Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Глава 63
| Что деялось в Орде, никто не знал толком. Передавали, что Туданменгу задумал отречься от престола, и в Сарае уже начинается замятня, ссоры за власть. А когда такое начинается в Орде, лучше не лезь. Князь не князь, купец не купец - обчистят, догола разденут, не те, так другие. Семен Тонильич, однако, сумел и опять добыть в Орде татарскую рать для Андрея. Привел Тураитемиря и Алына с ратными и сам при них пришел воеводою на Русь. Притихшая земля готовилась к новому погрому. Ни ростовские, ни другие какие князья не вступились, выжидали. Жители затворялись в городах или, зарыв хлеб, убегали в леса. Вновь по дорогам потянулись испуганные караваны беженцев. Горько шутили: " Так и обыкнем кажну осень в бегах! " Дмитрий стянул рати, став на Переяславской дороге и вспятясь от Владимира. Город тотчас разбежался, едва ли не весь. Впрочем, Семен Тонильич не повел татар на Переяславль, а стал разорять Суздальскую землю. Где-то, не доезжая Юрьева, сталкивались разъезды, перестреливались, уходили в леса. Федор оказался в сторожевом отряде. Ему наконец-то впервые довелось надеть отцову кольчугу для дела. Впрочем, они только передвигались, и непонятно было, чего хотят воеводы. То ли загородить путь татарам, то ли увернуться от боя. В конце концов они совсем оторвались от своих. Сторожа была невеликая, с тридцать мужиков-ратников. Брони были только у четверых. Медленно, петляя по проселкам, отряд отодвигался к Переяславлю. Потеплело. Над уже замерзшей осенней порыжелой землей с растоптанными и снова протаявшими дорогами висел серый туман-морок. Ратники издрогли, костра зажигать было не велено. Жрали сухомятью уже четвертый день. Деревенский народ попрятался, не у кого было спросить и дороги. Татар видали раза три. Напоследях огрешились с татарским разъездом. Напоролись в тумане, те заметили первые. Федор только поспел услышать короткий свист. Оперенная стрела тонко дрожала, впившись в горло передового. Ратник, с недоуменным выражением лица, скрюченными слабеющими пальцами царапая дужку стрелы, боком валился с коня. Не подумав еще ничего, не сумев понять даже, Федор рванул повода. Конь прыжком прянул в сторону, и вся сторожа бестолково ударила в бег. Проскакав с полверсты, остановились в леске. Было стыдно друг друга, мужики отводили глаза, судорожно-громко переговаривались: - Да, на них бы что-то едако, камни швырять в них! - Или смолой их поливать горячей, издаля чтоб! - Вроде греческого огня! - буркнул боярин. У всех были белые лица, смущенные, бегающие глаза. - Да, либо свинцом! - У немцев каки-то есть, огнем пуляют, пыхалки. Грому, бают, от их! - И нам бы такие завести нать! - Либо стрелять научиться, как они! - громко сказал Васюк Ноздря, подъезжая к отряду, и сплюнул. - Кинули мужика, мать вашу! Федор тут только увидел у Васюка на ременном аркане оседланного коня. - Вы все поскакали, а я пождал в ложке, вижу - конь бежит. Ну, нос высунул: не видать татарвы, коня к кусту, а сам... Саблю снял да колпак. А не дышит уже! Сюда вот, наповал! Нать бы, как отемняет, съездить за им, похоронить хоть... - Ужотко стемняет! - отозвались излишне скоро мужики. Всем сейчас смерть не хотелось ворочаться. Озревшись, выехали из леска. - Да, по-ихнему бы стрелять выучиться, ето любо! - Ты, Никита, татарский лук видал? Его с непривычки и натянуть некак, а не то что... А они с коня на скаку в птицу попадают. - А еще нигде им отпору не дали! Что хотят, то и творят! К вечеру туман просел, стало подмораживать. Остановились за пустой деревней. Нашли сарай с сеном, туда и забились всею дружиной. Лошадей, стреножив, загнали в ложок, выставили сторожу. Двоих послали обшарить деревню, есть ли какой жив человек. Уставшие, в мокрой сряде мужики жались друг к другу, как куры: - Што мы, робята, ей-ей, словно убеглые отколь! - Будешь тут убеглым! Снаружи как-то примолкло и осветлело, мягко, чуть слышно шуршало. - Снег, что ли, пошел? - Крупа какая-то! - Кто у коней? - спросил боярин. - Щерба с Петюхой! Вновь все замолкли, посапывая. Боярин начал выбираться наружу. Созвал двоих, и те, ежась, полезли за ним. Все прочие молча обрадовались, что не им сейчас в ночную стыдь. Боярин вышел, в двери сарая пахнуло холодом и промаячил белый прямоугольник прикрытой снегом земли. Трое, взнуздав коней, ускакали в дозор. - Не погинут наши-то мужики? - Евсеич, бат, не дурак, выведет! - успокоили из угла. Опять надолго замолкли. - Порушили нам нехристи всюю землю. - Свой привел! - А тут и в дому, коли старшого не заслушают, и все пойдет врозь! Так и в земле. - Мне батька сказывал, бесермены когда сидели по городам, дак на улицах хватали кого попадя... - Чего батька твой! Я сам видел! - хрипло отмолвил пожилой ратник. - Детей уводили, да и нищих, кто по дворам сбират, всех угоняли тоже. - Разорят сами, а после не моги и хлеба просить! - А много наших в Орды! Русского полону невестимо сколь! - А все ж бесермены, те всех хуже! Татары у себя ничего, добры... - Бесермены лютовали хуже татар, верно! - вновь подал голос пожилой. - Жидовин у нас сидел, живодер сущий! Тогда еще, при Ляксандре... - А татары их и наставили в те поры! - Мы и сами хороши. Вот я скажу, в Ярославле дело было, - зарассказывал пожилой ратник. - Зосима был, монах... Он в бесерменскую веру перешел. Ну, ты, хоть и веру сменил, а своих-то пожалей! Ан нет, он вопьетце - доколь всей крови не выпьет, не слезет. Кого и татарин не ободрал, и бесермен пожалел, а он - никаких! С иконами вот! Чего надумал: иконы колоть топором! Колет и смеется, собака: " Я теперь иного бога, мне ничо не будет. А вы - вошь, вас теперя, соленых, и в торгу не берут"... Да! - Иконы топором! Монах был? - Монах! И все он делал: и пил, ёрничал, и бабы енти, понимашь... - Ну, до баб кто не лаком! - Мне сейчас, мужики, и бабу не нать. На полати бы только затенутьце да щей добрых, горячих. Руки сперва о латку погреть, там сольцы поболе да хлеба ломоть горячего... - Не томи душу! - Не тяни! Мы не железные! - А ничо! Наелси бы своих щей, отогрелси и - кукареку? Без бабы, брат, не жись! - Нет, ты о Зосиме етом. Ну, и чем дальше, кончил-то как? - Порешили его. Еще мужики горевали, что погорячились, враз порешили. Говорят, помучить его нать было. - Да, у нас народ и зол, да отходчив. Так вот жилы тянуть не станут. - А что, татары порют людей кнутом? - Очень даже свободно! - Гляди, и наши скоро переймут! Чего бы доброго... - Дак все ж ты мне скажи, татар скинуть, и бесермен не будет? Ясащик тот утек? - Не будет, коли бояре сами не заворуют. Это уж кака власть! - Хозяин нужен земле! - Митрий Саныч, он и стараетце, и всё, а силов мало у его! - Силов не хватат. Александр, батюшка, тот держал! - Дак... Дальше-то так и будем, как ныне? - Ежели бы татары приняли веру нашу да стали беречь землю, как хозяева! А то, что осень, то набег. Тут ты дом срубил, тут опять на дым спустили. - Рязанщину всю разорили, почитай! - Ну, ето ты загнул, чтобы власть татарская! Власть должна своя, от Бога чтоб, от прадедов, по закону, по ряду... - А и неважно, как взята власть, важно, как после себя ведут! - Как так? - А вот и так! Что Андрей, что Митрий! А коли взял, то и твое, и беречи должон! Ты вон коня купил, тоже не твой был конь, а нонеча пылинки с его сдувашь! - Дак то купи-ил! Я серебро дал! То и берегу. - А и на бою взял, тоже беречи будешь! Корысть уж свою соблюдешь всяко. - То конь, а то человек. Людям-то поболе нать... - Будет брехать, мужики! Своровано кто станет беречи! Дуром пришло, дуром и уйдет! - Кабы чужой... Ты сам гришь, по вере... Коли вера своя. Зосима, тот, вишь, веру сменил! У них, у татар, вера своя, дак промеж себя и дружны. - Кажен народ сам собою. У немцев тоже во Христа веруют, а, гляди, все инакое! - Ну, у их какая вера! - А что, митрополита нам из Грецкой земли шлют, и ничо! - То митрополит, а то царь! Царя чужого посади, тот своих будет беречь преже наших. Не успеешь оглянуться, всюду - у мыта, у торговли, у приказного дела - насадят чужих, тебе уж и ходу никуда! - То и воюем всякой год язык на язык, и спокою нету! А чтобы едино все устроить! - Как едино? - Ну, все! Вместях! Все земли, все языки! - И ничо не получится! Ну, сам посуди; они вон скот пасут, тут ты пахать затеял. Ему скота уже не выгнать. Или там торговое дело. Тверь с Новым Городом и то промеж себя не сговорят! - Земли кругом много! - Много, а мало! Вон деремся, стало, не хватат! - Мы тут гуторим, братцы, а он тамо лежит, поди волки уж объели... - Волк осенний не злой! - Жаль мужика. - Вестимо, жаль. А кажному свой черед. Все под Богом ходим! Воротились очередные от коней. Мужики стучали зубами. - Издрогли! - Попляши! - Пусти в середку, падло! - О чем гуторили без нас? - Да все про татар! Кто бает, добрые они, кто перебить грозится. - Перебить можно. Что делать потом? Мы бы счас и без татар с князь Андреевыми ратились, а то с Новым Городом. - Хозяин нужен. - Добрый хозяин нужен! - Где его взять, доброго. Да и доброго-то особо с нами, дураками, нельзя, на шею сядем! - Чтобы хозяин! Чтобы свое и берег. А уж кто добро бережет, худа не сделает. За хозяином и мужику способнее жить. - За хозяином мы бы счас по домам щи хлебали! - А что! И то верно! - Счас бы бабу под бок... Уснуть бы... С бабой и сон слаще. Угрелся, тово! Тут, под рукой, тепло да мягко, ты ее, понимашь... - Ну, Парфен, тебя сколь дён не кормить нужно, чтобы ты о бабах забыл? - А я помру, братцы, а все одно скажу: без бабы не жись! - Жалко мужика. Мы тут языки чешем, а его, може, и замело снегом-то. - Оставь... - Как думашь, усидит Митрий Саныч на столе? - Боярина спроси. Я что! Только спрашивать будешь, под праву руку не ставай, левой он не так дюж драться, а правой враз сопатку на сторону своротит! - Спите, мужики, рассвет скоро! - Поспишь тут, с покойником... - А не вспоминай, мужики! Не вспоминай! - Кажется, снег пошел. Что боярина-то нет долго? Его бы не потерять, мужики! - Федюха, спишь? Тогды тебе нас вести, ты грамотной! - Тут грамота ни при чем, - нехотя отозвался Федор. - Вон Васюк Ноздря поведет! Он один не перепался, коня привел, а мы все дернули... Федор еще полежал, чувствуя, как не хочется ему делать то, что нужно было сейчас сделать. Потом сел и сказал решительно: - Вот что, други. Надо съездить, схоронить хотя, а не воронам кидать! Он встал и под молчание ратных начал натягивать кольчугу. Уже ступив к выходу, сказал негромко: - Двоих надо еще. Кто пойдет? Ратники зашевелились. Поднялся Ноздря, сам уже окликнул Парфена: - Иди! Неча тут о бабах! Прочие облегченно засмеялись. Вышли, разом издрогнув, в темень. Подстыло крепко. - Куда тут? Глаз выколи! На тихий свист скоро отозвались из лощинки. Обратав, повели коней. - И коней сколь дён не расседлывам! - пожалел Парфен. - Тоже и животина мается из-за нас! Кони тихо ржали, толкались теплыми губами в ладони. Поехали. - Кажи дорогу! - приказал Федор Васюку. Ноздря поехал напереди. Федор сперва не понимал, где они, откуда и куда едут, но вот миновали лесок, и сразу узналось место, выбеленное теперь молодым снегом. В лощинке остановили. Спешились. - Вот что! Ты, Васюк, пожди тута, - решил Федор. - А... коли что, подмоги... Давай, Парфен! Они пошли, сгибаясь, выбрались на подстылое поле. Издали долетел не то свист, не то клекот. Оба, не сговариваясь, кинулись наземь. Полежав, - от стылой земли леденели руки, - Федор шепнул: - Поползли! Они проползли чуток, потом привстали, побежали, согнувшись. - Где-ка его тута найти! - Найдем! Смутная тень, не то собаки, не то волка, шарахнулась в темноте. - Вона! Мужики подошли к белеющему пятну. - Татары уже побывали... Ободрали донага! Труп застыл. Федор подвигал мертвеца за плечи. - Понесли! - Давай мне, - сказал Парфен. Взвалил на спину и понес, рысью побежал, уйти скорее с проклятого места. Потом настал черед Федора. Он принял холодную страшную тяжесть себе на спину и, сцепив зубы, побежал. Доволокли до коней. - Снежок вроде! - говорил Парфен, поглядывая вверх. - Следы заметет. Тута зароем? - Не, отвезем! - возразил Федор. Васюк молча начал помогать. Тело обернули попоной и перевязали татарским арканом, что был у Васюка. Лошадь захрапела, почуяв мертвеца. - Ничего, ничего! - успокаивал Парфен, оглаживая морду лошади. - Трогай! Уже было думали, обошлось, когда невдали опять пронесся словно орлиный клекот. - Татары! Мужики замерли. - Бросим? - Трогай! " Лишь бы не заржал конь", - думал Федор, пока они выбирались из ложка и миновали рощицу. Проехав кусты, вновь остановились. Мутный свет луны пробился сквозь бегущие облака, что-то как словно шевелилось на поле. - Коли увидят, не уйдем! - прошептал Парфен. Федор не ответил. У него самого мурашки пошли по телу, кольчуга на миг показалась ледяной. Он оглянулся, приметив в стороне кусты, тронул туда, хоронясь в тени крайних дерев. Мужики молча и кучно трусили за ним. Клекот еще раз долетел, уже удаляясь. Пронесло! Боярин все еще не воротился, и Федор, неволею взявший на себя началованье, велел хоронить. Ратники стали рыть яму. Лопаты не нашлось, в ход пошли топоры и мечи. Выгребали руками и шеломами. Рыли молча, сопя. Наконец углубили подходяще. - Попону, что ли... Нехорошо нагова хоронить! Федор уже хотел доставать свою рубаху, когда сзади кто-то сказал: - Тута рогожи есть! В рогожу свертим, сенца... Сенцо завсегда покойнику кладут. - Крест-то на ем? - На ем. - Дивно, татары креста не тронули! - А чего им! Медь, не серебро дак. - Ну! - Федор снял шелом, и все обнажили головы. Он поднял глаза горе и, сурово глядя в темноту, прочел " Богородицу". Потом начал " Со святыми упокой". И тихо, не подымая голосов, вполгласа, мужики подхватили молитву. Кончив, Федор перекрестился, и все перекрестились. Он хотел что-то еще сказать, не нашел слов, вымолвил только: - Прощай! Тело, обернутое в рогожу, опустили в яму, на сено. Федор, уже взявшись до конца руководить, первый бросил горсть мерзлого песку. За ним стали кидать все. Перемешанная со снегом земля посыпалась с глухим шорохом. Скоро яму наполнили. Уже тюкал топор - это Васюк, отойдя к деревцам, мастерил сосновый крест. Крест водрузили, притоптали, обровняли могилу и пошли гурьбой обратно в сарай. - Вот и схоронили мужика! - удовлетворенно переговаривались ратники. - Все не воронам на расхыстанье! - А боярин все не едет. Ну, Федор, не воротится, будешь у нас старшой! |
Данная страница нарушает авторские права?