Глава седьмая

В лагере совсем не было тени-он стоял под деревьями, засохшими после того, как их окольцевали, чтобы избавиться от мух цеце, а на холмах, поросших кустарником, было трудно охотиться, — приходилось одолевать крутые подъемы. Иначе обстояло дело в лесистых низинах" где мы разгуливали, точно по оленьему заповеднику. Но мухи цеце были повсюду: они роились вокруг, жестоко кусали руки, затылок и шею сквозь рубаху. Я не расставался с густой веткой, которой отгонял этих мух все пять дней; мы бродили здесь от зари до зари, возвращаясь домой в сумерки, смертельно усталые, но довольные прохладой и темнотой, с наступлением которой цеце прекращали свои налеты. Мы охотились поочередно в холмах и на равнине, и Карл все больше мрачнел, хотя ему удалось убить очень красивую чалую антилопу. С охотой на куду У него были связаны весьма сложные личные переживания, и, как всегда, растерявшись, он винил в своей неудаче всех и вся: проводников, холмы, низины. Холмы его подвели, а в успех здесь он не верил.

Я с надеждой ожидал, что вот он подстрелит куду и атмосфера разрядится, но каждый день его переживания осложняли охоту. Карл оказался плохим спортсменом, ему не под силу было карабкаться по крутым склонам. Щадя Карла, я старался большую часть облав в холмах брать на себя. Но он, устав от бесполезных поисков, думал теперь, что куду водятся именно на холмах и, оставаясь внизу, он только теряет время. За эти пять дней я встретил более десятка самок куду и одного молодого самца с табунком самок. Самки, крупные, серые, с полосатыми боками, со смехотворно маленькими головками и большими ушами, в страхе, спасая шкуру, стремительно и бесшумно скрылись в чаще. У самца на рогах уже появились первые завитки, но самые рога были короткие и нескладные, и когда в сумерках он промчался недалеко от нас по краю прогалины, третий в табунке из шести самок, он походил на настоящего самца не более, чем лосенок на большого, матерого лося с могучей шеей, темной гривой, изумительными рогами и темно-рыжей шерстью.

В другой раз на закате, когда мы возвращались в лагерь долиной меж холмами, проводники указали нам двух антилоп, которые промчались в лучах заходящего солнца по вершине холма, так что среди деревьев лишь на мгновение мелькнули их полосатые, серые с белым, бока. Если верить проводникам, это были самцы куду. Мы не разглядели рогов, а пока взобрались на холм, солнце уже село, и следов на каменистой почве не осталось. Но все же мы успели заметить, что ноги у них длиннее, чем у самок, так что, возможно, это действительно были самцы. Мы рыскали среди каменных гряд до темноты, но ничего не нашли, и та же участь постигла Карла, которого мы послали сюда на другой день.

Мы часто вспугивали водяных антилоп и как-то раз, блуждая по каменистой гряде, над глубокой лощиной, приблизились к антилопе, которая слышала, но не учуяла нас. М'Кола схватил меня за руку, и мы замерли на месте, разглядывая антилопу, которая стояла в каких-нибудь десяти футах, красивая, с темным воротником вокруг мощной шеи, вся дрожа и раздувая ноздри. М'Кола усмехался, крепко сжимая пальцами мое запястье, и мы наблюдали, как антилопа трепещет в предчувствии опасности, грозящей неизвестно откуда. Затем вдалеке тяжело грохнуло старинное ружье местного охотника, антилопа подпрыгнула и, почти перескочив через нас, понеслась вверх по гряде. На другой день мы с женой бродили по лесистой равнине и, добравшись до ее края, где росли только небольшие кусты, услышали низкое, гортанное ворчание. Я взглянул на М'Кола.

— Симба, — сказал он с недовольным видом.

— Вапи? — прошептал я. — Где?

Он показал.

— Это лев, — шепнул я жене. — Должно быть, тот самый, чей рев мы слышали утром. Ступай-ка вон под те деревья.

Львиный рев мы слышали еще до рассвета, как только проснулись.

— Лучше я пойду с тобой.

— Ты забыла, что обещала Старику? — сказал я. — Подожди там.

— Ну, хорошо, но, пожалуйста, будь осторожен.

— Я буду стрелять только наверняка.

— Хорошо.

— Идем, — скомандовал я М'Кола.

Лицо у него было хмурое и серьезное.

— Вапи симба? — спросил я.

— Там, — мрачно ответил он и указал вперед, на островки густой колючей зелени. Я сделал знак одному из проводников вернуться назад вместе с Мамой, и мы подождали, пока они отошли шагов на двести, к лесной опушке.

— Вперед, — скомандовал я. М'Кола все так же серьезно, без улыбки покачал головой, но повиновался. Мы двинулись очень медленно, вглядываясь в заросли, но ничего не могли разглядеть. Затем рычание послышалось снова, теперь уже подальше и правее нас.

— Нет! — запротестовал М'Кола. — Хапана, бвана! — Иди, иди! — шепнул я и, приставив указательный палец к шее, добавил: «Куфа», — желая этим сказать, что всажу хищнику пулю в шею и уложу его наповал. М'Кола опять затряс головой, лицо его было мрачно и покрылось потом.

— Хапана, — твердил он шепотом.

Перед нами был высокий муравейник, мы вскарабкались на него и огляделись. Но сквозь путаницу колючей зелени ничего нельзя было различить. Напрасно я надеялся отсюда увидеть льва, пришлось спуститься и пройти еще шагов двести сквозь заросли колючих растений, похожих на кактусы. Впереди снова послышалось ворчание, потом рык, очень низкий и внушительный. К этому времени мой пыл уже угас. Сначала я надеялся, что смогу с близкого расстояния сделать точный выстрел, — ведь сумей я убить льва один, без Старика, такая победа долго радовала бы меня. Я твердо решил стрелять только наверняка; на моем счету было уже три льва, и я приобрел некоторый опыт, но на этот раз волновался больше, чем за все время охоты в Африке. Я со спокойной совестью убил бы этого льва в отсутствие Старика, но сейчас мы рисковали попасть в беду. Лев отступал по мере нашего продвижения вперед, но отступал медленно. Ему явно не хотелось двигаться с места, — должно быть, он наелся ранним утром, когда мы слышали его рев, и отяжелел. М'Кола все это не нравилось. Трудно сказать, что мучило его больше, — ответственность за мою жизнь перед Стариком или острое сознание беспомощности в этой опасной охоте, но он был очень расстроен. В конце концов он положил руки мне на плечи, заглянул в лицо и трижды яростно потряс головой. — Хапана! Хапана! Хапана, бвана! — Он протестовал, сетовал и молил. «В конечном счете, какой смысл тащить его дальше, раз все равно стрелять невозможно?» — подумал я. Да я и сам рад был вернуться.

— Ладно, — сказал я. Мы вернулись обратно той же дорогой, пересекли открытую равнину и добрались до деревьев, у которых ждала Мама. — Ну что, видели его?

— Нет, — ответил я. — Но слышали рев три или четыре раза.

— Страшно было?

— Самую малость, только под конец. Но с каким удовольствием я пристрелил бы его, сказать невозможно.

— Ох, как я рада, что вы вернулись! — сказала она. Я вытащил из кармана словарь и составил фразу на ломаном суахили. Для этого нужно было отыскать слово «нравиться».

— М'Кола нравится симба?

Теперь М'Кола снова обрел способность улыбаться, и китайские усики по углам его рта задвигались.

— Хапана, — сказал он и помахал рукой у себя перед носом. — Хапана!

«Хапана» означает «нет».

— Попробуем убить куду? — предложил я.

— Хорошо, — с чувством ответил М'Кола на суахили. — Лучше. Много лучше. Тендалла, да, да. Тендалла.

Однако мы не видели ни одного самца куду, пока стояли здесь лагерем, и через два дня двинулись в Бабати, а оттуда в Кондоа и через всю страну к Хандени, на побережье.

Мне и прежде не по душе был этот лагерь, проводники, да и самая местность. У меня создалось впечатление, что вся лучшая дичь в этих краях уже перебита. Нам было известно, что здесь водятся куду и принц Уэльский застрелил антилопу как раз близ этого лагеря, но в нынешнем сезоне здесь уже побывали три охотничьи экспедиции, да и местные жители тоже охотятся-они якобы защищают свои посевы от бабуинов, но при встрече с африканцем, вооруженным мушкетом, кажется странным, что он преследует бабуинов за десять миль от своей шамбы, до самых холмов, где обитают куду. Я решительно стоял за то, чтобы ехать дальше и попытать счастья в другом месте, около Хандени, где никто из нас еще не бывал.

— Ну, что ж, едем, — согласился Старик. Новое место оказалось подлинной находкой. Куду то и дело пробегали через открытые поляны, а мы сидели и ждали, пока появятся еще более крупные, и били их на выбор. К тому же по соседству водились черные антилолы, и мы решили, что первый, кто убьет самца куду, отправится за ними. Я торжествовал, Карл тоже приободрился в этой новой, сказочной местности, где непуганые звери оказались такими доверчивыми, что нам просто совестно было стрелять их. Едва рассвело, мы тронулись в путь без носильщиков, которые должны были снять лагерь и следовать за нами на двух грузовиках. Добравшись до Бабати, мы остановились в маленькой гостинице над озером, где пополнили свой запас консервов и выпили холодного пива. Затем мы повернули к югу. Дорога была хорошая, ровная, она пролегала через лесистые холмы, над бескрайними масайскими степями и дальше прямиком через плантации, где высохшие, сморщенные старухи и старики гнули спины на маисовых полях; одна за другой убегали назад пыльные мили, и наконец, миновав выжженную солнцем долину, где ветер вздымал на нашем пути тучи песка, мы доехали до немецкого гарнизонного городка Кандоа-Иранджи, где под деревьями белели красивые домики. Мы велели М'Кола дожидаться грузовиков на перекрестке, поставили свою машину в тень и отправились на военное кладбище, намереваясь затем нанести визит местным властям; но был час завтрака, и, не желая никого беспокоить, мы обошли содержавшееся в образцовом порядке живописное кладбище, где мертвецам не лучше и не хуже, чем во всяком другом месте, выпили пива в тени дерева, — здесь было так прохладно после нестерпимого солнечного жара, от которого тяжестью наливались шея и плечи, — а потом, отдохнув, сели в машину и выехали на дорогу, чтобы вместе с грузовиками двинуться на восток, к новым местам.