Июня, 2001

Я гнал по пустынному шоссе, руки тряслись, и глаза жгло от недостатка сна. Тело наливалось тяжестью и отчаянно нуждалось в отдыхе, но я не мог остановиться. Я слишком далеко зашел, чтобы остановиться; чересчур далеко, чтобы отступить из-за истощения.

С пассажирского сидения раздалась трель телефона, и я повернулся, моргая, чтобы рассмотреть желтовато-зеленый свет в темноте. Взяв его, я впился взглядом в экран и попытался прочесть имя. Я ощутил, как машину начало потряхивать и поднял голову, бросая телефон и понимая, что я съехал с асфальта. Я резко вывернул руль влево, пытаясь выровняться. Наконец я взял машину под контроль. Сердце бешено билось, руки покрылись потом, и я ощутил, как поддаюсь панике. Адреналин разбудил уставшее тело, на меня накатила тошнота.

Телефон снова зазвонил, и я быстро обернулся, замечая трубку под пассажирским сидением. Вздохнув, я вернулся взглядом к дороге, зная, что никак не достану телефон на ходу. Я знал, кто звонит, и знал, что он звонит, чтобы остановить меня, но я не мог. Не имеет значения, что будет дальше, я просто не мог остановиться. Это даже не обсуждается.

Я включил кондиционер на максимум и врубил стерео, надеясь, что громкая музыка и холодный воздух, обдувающий меня, сработают, и я не засну. Звук телефона не перебивал шум, но иногда я видел его мигание, освещающее машину. В гневе я ударил по приборной панели автомобиля и закричал, голос утонул в песне Linkin Park, раздающейся из колонок, желая, чтобы это просто ПРЕКРАТИЛОСЬ. Я был близок к цели, зайдя уже слишком далеко. Все вышло из-под контроля. Я вышел из-под контроля.

Двадцать шесть часов. Я был за рулем целых двадцать шесть часов, останавливаясь только, чтобы наполнить бак или облегчиться. Я забрался в машину прошлой ночью, около полуночи, в парке Линкольна в Чикаго, и поехал инстинктивно, мысли разбегались. Я не знал, о чем думаю, когда ехал сюда, на что надеюсь и что собираюсь делать, когда доберусь. Я просто знал, что иду против всего, с чем раньше соглашался, предаю свои обещания. У меня хватало сил, чтобы понять, что я все порчу, но не хватало сил, чтобы беспокоиться. Мне было плевать, что со мной станет, я не думал о себе в этот момент. Я не думал о будущем, а действовал на уровне реакции. Думал о мести. Я хотел отмщения – мне нужна была расплата. Не могу сидеть и ждать, пока им придут счета, пока они заплатят и будут страдать, как я страдаю. Не могу остановиться, пока это не закончится, пока они не будут мучиться, как мучаюсь я.

Я вошел в огромный дом в парке Линкольна около двадцати шести часов назад и стоял перед мужчиной, который контролировал мою жизнь. И услышал четыре слова, которые впечатались в мозг. Снова и снова я повторял их, пока ехал вперед. " Это сделал Чарльз Свон".

Он говорил еще, объяснял, но ничто из этого больше не доходило до меня, кроме первых четырех слов. Я помню, что он велел мне не реагировать, что он позвонит Свону в Чикаго, когда сможет, и мы будем говорить с ним, и как хороший слуга, я кивал в знак согласия. " Да, сэр", " Как скажете, сэр", словно робот, повторял я, зная, что не могу сказать ничего более. Он отпустил меня, приказывая ехать домой, потому что моему младшему сыну через несколько дней исполняется четырнадцать, и ему нужен отец. Я еще раз согласился и ушел, но, уже садясь в машину, я потерял всякие остатки логики и здравого смысла.

Все, что я мог слышать, были эти четыре слова, и единственными чувствами остались злость и боль. Я мог думать только о мести. Он убил мою жену и разрушил мою семью, едва не убив моего сына. У него остались шрамы, и моральные, и физические, и я не могу поехать домой и просто увидеться с ним. Только не сейчас, не тогда, когда я знаю, только не после бездействия. Эдвард и Элизабет заслужили расплаты, и Чарльз Свон заплатит кровью. Нет, я не могу встать перед сыном, который так похож на Элизабет, пока с этим не разберусь.

И вот я тут, двадцать шесть часов спустя, истощенный и раздраженный, уже на грани потери всех остатков ума. И я продолжал гнать дальше по пустынному шоссе, направляясь прямо в резиденцию Свонов. Не уверен, что буду делать по приезду, но я точно знал, что не уйду, пока агония не прекратится. Не уйду, пока справедливость не восторжествует.

И чем ближе я был к цели, тем дальше погружался в безумие. Сознание отказывалось мне подчиняться, а тело восставало простив этих пыток. Тот факт, что я не спал двое суток, ослабил меня. Не помню, когда я в последний раз ел или пил, кроме бутылки водки на заднем сидении, и я знал, что голод и обезвоживание только все усугубляют. Водка закончилась несколько часов назад, но ее эффект еще действовал. В последнее время я много пил; больше, чем когда-либо. Я скрывал это от всех, не желая, чтобы они переживали, но я был на грани. Я срывался, и только эти гребаные четыре слова держали меня еще в реальности.

Глаза не могли сфокусироваться, в них будто песку насыпали. Голова кружилась, тошнило, сознание помутилось, и я не мог даже думать. Руки дрожали еще сильнее, чем раньше, я ругался, говоря им подчиняться. Я не должен промазать. У Карлайла Каллена рука никогда не дрогнет; Карлайл Каллен всегда попадает в цель, и его пуля разит движущийся предмет не хуже, чем неподвижный. Но теперь… руки больше меня не слушались. Как будто чужие, они дрожали и потели, отказываясь служить мне, как и все остальное.

Я был в нескольких милях от собственности Свона, и уже видел огни машины, движущейся в моем направлении. Я вернулся на свою полосу, уходя с середины шоссе, и притормозил, чтобы не нарушать скоростной режим. Последнее, что мне нужно, это чтобы меня остановили с заряженным оружием и в состоянии легкого опьянения. Я оглянулся на машины и весь сжался, когда понял, что это они. Не может быть ошибки, больше никто не ездит по этой дороге, и у Свона дорогой автомобиль, даже слишком вычурный для него. Это была ярко-желтая «Феррари 360». Я видел ее раньше и не мог ошибиться.

Я ударил по тормозам, машина остановилась с громким визгом, и ее занесло. Я едва не потерял контроль и не вылетел на обочину, но умудрился выровняться. Тогда я нажал на педаль газа и рванул вперед, пытаясь сократить расстояние между автомобилями. Я не думал логично, и у меня не было плана, как поступать, когда я его настигну, но это все неважно. Неважно, если он здесь, то не уйдет от меня. Только не сейчас, не после всего, что он сделал. Только не после того, как я узнал правду. Только не после этих простых четырех слов, которые эхом звенели у меня в уме, сводя с ума. Это сделал Чарльз Свон.

Машина резко набирала скорость, приближаясь к желтому спортивному автомобилю. Загорелись красные фары, когда он ударил по тормозам, замечая мое приближение. Он мог легко удрать от меня, выжать двести миль в час, если бы хотел, и на своем «Мерседесе» мне его не догнать, но Чарльз Свон-старший не понимал. Он замедлил машину, и я вдавил педаль газа, мчась к нему. Наверное, в последний момент он понял, что происходит, потому что тоже нажал на газ, покрышки заскрипели, но было поздно. Слишком медленно.

Я врезался прямо в «Феррари», резко разворачивая машину под углом. Я не был пристегнут, и меня с силой кинуло на руль. Меня пронзила резкая боль, зрение помутилось, и я судорожно хватал воздух. Сила столкновения вынесла «Феррари» на обочину, а я схватился за руль, пытаясь выровнять машину, когда отпустил педаль газа. Через секунду я нажал на тормоза, машину завертело, и она едва не перевернулась. Наконец, я остановился посреди шоссе, как раз напротив места столкновения, по счастливой случайности я почти не пострадал, и колеса были целы. Дыхание сбивалось, сердце бешено билось, глаза застилал туман. Боль в груди нарастала, и даже дышать было мучительно. Я понял, что сломал ребро, но хорошо, что хотя бы не голову. А сломанное ребро выдержать можно.

Адреналин, курсирующий в крови в сочетании с истощением и болью, накрыл меня, все было словно в тумане. От места аварии шел дым, глаза щипало. Я протер руками лицо, и зрение прояснилось. Сделав глубокий вдох, я попытался собраться, и тут же застонал от резкой боли, пронзившей грудь.

Через минуту я открыл дверь, несколько раз моргнув, чтобы сфокусироваться. Я потянулся за пистолетом и начал осматривать машину, когда не нашел его на прежнем месте. Наконец, я обнаружил его под сидением. Схватив его, я вышел из машины, ноги подкашивались и дрожали, угрожая подогнуться. Я схватился за дверь, чтобы удержаться, и осмотрелся. «Феррари» была относительно целой; спереди, где я врезался, шел дым. Я не заметил движения в машине и начал медленно подходить, внимательно наблюдая. Я приблизился к водительской стороне и прислушался. Раздавались судорожные вдохи и стоны. Через секунду я уже стоял у двери и увидел его. Окно был разбито, стекло валялись повсюду и трещало под ногами. Он повернул ко мне голову, на его лице промелькнул страх.

- Карлайл? – не веря, пробормотал он.

Я просто смотрел на него и ощущал, как во мне пульсирует гнев, ненависть и жажда крови. Это он, урод. Он это сделал. Он разрушил мою семью, забрал у меня жену. Я любил ее больше всего в этом мире, больше чем свою гребаную жизнь, а он отобрал ее у меня. Он заплатит. Он, на хер, заплатит.

- Это сделал Чарльз Свон, - пробормотал я про себя, голос был странно спокойным, и я снова и снова повторял слова, съедавшие меня.

Он резко вздохнул, его глаза расширились от шока, когда он расслышал.

- Э-э… я… э-э, Карлайл, я… - начал он, его хрипы разрезали воздух.

Он застрял, его ноги пострадали, и по звуку я мог сказать, что, по крайней мере, одно легкое у него повреждено. Я глянул на пассажирское сидение и увидел его жену. Она не двигалась, из ее ушей текла кровь. Видимо, у нее был сильный перелом основания черепа от столкновения. Она уже не проблема; считайте, что она мертва.

Я снова перевел взгляд на Чарльза и увидел, что он таращится на меня, его глаза наполнились слезами, щеки были мокрыми. Я больше не слышал его слов, даже не знаю, почему. Его рот судорожно двигался, но я слышал только гудение, уши заложило. Его слезы и мольбы только усилил мой гнев во сто крат, я больше не мог соображать.

- Ты убил мою жену, - выплюнул я, остатки здравого ума покинули меня.

Он поднял руки и попытался прикрыться, пока я доставал пистолет. Но вместо выстрела я взялся за барабан и перехватил оружие. Размахнувшись, я со всей силы ударил его по лицу.

Дальше я действовал на полном автопилоте, совершенно не отвечая за свои действия. Не знаю, как долго я стоял там и бил его, но когда, наконец, я очнулся, тело на водительском сидении было неузнаваемо. Оружие врезалось мне в руку, мышцы болели от силы ударов. Я посмотрел вниз и увидел, что покрыт кровью, пропиталась даже рубашка. Это зрелище вернуло меня в реальность, меня накрыл приступ тошноты. Я вцепился в горячее железо машины, стараясь не упасть.

Я глубоко дышал, пытаясь игнорировать боль в груди и взять себя в руки. Я не могу упасть, только не сейчас. Я должен закончить, должен завершить начатое. Я выпрямился и снова вернулся взглядом к машине. Они оба, очевидно, мертвы, повсюду кровь. Я глубоко вздохнул и отошел, разворачиваясь лицом к машине. Подняв пистолет, я прицелился, делая несколько выстрелов в бак. Через секунду раздался запах бензина, и я вернулся к своей машине, кидая пистолет на пассажирское сиденье. Я начал рыскать по машине, открывая все ящики, и тихо бормоча про себя. Наконец я нашел пачку «Marlboro» и зажигалку. Я поджег одну сигарету и вдохнул, ощущая, как дым наполняет легкие. Никотин успокоил нервы.

Я не потворствовал курению. Я был врачом и знал, какой вред оно наносит моим легким и всему телу. Но в последнее время эта привычка взяла надо мной верх, она помогала мне выдерживать это, наряду с выпивкой и женщинами. Я сделал еще несколько затяжек, прежде чем кинуть сигарету в сторону «Феррари». Она приземлилась в маленькой лужице бензина, и он моментально вспыхнул. Я стоял и смотрел несколько минут, облокотившись на «Мерседес» и закуривая другую. Кровь на пальцах окрасила сигарету, но я не обращал внимания.

Когда, наконец, загорелась машина, я выбросил сигарету в огонь. Забравшись на водительское сиденье, я направился к резиденции Свонов. Понятия не имею, что там делать, я никого там не знал, но я не могу появиться где-либо в таком состоянии. Я потерял контроль над собой, сознание было мутным, мысли бессвязными, и я был весь покрыт кровью и дрожал.

Потребовалось несколько минут, прежде чем я выехал на подъездную аллею, не уверенный, если ли тут охрана и как избежать конфронтации. У них были поля марихуаны поблизости, и обычно возле линии деревьев стоял вооруженный смотритель, который приглядывал за собственностью. Я остановил машину у парадного входа и выбрался наружу, оглядываясь. Двор выглядел пустынным, стояла тишина, и нигде не было видно движения. Я взял пистолет и пошел к дому, поворачивая ручку двери и обнаруживая, что она не заперта. Я зашел внутрь и тут же замер, замечая силуэт. Моя реакция была на уровне инстинктов – я схватил пистолет и приготовился стрелять, но меня остановил крик. Я распознал, что он женский, и опустил оружие прежде, чем нажал на курок. Это была рабыня. Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами и дрожала.

- Как тебя зовут? – спросил я, хотя мне было по большому счету все равно.

- Клара, - пробормотала она.

- Если ты хочешь жить, Клара, рекомендую пойти в свою комнату и оставаться там, - холодно сказал я.

Я прошел мимо нее, и она резко выдохнула, прежде чем развернуться и убежать. Я направился в офис Чарльза, дернул ручку, но он был заперт. Я выбил ногой дверь, удивляясь, как легко это получилось. Для мужчины с секретами он удивительно мало делал для защиты.

Я быстро обыскал офис, переворачивая все вверх дном, пытаясь найти что-то важное, объясняющее его действия. Какого черта он зашел так далеко и убил мою жену из-за этой маленькой девочки-рабыни? Какого хрена она была для него так важна, что из-за нее он погубил человека? Я не видел смысла.

Чем больше я искал, тем злее становился, что ничего не нахожу. Во мне рос гнев и отвращение. Как они смеют, все они? Моя жена мертва, а люди тут дышат и продолжают свое существование. Никто из них не заслуживал жизни, если она мертва. Они, на хер, убили ее, и это не только вина Чарльза и его жены. Все они виноваты; каждый человек, который был причастен к гибели моей жены.

Через некоторое время я сдался, понимая, что поиски бессмысленны. Как разница, блядь, почему это произошло, это все равно уже случилось. Они сделали это, и из-за этого мертвы. Но до сих пор оставалось чувство, что мне мало. Я все еще хотел, чтобы кто-то заплатил, они должны заплатить.

Я помылся и надел кое-какие вещи Чарльза-старшего, чтобы выглядеть презентабельно. Наконец я вышел на веранду и замер, оглядываясь по сторонам. Истощение снова начало брать верх, мысли разбегались, и тело просто кричало дать ему передохнуть. Я ощущал себя будто в тумане, голова пульсировала, и глаза жгло. Не знаю, сколько я стоял там, сознание будто уплыло от меня и перед глазами мелькали картинки то о жене, то о визитах в этот ужасный дом. Я помнил все разы, когда она умоляла меня приехать сюда, позволить увидеть эту маленькую девочку. И это злило меня еще сильнее, потому что так нечестно. Неправильно. Она мертва, а эта маленькая девочка жива и здравствует, возможно, даже, на хер, спит. Она дышит и мечтает, и завтра она встретит новый день. Новую возможность жить. Это то, чего у моей жены уже никогда не будет. То, что эта маленькая сучка отобрала у моей жены самим своим существованием.

Негодование и горечь снова поглотили меня прежде, чем я даже понял, что делаю. Я взбирался по лестнице к маленькому чердаку над сараем, где, я знал, спала она. Я тихо зашел в комнату, застывая, когда увидел их обоих, ее и ее мать, спящих на изодранном старом матрасе на противоположном конце помещения. В комнате было жарко и душно, из сарая распространялся зловонный запах. Я сделал несколько шагов, случайно задевая книгу около матраса. Я опустил глаза и увидел творение Альберта Швейцера, заинтересовавшись, знал ли ее хозяин, что у нее есть книга. Сомневаюсь, он никак не мог дать рабыне книгу для чтения. Сомневаюсь, что она вообще должна уметь читать, они не дают рабам образование. Но вообще, откуда, на хер, мне знать? Они никогда раньше не убивали за своих рабов.

Я вздохнул и отвернулся, снова глядя на нее. Она была такой маленькой и худой, и выглядела слабой и беззащитной, но меня не обманешь. Она совсем не слабая. Она могущественная, и она даже не знает, блядь, какая у нее сила. Она опасна, но не знает, какую опасность несет. Она волк в овечьей шкуре… огромный гребаный волк, которого нужно остановить.

И я ненавидел ее и ощущал, как жажда крови во мне снова поднимает голову. Я безумно хотел обвинить людей, заставить их платить за свою боль. Я не сводил с нее взгляда, испытывая отвращение к каждой ее клеточке. Почему она вообще, черт побери, существует? Во сне она заворчала, переворачиваясь ко мне лицом, и начала бормотать. Я напрягся, когда услышал " простите меня", слетевшее с ее губ, гнев во мне вырос. Простите, блядь?! Она не знает, что сделала со мной, она не знает, что забрала у моей семьи. Она даже не знает!

Я поднял оружие и направил на нее, целясь в голову и совершенно не колеблясь. Я нажал курок, даже не думая, и нахмурился от удивления, когда ничего не случилось. Ни громкого выстрела, ни раздирающих воплей, ни крови. Я смотрел на нее еще с минуту, пораженный, потому что оружие ни разу за жизнь меня не подводило. И тут только до меня дошло, что я только что, блядь, сделал. Я нацелил сраное оружие на нее с твердым намерением убить, и не дай пистолет осечку, она бы уже была мертва. Я бы убил ее, даже не понимая, что я это делаю. Я настолько был подчинен своему гневу, что почти убил ребенка. Ребенка, ради которого погибла моя жена, пытаясь сохранить ей жизнь! Она не могла изменить ситуацию; у нее не было власти над тем, что произошло, или еще над чем-то. Она ничего не знает о внешнем мире, и я не уверен, что она когда-либо была за пределами собственности Свона. Я не могу винить ее и убивать. Не могу убить ребенка!

В шоке я несколько раз моргнул, испытывая крайнее отвращение и ненависть. Я был жалок, ничем не лучше самого Чарльза Свона-старшего. Я почти убил невинную девочку, и пусть она всего лишь рабыня, у нее есть мать, и моя жена, блядь, любила ее! Я резко выдохнул и тут же прикрыл рукой рот, едва не уронив оружие. Я попятился назад от нее, отчаянно желая уйти отсюда. Я снова задел ногой книгу, и Изабелла заворочалась во сне, пробормотав " хозяин".

От звука ее голоса меня снова наполнив гнев, тело напряглось, и я развернулся, прежде чем это взяло надо мной контроль. Я вылетел из комнатки и быстро побежал по ступеням, желая уйти от нее, чтобы не сделать то, о чем я буду потом жалеть. Я не смогу жить, зная, что убил ее, и не имеет значения, что я сейчас этого хочу. Я пообещал Элизабет много лет назад, что никогда не обижу женщину или ребенка, и я только что, на хер, убил женщину там на шоссе. Этого уже достаточно. Убить ребенка, особенно ребенка, которого она любила, будет равноценно очернению ее памяти.

Я отошел от сарая и сделал глубокий вдох, наслаждаясь свежим воздухом. Эмоции, бушевавшие во мне, были невероятно сильными. Я подошел к дому и сел на ступеньки на веранде. Я откинулся спиной назад и выпустил из руки пистолет, который с громким стуком упал. Я сдавил голову, пытаясь взять себя в руки. Но истощение и гнев, и опустошение, и мое отвращение к себе, и агония, и вина просто не отпускали – слишком много для одного человека.

Я сидел там, на этих ступеньках, в Финиксе была жаркая июньская ночь, мои руки тряслись, кожа была покрыта испариной, и вот тогда я, наконец-то, достиг своего нижнего предела. Я сидел там и дрожал, разрываясь между желанием истерически зарыдать и проблеваться, меня жутко тошнило, и не имело значения, от чего. Не знаю, как долго я сидел там, я был словно заколдован, но меня вырвало из забытья приближение света. Я поднял голову, вытирая слезы и прочищая горло, пытаясь взять себя в руки. Потом я поднял пистолет, снова действуя на автопилоте. Туман в голове, казалось, немного прояснился, и я смог проверить оружие, чтобы убедиться, что оно будет стрелять.

Быстро встав, я сделал несколько шагов назад, открывая парадную дверь и проскальзывая внутрь. Я спрятался за угол и украдкой выглянул, когда машина подъехала. Я ощутил себя полным идиотом, зная, что припарковал машину с моим именем в страховке. Кстати, за эту ночь я сделал охеренное множество ошибок, но пока мне везло. Мне настолько везло, что никто не видел на шоссе, как я врезался в машину и убил людей, случайная осечка спасла меня от убийства Изабеллы.

Машина затормозила возле моей. Открылась водительская дверь и оттуда вышел мужчина, в котором я узнал сына Чарльза Свона-старшего. Он захлопнул дверь и пошел напрямую ко мне, даже не замечая моего автомобиля, что-то отчаянно бормоча про себя. Он поднялся за крыльцо, открывая входную дверь. Стоило ему ступить внутрь и увидеть меня, как он застыл. Я направил на него пистолет, в его глазах промелькнул ужас и недопонимание.

- Мистер Каллен? – нерешительно спросил он, поднимая руки вверх. – Что, э-э… Что происходит? Почему, э-э… мои родители, они, э-э… на дороге, я не знаю, что случилось, их машина взорвалась…

Я смотрел на него с мгновение.

- Я знаю, - просто ответил я, не отводя прицел.

- Вы… знаете? – сконфуженно спросил он.

Я кивнул.

- Они… вас послали помочь им? Им кто-то угрожал, есть проблема?

Я кивнул.

– Да, есть проблема. Но никто меня не присылал. Я сам приехал.

Он нахмурился и не отводил от меня взгляда, его руки в воздухе тряслись, пока он говорил.

- Они в порядке? – спросил он.

Я отрицательно покачал головой.

- Не хочу быть тем, кто скажет тебе это, Чарли, но, боюсь, твоих родителей больше нет с нами, - холодно сказал я.

Его глаза распахнулись и я увидел в них страх, когда он понял, что они мертвы.

- Вы-ы… - с запинкой произнес он.

- Да. Я. И если хочешь уйти отсюда живым, лучше слушай меня и слушай хорошо…

Я проверил, вооружен ли он, чтобы он не мог мне навредить, и провел в гостиную. Какое-то время я нагонял на него страх, и, очевидно, он понятия не имел, что его отец убил мою жену. В конце я сказал, что теперь он живет только на моих условиях. Он мой должник, и когда придет время, я буду ждать расплаты за это одолжение.

На рассвете я вышел на крыльцо дома, наблюдая, как встает солнце. Краем глаза я заметил, как Изабелла вышла из сарая. Я посмотрел на наручные часы и увидел, что сейчас ровно пять тридцать утра.

Чарли Свон вышел следом за мной, нерешительно глядя на меня. Я видел его страх, он хорошо знал, на что я способен. Он посмотрел на Изабеллу, как она встала в саду на колени, готовясь работать.

- Что насчет этой девочки? - спросил я, больше для себя.

Я услышал вздох Чарли и повернулся к нему, приподнимая бровь.

- Некоторые люди делают безумные поступки с теми, кто им родня по крови, независимо от того, беспокоятся ли они о них, - сказал он, пожимая плечами.

Я смотрел на него с мгновение.

- Она твоя дочь, - сказал я, поворачивая голову к Изабелле.

Не знаю, откуда пришла эта мысль, она была новой. Она должна была откуда-то появиться, и раньше я думал, что кто-то их охраны Свона воспользовался ее матерью, но теперь я увидел и другое. Чарльз Свон-старший имел goomahs, а вот его сын – другая история.

Он заворчал в ответ, не говоря ни да, ни нет, но это не было нужно. Мне незачем подтверждение. Я смотрел, как она работает в саду, не замечая ничего, кроме своей работы. И мое чувство вины усилилось в десять раз, гнев и досада отошли на задний план. Было противно, что несчастный ребенок родился в сарае, живет такой жизнью и не может убежать, и единственный человек, попытавшийся спасти ее, мертв. Ее собственная семья сделала с ней такое, сделала ее такой.

- Вы забираете ее? – нерешительно спросил Чарльз через минуту.

Я повернулся к нему и увидел ожидание. Ему было некомфортно со мной, он боялся, но пытался казаться сильным, потому что сейчас от этого зависела его жизнь. Я снова посмотрел на Изабеллу, раздумывая. Я смотрел, как ее мать вышла из сарая, улыбаясь дочери, и села рядом, приглаживая ее волосы.

- Нет, - наконец, ответил я.

Часть меня кричала в возмущении, зная, что это шанс освободить ее, закончить дело жены, но другая часть знала, что сейчас я ей не помогу. Слишком поздно брать ее, сделать своим ребенком, как хотела того жена. Ей уже двенадцать, она необразованна, у нее нет жизненного опыта. Ей лучше быть с матерью, с тем, кто ей близок, кого она любит. Потому что я не могу любить этого ребенка, только не после всего. И кроме этого… она не будет со мной в безопасности. Я пытался убить ее несколько часов назад, и я знаю, как легко это может повториться. У меня едва хватало терпения на собственных детей, и я никогда не смогу найти терпение и понимание, так необходимое этой девочке.

- Хорошо, - удивленно сказал он.

Я вздохнул и пригладил рукой волосы.

- Сохраняй ее в живых, и когда настанет время, когда ты больше не сможешь держать ее тут, позвони мне. Возможно, тогда мой ответ будет другим.

Он кивнул.

- И, думаю, тебе следует держать их взаперти сегодня. Скоро прибудет полиция. И помни… ты никогда меня не видел.

- Да, сэр, - дрожащим голосом сказал он.

Я кивнул и глянул на него, давая взглядом понять, чтобы он не вздумал ослушаться, а потом пошел к машине. Я залез на водительское сидение и положил оружие рядом с собой, делая глубокий вдох. Потом я всунул ключи в замок зажигания, и тут начал трезвонить телефон. Я вздохнул, прикрывая глаза, прежде чем взять его. На экране мелькало имя. Я не мог больше избегать его. Нажав кнопку ответа, я поднес телефон к уху.

- Каллен слушает, - спокойно сказал я.

- В мой офис. Сейчас, - резко сказал Аро.

- Да, сэр, - ответил я. – Буду через двадцать шесть часов.

~*~ ~*~

До сих пор не знаю, как я пережил поездку, в памяти остался пробел. Удивительно, что я не заснул за рулем и не попал в аварию, но еще удивительнее, что по приезду в Чикаго меня не убили. Аро, конечно, не был доволен, что я не послушался прямого приказа и убил Свонов, и я знал, что должно было произойти по правилам организации. Я переступил черту, и за этим следует неминуемая смерть. Но Аро дал мне шанс, он позволил мне выйти с собрания живым, потому что часть его понимала. Он использовал кое-какие связи в Финиксе и решил ситуацию, и больше меня это не затрагивало. От моего внимания не ускользнуло, что он даже не попытался позвонить Свонам и предупредить их, поэтому мне иногда были интересны его намерения. Возможно, таков и был его план, он знал, что я поступлю так, и теперь он получил еще больше власти надо мной и моей жизнью. Я не могу ступить и шагу в сторону или в чем-то не согласиться, и все потому, что в любой момент могу лишиться головы. Мне уже был дан огромный шанс, другой попытки не будет.

- Тогда ты в последний раз убивал? – спросил Алек.

Я отрицательно покачал головой.

- Я убил мужчину здесь, в Форксе, вскоре после того, и эту женщину, которую Джеймс пристроил ко мне в дом, - сказал я.

Он внимательно смотрел на меня.

- Не буду даже спрашивать о мужчине. И я едва не забыл про женщину, кстати, - сказал он. – Джеймс определенно что-то задумал.

Я кивнул.

- Я знаю, - сказал я.

- И, скорее всего, тебе снова надо будет убивать, Карлайл, - сказал он.

Я снова кивнул.

- И это я тоже знаю, - подтвердил я.

- Пока ты это знаешь, это не должно стать проблемой, - сказал он, покачивая головой. – Есть еще что-то, что ты должен мне сказать? Я бы хотел присоединиться к жене наверху.

Я покачал головой.

- Это все, - сказал я.

Он вздохнул и встал.

- Хорошо, потому что, если быть честным, я не уверен, что смогу выдержать больше, - сказал он, собираясь уходить.

Я встал и вышел в коридор, пока он направлялся в фойе.

- Алек? – позвал я.

Он остановился и глянул на меня.

- Спасибо тебе.

Он не сводил с меня глаз какое-то время, прежде чем отрицательно качнуть головой.

- Не надо пока благодарить меня, Карлайл. Я еще ничего не сделал.

Я открыл рот, чтобы заговорить, чтобы сказать ему, что я благодарен уже за готовность придти мне на помощь, но прежде чем я выронил хоть слово, открылась парадная дверь и раздались голоса детей. Они замолкли почти сразу, как заметили Алека. Он просто смотрел на них.

- Привет, дядя, - сказал Эммет, заходя в дом и усмехаясь.

Он подошел и легко хлопнул Алека по спине. Непростой жест по отношению к этому человеку. Я всегда удивлялся Эммету… он храбрый. Большинство людей боялись Алека, но Эммет один из немногих, кто осмеливался касаться его.

- Ты помнишь мою девушку, Рози, правда?

- Эммет, - сказал Алек, кивая в знак приветствия. – Розали, – Роуз быстро поздоровалась, отбросив свою обычную заносчивость.

- Дядя Алек, приятно тебя снова видеть, - вежливо сказал Джаспер.

Он никогда не забывал о манерах.

- Думаю, ты помнишь и Элис.

- Джаспер, Элис, - Алек снова приветственно кивнул.

Элис ослепительно улыбнулась.

- Я так рада, что вы смогли приехать на выпускной Джаспера, - с улыбкой сказала она.

Это едва ли затронуло привычную отстраненность Алека. Он еле заметно кивнул, переводя взгляд на Эдварда. Он стоял у дверей с Изабеллой, прижав ее к себе, словно защищая. На его лице застыло серьезное выражение, когда он смотрел на Алека. Я перевел взгляд на Изабеллу и увидел, что она смотрит в пол. Она выглядела испуганной, и даже отсюда я чувствовал ее опасение. Она знала, кто он; она видела его много раз в своей жизни. Она знала, что он родственник женщины, которая мучила ее, она знала, что он оставался в стороне и наблюдал за пытками. И ни разу не вступился. Могу представить, что она о нем думает; часть меня ощущала вину, ведь я знал, как все было на самом деле. Алек делал немало. Он проверял, чтобы Чарльз следовал моим указаниям. Я редко бывал там за последние пять лет, но Алек ездил туда регулярно и продолжал наблюдать, чтобы Чарльз сохранял девочку живой. Это было даже больше, чем я мог ожидать от него. И теперь я чувствовал вину, что не попросил больше.

- Алек, - просто сказал Эдвард.

- Эдвард, - поздоровался Алек, кивая ему, как и всем остальным.

Эдвард не сводил с него глаз еще какое-то время, прежде чем повернуться к Изабелле. Он прижал ее еще ближе и наклонился, шепча что-то ей на ухо. Я нахмурился и внимательно смотрел за ним, интересуясь, что он говорит. Она коротко кивнула, и он сказал что-то еще. Она снова кивнула, все еще глядя в пол. Потом она подняла руки и обняла его. Он поднес другую руку к ее подбородку и подтолкнул ее. Она не противилась и через миг подняла глаза на Алека, встречаясь с ним взглядом.

- Это моя девушка, Изабелла, - сказал Эдвард.

Алек кивнул.

- Конечно, Изабелла, - сказал он.

Она не сводила с него глаз, сохраняя контакт, и комната замерла в тишине. Мы все ждали ее реакции, что она скажет или сделает. Часть меня ждала, что она убежит и испугается, как тогда с Эсме, потому что Алек намного большая опасность, чем моя сестра.

Я даже надеялся на такую реакцию, но, наконец, когда она зашевелилась, мы все удивились.

- Приятно видеть вас, Алек, - сказала она дрожащим голосом.

Она протянула ему руку, и мои глаза расширились от шока. Рука тряслась, все это видели, она была напугана, но это не имело значения. Какая разница? Она не подчинилась страху, не позволила ему поглотить ее.

Алек поколебался, но протянул руку в ответ и пожал ее ладонь.

- Взаимно, - сказал Алек. – Если вы, дети, простите меня, я пойду обустраиваться.

Он отпустил руку Изабеллы и, развернувшись, пошел наверх. На ходу наши глаза встретились, и он кивнул, прежде чем исчезнуть на лестнице.

Я снова глянул на детей, наблюдая, как Эдвард горделиво улыбается. Он наклонился и прошептал ей что-то снова, она залилась румянцем, улыбаясь в ответ на его слова. Он тихо засмеялся и, наклонившись еще ниже, прижался губами к ее шее. Она отклонила голову назад и прикрыла глаза в ответ на поцелуй.

И я улыбнулся. Впервые за долгое время. Я смотрел на них двоих вместе и улыбался.

Потому что она посмотрела в эти пронизывающие темные глаза, глаза, которые наблюдали за ней, пока ее мучили, глаза, которые, как она знала, принадлежали убийце, и она не дрогнула. Она твердо стояла на ногах, держалась, не позволяя никому больше сломить ее. И это, даже больше, чем что-либо другое, вселяло в меня веру, что все может-таки быть в порядке, что для нас всех еще есть надежда.

Потому что это то, что не могла сделать даже моя жена.