей жизни. Никогда, пока я жив, я не забуду ни мгновения этого прекрасного дня. Позвольте мне поведать, как я шел к этому дню. Вы слышали лишь часть этой истории. Я родился на острове Хоккайдо, среди островного народа Ниппон. Я рос там сначала молодым монахом, потом как самурай, воин. Меня звали Бусё.

В Ниппоне устроено все иначе. У нас есть группа сахемов с одним правителем, по имени Император. У нас есть племя воинов, которое обучают, чтобы оно сражалось за правителей и забирало у земледельцев часть их урожая. Я оставил службу моему первому правителю, потому что он был жесток к земледельцам. Я стал ронином, воином без племени.

Так я жил несколько лет, путешествуя по горам Хоккайдо и Хонсю бродягой, монахом, певцом, воином. Затем весь Ниппон был завоеван людьми, чо жили еще западней, на великом мировом острове. Этот народ, китайцы, правят половиной той стороны мира, а может и больше. Во время их вторжения на Ниппон не было штормового ветра камикдзе, который мог бы потопить их каноэ, что раньше всегда помогало нам. Старые боги покинули Ниппон, быть может из-за того, что почитатели Аллаха заняли острова Крайнего Юга. В любом случае, как только воду стало можно преодолеть, становить китайцев стало невозможно. Мы использовали целые батареи орудий, натягивали цепи под водой, жгли их огнем, атаковали ночью из засады, бросались вплавь на их корабли. Убивали во множестве, уничтожали флот за флотом, но они продолжали идти. Они поставили форт на побережье, с которого мы не смогли их выкинуть. Этот форт прикрывал длинный полуостров. В течение месяца они заполонили этот полуостров. Затем одним броском китайцы завладели целым островом, тысячами высаживаясь на всех пляжах разом. По сравнению с ними, весь народ лиги Ходеношони был бы лишь песчинкой. Несмотря на это, мы сражались и сражались, отходили в холмы и горы, где только нам был известен каждый камень, каждая гора, каждая пещера. Но равнины они завоевали. Ниппона, моего народа и моего племени, больше не стало.

К этому моменту я уже должен был погибнуть сотню раз, но в каждой битве удача или счастливая случайность берегла меня. Я одолевал врага или бежал в холмы, чтобы затем сразиться снова. В конце концов, таких как я, на Хонсю остались единицы. Мы объединили силы и придумали план. Под покровом ночи мы украли три китайских транспортных каноэ – огромные суда, каждый подобен связке из нескольких длинных домов, плывущих по воде. Мы направили их на восток, под комадой тех, кто уже ходил к Золотой Горе.

У этих кораблей на палках натянуты куски ткани, чтобы ловить ветер – такие штуки вы могли видеть у чужеземцев с востока. Ветер дул нам в спину, ведя нас на восток. А когда тот слабел, вперед нас тянуло великое морское течение.

Добравшись до Золотой Горы, мы узнали, что множество ниппонцев уже добрались до сюда – некоторые тут были уже несколько месяцев, иные – год, прочие – десятки лет. Большая часть была правнуками переселенцев, говорящие на старой форме ниппонского языка. Они были счастливы встретить отряд самураев. Они называли нас подобными легендарным пятидесяти трем ронинам. Все было оттого, что китайские корабли уже были тут. Они вошли в гавань и огнем своих огромных пушек опустошили деревни на берегу. Затем они ушли в море, доложить своему императору, что смогли прижали тех людей к ногтю».

Он совершил движение рукой, так что все поняли – какова ужасная участь тех, кто был придавлен огромным ногтем.

«Мы решили помочь нашим соплеменникам защитить это место. Сделать из него новый Ниппон. А, со временем, возвратить себе нашу истинную Родину. Но несколько лет спустя снова появились китайцы. На этот раз это были не корабли, шедшие через Золотые Врата, а пехота, двигавшаяся с севера. Огромная армия шла вперед, прокладывая дороги и строя мосты там, где они проходили. Они бредили золотом, что якобы скрывалось в холмах. И опять ниппонцы были перебиты, как крысы в кладовке. Многие бежали на восток или юг, в горы, где выживал один из десяти.

Когда оставшиеся в живых были надежно скрыты в горах, я понял, что не желаю, чтобы китайцы заполонили Черепаший Остров также, как они заполонили великий остров на западе. Я хотел бороться против этого. Я ушел жить среди племен и выучил их язык. Затем, после нескольких лет, я направился в путь на восток. Мимо пустынь и огромных гор, где кучи песка и камней громоздятся так высоко, что солнце сжигает их верхушки дочерна. Они скрипят под ногой, подобно жареной кукурузе. Скалы красовались огромными пиками и прятали узкие долины, через которые можно было пройти. У восточного подножия этих гор начинаются травяные равнины, которые доходят до ваших рек. Их населяют огромные стада бизонов, а также племена людей, что ходят за ними, перенося свои лагеря вслед стадам. На север ли, на юг идут стада – люди двигаются с ними. Это опасные народы. Они постоянно сражаются друг с другом, несмотря на то, что у них всего вдоволь. А я шел все дальше, до тех пор пока не набрел на земледельцев-невольников, которые были из народа Ходеношони. Я, к немалому своему удивлению, смог понять их. Из того, что они рассказали, мне стало ясно, что Ходеношони были народом, способным остановить вторжение китайцев.

Увидев Ходеношони я пошел сюда. Днем я спал в полых бревнах, а ночью двигался змеей по кустам. Добравшись до Огайо и обследовав ту землю, я освободил из неволи девушку Сенека и благодаря ей выучил еще больше слов. Потом нас схватил отряд Сиу. Это было ошибкой девушки, она сражалась с ними и погибла в бою. Меня они тоже почти убили, когда вы пришли и спасли меня. Пока меня пытали, я говорил себе: “отряд Сенека спасет тебя. Вон они, уже рядом. Вот их глаза, блестят огнем костра...” Тут вы и подошли.»

Он выкинул вперед свои руки и закричал:

- Спасибо, люди Длинного Дома! – из-за пояса он достал пучок листьев табака и кинул их в пламя. – Спасибо, Великий Дух, Единый Разум во всех нас.

- Великий Дух, - в ответ зашептали все вокруг.

Закат принял из рук Большого Лба длинную церемониальную трубку и очень осторожно набил ее табаком. Вминая листья в чашку, он продожил свою речь:

«То что я видел у вас – изумило меня. Во всех остальных краях правят ружья. Императоры приставляют их к головам сахемов, что наводят их на воинов, что целятся в земледельцев. Все вместе они наставляют свои ружья на женщин. Так что лишь императоры и несколько сахемов могут делать то, что хотят сами. Они владеют землей так, как вы владеете своей одеждой. Все прочие люди – лишь рабы, так или иначе. По всему миру таких империй пять-десять. Но их становится все меньше по мере того, как одна налетает на другую и они сражаются до тех пор, пока одна из них не победит. Они правят миром, но их никто не любит, а когда оружие не наставлено на людей, люди часто восстают. Это пораждает большую жестокость – мужчины убивают мужчин, мужчины убивают женщин. Но, несмотря ни на что, их число растет. Все потому что они пасут скот, вроде лося, что дает им молоко, мясо и кожу. А еще они разводят свиней – животных, похожих на кабанов, овец и коз, лошадей для езды верхом – они похожы на маленьких бизонов. И их количество все растет, их уже больше, чем звезд на небе. Кроме животных они выращивают всякие растения, как ваши три кормилицы – кабачок, боб и кукуруза. Кукурузу они зовут рисом, он растет в воде. Так можно прокормить множество людей – в каждой долине, вроде вашей, живет столько людей, сколько есть во всем народе Ходеношони. Это истинная правда, я видел своими собственными глазами. Подобное начинается и на вашем родном острове, на западном побережье. А, быть может, и на восточном.»

Он поклонился всем, прервался, чтобы наклониться к костру за тлеющим прутиком, затем он раскурил трубку. После он придерживал ее, для Корзины Вампумов и для всех прочих вождей, чтобы каждый сделал из трубки большую затяжку.

«Я смотрел за Ходеношони так пристально, как мать следит за своим чадом. Я видел, что сыновья ведут свой род по матерям и не наследуют своим отцам, что не дает власти скопиться в руках одного человека. Здесь неоткуда взяться императору. Я видел, как женщины выбирают супругов и как они наставляют их на протяжении всей жизни, как заботятся о пожилых и сиротах. Видел, как народы разделены на племена, переплетены так туго, что все люди лиги – братья и сестры друг другу. Видел, как все, даже женщины, избирают сахемов. Видел, что сахема, если он делает дурное, изгоняют. Видел, что их сыновья не особенные – лишь мужчины, равные другим мужчинам, что скоро женятся и заведут сыновей, которые уйдут, и дочерей, которые останутся. Я видел, как подобная система отношений принесла мир в вашу лигу. Вот она, лучшая во всем мире система правления, когда-либо изобретенная человеком.»

Он простер свои руки в жесте благодарности. Затем он снова наполнил трубку и снова раскурил ее – снова небольшой дымок смешался с могучим дымом, что столбом улетал в небо. В этот раз он набил побольше листьев и дал трубку другому сахему, Напуганому Мужу, который и впрямь казался немного встревоженным в этот момент. Но Ходеношони ценили ораторское искусство наравне с военными навыками, так что внимательно слушали, что говорил Закат:

«Лучшее правление, да. Но взгляните – ваш остров столь обилен едой, что вам не нужны никакие инструменты, чтобы прокормить себя. Вы живете в мире и довольстве, но у вас немного приспособлений, ваше население не увеличивается. Вы не знаете металла и у вас нет железного оружия. Вот почему так получается: можно копать глубоко, чтобы найти там воду, но зачем это делать, если повсюду есть ручьи и озера? Это – путь по которому вы живете.

Народы большого острова сражались друг с другом в течение многих поколений, придумали много инструментов и оружия. Теперь они могут добраться через море в любое место этого острова и осесть здесь. И вот они идут, гонимые, как олень у которого волки за спиной. Вы можете наблюдать это и на вашем берегу, за Восточными Далями. Это люди с другой стороны острова, с которого я сбежал, засряв на полпути кругосветного путешествия.

Они будут прибывать! И я скажу что произойдет, если вы не защитите себя на вашей земле. Они придут и построют больше крепостей на побережье, как уже начали делать. Они будут торговать с вами. Ткань за меха. Ткань! За право владеть землей, будто это их одежда! Когда ваши воины выйдут на тропу войны, они расстреляют их из ружей, а затем пришлют еще и еще больше воинов с ружьями. Вы не сможете противостоять им долго, неважно, скольких вы убьете, ведь у них людей столько, сколько песчинок на длинных пляжах. Они затопят вас, подобно Ниагаре.»

Он сделал паузу, чтобы образ возник в голове у каждого.

Затем он воздел руки:

«Так не должно случиться. Настолько могучие люди, как Ходеношони, с мудрыми женщинами и храбрыми воинами, великий народ, умереть за который с радостью сможет каждый, как за собственную семью, вы сможете научиться противостоять империям. Империям, в которых свободны лишь императоры.

“Но как мы это сделем? ” – спросите вы меня. “Как мы сможем заткнуть Ниагару? ”»

Он сделал еще одну паузу, снова набивая трубку и бросая больше табака в огонь. Трубка снова пошла по кругу.

«А вот как. Ваша лига может расширяться, что вы уже показали, включив в нее Носящих Куртки, Шони, Чокто и Лакота. Вы должны пригласить соседние народы присоединиться к вам. Научить их вашим путям. Рассказать об угрозе из-за моря. Каждый народ должен использовать свое умение и храбрость, чтобы защитить остров. Если вы будете действовать вместе, захватчикам не удастся прорваться на ваши земли, не удастся укрепиться.

А еще, и это самое важное, вы должны научиться делать свои собственные ружья.»

Теперь внимание собравшихся было сфокусировано полностью. Один из сахемов поднял мушкет, который он приобрел на берегу, чтобы все могли рассмотреть оружие. Деревянное ложе, железный ствол, железный крючок, железный замок, с зажатым кремнем.В оранжевом свете костра он выглядел очень изящным, совершенно неземным. Было в нем что-то чарующее, что привлекало внимание сотен лиц.

Но Закат смотрел на оружие без почтения:

«Да. Примерно такие. Тут деталей меньше, чем в корзине. Металл получается, если камни сунуть в огонь. Чаши и формы для расплавленного металла создаются из более прочного металла, который больше не плавится. Но можно и из глины. То же самое и со стержнем, вокруг которого оборачивается нагретый лист железа, чтобы сделать ствол ружья. Такое сильное пламя получается, если использовать для топлива древесный или каменный уголь, а также если в пламя поддувают мехами. А еще вы можете поставить на ручье колесо и ремнями заставить его поднимать и опускать мехи с силой тысячи мужчин.»

Он пустился в описания процесса, в основном пользуясь своим родным языком. Если что-то куда-то, то получится то-то. Помогал он себе жестами, а под конец выхватил из костра тлеющую ветку и дул на нее до тех пор, пока она снова не запылала желтым пламенем.

- Мехи – это сумки оленьей кожи, зажатые между деревянными ладонями, или стенками, - он пояснял сказанное, хлопая рука об руку. – эти устройства может толкать река. Вся работа, которая может быть выполнена силой текучей воды гораздо эффективней. Так сила рек может стать вашей силой. Вы можете подчинить даже силу Ниагары. Вы можете сделать металлические диски с зубчатыми краями, заставить реку вращать их и спиливать огромные деревья как сухие травинки. Сможете распиливать стволы на доски для того, чтобы строить дома и лодки.

Взмахом руки он указал на то, что их окружает:

- Лес покрывает всю восточную половину Черепашьего Острова. Бесчисленное количество деревьев. Вы можете сделать все. Огромные корабли, чтобы пересечь океан. Перенести войну на их берега. Если желаете. Можете отправиться к ним и спросить у тех людей – желают ли они быть рабами в империях или племенем в составе лиги. И это будет вам подвласно, только захотите.

Закат замолчал, чтобы в очередной раз набить трубку. Корзина Вампумов решил сказать:

- Ты все говоришь о борьбе и войнах. Но чужеземцы на берегу всегда были дружелюбны и заботливы. Они торгуют, меняют ружья на мех, не стреляют в нас, но и не боятся. Они лишь говорят с нами о своем боге, будто бы это могло бы для нас что-то значить.

Закат кивнул:

- Так и будет, пока вы не оглянетесь вокруг и не увидите, что кругом чужеземцы. В ваших долинах, в крепостях на вершинах ваших холмов, говорящие, что это их ферма, как если бы то была табачная затяжка. Они начнут стрелять в любого, кто убивает животное на их земле или ест фрукты с деревьев. И с этого момента они скажут вам повиноваться их законам, потому что их больше и у них есть ружья. И у них найдутся воины, постоянно вооруженные. Готовые выйти на тропу войны в любом месте в любое время. И вам придется бежать от них, бежать на север, оставляя им лучшую на свете землю.

Он заботливо провел рукой по земле, показывая, насколько он ее любит. Многие улыбнулись несмотря на сосредоточенность. Они ждали, пока он не сделает четыре большие затяжки, а затем каждый также сделал по одной, чтобы проводить его хотя бы до порога. Они видели, что он покидает их. Он начал говорить, находясь издалека, изнутри своего духа, с изнанки звезд.

- Они принесут болезни. Многие из вас умрут от лихорадки, болезней, что приходят будто неоткуда, передаются от человека к человеку. Болезни пожирают вас изнутри, как лишай, растущий повсюду прямо в вас. Крошечные паразиты внутри, большие паразиты снаружи – люди наживающиеся на вашем труде, даже если находятся на той стороне планеты, они заставят вас работать на них силой закона и силой ружей. Законы – это лишай! Они лишь поддерживают незыблимость роскоши императоров по всему свету. Их так много, что для их записи понадобились бы все деревья этого леса.

Он глубоко вздохнул, затем замотал головой, как пес, выходящий из темноты на яркий свет.

- Ну же! – он кричал. – Вы должны жить так, будто уже мертвы! Так, будто ваши воины уже пали, вы понимаете? Нужно сопротивляться чужеземцам с побережья, нужно ограничить их прибывание лишь городом в заливе, если это возможно. Война все равно придет, неважно, что вы делаете. Но чем позже она начнется, чем сильнее вы подготовитесь, тем вернее вы победите. Наконец, защищать свой дом проще, чем завоевывать землю на другом конце света. Мы должны преуспеть! Мы должны попытаться, мы, и все последующие поколения!

Еще одна длинная затяжка.

- Да, еще оружие! Большие пушки и ружья! Порох. Заводы. Лошади. У нас получится, если мы обзаведемся этими вещами. И послания на бересте. Отдельный значок для каждого звука в языке. Издавай звук, делай пометку. Это очень просто. Такая речь может преодолеть огромные дистанции в пространстве и времени, что могут разделять говорящего и слушателя. Это вещь, распространенная повсюду. Послушайте же, ваш остров был изолирован от прочих огромными морями, все это время, начиная с того момента, как Великий Дух создал людей. А теперь другие идут сюда! Для борьбы с ними у вас есть ваша исключительная мудрость, ваш дух, ваша отвага и ваше устройство народа, что, подобно тугому плетению ваших корзин, крепче всего на свете. Сильнее пушек!

Внезапно он повернулся и выкрикнул восточным звездам: «Сильнее пушек!» Потом повернулся на север и закричал звездам севера: «Сильнее пушек!». Затем западные звезды услышали: «Сильнее пушек!». Повернувшись на юг он прокричал еще раз: «Сильнее пушек!»

Многие кричали вслед за ним.

Он подождал, пока не настанет тишина.

- Каждому новому вождю дозволено просить совет сахемов, собравшихся чествовать его, по одному политическому вопросу. И я прошу сахемов обсудить вопрос чужеземцев с побережья, вопрос противостояния этим чужеземцам, вопрос обуздания силы рек, вопрос производства ружей, вопрос кампании против чужеземцев. Я прошу сахемов воспользоваться нашими силами в наших же интересах.

Он сложил свои руки и поклонился.

Сахемы стояли молча.

Первые слова произнес Корзина:

- Это больше, чем одно предложение. Но мы обсудим первое из них. Решение по нему ответит на другие вопросы само.

Сахемы разбились на небольшие группы и начали обсуждения. Прямой Камень быстро-быстро говорил, как у него было в обыкновении. Насколько казалось Иагоге, он склонялся в сторону Заката.

По подобным решениям они все должны прийти к общему согласию. Сахемы всех народов разделились на пары и тройки, вполголоса переговариваясь друг с другом, сосредоточившись на собеседниках. Когда они заканчивали обсуждение в тройке или паре, придя к общему решению, они расходились и встречались с представителями других групп – по четыре от народов Привратников и Болотников. Те тоже общались немного, пока те, кто уже высказался, принялись набивать трубки. Скоро сахем каждого народа объяснял свои взгляды другим семи сахемам и выслушивал их возражения.

Этой ночью обсуждение велось очень долго, настолько долго, что люди начали с любопытством поглядывать на сахемов. Несколько лет назад, когда было обсуждение – что делать с прибрежными чужеземцами, единства не удалось достичь, и ничего не было предпринято. Случайно или намеренно, Закат вернул к жизни одну из самых важных и нерешенных проблем в их жизни.

Похоже, сейчас все повторялось. Корзина призвал обсуждения закончить и объявил людям:

- Сахемы снова соберутся утром. Вопрос, стоящий перед ними, слишком велик, чтобы решить его за ночь. Мы не желаем более откладывать танцы.

Это было встречено бурным одобрением. Закат посмотрел на сахемов и тяжело вздохнул. Затем он присоединился к первой партии танцоров, возглавлявших шествие с погремушками из черепаховых панцирей. Он взял погремушку и начал яростно трясти ее из стороны в сторорну, управляясь с ней так же, как он управлялся с клюшкой для лакросса. Его движения были плавны и текучи, совсем не похожи на танцы воинов Ходеношони, что делали вид, будто они атакуют кого-то томагавками, бурно и энергично двигались, вопили в воздух и горланили песни все время. Закат смотрел на эти пляски с доброжелательной улыбкой, качая головой, чтобы показать, насколько его собственные способности танцора ниже, чем у других. А толпа, довольная тем, что есть у Заката хоть какие-то стороны, в которых он не приуспел, смеялась и вливалась в танец. Закат повернулся кругом, с некоей девушкой он потанцевал, повторяя ее движения, а затем встроился в цепочку танцоров, что пошли вокруг костра, по полю для лакросса и снова к костру. Закат же выскочил из змеи, достал землистые табачные листья и начал класть их на язык всем, кто проходил мимо, в том числе Иагоге и другим женщинам.

- Шаманский табак, - пояснял он каждому. – Шаманский подарок, для танцев.

У шаманского табака оказался горький вкус, так что многие прикладывались к кленовому напитку, чтобы смыть горечь. Юноши и девушки продолжли танцы, их конечности размазывались в движении на фоне света костров, что были гораздо светлей и ярче прежнего. Оставшаяся часть толпы, молодежь и старики, плясали там, где стояли, сбрасывая с себя события дня. Многие собрались вокруг тех, кто изучал карту мира Заката, нанесенную на мяч для лакросса. По какой-то причине он горел нежным, пульсирующим светом, будто огонек теплился в его середине.

- Закат, - через некоторое время позвала Иагоге. – Что там, в твоем шаманском табаке?

Тот ответил:

- Я жил с народом на западе.Это они дали мне его. В эту ночь Ходеношони должны вместе отправиться в путешествие по ведениям. Путешествие духов, как это бывает. Но на этот раз весь Длинный Дом вместе.

Он сжал в руках дудочку, которую ему кто-то дал и аккуратно положил на отверстия пальцы. Выдув несколько звуков, он поменял расположение пальцев.

- Ага! – воскликнул он, изучив дудочку пристально. – Наши дырочки расположены по другому! Ничего, я все равно попробую.

Он исполнил такую проникновенную мелодию, что под нее все запорхали птицами в новом танце. По мере игры Закат морщился, пока, наконец, его лицо не приобрело умиротворенные черты и он исполнил эту мелодию по-другому, еще краше.

Закончив играть, он еще раз посмотрел на дудочку.

- Это была «Сакура», - сказал он. – Я зажимал отверстия под «Сакуру», но наружу выходила другая мелодия. Несомненно, все, что я говорю вам, будет так же изменено. И ваши дети переменят все опять. Так что совершенно неважно что я вам сказал сегодня, и то, что вы сделаете завтра.

Одна из девочек танцевала со своей игрушкой – яйцом, окрашенным красной краской. Закат усавился на него, крепко о чем-то задумавшись. Он помотал головой и стало видно, что порез на его голове снова начал кровоточить. Его глаза закатились и он грохнулся навзничь, выронив дудочку. Лежа он выкрикнул что-то на чужом языке. Толпа притихла, а те, кто был ближе к нему, сели на землю.

- Это уже случалось раньше, - сказал он чужым голосом, медленным и звенящим. – Да, теперь повторяется.

Вскрик или завывание разнеслось по полю. Голос продолжал:

- Не в точности эту ночь, а предыдущее повление. Слушате, мы живем много жизней. Умираем и появляемся в новой жизни, пока не проживем такую жизнь, в которой все будет хорошо. Тогда с этим будет покончено. Раньше я был воином из Ниппона. Нет, из Китая! – он замолчал, обдумывая сказанное. – Да, китайцем. Не я, мой брат, Пенг. Он пересек Черепаший остров, скалу за скалой. Он спал в полых стволах, сражался с медведицей в ее берлоге. Шел и шел к этой самой вершине, к этому самому лагерю, к этому зданию совета на этом самом озере. Он мне рассказал об этом, когда мы оба умерли.

Он быстро поднялся, оглянулся, будто бы в поисках чего-то, а затем со всех ног побежал к костяному дому.

В таких домах хранят кости предков, те, что добела очищены птицами и богами в своих отдельных могилах. Такие кости достают и складывают со всеми почестями в костяном доме под холмом. Определенно, это было не то место, в которое стоило входить во время танцев, да и вообще когда бы то ни было.

Но всем известно, что на шаманов это не распространялось, так что люди ждали, взирая на мечущийся в глубине костяного дома огонек – это Закат проводил своим факелом от полки к полке.

Жуткий вскрик потряс округу:

- Аааааааааа!

Затем он вышел, держа факел так, чтобы тот освещал белый череп, с которым болтал на своем языке.

Он остановился у костра и показал череп всем:

- Видите, это мой брат! Это я!

Он приложил сломаный череп к своему лицу, взглянув на собравшихся из черепных глазниц, что и впрямь хорошо подходили к форме его головы. Это заставило всех остановиться и начать снова его слушать.

«Я покинул наш корабль на западном побережье и направился с девушкой в глубину материка.

Только на восток, навстречу восходящему солнцу. Я прибыл сюда, как раз в тот момент, когда тут был совет, подобный этому, он определял законы, по которымвы живете сейчас. Пять народов враждовали и были призваны Дагановедой, чтобы решить, как остановить войну в этих долинах.»

Это было истинной правдой. Это была история начала Ходеношони.

«Дагановеда, я видел, как он сделал это! Он собрал всех вместе и предложил лигу народов, что управляется сахемами, с племенами всех народов, с почетом к старым женщинам и их советам. Все народы согласились тога, и ваша лига мира родилась на том собрании, в тот первый год и существует так, как было заведено в первым советом. Без сомнения, многие из вас были там, в ваших предыдущих жизнях, а может вы были на другом конце света, наблюдая за строительством монастыря, в котором я вырос. Неисповедимы пути перерождения. Неисповедимы они. Я пришел тогда к вам, чтобы защитить вас от болезней, которые мы сами принесли. Я не давал вам ваше чудесное правление, это сделал Дагановеда и все остальные, я тогда ничего не знал о нем. Но я научил вас прививкам. На мне были оспины, и я показал, как делать надрезы и как помещать оспу в ранку, как следовать ритуалам диетам и молитвам оспенному божку. Так мы лечили друг друга тогда, на той Земле! Так мы лечили друг друга на небесах.»

Он повернул череп и посмотрел на него:

«Он сделал это, а никто о нем не знал. Никто не знал, кто он такой. Никто не помнит мой подвиг, нет записей о нем, кроме тех, что в моей голове. Кроме жизни тех людей, что умерли бы, если бы не я. Вот она – истинная история человечества, не история императоров, полководцев и их войн, нет. Это история безымянных героев, о которых никогда не пишут. Добро, которое они делают – истинное благословение, они делают чужим людям то, что сделала бы мать для своего дитя. Они никогда не делают того, против чего мать была бы против. Все, что мы несем в себе делает нас теми, кто мы есть.

Потом некоторое время он говорил на своем родном языке. Все внимательно смотрели на то, как он разговаривает с черепом в своей руке, как он гладит его. Будто бы по какому-то волшебству, скоро стало казаться, что и череп отвечает Закату, на их смешном, птичьем языке. Так они и беседовали, то один, то другой. Внезапно для всех, он снова заговорил на своем коверканном языке Сенека:

- Прошлое настигает нас! Так много жизней. Как медленно мы меняемся, ох как медленно! Думаете, такого не может быть, ан нет. Ты, - он указал черепом на Корзину Вампумамов. – Ты никтогда не мог бы стать сахемом в тот момент, когда мы виделись последний раз, брат мой. Ты был слишком злым, теперь ты не таков.

- И ты, - Закат ткнул черепом в сторону Иагоге, что заставило ее сердце буквально выпрыгнуть из груди. – Ты никогда ранее не знала, что тебе сделать со своей могучей силой, сестра моя. У тебя никогда не получалось хорошо научить Корзину.

Он продолжал:

«Мы растем вместе, как повелел нам Будда. Только теперь мы можем понять и принять эту ношу. У вас тут лучшее на Земле государственное устройство, никто другой не может понять, что нет недостойных среди людей, что все они – часть Единого Разума. Но это тоже ноша, понимаете? Вам нужно нести ее – все эти нерожденные жизни, что будут зависеть от вас! Без вас мир превратится в кошмар. Судите предков по их черепам, что смотрят из костяного дома...»

Его рана открыто кровоточила и кровь заливала его лицо, толпа слушала его с открытым ртом, путешествуя с ним в священные края шаманов

«Все народы этого острова станут вашими братьями, станут вашими сестрами. Вот как вам нужно привествовать их: “Здравствуй, да будешь ты мне братом! Чем могу помочь тебе? ” Они узнают вашу душу, как свою. Они присоединяться к вам, как к старшему брату, что торит путь всем. Борьба между братьями и сестрами прекратится и лига Ходеношони будет расти – народ за народом, племя за племенем будут приходить к вам. Когда чужаки на каноэ придут забрать вашу землю, вы встретите вместе, отразите их атаки, возьмете от них все полезное и отбросите все вредное. Встаните с ними как равные на этой Земле. Теперь я вижу что будет во времени грядущем! Я вижу! Вижу! Вижу! Люди, кем я стану, сейчас спят и шепчут мне, проходят сквозь меня, они говорят мне, что все люди мира будут любоваться Ходеношони, их чудесным управлением и справдливостью. Эта история будет идти от одного дома к другому, ко всем людям, что порабощены своими правителями. Все они будут говорить друг другу о Ходеношони, о том, как все могло быть хорошо, как если бы все были бы равны, люди могли быть частью этой системы, без рабов и императоров, без завоеваний и подчинения, люди, подобно птицам в небе. Подобно орлам в небе! О, да будет так! Приди же, этот день, приди же, ооох...»

Закат замолчал, тяжело вздыхая воздух. Иагоге подошла к нему и обернула ему голову тканью, чтобы остановить кровь. Он был весь в крови и в поту. Глядел прямо сквозь нее, затем понял свой взор к небу, сказав:

- Ох.

И таким был этот вздох, будто бы звезды были птицами, или сиянием нерожденных душ. Он уставился на череп, будто бы удивляясь, откуда тот у него взялся. Он передал его Иагоге, а она приняла его. Он пошел в сторону молодых воинов, затянув начало одной из танцевальных песен. Это сбросило с людей оцепенение, кое-кто захлопал в такт, подтянулись барабаны и дудочки. Скоро люди закружились в танце у костра.

Закат забрал череп у Иагоге обратно. Ей показалось, что она возвращает ему его голову. Он зашагал назад к костяному дому, пьяно шатаясь, как будто бы делаясь меньше с каждым шагом. Внутрь он зашел без факела. Когда он вышел, руки его были пусты. Ему вручили дудочке и он пошел поближе к танцующим. Там он поприплясывал на месте, а затем пошел к другим музыкантам, выдувая простой ритм, без мелодии. Иагоге же бросилась в самую гущу танцующих. Проходя мимо Заката, она потянула его, и он пошел за ней.

- Это было хорошо, – сказала она. – Ты рассказал хорошую историю.

- Правда? Я не помню.

Иагоге не была удивлена.

- Тебя не было. Другой Закат говорил через тебя. Это была хорошая история.

- Сахемы думают также?

- Мы скажем им думать также.

Она вела его сквозь толпу, приглядывая, как он смотрит то на одну девушку, то на другую – о них она думала как о возможностях. Ни на одну он толком не смотрел, предпочитая приплясывать и дудеть в дудочку, глядя в сторону костра. Он казался таким измотанным и высушенным, что через некоторое время Иагоге отвела его прочь от костра. Он сел в полутьме, скрестив под собой ноги, играя на дудочке с закрытыми глазами. Тихо и печально.

К предрассветному времени костер превратился в груду серых угольков, там и тут светящихся оранжевым. Многие пошли спать в длинный дом Онондага, прочие разлеглись на траве, на своих одеялах под деревьями. Те, кто еще не спал, сидели вокруг огня, пели тихие песни или рассказывали свои истории, ожидая восхода. Чтобы не уснуть, они передавали по кругу горящую ветку.

Иагоге ходила по полю для лакросса, усталая, но возбужденная от танцев и табака. Она искала Заката, но не могла его найти ни здесь, ни в длинном доме, ни на лугу, ни в лесу, ни в костяном доме. Она поймала себя на том, что думает: не был ли лишь сном их общий поход в шаманские края.

Небо на востоке стало серым. Иагоге вернулась на берег озера, в женскую часть лагеря. Там был небольшой кустарник прямо на берегу и Иагоге направилась к нему, думая помыться, пока рядом никого нет. Она сняла с себя всю одежду, за исключением пояса, и вошла в воду, двигаясь вперед, пока стало не достаточно глубоко. Там она ополоснулась.

В середине озера она заметила волнение. Черная голова плыла на поверхности, будто бобер. Она решила, что это Закат, плывет от берега к берегу, подобно бобру или кунице. Голова рождала волны. Над озером раздавалась буквально медвежье фырканье.

Некоторая время она молча наблюдала за ним, затем, когда стало очевидно, что он поплыл к берегу, она пошла ему наперерез. Заметив ее, он замер. Он подошла и взяла его за руку, глубоко вздохнув.

- Пойдем, - тихо сказала она. – Я сделала для тебя выбор.

Он спокойно посмотрел на нее. Выглядел он гораздо старше, чем был вчера.

- Спасибо, - произнес он, добавив слово на своем языке. Имя, подумалось ей. Ее имя.

Они вышли на берег. Ее нога наступила на острый камушек и он подал ей руку, чтобы она смогла на нее облокотиться. Затем Иагоге подсушилась и надела одежду. Закат делал то же самое чуть поодаль. Вместе они отправились назад к огню, мимо клюющих носом стражей, мимо спящих тел. Перед одним из них Иагоге остановилсь. Текарнос, молодая женщина, уже не девушка, но еще не замужем. Острая на язык и смешливая, мудрая и полная сил. Во сне ничего этого она не могла продемонстрировать, однако нога, которую она высвободила из-под одеяла, выглядела крепкой и сильной.

- Текарнос, - мягко сказала Иагоге. – Моя дочь. Дочь моей старшей сестры. Из племени волка. Хорошая женщина. Люди любят ее.

Закат кивнул, снова перекрестил руки перед собой, глядя на нее.

- Я благодарю тебя.

- Я поговорю по этому поводу с другими женщинами. Мы скажем Текарнос и мужчинам.

Он улыбнулся, глядя вокруг будто бы сквозь все сущее. Рана на его лбу выглядела совсем свежей, и кровь все проступала. Сквозь деревья выглянуло солнце, и пение у костра стало громче.

Иагоге сказала:

- Вдвоем вы сможете принести в мир много хороших душ.

- Мы можем надеяться.

Она положила свою руку ему на плечо, как сделала, когда они вышли из озера.

- Случиться может всякое. Но мы, - непонятно было, имеет ли она в виду их двоих, женщин или Ходеношони, - мы должны хвататься за любой шанс. Это все, что мы можем сделать.

- Я знаю, - он посмотрел на ее руку на своей руке, на солнце за деревьями. – Может быть все будет хорошо.

Иагоге, что рассказала эту историю, видела все это своими глазами.

И вот прошло много-много лет, пока их джати не встретилось снова в бардо. Спустя годы борьбы против чужеземцев, живших в устье Восточной Реки. Спустя годы борьбы за удержание вместе всех народов, особенно перед лицом новых болезней, что обрушились на них. После союза с родным народом Заката, что сражался с другими захватчиками на западном берегу острова. После всех тех усилий, что были затрачены на сплетение всех народов воедино. После долгой жизни в лесу. После всего этого Закат подошел к Корзине Вампумамов и сказал ему с гордостью:

- Ты должен признать, я сделал то, что ты требовал от меня. Я вернулся в мир и сражался за правое дело! И мы снова сделали что-то хорошее!

Корзина прошел сквозь весь зал бардо и положил руку на плечо своему младшему брату:

- Да, неплохо зделано, пацан. Мы сделали все, что смогли.

Но тот уже смотрел на циклопические башни и стены бардо, тревожный и неудовлетворенный, думая о тех целях, что лежали у них впереди. Бардо стало будто бы еще более китайским, с тех пор, как они тут были последний раз. Быть может, подражая реальному миру, а, быть может им лишь показалось. Так или иначе, великая стена казалась разбитой на множество уровней, со стороны напоминая улей. Или китайский город.

У входа в эту темницу стоял бог-чиновник, некто Бьянчень. Для своего делопроизводства он хранил рядом с собой бесчисленные тома. На корешке каждого стояла надпись: «Нефритовая запись». Каждая книга насчитывала сотни страниц, заполненные подробными инструкциями, с пояснениями и иллюстрациями о разнообразнейших наказаниях, которые дожны последовать за их преступлениями и наглостью, за все их прошлые жизни.

Корзина взял одну из этих книг и незамедлительно швырнул ее, как томагавк, в Бьянченя. Затем он оглянулся на вереницу душ, что остолбенело смотрел на него и проревел:

- Бунт! Восстание! Революция!

Не дожидаясь ответных действий, он повел свой маленький джати в первую камеру, комнату зеркал, что была первым шагом суда, где каждый видел, каков он есть на самом деле.

- Хорошая идея, - одобрил Корзина, остановившись в середине комнаты и вглядываясь в то, что никто больше не мог видеть. – Я монстр! – объявил он. – Мои извинения вам всем. Особенно тебе Иагоге, за то, что терпела меня сейчас и все предыдущие воплощения. И тебе, пацан, - Корзина кивнул Бусё. – Но, тем не менее, у нас есть дело. Я хотел бы разнести это место.

Он начал оглядываться по сторонам в поисках чего-либо, что можно было бы швырнуть в зеркала.

- Постой, - произнесла Иагоге. Она читала свою копию «Нефритовых записей», спешно пролистывая страницы. – Насколько я помню, атака в лоб не слишком тут эффективна. Я кое-что припоминаю. Мы должны проникнуть внутрь системы. Должно быть какое-то техническое решение... Вот. Есть такая зацепка: перед отправкой назад в мир, богиня Минь угощает нас из чаши забвения.

- Я чего-то не припомню такого, - возразил Корзина.

- В этом вся суть. Мы попадаем в новую жизнь, ничего не зная о прошлом. Это вынуждает нас бороться каждый раз с одним и тем же, не имея в голове опыта предыдущих жизней. Нам нужно постараться избежать этого. Так что слушайте и запоминайте: как только вы окажитесь в ста восьми покоях этой Минь, ничего не пейте! Если вас заставят пить силком, только притворитесь, что пьете. Выплюньте все, как только вас отпустят, - она продолжала читать. – Мы приближаемся к Последней Реке, реке крови, что течет между этим местом и миром. Если мы сможем попасть туда с ясным умом, мы сможем действовать эффективней.

- Хорошо, - ответил Корзина. – Но я все равно собираюсь разрушить это место.

- Вспомни, что с тобой стряслось, когда ты последний раз пробовал это сделать, -