Семь. Караван Дураков

Султан Мавйи Дарья был почти так же обаятелен и мил, как и его жена, и в точности так же одержим собственными идеями, что частенько возвращались к теме “конвивенции”. Ибн Езра рассказал Бистами, что это слово наполняет сердца молодых аристократов Аль-Андалуса энтузиазмом: вернуть золотой век халифата Омейядов шестого столетия, когда мусульманские правители позволяли христианам и иудеям процветать под их правлением, и вместе с ними создали прекраснейшую цивилизацию, которой был Аль-Андалус до нашествия инквизиции и чумы.

По мере того, как караван смело месил грязь по дороге из Малаги, Ибн Езра рассказал Бистами об этом периоде, который Хальдун коснулся лишь вскользь, а мудрецы Каира и Мекки не касались вовсе. Андалусские иудеи и впрямь процветали, делая переводы множества трудов античных греков на арабский, а также делая множество собственных исследований в области медицины и астрономии. Андалусские ученые-мусульмане затем использовали то, что узнали о греческой логике, в особенности Аристотелевой, для обоснования всех тонкостей ислама. Важнейшими из них были Ибн Сина и Ибн Рашид. Ибн Езра воздавал хвалу работам этих двоих:

- Я планирую расширить их своими небольшими исследованиями, Бог даст. Приложить их работы к природе и к руинам прошлого.

Они вернулись к привычному распорядку караванов, знакомому им, как никому другому. Рассвет: зажги костры, свари кофе, накорми верблюдов. Сворачивайся и грузи, вели верблюдами идти. Их колонна растянулась больше, чем на лигу, с группами отстающих, догоняющих, останавливающихся, идущих. Вечер: ставить лагерь или ночевать в караван-сарае. Впрочем, чем дальше они забирались к северу, тем меньше они видели что-то кроме руин, даже дорога почти исчезла, сквозь нее проросли деревья, толстые, как бочки.

Прекрасную землю, по которой они шли, то здесь, то там украшали высокие горы, между которыми были высокие, широкие плато. Пересекая их, Бистами почувствовал, что они поднялись гораздо выше обычного, закаты здесь отбрасывали еще большие тени, это был темный, ветреный мир. Когда последний отблеск заката спрятался за низкими облаками, Бистами услышал откуда-то из лагеря, как музыкант играл на турецком гобое, наполняя воздух долгой, задумчивой мелодией, что стонала снова и снова песней, которую будто пело само плато. Султана стояла на краю лагеря, слушая с ним, ее милая головка вертелась подобно ястребу, наблюдая за закатом. В словах не было нужды в этом мире. Таком огромном. Таком наполненном. Человеческий разум не может и пытаться постичь его, лишь музыка может слегка коснуться самого кончика, но не понимая этого, они чувствовали это. Вселенская цельность простиралась перед ними.

И все же, все же, иногда, в подобные моменты: на закате, на ветру, шестым чувством, о котором не догадывались, мы ловим отблески большего мира – формы космических знамений, прикосновение ко всему, что свято, либо измеримо, чувствуя, что наш видимый мир зажжен откуда-то извне, зажжен, чтобы стать нашей реальностью.

Султана шевельнулась. Звезды сияли с неба цвета индиго. Она ушла к одному из костров. Бистами понял, что она выбрала его своим кади, чтобы получить больше места для своих идей. Общество, подобное их, нуждалось в суфийском наставнике больше, чем в обычном теологе.

Ну, со временем, станет еще понятней. А сейчас были султана, мелодия гобоя, ветреное плато. Такие моменты проживаешь только раз. Это осознание врезало по нему так же, как раньше его накрыло дежавю в саду рибата.

Как андалузские плато стояли высоко в лучах солнца, так же андалузские реки текли глубоко в долинах, быстро и озорно. Вдобавок они были весьма длинными, так что пересечение рек было делом непростым. Сарагоса выросла именно потому, что рядом находился широкий каменный мост через одну из крупнейших рек, Эбро. Сейчас городок был частично заброшен, его населяли лишь горстка торговцев, лоточников, да пастухов, расселившихся рядом с мостом в каменных строениях, которые выглядели так, будто их построил сам мост. Остальная часть города сгинула, заросла соснами и кустарником.

Но мост остался. Он был построен из обтесанного камня – больших квадратных блоков, настолько близко подогнанных, что, казалось, между ними не просунешь ни монеты, ни даже ногтя. Основанием каждой секции служили массивные каменные колонны, надежно упиравшиеся в скальное основание, рассказал Ибн Езра. С огромным интересом он изучал его, пока караван не спеша прошел по мосту и разбил лагерь на той стороне. Бистами смотрел на его рисунок.

- Прекрасно, не правда ли? Он – воплощенное в камне математическое уравнение. Семь полукруглых арок, с большой посередине, где самая глубина. Каждый римский мост, который я видел, идеально подходил к своему месту. Почти всегда они используют полукруглые арки, для прочности, хотя они не покрывают большие расстояния, так что их требуется много. И мост всегда облицован вот этими квадратными камнями. Они зацепились друг за друга и прочно сидят, так что ничто не сможет их сковырнуть. Никаких секретов тут нет. Мы и сами можем построить так, если у нас есть на то время и необходимость. Единственная серьезная проблема – защитить основание от наводнений. Я видел, как некоторые сделаны по уму – с железными штырями, впивающимися в дно. Если что и рушится, так это основание. Если они торопятся, тогда огромный вес камней просто не выдерживается конструкцией, а усилившийся напор воды довершает начатое.

- В местах, откуда я родом, мосты смывает постоянно, - сказал Бистами. – Люди просто ставят новый.

- Да, но так гораздо элегантней. Я все удивляюсь, почему они не сохранили чертежей на бумаге. Заброшенные библиотеки здесь просто ужасны – сплошные книги учета, с щепоткой порнографии. Если и было что-то еще, то, по всей видимости, это пустили на растопку. В любом случае камни сами рассказывают о себе. Видишь, как они плотно подогнаны друг к другу – их и дробить не потребовалось. А эти железные крючки? Видимо к ним цеплялись строительные леса.

- Моголы в Синде хорошо строили, - сказал Бистами, думая о потрясающих сводах гробницы Чишти. – но больше крепости и храмы. А мосты чаще просто бамбуковые, положенные на кучи щебня.

Ибн Езра кивнул.

- Я на такие насмотрелся. Впрочем, может быть эта река несильно разливается. Похоже что это довольно сухая страна.

По вечерам Ибн Езра показывал им модель лебедки, которой, по его мнению, римляне пользовались, чтобы управиться с блоками: сплошные треугольники и блоки. Султан и султана были его постоянными зрителями, но хватало и других желающих посмотреть и послушать, иные же просто приходили и уходили, растворяясь вне света факелов. Люди задавали вопросы, комментировали, что видят. В один из вечеров, к ним подошел начальник конницы, Шариф Джалил, в сопровождении двух воинов, которые вели третьего человека, пойманного на воровстве, причем не в первый раз. Пока султан обсуждал это дело с Шарифом, Бистами узнал, что у человека была еще и прескверная репутация, причины которой были невысказанными, но угадывались – возможно, слабость к мальчикам. Дурное предчувствие охватило Бистами, всколыхнув воспоминания о событиях в Фатепур-Сикри. Строгий шариат говорил, что рука вора должна быть отрублена, а содомия, постыдная страсть крестоносцев-христиан и вовсе каралась смертью.

Но Мавьи Дарья просто подошел к человеку и выкрутил тому ухо, как нашкодившему ребенка:

- Непонятно, зачем ты нам. Ты присоединился к нам в Малаге и тебе нужно было лишь честно трудиться, чтобы стать частью нашего города.

Султана кивнула мужу.

- Мы имеем полное право покарать тебя, если пожелаем, да так, как тебе не понравится. Можешь сходить и поговорить с безрукими, если мне не веришь! Или просто оставить тебя здесь и посмотреть, как ты договоришься с местными. Зоттам не нравится когда кто-то кроме них делает такие вещи. Они с тобой мигом разберутся. Я сейчас скажу тебе, что будет, если Шариф снова приведет меня ко мне. Ты будешь изгнан из своей семьи. Поверь мне, - тут султан многозначительно взглянул на свою жену. – Ты пожалеешь об этом.

Мужик промычал что-то неразборчивое (Бистами видел: тот был пьян) и убежал прочь. Султан сказал Ибн Езре продолжить его рассказ о римских мостах.

Позже Бистами присоединился к султане в большом королевском шатре и отметил необычайную открытость их двора.

- Никаких вуалей, - строго сказала Катима, - никаких хиджабов[102] или паранжей – вуалей, которые отделяли халифов от народа. Хиджаб – первый шаг к деспотизму халифов. Моххамед никогда не был таким, никогда. Он сделал первую мечеть местом встречи друзей. Любой мог подойти к нему, любой высказать то, что было у него на уме. Он мог просто стоять так и мечеть превращалась в место… где могло происходить разное. И говорить могли там и мужчины, и женщины. Если так устроил Мохаммед, кто мы такие, чтобы менять это? Почему мы должны идти за теми, кто возводит барьеры, кто превращается в деспотов? Мохаммед хотел, чтобы группа шла сама, а главный человек был не более, чем хакамом, арбитром. Именно этот титул он любил больше всего, гордился им сильнее прочих, ты знал это?

- Да.

- Но когда он вознесся на небо, Муавия основал халифат, и для своей защиты разместил в мечетях стражников, и с тех пор у нас тирания. Ислам изменился от подчинения к принуждению, женщин вышвырнули и из мечети, и с законного места. Это предательство ислама!

Она раскраснелась, плохо скрывая эмоции. Бистами никогда не видел так много ярости и красоты одновременно на одном лице, он даже не представлял, что такое возможно.

- Да, - сказал он.

Она пошла в сторону другого костра, присев на корточки в вихре юбок среди группы одноруких и безруких людей. Они учтиво поприветствовали ее и предложили ей одну из своих кружек. Она жадно напилась, отложила ее и сказала:

- Ну вот, пора, а то ты совсем одичал.

Ей принесли табурет, на который она села, а затем один из них встал на колени. Повернувшись к ней широкой спиной. Кто-то протянул гребень и пузырек с маслом, и она принялась расчесывать волосы бродяге. Оборванцы их корабля дураков смотрели на нее с благоговением.

К северу от Эбро караван перестал расти. На старой дороге, ведущей на север, было меньше городов и они были меньше, по сравнению с последними поселениями магрибцев и берберов, что плыли напрямую из Алжира и даже Туниса. Они растили ячмень и огурцы, пасли овец и коз в плодородных долинах, разделенных каменистыми гребнями.

Расположенная недалеко от побережья Средиземного моря, Каталония, так называли эту землю, была неплохим краем, густо поросшим лесами. Они оставили позади государства-тайфы юга и видели, что народ здесь доволен, так что им не было нужды присоединяться к каравану оборванцев под водителством суифев и султанов, чтобы пересечь Пиренеи вглубь дикой Фиранжи. В любом случае, как подчеркнул Ибн Езра, у каравана не было ни достаточно запасов еды на дополнительное количество ртов, ни золота, чтобы эту еду купить в тех деревнях, что они прошли.

А они все шли по старой дороге и, в конце долины, они вдруг вступили на широкое, сухое каменистое плато, поднимающееся к поросшим лесом склонам гор, сложенных из камня, болеетемного, чем горы в Гималаях. Дорога петляла по самому удобному маршруту – наиболее пологий склон вдоль ложа ручья, засыпаного гравием. Немного дальше в холмах был разлом, где и покоился исток этого родника. Теперь, ночуя в палатках, они понимали, что здесь кроме них нет никого, кроме звезд, камня, ветра и журчания воды. Затем дорога закружила их между скалами, проскочила по узкому ущелью между скалами, вывела их к горному лугу, за которым начиналось еще одно ущелье, узкое и темное, по которому они уже начали спускаться. По сравнению с Хайберским Проходом, для Бистами это место не таило суровых испытаний, впрочем, он видел, что многие участники каравана были напуганы и дрожали.

На другой стороне прохода обвалы часто засыпали камнем дорогу, что сужалась из за этого до тропы, петляющей между острыми гранями булыжников. Это был тяжелый участок и султана часто спешивалась и вела своих женщин пешком, нетерпимая к жалобам и неумехам. Вообще она не лезла в карман за острым словцом, когда была раздражена или устала.

Ибн Езра изучал дороги каждый раз, когда они делали привал, да и отдельные камни, когда они просто проходили мимо, делая зарисовки калеи, дорожного покрытия, бордюров и дренажных колодцев.

- Это классическая римская дорога, - как-то сказал он, когда они ужинали у костра жареным мясом. – они связали всю землю вокруг Средиземноморья такими дорогами. Я сомневаюсь, что это был их главный путь через Пиренеи. Не думаю, так как мы слишком далеко на западе. Дорога приведет нас скорее к западному океану, а не к Средиземному морю. Но, возможно, это самый простой путь. Сложно поверить, что это не основная магистраль – настолько она велика.

- Может быть у них все дороги такие. – сказала султана.

Возможно. Они могли использовать штуки наподобие повозок, которые мы нашли, так что им просто необходимы были дороги, шире, чем наши. Верблюдам, разумеется, вовсе не нужна дорога. Или, все же, это могла быть главная дорога. Быть может этой дорогой воспользовался Ганнибал, чтобы напасть на Рим с армией карфагенян и их слонов! Я видел эти руины к северу от Туниса. Это был великий город. Но Ганнибал проиграл и Карфаген проиграл. А римляне сравняли город с землей[103] и посылпали солью поля, а Магриб высушил все. Нет больше Карфагена.

- Значит по этой дороге могли пройти слоны, - сказала султана. Султан смотрел на дорогу, с восхищением качая головой. Для них двоих всегда было интересно послушать о таких вещах.

Спускаясь с гор, они оказались в более холодном краю. Полуденное солнце сияло с пиков Пиренеев, но давало чуть тепла. Земля была плоской и какой-то серой, часто закрытой туманом. Океан, лежащий в западу, был также холодным и серым, с ветром, гнавшим большие волны.

Караван пришел к устью реки, впадавшей в это море, зажатое руинами древнего города. На выселках руин они заметили несолько значительно более скромных новых зданий, похоже рыбацких лачуг, по обеим сторонам более нового деревянного моста.

- Насколько же мы менее искусны по сравнению с римлянами, - сказал Ибн Езра, впрочем поторопившейся подойти поближе и все равно осмотреть эти домики.

Он вернулся:

- Мне кажется, этот город назывался Байонна. На надвратной башне моста сохранилась надпись. Карты показывают, что к северу находится более крупный город к северу, Бордо. “Водная Кромка”.

Султан покачал головой.

- Мы забрались достаточно далеко. Это подойдет. За горами, но на расстоянии недолгого путешествия от Аль-Андалуса. Это именно то, что нужно. Осядем здесь.

Султама Катима кивнула и караван начал долгий процесс обустройства на новом месте.