Доре ре доми

Дорогой доктор Силин,

Я очень давно вам не писала, думаю, вы догадываетесь почему. Знаете, жить самой по себе оказалось не из легких, но я справляюсь. Когда я переехала от вашей семьи, я уже могла жить, как обычный человек, ведь ваши родные научили меня многому в быту. Я даже не пыталась вспомнить ничего, что касалось тех времен, о которых я не имею представления, а тем более не пролила ни слезинки! Даже бывало пройдусь по городу, а тут красота неописуемая: свежий-пресвежий воздух, живые звуки(птицы, разговоры прохожих, ветер). Все это заставляло меня забыть о том, о чем я даже не помню. Забавно, да? Вот я тоже порой смеялась сама над своим горем. А в особенности небо помогало мне не думать ни о чем, а знаете почему? Потому что небу не приходится ни о чем заботиться, вот оно и делилось со мной своей беззаботностью. Я так скучаю по вам, по нашим беседам; я чувствовала себя так спокойно с вами, как, наверное, ни с кем другим. Да, в этом есть ирония, но за всю мою новую жизнь, которую я помню, вы - мое спасение от мира. Я хотела бы выразить мою благодарность словами или подарком за то, что мы встретились - без вас, Силин, я бы окончательно сошла с ума. И эту строку я пишу с улыбкой на лице. Но, к сожалению, питая к вам нежные чувства, я не смогу красиво выразить в письме то, насколько сильно вы повлияли на меня, также, ввиду моих малых материальных средств, я не смогу выслать вам подарок, но когда-нибудь я обязательно это сделаю! Поверьте, доктор.

А теперь я должна вам рассказать о том, что со мной происходит сейчас(не только потому что я должна писать вам о своем состоянии, но я и сама хочу). Из-за недавних обстоятельств все опять ухудшилось. Опять красные больные глаза, из которых льются, как черная нефть, все плохие мысли, стали для меня привычными. Как часто я теперь ухожу в себя, пытаясь справиться со своей депрессией. Но при каждой мысли о вас, при каждой возможности вспомнить наши разговоры - я оживаю и мои «монстры», будто перестают мучать мое сознание и мои бедные красные глаза бледнеют на некоторое время. Вы бы знали, как вы мне помогли, вы не бросали меня ни на минуту. Я представляла: что если бы я вас не встретила? Я бы так и осталась сама по себе со своей пустотой и беспомощностью. Вы наполнили мою больную голову воспоминаниями. Мне есть, что вспомнить! Ох, как это приятно. Причиной всем моим моральным переживаниям стала одна ошеломляющая новость, которую мою мозг просто взял и сообщил мне. Для вас она тоже станет огромным удивлением.

Что ж, две недели назад, во вторник, ближе к обеду, когда осеннее солнце в нашем городе начинает приятно согревать улицы, я сидела в парке с желанием прикормить голубей(после того, как я увидела одну бабушку, делающую это), даже купила им крупу. Стоило только одному подойти к разбросанному корму, как вдруг, третий за вторым, при чем непонятно откуда, начали налетать голуби. Я была очень рада прикормить их, тем более, что скоро начнутся холода. На минуту, я откинулась на лавочку и просто расслабилась под веяньем ветра и листвой, дрожащей при каждом его дуновении. Я смотрела вперед, наслаждаясь приятным солнечным теплом и той далью, что была в чаще улиц - там были высокие дома и опавшие листья кругом, вдруг, мой взгляд пал на один дом с открытой крышей, я подумала, как чудесно было бы туда подняться и увидеть оттуда парк… ночью… когда никого нет… и тут! Извне, мне пришла одна интересная мысль, одно событие, которое я точно знала со мной происходило. Впервые мое сознание посетило такое, для меня, будто открылась одна из дверок моей памяти, говоря: «Давай, я готова тебе открыться. И побыстрей, а то я могу передумать!». Я пыталась его собрать целиком, чтобы ни в коем случае не забыть опять. Я побежала домой и сразу же, не раздеваясь, начала все записывать, все вперемешку, записывая одну мысль сразу же приходила другая, и вы прекрасно понимаете как это, вспомнить что-то такому человеку, как я. Я просто сидела и в один момент вспомнила. И все, понимаете? Все мои усилия, которые я прикладывала раньше, разбились в пух и прах от такого. Судьбе просто так захотелось, что очень неприятно. Я потратила всего две недели криков, плача, нестойких нервов, сотни скомканных бумаг на такое великое для меня дело. Я итоге, собрала все по порядку, переписала на новый лист, специально для того, чтобы вы прочитали, ну, и для себя, так сказать. Я постаралась написать это, как обычную историю из жизни. Будто я знала это всегда…

Последняя ночь в городе “? ”

Я работала медсестрой в местной больнице. Каждый день к нам привозили новых тяжело больных с фронта, и меня ужасно удивляла их стойкость, мужество, они говорили, что ни минуты не жалели, что пошли на войну. Я старалась обходиться с ними, как можно вежливее и теплее, за что всегда я видела улыбки на их лицах, меня это радовало.

Я жила в квартире совсем одна, не зная ничего о близких или родных. Квартира была небольшой, меня это вполне устраивало. Там была одна комната, кухня и крохотная ванная. Мне кажется, иметь такую квартиру в то время было довольно престижно. Я только и жила работой, приходила вечером и сразу же валилась с ног, но мне это доставляло удовольствие. Помню больных, кучу незаполненных бумаг и ежедневные нескончаемые истории, которые больные рассказывали с великим энтузиазмом и гордостью.

Никогда не знала лично никого из своих соседей, но при каждом столкновении с ними в подъезде я здоровалась, на что каждый вежливо отвечал мне «Здравствуйте!». Но вот только один сосед никогда не говорил мне ни слова. Каждый раз, когда я с ним здоровалась, он только улыбался и быстро убегал, что приводило меня в огромное возмущение! Он казался мне очень невежливым и необученным манерам, хоть даже этот молодой человек был ухоженно одет и недурен собой. Хотя, скорей всего, меня приводило это в возмущение потому, что он мне был симпатичен и в такие моменты мне казалось, что со мной что-то не так, раз он не здоровается и так быстро убегает. Но ведь остальные здоровались, не умирали!.. В любом случае, я старалась не зацикливаться на какой-то глупой человеческой вежливости.

В обычный для меня вечер, я шла домой и был жуткий ливень, насколько я понимаю, тогда не было того изобилия в еде, что сейчас, но я шла с сумкой овощей и хлеба в руках. Жутко устав, я просто мечтала снять с себя туфли и лечь на диван. Весь путь до подъезда я думала только о том, что в нашей больнице уже некуда укладывать новых пациентов и если завтра их прибудет больше десяти, то придется класть их на пол. Хотя, совсем скоро выписывается небольшая часть солдат с западного фронта, что вполне освободит десятку мест. Был там один весельчак, который явно выражал свое внимание ко мне и очень ласково приглашал прогуляться одним днем после его выписки, я даже думала согласиться, но я очень и очень стеснялась подобных прогулок. Когда я подходила к подъезду, я встретила молодого человека: с зонтик, в длинном расстегнутом коричневом пальто, раньше людей в таком можно было часто увидеть, но война изменила все, это пальто пробуждало во мне какие-то теплые чувства, которые связаны с кем-то, но до сих пор не могу вспомнить с кем. Из пальто выглядывала яркая пряжка на черных брюках, также на нем была выглаженная черная рубашка и красивые, чуть вымазанные грязью черные туфли. Это та самая персона, что не желала вести со мной разговор. Что там разговор! Даже сказать «Добрый день» не захотела. Что ж, я была в замешательстве и не знала стоит ли мне еще раз упомянуть про доброе время суток. Вместо слов мы встретились глазами и загадочный парень улыбнулся мне, ну, а я, желая отомстить ему, не выразила никаких эмоций, приподняла подбородок, выпрямила спину и прибавила шаг, надеясь, что зайду в дверь быстрее него. Но когда я подошла к двери, ее уже придерживал человек в том самом коричневом пальто. Я остановилась и с возмущенным видом посмотрела на парня.

- Добрый вечер, - раздраженно сказала я, отвернулась и побежала наверх к своей квартире. Я не успела посмотреть, как он отреагировал на это, но такая ситуация возмутила меня еще больше. Мало того, что, опять таки, он не хочет поддерживать беседу, так еще и двери мне придерживает! Значит он вполне воспитан и ему просто неприятно вести со мной разговор, думала я тогда.

Сейчас я понимаю на сколько вспыльчива, и юна, и глупа, а также влюблена я была в то время, ах, как забавно!

Мне не хватило сил больше возмущаться, так как я очень хотела кинуть эту сумку где-нибудь дома. Мои ноги уже подкашивались, так что стоя у двери я судорожно искала в пакете свои ключи, которые я без лишних усилий туда кинула, а теперь с огромной злостью и трудом пыталась найти их. Я возилась довольно долго: ища ключи, поднимая упавшие из моей сумки помидоры, наконец, я отыскала ключи и быстро зашла в квартиру, захлопнула и дверь и облокотилась на нее, с великим удовольствием снимая туфли. Дальше я быстро распределила продукты и упала на диван. Я начала получать огромное чувство удовлетворения от того, что я лежала и просто смотрела на дождь, что я не была где-то на улице, пытаясь быстро добежать до дому с промокшей обовью, не ежилась на улице забыв зонтик дома, не мялась стоя на остановке ожидая автобус и думая, когда же это все кончится. И гробовую тишину, от которой обычно звенит в ушах, нарушал только стук дождя о стекло. Меня эти прекрасные мысли настолько грели, что мне захотелось чаю. Разогрев чаю, я стояла с кружкой, шмыгая по чуть-чуть и смотрела как начинает темнеть. Удивительно, что это всегда происходит незаметно даже тогда, когда ты присматриваешься и пытаешься заметить, как же это происходит! Меня вот, что удивляло на тот момент - идет война, а я ни разу не подумала о том, что может что-то произойти в нашем городе, и даже на тот момент, стоя у окна я и не хотела ничего представлять, мне не было страшно. Я чувствовала себя в безопасности, ведь после проведенных стольких дней в поликлинике меня убедили, что все будет хорошо, что в наши солдаты настолько воодушевлены патриотизмом, что победа для них кажется обязанностью. В тот момент меня посетила ошеломляющая мысль, что я ждала письмо от кого-то…

Что меня сейчас очень расстраивает это то, что я так быстро рванула с места и так надеялась, что я его в этот раз, возможно, получу. А расстраивает это меня потому, что это такое важное событие, которое я не в состоянии вспомнить.

Я быстро надела свое домашнее платье и рванула к двери. Только открыв дверь, я увидела очень неприятного мне человека, да-да, того самого молодого человека. Его действия меня ужасно удивили, ведь он поднимался вверх по лестнице, что, конечно, было бы нормально, если бы я не жила на последнем этаже. В любом случае мне тогда было далеко не до этого. Я побежала вниз, перескакивая с одной ступеньки на другую, ожидая заветного письма, предвкушая запах бумаги с почты и засохших чернил; как я буду открывать этот конверт, аккуратно, стараясь не помять ни странички; ведь каждым таким письмом я дорожила и старалась сохранить, запрятав каждое в маленькой коробочке. У каждого, я думаю, бывают моменты, когда хочется вспомнить дорогих вам людей, которых, возможно, уже и нет на этом свете, но как приятно открыть старые письма, вдохнуть их запах и прочитав всего пару строк быть взбудораженным воспоминанием, до боли знакомым слогом, забытыми словами, которые затрагивали душу, когда это письмо впервые было у вас в руках. Каждое слово оживает в этом письме и снова поселяется в вашем сердце, пробуждает старые чувства, накатывая, либо грусть, либо радость. Этот человек будто снова с вами, но он в прошлом и вы вместе с ним прокручиваете опять и опять моменты, запомнившиеся вам. Все это лишь только от листка бумаги и засохших чернил; я хранила все эти письма, чтобы однажды вспомнить.

Увы, мои надежды не были оправданы и с горечью я поднималась к себе в квартиру, я хотела прочитать то последнее письмо еще раз. Вдруг, я что-то не поняла? Вдруг, письмо не было обещанным? Подойдя к своей двери, я услышала тихий ноющий звук. То ли это мое воображение, возбудившееся моим негодованием, то ли сверчки. Я стала ходить по этажу, прислушиваясь, где этот звук слышен больше и скорей всего напоминала ошеломленную сумасшедшую, которая с интересом искала что-то на полу, потом на стенах, а потом и вовсе на потолке… Именно! Отчетливей всего оно слышалось наверху. Мой взгляд сразу же упал на дверцу чердака, выходящую на крышу. Имея небольшую фобию темных страшных чердаков, что-то все таки возбудило во мне желание узнать от чего мог исходить такой тонкий, высокий звук. Подойдя к дверце чердака, я даже рукой боялась притронуться к ручке, не то что бы лезть туда! Насторожившись, я потихоньку начала толкать дверцу чердака, поднимаясь по ступенькам, затем остановилась, глубоко вдохнула и рискнула пройтись дальше. Внутри было темно, так что я совершенно ничего не видя, начала залазить внутрь. Присаживаясь на удивительно не такой пыльный пол, как я ожидала, я ударилась об ужасно низкий потолок. Эта боль привела меня в огромную ярость, перед глазами начала кружиться разноцветная рябь, а злость моя не знала предела. Я обхватила голову руками и сидела так, пока мелодия снова не пробудила меня. Увидев впереди что-то блестящее, я начала ползти вперед, но так тихо, чтобы не пропустить ни единой нотки этого славного звучания, и если раньше мне казалось это каким-то треском, то теперь он обернулся чарующим и манящим звуком. Я даже не всматривалась в ужасную обстановку этого чердака, где все было в пыли, паутине и даже неведомо сколько было всяких насекомых! Я подошла к дверце, из щелей которой тухло доносились последние очертания дня. О, кто бы знал, как это прекрасно! Я почувствовала ветер, которым будто бы управляла эта мелодия, она говорила, куда ему веять. А протяженность каждой ноты этой немой песни говорила с какими промежутками ему метать. Чувство умиротворения начало окутывать и я просто не могла двинуться с места.

Только оказавшись за дверью чердака, все мое нутро прочувствовало то, что я видела со стороны. Ветер проникал вглубь меня, будто бы в душу, я была готова улететь вместе с ним далеко вверх, а капли дождя брызгали мне в лицо намного приятней, чем они это делали, когда я бежала с работы. Что-то держало меня тут, что-то не давало мне улететь вместе с ветром. Я думала, что это мое тело, оно не давало мне оторваться от мира. Тогда я понимала, как же не важно в человеке это дряблое тело, сгнивающее с годами, но как важна душа, с годами и после смерти которая расцветает, если ее обогащать. Я стояла наверху мансарда и не замечала как кружилась по ней от одного конца к другому.

Можно ли представить красоту этого звучания, если оно вызвало во мне столько эмоций? Или я просто такой человек, имеющий богатое воображение? Может быть я была слишком молода и во мне было слишком много романтики?

Неожиданно все прекратилось, музыка прервалась, дождь стал бить по лицу, будто говоря: «Проснись же!». А ветер уже не затрагивал мою душу, я поняла, что начинаю соскальзывать. Каким-то образом, рефлекторно я ухватилась за верхушку и надеялась, что подтянусь до конца с легкостью, но оказалось, что это непосильно для меня. Потные руки начали скользить по и без того скользкому шиферу и лишь только, когда я посмотрела вниз, куда падаю, я начала кричать. Это было ужасно страшно - руки невыносимо потеют, сердце замирает… или бьется чаще(я тогда не чувствовала особой разницы), а тело летит вниз и ты не знаешь, что делать с этим чувством свободного падения, не за что ухватиться, ты лишь просто машешь руками в разные стороны. Только я прочувствовала предвкушение смерти, как мимо меня начала проскальзывать скрипка. Я не понимала каким образом она могла тут оказаться, и как она тут же оказалась у меня в руке. Более того, за один миг, после какого-то удара по крыше, в мою другую руку уже вцепилась чья-то третья рука. Я даже не могла посмотреть ввысь, мне казалось, что это невыносимо тяжело для моего тела. Все настолько перемешалось в моей голове, что я просто запуталась, где я, что тут делаю и почему меня тянет какая-то рука. Его(мое тело) потащили наверх очень быстро, но я чувствовала насколько трудно это было одной лишь руке. Меня подхватили второй рукой, я перевернулась на живот и тогда я могла смотреть только вверх. О, как же я винила себя за все то плохое, что выдумала о людях! Я смотрела в широко распахнутые карие глаза, которые так мило улыбались мне при каждой встрече, и на губы, из которых я ни раз не услышала слов «Добрый день». Все мы знаем, что далеко не каждый человек может искренне улыбаться глазами, но это те люди, которые не способны врать, ведь правда и ложь всегда зеркально отражены в их глазах. Тогда я успокоилась, начала слепо доверять жизнь этому человеку и мое сердце перестало биться, как стуки телеграфа. Молодой человек вытянул меня наверх мансарды и чутко усадил так, что обе ноги болталась по разные стороны крыши. А я лишь крепко обняла скрипку со смычком и держала спину так ровно, чтобы не пошатнуться в сторону. Минуты три я только осознавала, что только что произошло, а только через пять минут вспомнила о благородном поступке.

- Большое вам спасибо… - выдавила я из себя, не отрываясь от его глаз. На что он кивнул головой и протянул руки вперед.

Я не сразу поняла, но заметив, что я до сих пор крепко сжимаю виолину, быстро отдала ее ему. Он тщательно осмотрел ее и снова посмотрел на меня, на этот раз улыбаясь. Ну это уже казалось мне оскорблением, довольно серьезным оскорблением! Я понимала, что не в праве злиться на него после такого, но решила все выяснить.

- Вы не разговариваете со мной, потому что я неприятна вам?

Он встрепенулся, начал мотать головой в стороны и хлопать ресницами. Несколько секунд странно жестикулируя, он будто бы собрался и решительно посмотрел на меня. Его кисти скрестились, а потом пальцы показали на горло. После таких ошеломляющих известий мне стало стыдно в сто раз больше. Я вся покраснела, начала смотреть в разные стороны и даже не знала, что бы сказать.

- Пожалуйста, простите, я, действительно не знала, - выкрикнула я, когда тот встал и повернулся ко мне спиной, - Вот, полоумная! - подумала я про себя. Черноволосый парень обернулся, помотал руками, положил руку на грудь, улыбнулся и опустил голову, в знак недоразумения.

- О! Вы тут играли, - подскочила я, - Я вас отвлекаю, - он быстро подошел ко мне и опять начал мотать головой, - Я, право, вам мешать не хотела. Ой! - тут я опять поскользнулась, и кто бы знал насколько, мне казалось, я выставила себя дурой. Парень меня подхватил, я вцепилась в его руки, заулыбалась от скромности, но не могла ничего поделать с его манящим взглядом. Мы замерли и, будто нарочно, из-под туч начали проскакивать бледные струйки такой холодной луны и яркие капельки, светящиеся на ночном полотне - звезды. Пусть тогда эта ситуация казалось мне жутко глупой, но сейчас я понимаю, что я бы не отказалась так простоять хоть всю ночь. Он нежно придерживал меня за талию и, не переставая, улыбался. От такой улыбки я и сама постоянно радовалось, как дурочка.

- Возможно, мне стоит уйти, - я начала вырываться из рук, а он все не отпускал меня. Я даже сама и не заметила, как эти мило улыбающиеся глаза усадили меня на крышу опять! - Не стоит?.. - я поправила выпавшие из-за ушей волосы и все также глупо сияла.

Он положил скрипку на плечо и начал аккуратно вести по струнам смычок. С первых секунд по моему телу пробежала дрожь(не от того, что я была полностью мокрая под холодным ветром), а когда он взглянул на меня, то его глаза выражали увлеченность, то, как он страстно любил свой инструмент. Этот блаженный взгляд, взгляд удовлетворения от всего лишь игры на скрипке. Только представьте: ничего не слышно, в ушах звенит тишина, все тело блаженствует и так приятно внутри. Именно так он смотрел, то куда-то вдаль, то на меня. Я не знала, что делает этого человека таким обаятельным, кажется, будто он весь невинный и чистый, что именно поэтому к нему так манило. А пока он покачивал головой, мокрые черные локоны свисали на его лоб, соскальзывая то туда, то сюда. Вода стекала по его острым скулам прямо к губам от чего он постоянно их облизывал. Под конец его выступления, тучи и вовсе разошлись. Вокруг осталось лишь необъятное небо, на фоне которого мы казались жалкими букашками. Несмотря на все это, мне было жутко холодно. Гусиная кожа покрыла меня полностью, а грязное мокрое платье прилипало ко мне каждый раз, когда я пыталась двинуться. К тому моменту, как незнакомец закончил свою игру, я и вовсе дрожала так, что аж зубы сводило. Но я, конечно же, с великим удовольствием поаплодировала за прекрасную игру. Теперь оставались только мы втроем. Неловкая пауза затянулась, потому что я вспомнила, что сам он не сможет начать разговор…

- Великолепней вашей игры, я еще не слышала ничего. Под вашу игру хочется танцевать и плакать, - парень засмущался., - Как вас зовут?

Я не знала, как он мог бы мне ответить, но вдруг, он начал жестикулировать, мне казалось, что я уже где-то это видела. Да, это оказался детский «секретный язык», который знал почти каждый ребенок того времени. Мне с трудом давалось понять, но я разобрала его имя. К сожалению, я не помню, как его зовут, хоть мне и очень любопытно. Какая же, все таки, память странная вещь. Я буду называть его «Скрипач».

- Вам понятны мои слова? - промотал руками он.

- Да, - ответила я.

- А как вас зовут?

- Катя.

Завязался небольшой разговор. Разговор был очень неловким, но никто из нас не решался уходить. Никто из нас и не хотел.

- А ты не боишься ночью выходить и играть? Комендантский час, ты можешь привлечь внимание военных, - спросила я, когда мы сидели, пытаясь поместиться под одним пледом.

- Ты же меня никогда не слышала, значит, и другие не слышали. Ко мне еще никто с автоматами в комнату не вваливался, - улыбаясь, ответил Скрипач.

- И ты тут каждый вечер?

- Почти, иногда слишком устаю для того, чтобы не спать ночью.

- Почему на крыше? Почему не дома?

- В своей комнате хозйке квартиры я «режу уши своей пищащей деревяшкой». Как весело получается, меня всю жизнь преследуют люди, которые против моего увлечения.

- А кто еще был против?

- Родители. Моя первая скрипка досталась мне от дедушки, и мне запрещали на ней играть, поэтому по вечерам я уходил на улицу, чтобы никто не слушал мои надоедливые мелодии, которые нравились лишь мне одному.

- Мне кажется, они просто не любят музыку. Думаю, многим бы понравилось, мне же нравится!

- А ты считаешь себя показателем того, что понравится людям?

- Я такой же человек, как и все. Мы все одинаковые.

- Тогда скажи мне: как часто люди ночью танцуют на крыше? - Он уставился мне в глаза, и я сразу же потупила взгляд.

- Так же часто, как слышат такую прекрасную игру на скрипке.

Я смотрела вниз, в сторону, да куда угодно только бы не встретиться с ним взглядами. А Скрипач также продолжал что-то рассматривать во мне. Вдруг он начал шевелить губами, будто-то что-то говорит.

- Что ты делаешь? - спросила я.

Он показал мне: «А ты посмотри». Я взглянула только на его губы, не могла поднять взгляд выше. И он вновь начал что-то «говорить».

- Я не понимаю, что ты хочешь сказать?

Он вздохнул, поднял мою голову так, чтобы я смотрела ему в глаза.

- Смотри в глаза, - Мы произнесли это синхронно. Только вслух получилось это лишь у меня.

Он посмеялся:

- Не стесняйся меня. Я все равно не смогу прокричать на всю улицу, что ты покраснела или сказала что-то не то. Пожалуйста, будь простой Катей, говори что хочешь. Представь, что разговариваешь сама с собой.

- Я не могу это представить, ведь ты рядом.

- Но голос слышен лишь твой.

- Тогда давай так, - осенило меня, - Что случится этой ночью на крыше - будет знать только она, а для нас это будет сном.

- Давай, - Скрипач посмотрел на меня увлеченным взглядом.

- Расскажи мне все, что ты хотел бы сказать. Я хочу узнать тебя, потому что мне кажется, что уже знаю тебя давно.

Он посмотрел на небо, наверное, собирался с мыслями. А потом начал свой немой рассказ.

- Знаешь, даже странно. Когда тебе некому поделиться, ты хочешь найти человека, который бы понял тебя. А когда он появляется, причем совсем неожиданно, тебе будто бы уже и нечего рассказывать, не на что жаловаться. Ведь просто не хочется: да и зачем уже? Если появился тот, кто тебя понимает. Это самое главное. Я прихожу сюда всегда, когда мне плохо. И еще я играю всегда, когда мне плохо. Не было ни одного раза, когда бы я был счастлив и хотел сыграть. Когда меня ругали родители, я уходил играть. Когда мои родители умерли, я играл около их могил. Я играл им, чтобы они услышали, что я им говорю. Я рассказывал им о том, что происходило со мной каждый день. А когда меня забрали в детский дом, я не выпускал скрипку из руку. Я рассказывал, как мне было плохо там, - он опустил голову, и его глаза скрылись за черными мокрыми волосами.

Я произнесла его имя и обняла, не посмев отпускать.

- С тех пор у тебя нет близких? - я почувствовала, как он покачал головой, что означало «да», - Давай, я буду тебе другом

Он отпрянул:

- Катенька, меня не нужно жалеть, я не меньший страдалец, чем все остальные, - он положил свою ладонь мне на щеку и провел большим пальцем по скулам, - Мы с тобой уже друзья.

Я задумалась, его рассказ тронул меня. И хотя он попросил не жалеть его, но от этого мне стало его жалко еще больше. Я решила по-быстрее сменить тему:

- Что значит, ты играл им, чтобы они услышали, что ты говоришь?

- Для того, чтобы говорить, мне не нужен голос. Чтобы понять, что я говорю, нужно не просто слушать, нужно слышать. Хочешь, я тебя научу своему языку?

- Хочу, конечно.

Он улыбнулся и быстро встал, схватив скрипку.

- Есть такой язык, о котором я никому не говорил, - он прильнул ко мне и стал жестикулировать прямо перед моими глазами, - язык называется - сольресоль.

- Почему показываешь прямо перед моими глазами?

- Это бы я так шепчу. Я же не хочу, чтобы кто-то подслушивал.

Я засмеялась, но не потому что мне было ужасно, а потому что мне было приятно. И тут я услышала кое-что помимо своего голоса - смех Скрипача. Грубый мужской смех. Я так сильно хотела услышать его голос!

- Ты можешь смеяться? То есть вслух, - удивленно посмотрела я.

- Я немой, но не лишенный эмоций, - широко улыбнулся он.

В ту ночь он показал мне свой «тайный» язык, в котором каждое сочитание нот это слово. Он рассказывал своим родителям о своей жизни мелодией. Кажда мелодия - монолог. И уже ближе к рассвету пришло врем прощаться.
- Я была очень рада познакомиться с тобой, - подав руку, сказала я. Мы стояли около двери моей квартиры очень усталые, но счастливые. Скрипач не пожал руку, а лишь молча смотрел на меня, немного улыбаясь. Он часто застывал так ночью, будто хотел увидеть душу в моих глазах. Я опять смутилась и потупила взгляд. Я не знала, что означает то, что он так смотрит, я думала, что со мной что-то не так. Он легко провел рукой по моему подбородку, чтобы я подняла взгляд:

- Катерина, мне кажется, что нас что-то связывает. Что-то мансардное и черепичное. И при всем уважении, я теперь не смогу просто так от тебя отстать. Когда мне тебя встретить вновь у твоей двери? В пять или шесть часов?

- Чем раньше, тем лучше, - смеясь ответила я, на что он опять улыбнулся.

После этого он поцеловал меня в щеку и ушел.

Я зашла домой, переоделась и пошла на работу. Пока я спускалась по лестнице, я не слышала ничего, абсолютно! Я лишь чувствовала, как сладко в ту минуту спали жители этого дома. Зато в моей голове было полно звуков, мыслей, эмоций. Хорошо, что никто не мог услышать этого, иначе бы я разбудила весь подъезд. И лишь одна мысль отчетливо выделялась на фоне остальных - предстоящий вечер, предстоящая божественная музыка, которую мне представится честь услышать. В таком непонятно-замечательном настроении, перескакивая со ступеньки на ступеньку, я спустилась вниз и вышла из подъезда. Затем пустота.

Я бежала, не зная зачем и куда. Думаю, вой сирены заставлял меня паниковать, будто бы психологически давил на меня. Он становился все ближе и ближе, я не знала откуда он летел и куда направлялся, лишь бы пунктом назначения не была я. На улице, казалось, не было абсолютно никого. Мне было так страшно, что я не чувствовала, ни усталости, ни боли в ногах. Дальше был лишь огромный бум, пробивающий перепонки, и неприятный поток пыли, проникающий в ноздри и глаза. Потом темнота. Ну, а дальше вы и сами знаете, доктор. Казалось, будто просто спала, будто так и должно было быть, но нет.

Я вспоминаю каждую его мелодию и сейчас, они дают мне ощутить его близость, как-будто он опять со мной. Есть такое чувство - когда ты находишься с человеком и так легко, так приятно, так тянет к человеку, тебе кажется, будто этот человек понимает тебя. Такой человек один на миллион. Я его встретила. Каждый раз, когда он играл - я чувствовала, что он что-то мне говорит, что его игра принадлежала мне.Эта война разрушила меня, разрушила мою жизнь и продолжает разрушать мою молодость. А это воспоминание дало надежду на нормальную жизнь. А мои недуги оттого, что все может быть не так, как я захочу.

И вот, наконец, я дописала все, что вспомнила о моем последнем дне нормальной жизни. А ведь грустно, я вспомнила то, чего лучше бы вообще не вспоминала. Я вспомнила больше, в то же время, стало и больше вопросов. Раньше мне было грустно от того, что я все забыла, а теперь от того, что я хоть что-то вспомнила.

Вы говорили, что дом, в котором я была прописана, был уничтожен в тот же день, это погасило мою надежду на то, что я могла еще встретить того человека, но не до конца. Я все еще надеюсь, что где-то есть он, который еще вспоминает ту ночь, последнюю ночь. Для меня его игра была монологом с самим с собой, чудным пением на высоких нотах. Но также его монолог, будто относился и ко мне. Это томление души было мне близко, как и ему. Тогда, я думаю, мы оба нашли того, кто нас поймет.

Я хочу найти того человека из прошлого, хоть кого-то из того времени, которое я не помню.

Это был еще один повод, почему я обращаюсь к вам - прошу, помогите найти какую-нибудь информацию о пострадавших и умерших в бомбардировке 25-ого сентября. Я верю, вы поможете, ведь кроме вас никто не поможет.

С любовью,

Катя