Ад и рай - в небесах, - утверждают ханжи.

Я, в себя заглянув, убедился во лжи:

Ад и рай - не круги во дворце мирозданья,

Ад и рай - это две половины души. (Омар Хайям)

Роковое увлечение жизнью приводит к опустошению Души. Прошлое преследует по пятам. Оно неизбежно становится настоящим. Сон, который повторяется изо дня в день. Я несу с собой груз ошибок и опыта, который управляет моей жизнью. Порою хочется забыть кто ты и стать никем, чтобы почувствовать настоящее. Тяжесть прошлого опыта впечатана глубокими шрамами в мою Душу. Душа пришла исцелиться, Душа просит о помощи. Замкнутый круг, который мы называем жизнью, изнуряет своим постоянством. И где же выход? Его искало все человечество на протяжении всех времен. Почему же не нашло? Есть очень мудрые слова: когда ты не знаешь где выход, то он там же где и вход. Пришло время возвращаться Домой, к своему Истоку. Я задам вопрос Душе: Чего же ты ждешь, чего же ты медлишь? На что она ответила мне: Спаси меня от темноты, возьми ключи и побеги, увидь, что ты не одинок, найди тот Путь, там, где Исток.

Почувствуй шелест ветерка, увидь движенье мотылька, того, что к Свету полетит, укажет путь и подтвердит, тебе, что ты есть сын Отца, и то, что ты есть часть Творца.

Забудь о мгле и поспеши, немного времени осталось, в твоих руках твоя судьба,

но знай и помни навсегда, что жизнь твоя лишь только сон, и посему лишь только он,

способен показать тебе, что ты лишь призрак на Земле… Но весь секрет, который ищешь,

на самом деле очень прост: куда стремился ты все жизни - на самом деле все в тебе,

остынь, остановись в своем движенье, и оглянись сейчас назад. И ты увидишь, что все время, ты шел как - будто по воде, не понимая, что в движенье, всего лишь мысли в голове. Твоя природа есть блаженство, твоя обитель Пустота, твое исконное наследство -Души прекрасной Чистота.

… Сегодня я проснулся, мне снился сон, а во сне эти стихи – послание.

Днем мы встретились с Лизой, и она вновь была соединена с Источником и передавала мне, что видела.

- Отец Небесный тебя очень любит. Явил тебе свою любовь во плоти. Не с каждым так происходит. А тебе, чтоб ты увидел и услышал, чтоб пробиться через все твои преграды, явил. Иначе бы ты не узрел. Все закрыто было, даже дверь в квартиру. Что Он хочет, спроси теперь. Чего пришел за тобой?

Я молчал. В такие минуты уста мои были священно молчаливы, и по телу накатывала дрожь. Эта невероятная энергия доходила до меня через ее послания. Меня как будто били молнии, при этом пробуждая мою древнюю память.

Она продолжала, - Вчера про время хотела сказать. Всему свое время. Это главная тайна. Все можно знать. Только этого никто никогда не будет знать. Только Он. Поэтому значимость всех знаний обнуляется незнанием времени. Все суета: и знания, и мудрость, и глупость, и незнание, и разговоры, и беспокойство. Ничего не имеет значения. Только благодарность и радость в каждом дне, от каждого дела которое могут сделать руки или от места, куда могут привести ноги. От слов, которые строят, а не разрушают, от людей, которым нужны твои руки и ноги. Радость от самого себя, каким ты есть. Просто от жизни. А больше ничего не важно, потому что мы не знаем самого главного - времени. И никогда, находясь здесь, не сможем видеть всю большую картину. Будем с Отцом, тогда увидим то, что не видел человеческий глаз, и услышим то, что не слышали уши. Тогда все действительно поймем. Будут все ответы. На этом у меня все, - тихо произнесла она.

Я говорил, что у меня мурашки по телу и слезы появились на глазах от ее слов.

- Поплачь, если хочешь. Счастье - это огромное чудо, которого ты ждал.

На ее вопрос, что ОН хочет от меня, я говорил о том, что Отец, возможно, хочет явить свою любовь этому миру через меня.

- Возможно. Этого я не знаю. Это только между вами, - добавила Лиза. Немного помолчав, она взяла меня за руку и продолжила.

- Ты - Учитель. В широком понимании. Не в школе учитель. Тебе очень многих предстоит учить. Стать для них проводником. Поэтому ты так долго к этому идешь. Многих учителей свалила с ног гордыня и власть. А ты, когда придешь к своему предназначению, будешь уже не восприимчив ни к одному, ни ко второму. Еще у тебя в свое время появится противовес, который будет возвращать тебя к Началу всегда, и силу будет сохранять. Проходишь " уровни" именно поэтому.

Я отвечал, что все это я понимал и знал всегда интуитивно.

- Чего тогда сопротивляешься, если всегда знал? Что тебя в этом не устраивает?

- Сопротивлялся, когда сомнения мною овладевали.

Всему свое и твое наступит, - сказала Лиза.

Мы поговорили немного о работе с людьми по их исцелению, которые я иногда проводил. На что Лиза сказала, - Скоро будет время, когда людей не надо будет исцелять. Они сами это смогут делать. Без посторонней помощи. Будут слышать истину, принимать ее, будет открываться их дух, и он изнутри будет исцелять душу и тело. Работу с людьми нужно будет начинать не с физически - душевного уровня, как сейчас, - продолжила она, - А сразу с самой серединки. Они уже почти готовы к этому. Вот ты и такие как ты и будут этим заниматься.

Я получал очередное послание, откуда – то из Дома, я точно не знал всех подробностей, но сердце мое все видело и понимало. Мой ум как всегда затихал перед этой священной энергией и силой. И еще долго был в полном смирении.

Она опять делала паузу в своих рассказах, как будто внимательно наблюдала за мною и ждала тех моментов, когда я буду готов воспринимать и слышать то, что скажет она дальше.

- О себе еще скажу, - продолжала Лиза, - Я действительно ничего не жду от тебя. Никогда не нападаю и не жду ничего. Защищаюсь иногда, да. Я должна себя защищать. И есть от чего защищаться. Просто у меня очень несовершенная система, маленький сбой и все, капец. Так что оставь уже и забудь эти мысли об ожиданиях. Они совсем не актуальны.

- Да, я понял, - сказал я, - И прости, что иногда нападаю на самом деле. Это еще какая - то часть, старое мировоззрение брыкается, агонизирует. Спустя какое - то время прихожу в спокойное уравновешенное состояние, где этого нет. Вчера уже ближе к концу нашей встречи, наконец - то утихомирился и ощутил опять мир внутри.

Она посмотрела в мои глаза и продолжила, - Хочу сказать, тебе, что ты не пал сюда. А поднялся. Не сверху, а с самого низа. Поднимался очень долго. И великое счастье, что тебе дали подняться. И дожить все свои жизни до того момента, когда ты снова способен ощущать покой. Ты сам себя наказал, когда упал. Не Он тебя наказывал. Он здесь вообще ни при чем.

- Ничего себе! – сказал я, - так, где же я тогда был до этого возвышенного мира? - с сарказмом говорил я, имея в виду то, что если я поднялся в эту помойную яму, которым я всегда считал наш мир, то где же я был до этого?

- Он дал тебе подниматься. Долгим, но эффективным путем.

- То, что ОН не наказывал, это я знаю и всегда знал, просто иногда хотелось видно виноватого найти, во всем этом падении.

- Я не знаю, где ты был. Меня там не было, - она, улыбаясь ответила, - Сначала был свет, потом тьма, потом земля.

- Это невероятно, какой долгий путь, и ты себе даже не представляешь, как я устал…, -я говорил.

- Отчего же? Очень даже представляю. Ты себе даже не представляешь, как хорошо я это представляю! Даже вижу, и знаю, и чувствую!

- Да, скорее всего, представляешь. И только ты это можешь почувствовать.

- Радуйся, что дошел, докарабкался до покоя! Пусть сердце радуется, наконец. Это великое счастье.

- Ага, особенно на фоне того, что было, - немного язвил я уже, при этом осознавая каждое сказанное ею слово.

- Просто счастье, без фонов, сейчас, здесь.

- Да возможно, пока ничего не могу сказать. Сейчас просто чувствую огромную усталость и желание молчать, находиться в одиночестве или спать, - я констатировал свои фактические желания.

- И я это чувствую, представляешь? Я чувствую то, что чувствуешь ты. Поэтому еще несколько дней назад я решила, что отойду в сторону на какое-то время. Пока решу то, что мне надо решить.

И на какое - то время мы на самом деле перестали видеться. Это было очень ощутимо. За эти несколько месяцев я так привык к ней, к нашим беседам, к тому, что только нам одним понятно, что происходит между нами, и о чем мы говорим. Я привык к своим выходкам эго, которое вечно твердило, чтобы его оставили в покое, при этом я осознавал, что не хочу на самом деле с ней расставаться. Я привык к ней, к ее запаху, к тем ощущениям, когда мы были рядом и прикасались друг к другу. Я привык сориться и мириться, падать и взлетать, грустить и радоваться, отчаиваться и вдохновляться… и все это вместе с ней. Самому мне это все не надо. Это отчетливо я уже осознавал.

Мы встретились спустя какое – то непродолжительное время. Немного поговорили о том, что происходит в жизни каждого, а уже под конец нашей беседы, она мне сказала, - Как-нибудь, я спою тебе колыбельную. Ты весь болишь. Как будто с тебя сняли слой кожи. Но тебя лечат сейчас. Знаешь что такое елей? Масло. Так вот свет на тебя опускается сверху и покрывает всего. Как елей. Поэтому тебе спать хочется. Тебя лечат.

- Вот, похоже, это я и чувствую сейчас. Какой - то процесс реабилитации, - я сказал.

- Да. А колыбельную я тебе спою. Обязательно спою.

Мы как всегда обнялись и постояли так какое- то время, наслаждаясь этими мгновениями, и впитывая друг друга.

Тянулись дни, после серьезных изменений, которые произошли во мне, наступил период затишья. Я наблюдал и ничего вроде – бы не происходило особенного. Когда мы встретились в очередной раз, она сказала, - Я сегодня в тихой депрессии. Еле дышу. Если меня толкнуть, то, кажется, упаду. Полное бессилие.

Я спросил ее о том, есть ли объяснения у нее, почему такое происходит, на что она ответила, - Не знаю. Заканчивается какой-то этап. А дальше либо вверх, либо вниз. Висеть больше нельзя, - Потом Лиза замолчала на какое – то время и ее глаза еле заметно наполнились слезами, - Во мне огромная сквозная дыра, как от выстрела пулей, которая разрывается. Поэтому я не могу чувствовать своими чувствами. Могу только отражать чувства, могу подстраиваться, могу передавать, могу проводить их через себя. А своих чувств нет, потому что есть только дыра. Плохо из-за осознания всего этого. Даже нет слез, чтобы плакать. Надо заделать дыру. Но нечем. Пока не заделаю, будет тянуть вниз и дальше не смогу идти. Я уже который день представляю, как лечу с крыши. Прямо аж хочется. Кажется, не разобьюсь.

- Ну хоть вверх летишь? – спросил я ее.

- Просто лечу. Но не падаю. Не разбиваюсь. По-настоящему хочется так.

- Я тоже об этом думал, когда мы гуляли и были на печерских холмах.

- Это я об этом думала, - сказала Лиза и ущипнула меня за руку, - и потом добавила, -Пойду сегодня на крышу. У меня есть ключ.

Она много раньше рассказывала о том, что очень любит крыши домов и часто бывает там. Сейчас он работала в самом высоком здании города и давно мечтала побывать на его крыше. И, похоже, скоро эта мечта воплотится в реальность.

Я спросил ее немного спустя, о том, отчего у нее эта дыра.

- Сложно определить. Не могу точно назвать. От ненужности. Лучше чем это, не получается подобрать слово. Я ее пыталась заделать неверным способом. Оно определяет мои поступки. Оно не временно. Оно было всегда. Надо заделывать дыру. Потому что хочу дальше идти. А она не дает. Все время отбрасывает назад. Пока не знаю, как заделать. И не знаю, кто ее сделал.

Это все временно и все скоро наладится, - сказал я.

- Ну, если вечность - это временно, то я согласна с тобой.

- Что - то ты пессимисткой стала.

- Нет. Мне плохо из-за того, что я не могу ничего чувствовать своего. Так больше не хочу.

- Я тоже всегда считал, что у меня никогда не было своих чувств и меня всегда это печалило, сейчас смирился, наверное, уже.

- Почему тогда рассказываешь мне, что это временно и все наладится? Врешь?

- Нет, чувствую так про тебя, - ответил я.

- А потом о себе говоришь, что смирился.

- Смирился, иногда бешусь, но все равно толку нет, успокаиваюсь потом.

- Ты бесишься по-своему, я - по-своему. Но я так не хочу больше. Я не хочу беситься. Я хочу летать. А с дырой не полетишь. Все лечится. Вопрос в том, как долго, чем и кем? Это пока не знаю.

Дальше мы говорили об ожиданиях и реальности.

-Я думаю, ты ждешь, когда я начну рассказывать что не так и какой ты не такой, да? Прям, кажется, в таком сладком ожидании этого момента. Почти экстаз. Ждешь, когда я покажу обиду какую-нибудь или еще что-то. А сам ловишь кайф, когда себя ругаешь и говоришь что не так. Настоящий кайф! – и посмотрев на небо, добавила, - Вот что я еще думаю: это круто, что есть вещи, от которых ты ловишь кайф! Я тоже кайфую, когда ты такое говоришь о себе, злишься без причины или отворачиваешься, чтоб я тебя не целовала. И это круто!!!

- Я не то, чтобы специально этого жду, потому что кайфую от этого, просто привык, что всегда так. И в жизни еще не было человека, тем более девушки, которая от меня чего - то не ждала, и так или иначе была довольна всем мною или моим отношением, - сказал я.

- Так что, да! Ждешь! - Она почти радостно кричала.

- Ну, невольно и неосознанно.

- Клаааас!

- Потому что еще не было людей, которые бы меня принимали таким, как есть и без суждений, осуждений. Только звери пока, - я рассмеялся.

- Ааааааа. Я – зверь.

- Нет, пока ты исключение.

- Ну ты не расстраивайся, главное! Ты жди. Может и будет все так, как привык.

- Может быть, а может и нет.

- Зато тебе очень классно со мной. От этого тоже кайфуешь. А потом, на следующий день, злишься на себя за это, - провозгласила она.

- Не знаю, от этого ли…

- Ну, я тоже не знаю, я ж не всезнайка. Но было бы классно, если б злился именно поэтому, - Лиза по- детски искренне улыбнулась и поцеловала меня в щеку. Я же обнял ее и поцеловал ее горячий лоб. Мы посмотрели друг другу в глаза. В этот раз свет, который исходил от Лизы, окутал меня очень заботливо, как будто маленького ребенка заворачивали в теплый плед. Она по – матерински заботливо погладила меня по голове и еще раз поцеловала в щеку. А потом тихо спросила меня, - Ты не знаешь кто такой Ариэль? И почему у стражей, которые у ворот стоят, закрыты глаза? Никогда не открываются. Что это за ворота вообще? А ты как в колыбели. Но ты знаешь кто я. Кто такой Ариэль? Не знаешь? Он мне помогает. Их всего пять. Он один из них.

-Ариэль? - откликнулся я, - какой - то один из Архангелов.

- А ты в колыбели, - повторяла она и улыбалась.

- Что значит в колыбели? Младенец что ли еще? – я рассмеялся.

- Нет. Не младенец. Такая атмосфера вокруг тебя. Все тебя охраняют и заботятся. А ты спишь. Но ты знаешь, кто я, - при этих словах глаза ее наполнились еще более ярким светом, - Почему у стражей ворот закрыты глаза?

- Потому что им не надо ничего видеть. Они все знают, что должны, - ответил я, - а возможно просто у них там нет работы, потому что туда никто не доходит. Да и скорее всего, таким образом, они просто не нарушают покой, который там царит. И защищают не от враждебных сил, а от беспокойства и хаоса.

- Не говори больше, что не знаешь, кто я. Ты знаешь. Радоваться боишься или еще чего-то боишься, может не время. Но ты знаешь. Поэтому не говори так больше, - напоследок произнесла она.

И я знал, да я знал кто она. Вот только никак не хотел себе признаваться в этом. Инерция старого мышления и старой жизни пока еще не утряслась и давала о себе знать, пытаясь затянуть меня в прошлый мир своих же страданий, бессилия и ожидания чуда. И это выглядело так: Я стоял, разинув свой рот, и ждал чуда с небес. А он уже случилось, уже пришло, самое что ни на есть настоящее и чудесное из всех чудес, которые могут только быть. Но приход его был тихим и естественным, почти незаметным для меня, и пришло оно почти на цыпочках, чтобы не испугать меня и не потревожить. А я все также с открытым ртом смотрел на небо и ждал фанфар, фейерверков и оркестров, которые ознаменуют приход сего чуда. А оно стояло тихо в сторонке и ждало, молча, с любовью и терпением, на которое только была способна истинная и безусловная Любовь.

На улице пошел дождь. Я подумал, что, наверное, идет какое- то очищение. А потом посмотрел на небо и понял, оно плачет, но только от радости, а не от горя.

Наши с ней отношения шаг за шагом начали проявляться в обычный жизни, и у Лизы опять встал вопрос о разводе с мужем. Отношений не было давно, но была общая квартира, привычный мир и самое главное ребенок. Но пока они просто сосуществовали вместе, почти не общаясь или пересекаясь только по бытовым или семейным вопросам.

Она рассказала о том, что муж опять не хочет разводиться, а ей уже нечего ему сказать. Все аргументы исчерпались. Да и факты тоже, - Я уже перестала что-либо говорить, молчу. Он теперь предположил, что я засомневалась в решении. С этим пока не знаю что делать, - сказала она, - в той комнате, где я сплю, сквозит по полу и неудобно спать. А сплю я на полу, на матраце. С мужем спать не могу, пробовала. Все вышесказанное говорит мне о том, что уже ОЧЕНЬ пришло время для глобальных перемен в этой сфере.

- Ну, значит, начнутся скоро перемены, - с оптимизмом сказал ей я.

- Вообще - хочу. Но ты ж не хочешь. Как будет развиваться история с тобой – я догадываюсь, хотя, конечно, до конца не знаю. Мне это не нравится и меня это расстраивает. Расстраиваешь не ты, а я. Потому что я сделала то, что мне очень привычно делать, но думала, что уже так поступать больше не буду. Ан нет, опять и снова. И это плохо, для меня плохо. Потому что самое основное в себе так и не исправила, механизм все еще поломан. Но! во-первых, я знаю, что поломано, во-вторых, я это исправляю. Только процесс идет ооооочень медленно. И я знаю также, что ты не хочешь отношений, ни больших, ни маленьких. Это очень неприятный факт, но факт. Мне, к сожалению, какой бы распрекрасно-умной я ни была, требуется оооочень много времени, чтобы такое уразуметь. Именно это и плохо. Я думала, что уже умею быстрее соображать. Мало того, что соображать быстро не научилась, так еще и продолжаю спокойно воспринимать всякие штуки, которые меня ранят. Это тоже плохо. Я – мазохистка, - сказала Лиза и заулыбалась вновь, - это печально, но исправимо и поэтому есть надежда и мааааленькая радость. Есть, я считаю, важные вещи. Они складывают основу нашей душевно-физической жизни. Такие важные вещи я больше не игнорирую и не обманываю себя в них. В этом тоже моя мааааленькая радость. На этом в принципе все. Не игнорирование и правдивость - это все мне довольно дорого будет стоить, но я к такой оплате готова.

Я внимательно выслушал ее и сообщил о том, что я услышал ее. Потом добавил, - Я не знаю наверняка, что ждет тебя и меня, и нас вместе. Порою мне кажется, что я не меняюсь, все также закрываюсь и глубже прячусь и ничего не могу с этим поделать. И парадоксально получается, хочу открыться вроде, но на деле глубже закрываюсь. Не хочу оправдываться или наоборот винить себя или говорить, что скоро все поменяется. Не знаю ничего, уже ничего не знаю, и похоже даже не верю ни во что.

- И я не знаю. И это прекрасно! – совершенно не поддержав меня в моем пессимизме, радостно сказала она.

Когда мы встречались, то почти все наши беседы начинались очень медленно, вяло, я молчал или что – то невнятное говорил, жаловался или сообщал о своих недовольствах. Ее это не трогало и не смущало. И хоть ей самой было очень тяжело, она оставляла семью, ребенка, работу, чтобы приехать и увидеть меня. Просто побыть со мною и ничего не ждала на самом деле. Я был молчалив, не очень приветлив, как правило, да еще высказывал ей о своем наболевшем. Она молча слушала и улыбалась. Я неосознанно пытался вовлечь ее в свои негативные интриги, а она только улыбалась или смеялась. Иногда меня задевало то, что я рассказываю ей такие серьезные и важные вещи, а она просто улыбалась и не принимала это всерьез и близко к сердцу. Я привык, что от моих познаний люди притихали и молча внимали моим словам. Я видел, как я могу манипулировать другими, потому что давал понять им, что я больше знаю, я лучше, сильнее, мудрее и так далее. И мне это нравилось. Сейчас все это не срабатывало. Мои выпады проваливались в пустоту. Потом я замолкал. А она садилась рядом, брала меня за руку или обнимала. Смотрела на меня, улыбалась и повторяла, - Ты прекрасен!!! Я вновь и вновь пытался атаковать, показывая ей, что я ужасен на самом деле, и меня надо бояться и уважать. Либо наоборот, я не достоин такого внимания, а тем более любви. А она опять целовала меня, и повторяла, что я прекрасен и что она очень любит меня. И на каком - то этапе мой бензин заканчивался. Или механизм моего испорченного эго ловил клин и зависал. Взгляд упирался куда – то в одну точку и я попадал в состояния полного мира с самим собою. Я растворялся в пространстве. После того, как мы расставались, и она уезжала, я еще день или два находился в этом волшебном состоянии, пока привычная матрица старого мира не затягивала меня вновь в свои сети. И тогда я опять погружался в мир беспокойств, тревог и отчаяния.

- Знаешь, что я думаю? – как- то сказала Лиза, - Я тебе, когда говорю " я тебя люблю", тебе это как удар в солнечное сплетение. По ощущениям да?

- Нет, - сказал я, хотя в каком – то смысле это было ударом. Было непривычно, и я в то время предпочитал не слышать бы этих слов, потому что чувствовал необходимость, как – то реагировать на них, отвечать, а мне этого не очень хотелось делать.

Порою, она была в отчаянии, и я видел, как она устала от моего равнодушия к ней. Однажды мы чуть – чуть не разругались от этого, и только Бог помог нам не впустить тьму в наши отношения.

Она говорила, все, что накипело у нее внутри, и это уже был крик ее Души, - Теперь смотри какое дело. Я больше не хочу, и не буду подстраиваться или настраиваться, рассказывать, слушать, ездить, спрашивать, предлагать. Думаю, что хватит быть там, где не ждут, не хотят, не зовут, не нужно ничего. Там и без меня отлично, спокойно, так как надо.

- Это твое решение и я его принимаю. Извини, что так и не оправдал твои надежды. Но искреннее тебе спасибо за все, что сделала для меня и за попытки сделать большее. Или я безнадежен или действительно не время еще. Не хочу винить себя или оправдываться, скажу только, что искренне тебе благодарен, и обнимаю тебя от всего Сердца, - сказал я это и понял, насколько я черств сейчас и мертв, как и всегда. Что даже сейчас, возможно на пороге расставания я не могу искренне сказать, что думаю, чувствую, хочу. Не говоря уже о том, чтобы остановить это процесс. Мне было горько и больно от самого себя. От своего равнодушия.

Отлично, - сказала она. Мы молчали. Никто никуда не уходил. Ни я, ни она, ни делали никаких шагов. Мы не могли их сделать. И начинали, спустя какое – то время опять разговаривать. Потом мы расставались, и у каждого, наверное, в сердце было неспокойно, но все же мы знали, что мы продолжаем этот путь и не судьба нам разойтись. По крайней мере, сейчас.

Осень длилась к своему завершению, и начинались уже морозы. Мы стали реже гулять на улице, в парках и все чаще коротали вечера у меня дома, за чаем и разговорами. После наших душевных бесед было настолько тепло и уютно вдвоем, что самое страшное было в последующем расставании. Она вынуждена была уезжать домой, и это было печально. У меня был один любимый стих. Он для меня был как знак. Я всегда знал, что именно этот стих я прочту только Ей, когда встречу. Он был точно о нас, и вот о таких встречах. И как - то один раз я все же прочитал этот стих ей. Правда, немного позже.

Из соломок и теплого пепла
легкий дом — папиросная крыша.
Он из маленькой нежности слеплен -
слышишь, ветер за окнами дышит,
видишь, печка не корчит поленья -
здесь другим не согреться скитальцам.
В этой комнате все отопленье -
только мы — наши губы и пальцы…
Только мы. Гаснет щепка сырая…
И солома не пахнет самшитом…
Тонкой ниткой по самому краю
наши судьбы друг к другу пришиты.