Дедушки и бабушки 2 страница

Отсев

«Не отбивай в мою сторону. Пожалуйста, не отбивай в мою сторону», — беззвучно возопил я. Мой желудок услышал мой страх и болезненно сжался. Я надеялся на чудо, на то, что моя мольба каким-то таинствен­ным образом повлияет на бэтсмена. «Спорю, что он отобьет влево — не надо, ой, не надо», — шептал я в свою ненадежную, одолженную на время перчатку. Я надеялся дожить до конца иннинга, так и не получив мяча.
Принятый в команду последним, я снова должен был играть «на правом ауте», в дальней правой части поля. Сегодня я вытерпел унижение получить назна­чение туда, несмотря даже на то, что в команде нас было всего семеро. Оставить в центре пустое место посчитали более безопасным, чем доверить играть на центральном ауте мне. Такая низкая оценка моих до­стоинств была скорее констатацией факта, чем злым умыслом, что лишь усиливало мой страх.
«Не отбивай мяч сюда, Бобби. Отбей в другую сто­рону», — так и рвался я сказать мускулистому Бобби Бодману, единственному игроку на поле, способному отбивать как слева, так и справа, пока он раздумы­вал, что же выбрать. Он выбрал левостороннюю стой­ку. Когда он бил с левой руки, он обычно посылал очень высокий мяч в правый аут. Следующие не­сколько мгновений я содрогался от ужаса. Долго ждать мне не пришлось.
Бобби принял первую подачу. Я увидел, как мяч отскочил от биты, и следил за ним. Высокий мяч. Я услышал крики.
- Это тянет на полную пробежку, ты его конкрет­но зафигачил.
- Давай, Раймо.
- Раймо, прикрывай голову.
- Чуть назад, чуть вперед, чуть левей, чуть пра­вей, — издевался кто-то.
Мяч уже снижается. Я возьму его. Прижимая свою неверную перчатку к груди, я кулаком свобод­ной руки расправил ловушку и выжидал, пока мяч долетит до меня. Сейчас он падает позади меня. На­зад, назад, назад. Я двигался вместе с ним. Встал. Приготовился ловить. В последнюю секунду траекто­рия мяча снова начала уходить от точки встречи. Прогнувшись назад, я достал его перчаткой. Мяч под­скочил и плюхнулся точно в ловушку, когда я ку­выркнулся назад, прижимая перчатку к груди. Я вскочил на ноги.
- Я его поймал! Я взял его!
- Бросай его! Бросай! Сильнее!
Бодман уже почти добежал до третьей базы. Сде­лав разбег, я со всей силы метнул мяч полевому игро­ку лучшим способом, каким я только умел кидать бейсбольный мяч, — броском снизу. С большим недо­летом до первого бейсмена мяч шлепнулся на землю и, немного прокатившись, замер. Пока первый бейс- мен бежал к нему, Бодман пересек черту основной ба­зы. Полная пробежка! Смех был громким, а коммен­тарии еще громче.
- Ты это видел, да?
- Ну и бросочек.
- Но какая у него рука, какая рука...
- Эй, Рамона, брось и мне разочек, — крикнул кто-то издевательски пискляво.
- Я... взял... его.
Взрывы смеха за каждым следующим словом бы­ли все оглушительнее; от растерянности я умолк.
- Да уж взял, это точно, — крикнул первый бейс- мен.
Я взял его. Мои язвительные критики и я сам на­столько привыкли к моим промахам, что словно бы сговорились не признавать мою удачу. Они знали мою игровую биографию на правом ауте. Я был слиш­ком уязвлен, чтобы защищаться.
- С таким броском ему только в «подковки» иг­рать.
- Подкати мне мячик еще раз, Рамона.
Чем больнее мне было, тем сильнее я старался. Чем сильнее я старался, тем хуже играл. Я прокли­нал своих сестер. Они научили меня бросать мяч так, как бросали сами, — с нижнего замаха. Я уже не мог переучиться. Чем сильнее я старался, тем больше девчоночьего появлялось в моих движениях. Любая попытка бросить с верхнего замаха вызывала еще больше смеха. Я бросал всем корпусом и кистью ру­ки, а локоть словно приклеивался к моему боку. Это выглядело уж совсем не по-мужски. Мне оставался лишь выбор между этими тщетными попытками и броском снизу. Я предпочел нижний замах и держал­ся за него все это долгое, мучительное лето.
Когда надо мною смеялись, мне хотелось отом­стить. Иногда мне хотелось всех их убить. Я мечтал, как буду мучать и пытать каждого из них, пока он не запросит пощады. Но злость моя была обманчивой. Из-за взрывов общего смеха на меня накатывало та­кое бессилие, что всякая жажда мести угасала. Я чув­ствовал себя слишком опустошенным даже для един­ственного удара кулаком.
Я сконцентрировал всю свою злость в одном мсти­тельном стремлении. Я им покажу. На следующее ле­то вся местная команда будет держаться на мне, я ста­ну новой звездой «Бойцов Саузенда».
По окончании сезона я купил себе розовый мячик за тридцать девять центов. Пока падали листья и кру­жился снег, я бросал свой розовый мячик вверх, ло­вил его и снова бросал. Подстегиваемый мучительной тоской презренного игрока правого аута, я трениро­вался.
Здесь, у стен родного дома, я обнаружил, какой у меня на самом деле бросок. Суть была в том, чтобы от­водить руку назад в замахе. Если я отводил руку на­зад, я мог бросить дальше. Я научился бросать мяч круговым движением руки. Я синхронизировал дви­жение руки и всего тела. Я тренировался каждый день. И у меня получилось. Я добился своего. Я нау­чился бросать с верхнего замаха.
Меня восхищало мое новое умение. Я блистал в од­ной воображаемой игре за другой, потом стал звездой бейсбола. Не выходя из дому, я брал самые трудные мячи на каждом из полей Высшей лиги, спасал ко­манду в безнадежных ситуациях, выбивая мячом са­мых быстро бегущих игроков противника, которые теперь по себе знали, какой у меня бросок. Базой был простенок меж двух окон нашего дома с высокой кры­шей. Это место даже покрылось грязью от снега: столько раз я метко выбивал мячом игроков против­ника, надеющихся добежать до базы.
В дополнение к моим новым умениям бросать и ло­вить мяч я обзавелся собственной перчаткой. Будучи в гостях у дяди, я подобрал ее во дворе. Когда-то свет­ло-коричневая, она почти начисто лишилась набив­ной подкладки на пальцах, и еще меньше того остава­лось на ловушке; не было у нее и перепонки между большим и указательным пальцем. По правде, она больше смахивала на рукавицу лыжника, чем на бейсбольную перчатку. Но показалась мне подходя­щей. Когда я попросил отца поговорить с дядей, что­бы тот отдал перчатку мне, отец отказался. Я сказал, что заплачу за нее. Он опять отказался.
— Получишь перчатку, когда научишься играть.
В приступе храбрости, порожденной отчаянием, я пошел к дяде и попросил его. Он отдал перчатку.
По пути домой я купил льняного масла. Промасли­вая мою перчатку, я снова пришел в восторг: теперь меня ничто не остановит. Схватив свой розовый мя­чик, я отправился на воображаемое поле Фенвея. Ма­сло просачивалось сквозь ветхую кожу, липнущую к моей ладони. Розовый мячик бил по руке очень боль­но. Я подавил страх, что с жестким мячом боль может оказаться еще сильнее. Никакая боль не могла поме­шать моей победе. Я освоил бросок с верхнего замаха, отлично ловлю мяч, у меня верная рука, а теперь еще есть и собственная бейсбольная перчатка. Стоя под свесом крыши с розовым мячиком в промасленной перчатке, я уже видел себя в звездной роли среди «Бойцов Саузенда».
В своих мечтах я пережил каждый миг моего пер­вого выхода на поле. Я куплю себе бейсбольную кеп­ку. Приеду на велосипеде, с перчаткой на руле. Я не опоздаю. Вот я разминаюсь перед игрой. Я выиграю забеги. Я не сделаю ни одной ошибки на поле, буду ловить все мячи, которые полетят в мою сторону, и покажу, какая у меня рука, — сильными и точными бросками. У меня появятся друзья среди других игро­ков. Никто не будет надо мной смеяться. Меня не по­шлют играть на правом ауте.
Мое воображение не упускало ни одной детали. Я видел синее небо, видел, как и где я стою, как свирепо отбиваю нижние мячи, как быстро бегу к базам. Я ощущал атмосферу дружбы в нашей команде, атмо­сферу шуток и восхищения искусством и смелостью друг друга. Я видел себя в форме: восьмой номер, тре­тий у биты. В какой-то момент я даже видел счет на­шей первой игры; я сделал три очка за четыре (дваж­ды две базы и один раз одну), четыре индивидуаль­ных очка. Я знал, как буду одет в этот день, знал, что съем на завтрак. Я вдыхал на поле глотки весеннего ветерка, предвидел, что земля в центре будет слегка влажной, а главное — что я буду счастлив, так счаст­лив.
Я принялся следить за доской объявлений с перво­го марта. Мои одноклассники — Мак и Генри начали говорить о первой тренировке и команде с середины марта, но не со мной. Я задавал вопросы. Они не отве­чали. Или давали ответ как бы друг другу. Они игно­рировали меня, возрождая мои чувства игрока на правом ауте.
В понедельник четвертого апреля я после школы увидел, что Мак и Генри садятся на велосипеды с бейсбольными перчатками на руле.
— Куда вы едете? — прокричал я вслед. Они не ус­лышали. Меня пронзил страх: «Уже сегодня?»
Я бросился в школу, взлетая по лестнице через две, потом через три ступеньки, и подбежал к доске объяв­лений. Глядя на море разномастных листочков, я увидел его. Написанное карандашом на маленькой оранжевой карточке и прикрепленное кнопкой в са­мой середине доски, объявление гласило:
Набор в команду Бойцы Саузенда 14 лет и моложе Понедельник 3: 30 - Южный парк Б.Каммингс, тренер
«Как я мог его пропустить?» — запаниковал я. — «Бегом! бегом!» Два километра до своего дома я про­бежал со всей скоростью, на которую был способен, только раз остановившись по пути, чтобы перевести дыхание. Я нигде не мог найти свою перчатку. Уже придя в отчаяние, я вспомнил, куда кладу ее каждый вечер — себе под подушку. Великий Джо Димаджо, по-моему, именно он, спал с перчаткой под подуш­кой, когда еще был мальчиком. Кто спит со своей пер­чаткой под подушкой, сильнее хочет играть и стано­вится лучшим игроком. Схватив перчатку, я на при­личной скорости направился на поле.
Я полностью выбился из сил, но опоздал всего лишь на несколько минут. Я вбежал через правые во­рота и, едва приблизившись к правому ауту, перешел на трусцу. На траверзе основной и первой базы я прос­то одеревенел, а все мои надежды в одночасье рухну­ли. Я посмотрел в сторону основной базы и увидел тренера. Мак, Генри и остальные разминались.
Я ощутил себя одиноким, испуганным, несчаст­ным. Моя биография на правом ауте давила на меня. Набежавшая волна сомнений утопила мои надежды и поумерила мой пыл. Пустынное одиночество вечно­го — в любой дворовой команде — игрока на правом ауте так просто с себя не стряхнешь. Стоя там, я пы­тался забыть обо всем. Но не смог. Страх поражений прошлого лета боролся с надеждами моих зимних тренировок.
Я сильно потряс головой и побежал, пытаясь убить в своем воображении игрока на правом ауте. «Это же новый сезон!» — прикрикнул я на свою игровую био­графию.
«Нужно ли мне поприветствовать тренера? Нет. Пока он не взглянет прямо на меня». Я скинул с себя куртку, положил ее на скамью и направился к левому ауту.
- Эй, пацан, а ты куда?, — спросил меня тренер.
- Вон туда. На левый аут. Тренироваться.
- Ты пришел для отбора в команду?
-Да.
- На какой позиции ты обычно играешь?
- Я-то? Я играю вот тут. Там. Ну, в основном, на ауте.
Он посмотрел на меня и ничего не сказал. Его взгляд заставлял говорить дальше.
- Вон там, — я показал в сторону правого аута.— Я игрок на правом ауте.
- адно, — сказал он.
- Один взгляд тренера — и я снова оказался на пра­вом ауте.
Тренер отбил мяч игрокам аута, очень высоко и да­леко, это был самый высокий и дальний мяч, какой я только видел. Я никогда еще не ловил такой высокий мяч. Смог бы я взять такой? Я следил за другими кан­дидатами, каждому из которых тренер отбивал по шесть-семь мячей. И каждый ловил их с легкостью. Один паренек упал, но все остальные принимали ка­ждый мяч и бросали его в соседа, показывая, какой у них бросок. Я был следующим.
Стоя в ожидании момента, когда тренер отобьет мне первый мяч, я хотел только снова оказаться под свесами родной крыши. Мяч был высокий. «Такой высокий и такой ближний», — подумал я. Я побежал вперед и еще вперед, и еще, быстрее, теперь на полной скорости. Нырнул. И взял его.
— Хорошая скорость. Прекрасный прием мя­ча, — сказал тренер.
Я промахнулся по следующим двум мячам и выро­нил третий, перечеркнув свой первый удачный ре­зультат. Хотя я бросал со всей силы, мячик летел не­далеко. Он не был розовым.
На тренировке с битой я пропустил первые три по­дачи, отбил один мяч слишком низко, сделал две лег­ких для противника «свечки» и зафолил около дюжи­ны мячей. Все шло совсем не так, как я планировал.
Ожидая на левом ауте конца тренировки с битой, я пытался вклиниться в оживленный разговор о распи­сании игр, времени тренировок, о том, кто будет пит- черами на первой игре и о позициях игроков. Когда Генри сказал мне, что двух кандидатов отсеют, страх оглушил меня. Мой энтузиазм сразу засох, как и моя глотка. Я начал высматривать двух игроков, которые бы были еще хуже, чем я. Не найдя явных слабаков, я стал преувеличить их мелкие недочеты. Я беззвучно подсказывал тренеру:
«Взгляни на этого, он поздновато замахнулся. У того парня лишний вес. Он не может отбивать нижние подачи. По-моему, он слишком вялый».
К концу тренировки я понял, что тщетно пытаюсь уклониться от взгляда тренера. Кажется, он постоян­но смотрел на меня. Вскоре я был кивком головы по­дозван для разговора. Тренер, этот сорокапятилетний гигант, настоящий игрок «Мировойсерии», легонько положил на мое плечо свою волосатую лапу. Я страст­но мечтал очутиться в любом другом месте. С види­мым усилием закаленного в боях человека, стараю­щегося говорить мягко, тренер объяснил мне, что мо­жет взять в команду только пятнадцать человек. «Те­бя среди них нет».
Он смотрел на меня, а я на него. Он начал говорить что-то еще. Я перебил его, сказав самую большую ложь за все свои двенадцать лет, за всю свою жизнь. Собрав жалкие остатки холодного мужества в моей надломленной душе, я произнес: «Понимаю. Все в по­рядке». Слезы распирали мои глаза изнутри.
«Не плачь. Только не плачь».
Я скрыл свое всепоглощающее желание прова­литься сквозь землю под показной небрежностью. Я прошелся к другому краю основной базы, подобрал свою перчатку и, всеми силами сохраняя выдержку, направился к питьевому фонтанчику. Я ощущал на себе пристальный взгляд всего мира. У фонтанчика я обернулся. Никто на меня не смотрел. Я прошел за трибуны и пролез под забором. Я бросился бежать, продираясь сквозь заросли на тропинку, ведущую к моему дому. Я бежал быстро, очень быстро, еще быст­рее. Мыслей у меня не оставалось, я бежал наперегон­ки с отчаянием. Выдохшись, я остановился. Сердце мое билось так же отчаянно, как отчаянно я чувство­вал горе.
Я сел. Потом лег на траву. Я смотрел прямо на сол­нце, мечтая ослепнуть. Желудок сжался.
Выступила маленькая слеза. Я пытался удержать ее, но за ней последовали другие. И вот они полились, они хлынули, прорвавшись через рухнувшую плоти­ну. Я старался остановиться, но я плакал. Мое тело сотрясалось от прокатывающихся по нему волн горь­ких чувств: ярости, злости, разочарования и непере­носимой обиды. Моя мечта была убита. Мои надежды находились при последнем издыхании. Я не мог унять рыданий.
Это была расплата за слишком страстную мечту, за стремление к недостижимому. Прошло еще долгое время, прежде чем я смог понять, что этот отказ, эта отрицательная оценка относилась только к моим бейсбольным способностям, а не ко мне самому. Горь­кие муки отверженного подростка не давали мне уви­деть эту спасительную разницу.
Хотел бы я, чтобы этот урок — урок о том, что суж­дения других людей о моих способностях или возмо­жностях не есть суждения о моем личном достоинст­ве, — был мною усвоен на всю жизнь. Но этого не про­изошло. Я все равно путаю оценки моих достижений с оценками меня самого. Но теперь я знаю, что могу это пережить. Теперь я больше не мучаю себя так сильно и так долго. Порой, когда жизнь разбивает мои мечты, я предпочитаю мудрость Буратино всем оценкам тренера Каммингса. Неунывающий Бурати­но, даже не задумываясь, что у него такой нос, всегда мог сказать с гордостью: «Я такой, какой есть». И это­го достаточно.

Вопросы и ответы

Мой сын в седьмом классе хотел попасть в баскетбольную команду, но его не взяли. Джоша это так обидело и расстроило, что он с тех пор забросил спорт. А ведь этот мальчик - прирожденный спортсмен и мог бы показать себя в нескольких видах спорта, но теперь ему не хватает уверенности в себе, что­бы хоть попробовать. Есть у вас какие-то предложения?
Несколько лет назад великий бейсбольный питчер Орел Хершизер был в гостях на нашей радиопередаче и расска­зал историю о своем первом опыте участия в соревновани­ях. Возможно, вам стоит пересказать эту историю своему сыну в качестве отправной точки для разговора о том, что нужно не сдаваться.
По словам Орела, даже в старших классах школы у не­го была очень впалая грудь, так что он мог плечами «об­хватить баскетбольный мяч». Он охарактеризовал себя как «классического недоноска», который не может рас­считывать на внимание девочек и сам себя ненавидит. Однако это тот самый человек, которого Томми Ласор- да — менеджер «Лос-Анджелесских доджеров», позже прозвал «бульдогом» за его решимость бороться до кон­ца. Благодаря чему он из побежденного превратился в по­бедителя? Как говорит сам Орел, все дело в том, что он не сдавался. Он просто продолжал свои попытки. Орел ска­зал мне о своей уверенности в том, что он, если бы у него ничего не получилось в бейсболе, добился бы успеха в ка­ком-нибудь другом виде спорта, потому что всегда был «трудягой и работягой», деятельным энтузиастом.
Та же самая решимость может сделать из вашего обес­кураженного подростка будущего чемпиона. Существует что-то, что должно у него получаться. Выясните, что — может быть, с помощью тренера — и призывайте его заняться этим. Из него, возможно, не получится «Лучшего игрока» в «Мировой серии», как Орел Хершизер, но, опять же возможно, что еще и получится.
Из моих троих сыновей средний выглядит каким-то более «потерянным», чем другие двое. Может ли это быть как-то связано с его положением в семье?
Не всякому ребенку, имеющему старших и младших братьев или сестер, бывает труднее найти себя, но иногда это случается. Трудность для него заключается в том, что ему не достается ни статуса старшего сына, первенца, ни того внимания, которое уделяется самому младшему. Ед­ва он выходит из ползункового возраста (или чуть позже), как на его место в семье претендует этот прелестный но­ворожденный, отнимающий у него маму. Не приходится удивляться, что средний сын чаще других задается воп­росом: «Кто я, и где мое место в жизни?»
Я посоветовал бы вам постараться, чтобы возможность найти себя появилась у всех ваших сыновей, но особенно у среднего. Предлагаю вам две рекомендации, которые могут оказаться полезными. Во-первых, в течение не­скольких недель уделяйте особое внимание каждому из ваших сыновей поочередно. Вы можете сыграть с ним в мини-гольф или баскетбол, сходить на кегельбан, поужи­нать где-нибудь вместе, просто отправиться на каток. Не суть важно, что вы будете делать, коль скоро это будет то, что нравится именно этому сыну, и участвовать в этом бу­дет не вся семья, а только вы вдвоем. Право выбора здесь предоставляется тому сыну, чья очередь подошла. Во-вторых, предложите каждому из сыновей придумать свой собственный флаг, который потом можно будет из­готовить из какой-нибудь ткани. Такой флаг вы станете Вывешивать во дворе по особым для этого ребенка дням, Например в день рождения, или когда он получит в шко­ле отличную оценку. Возможны и другие способы осуще­ствления того же замысла.
И еще раз, главная цель — спланировать такие шаги, которые подчеркнут индивидуальность каждого ребен­ка, выделят его из общей категории. Некоторым средним сыновьям в семье такое выделение бывает просто необхо­димо. Возможно, ваш сын принадлежит к их числу.

«Все мужчины — дураки»

Мы уже отмечали, что распад института семьи и отсут­ствие любящих и заботливых отцов являются основными причинами жизненных сложностей для современных мальчишек. Теперь мы рассмотрим два других сильно­действующих фактора, возникших в конце шестидеся­тых годов и потрясших мир до основания. Это сексуаль­ная революция и радикальный феминизм, во многих от­ношениях ответственные за существующую сегодня не­разбериху в вопросе о мужском начале. То был период, когда западные страны словно балансировали на грани безумия. Журнал «Тайм» назвал его «лезвием ножа, от­делившего прошлое от будущего».
Новая эра принесла с собой новый образ мышления и поведения, сохранившийся у нас и до сего дня. Никогда Прежде цивилизация с такой скоростью не отрекалась от своих основных ценностей, однако именно это произош­ло с нами за какой-то десяток лет. Мало того, что нача­лась дискредитация традиционных нравственных норм а убеждений, но еще были перевернуты с ног на голову ис­конные принципы взаимоотношений мужчин и жен­щин. Это предопределило войну между полами, которая даже спустя столько лет все никак не затихнет. История учит, что от бедствий войны больше всего страдают те, кто мал и беззащитен. В данном случае рикошетом оказа­лись задетыми наши сыновья.
Невозможно понять, что происходит сегодня с наши­ми детьми того и другого пола, если не учитывать влия­ние феминистской идеологии. Осевым стержнем ее была непримиримость к самой сущности мужского начала. Все, что только ассоциировалось с мужчинами, стало объектом презрения. Мужчин, придерживавшихся тра­диционных социальных ролей и консервативных взгля­дов, третировали как отъявленных «мачо», самцов. Если они по глупости пытались открыть дверь для идущей да­мы или уступали ей место в метро, как делали еще их от­цы, их клеймили как «мужских шовинистов». Женщи­ны изображали себя безвинными жертвами, которые «больше не потерпят», а мужчины расценивались как безжалостные угнетатели, столетиями измывавшиеся над женщинами и эксплуатировавшие их. Показатель частоты разводов подскочил до небес, так как поражаю­щее воображение количество женщин просто складыва­ло вещички и покидало своих мужей и детей. Слово гнев стало дежурным в телевизионных передачах и комедиях. Хотя не совсем удобно писать об этом сейчас, я вспоми­наю телевизионное интервью с бывшим «битлом» Джо­ном Ленноном и его эксцентричной женой Йоко Оно, во время которого они спели свою новую песню «Женщи­на — ниггер в этом мире». Текст песни выражал ради- сальные представления о том, что женщины есть не что иное, как рабыни своих хозяев-мужчин.
Война против мужчин фактически началась с речи Кейт Миллер, озаглавленной «Половая политика». В этой речи, произнесенной на митинге «женского освобо­ждения» в университете Корнелла, мужчины и женщи­ны впервые были охарактеризованы как непримиримые политические противники. С этого момента страсти разгорелись. Третьего июня 1968 года известный мэтр поп-арта Энди Уорхол был убит выстрелом в живот, про­изведенным Валерией Соланас, основательницей обще­ства SCUM (интерпретируется как «НАКИПЬ», Society for Cutting Up Men — «Общество для поражения муж­чин». — Примеч. пер.). Причина? Он был знаменитым и был мужчиной. На празднике «Мисс Америка» в 1968 году протестующие феминистки бросали «все символы угнетения женщины», в том числе свои лифчики, в му­сорные урны (никогда не было до конца понятно, чем же мужчины виноваты в том, что женщинам что-то там не нравится в их нижнем белье)3. Затем их лидеры смеша­ли в одну кучу все марксистские тезисы, выдвинув ло­зунг: «Мы хотим уничтожить три столпа классового [и] кастового общества — семью, частную собственность и государство». Увы, революция вырвалась на большую Дорогу.
Хотя первые феминистки привлекали внимание обще­ства к ряду действительно важных вопросов, которые не­обходимо было решить, — таких как проблемы равной платы за равный труд и дискриминация женщин на рабо­чих местах, они зашли гораздо дальше законных поводов для недовольства и принялись «рвать и метать», подка­пываясь под самые основы семьи. К тому времени, когда буря выдохлась, фундамент семьи дал трещину, а муж­ское начало в ней было задвинуто в угол. И подобная си­туация с тех пор так и не выправилось полностью.
Да, «сжигательниц лифчиков» больше нет, и большая часть их демагогии тоже канула в Лету. Тем не менее, ученицы тех первых феминисток и их либеральные сто­ронники в масс-медиа, в университетах и в индустрии развлечений продолжают влиять на общественное мыш­ление и нравы. Самые радикальные среди них по-преж­нему стремятся дискредитировать мужское начало как таковое и разрушить все, что они считают последними ба­стионами патриархального общества. Для родителей чрезвычайно важно осознать факт этой войны полов, по­скольку она прямо влияет на то, как они воспитывают своих детей. Феминистка Карла Мантилла резюмирова­ла соответствующую философию в статье, озаглавленной «Детям нужны „отцы", как рыбам велосипеды». Она пи­сала: «Я утверждаю, что мужчины склонны выпячивать такие ценности, как дисциплина, власть, самоконтроль, стоицизм и независимость. Разумеется, иногда такие ве­щи могут послужить во благо, но по большей части они просто вредны для детей (и остальных живых существ). Они решительно обрекали моего сына на отчужденное и мучительное существование, пока он не начал понимать, что можно найти выход из тупика мужской самоиденти­фикации».
Тупик мужской самоидентификации? Именно так многие феминистки понимают мужское начало. Средото­чие этой их агрессии можно видеть в непрекращающихся попытках убедить нас, что «все мужчины — дураки». Объявляется, что большинство мужчин — психологичес­ки незрелые, импульсивные, эгоистичные, слабые и не слишком умные. Признаки этой активно ведущейся кам­пании по-прежнему наблюдаются практически на каж­дой грани нашей культуры. Небезынтересно, например, отметить, каким неуважением к мужчинам пропитана продукция индустрии развлечений, в том числе многие телевизионные рекламы. Сюжетная схема включает в се­бя некую красивую женщину (или несколько таковых), которая одновременно интеллигентна, сексуальна, обая­тельна и уверена в себе. Ей встречается — чаще всего в ба­ре — некий недотепа, мужчина хвастливый, невежест­венный, лысеющий и с брюшком. Далее этот «Балбес», как я его буду называть, должен сразу же опростоволо­ситься на глазах у зрителей, и тогда роскошная женщина усмехнется или гордо прошествует мимо. Телевидение сегодня запускает сотни таких реклам. Смотрите их по «ящику». Они все время меняются, но вы увидите при­мерно такие ролики:
Балбес не решается заговорить в баре с роскошной женщиной, и его друг пишет ему незамысловатые подсказки. В них содержатся такие глубокомыс­ленные фразы, как: «Привет!» или «Как дела?» В конце концов женщина уходит с другом, а недо­умевающий Балбес остается сидеть в баре в одино­честве.
Балбес — немолодой мужчина с дряблым телом, который стоит один в спальне и удрученно смот­рится в зеркало. Рубашки на нем нет. Он замечает лифчик своей жены и пробует примерить его к гру­ди. В этот момент входит жена. Трансвестит-из- вращенец пойман на месте преступления. Но жена не замечает лифчика и задает Балбесу какой-то во­прос о занятиях спортом. На его лице явственно читается облегчение. Возникают титры: «На неко­торые вопросы отвечать гораздо легче».
Балбес пытается произвести впечатление на рос­кошную девушку своими познаниями в американ­ском футболе, но она поправляет его на каждой фразе. Тогда он напоминает ей, что был «в линии обороны» клуба «Питтсбургских сталеваров». Де­вушка иронически останавливает его: «Ларри! Ты был там сторожем на автостоянке!»
Три балбеса стоят кружком на светском коктейле, когда замечают роскошную девушку в красном. Один из балбесов представляет ее другим как «миссис Робинсон, жену председателя» (антураж сцены напоминает о сексуальной миссис Робинсон из фильма «Выпускник», которая соблазнила ак­тера Дастина Хоффмана). И тут женщина прибли­жается к одному из мужчин со словами: «С вами когда-нибудь так бывало, чтобы с первого взгляда возникло непреодолимое желание?» Балбес глота­ет слюнки и дрожит. Это великий момент. А миссис Робинсон хватает его стакан с пивом «Килли- анс айриш рэд» и уходит.
Балбес подходит в баре к роскошной девушке, ко­торая наливает в стакан пиво «Хайнекен» (догадываетесь, что должно произойти?). Она смотрит с приглашающей улыбкой. Он так заворожен ее красотой, что капает из собственного стакана себе на штаны. Диктор объявляет, что у Балбеса «пре­ждевременное излияние». Вряд ли можно усом­ниться, на что он намекает.
Роскошная девушка в стиле Джейн Гудалл, пря­чась в лесу за деревьями, «изучает» поведение не­скольких балбесов, которых она называет «прима­тами» и «бродячими самцами». Она ведет записи все время, пока мужчины бесятся, глядя на спор­тивную телепередачу, — исполняют дикие танцы вокруг своей машины и вообще ведут себя, как шимпанзе среди джунглей.
Эта реклама — самая пошлая из всех. Балбес рабо­тает тренером в спортзале и показывает роскош­ной девушке, как «накачать причиндалы», под чем подразумеваются мышцы ягодиц. Тренер ста­новится перед ней и начинает кряхтеть и тужить­ся, слегка наклонясь вперед и гримасничая. Зри­тель пугается за него — что может угрожать ему в собственных штанах? Затем тренер поворачивает­ся и извлекает грецкий орех, который он, надо по­лагать, расколол своей задницей. Почему-то пред­полагалось, что эта омерзительная реклама вызо­вет у зрителя желание взять напрокат автомобиль в фирме «Бюджет». Должен вам сказать, что меня это как-то не убедило.
Нам остается только удивляться, почему в наши дни в телевизионной рекламе так много «балбесов». Причина Должна заключаться в том, что подобная реклама эффе­ктивна, — то есть она увеличивает сбыт рекламируемых товаров. Рекламные агентства проводят исчерпываю­щие исследования рынка, прежде чем предложить кор­порациям тратить миллионы долларов на подобные сю­жеты. Так что же происходит? Возможно ли, что муж­чинам, особенно любителям пива и спортивных автомо­билей, в сущности, только нравится, когда их изобража­ют неловкими, сексуально озабоченными, жирными, туповатыми и безобразными? Очевидно, да. Мы вынуж­дены также предположить, что мужчин не задевает, ко­гда они становятся мишенью нескончаемых острот. Но почему? Женщины не потерпели бы такого рода осмея­ния. Заметьте, что мужчины и женщины в рекламе никогда не меняются местами. Вы и за миллион лет не увидите некрасивую толстуху, положившую глаз на симпатичного мужчину, который презрительно хмык­нет, когда она выставит себя на посмешище. Но мужчи­ны, похоже, не замечают, что высмеивают-то как раз их. Вероятно, они (мы) утратили восприимчивость за трид­цать пять лет травли всего мужского.
Интернет стал неиссякаемым источником юмора, на­правленного против мужчин. Вот самые свежие приме­ры, почерпнутые в творении анонимного автора под на­званием «Шутки о глупых мужчинах — странные, но правдивые». Они не так уж смешны, но отражают инте­ресующую нас тенденцию.
Лучший способ побудить мужчину что-либо сде­лать: вздохнуть, что он, наверное, слишком для этого стар.
Если вам нужен преданный мужчина, обратитесь в психиатрическую больницу.
Выбирайте мужчин помоложе. Какая вам разни­ца — они все равно никогда не взрослеют.
А знаете, лучший способ заставить лежащего ко­лодой мужчину делать упражнения на брюшной пресс? Нужно привязать пульт дистанционного управления телевизором к его ступням.
Верх остроумия, не правда ли?
Вдохновенные фильмы прошлого, воспевавшие нрав­ственную силу и героизм, такие как «Мятеж на „Баун- ти"» или «Прощайте, мистер Чипе», в семидесятые и восьмидесятые годы уступили место таким мужененави- стническим кинопамфлетам, как «Тельма и Луиза» и «С девяти до пяти». При этом идеальный женский образ в кино претерпел трансформацию от очаровательной и женственной героини в стиле Донны Рид из «Этой чудес­ной жизни» до агрессивных и мужеподобных фемини­сток в «Ангелах Чарли» или в новейшей постановке «Жанны д'Арк». У героини последней кинокартины во­обще не видно религиозных убеждений, что довольно странно, учитывая христианское содержание всей жизни Жанны. Вместо этого Жанна выведена как суровый воен­ный стратег, командующий своими подчиненными-муж­чинами. Мужчины в подобных фильмах почти всегда изображаются людьми недалекими и слабыми.
Даже когда в популярных фильмах нет преднамерен­ной враждебности к мужчинам, зачастую они там все ка­ким-либо образом дискредитируются. Классическим Примером такого рода уклона является самый доходный Фильм 1997 года «Титаник». В нем еще раз рассказывает­ся трагическая история гигантского океанского лайнера, затонувшего 15 апреля 1912 года. В ту холодную ночь 1509 человек утонули или замерзли насмерть в океане около Северного полярного круга1. Потерпевшее кораб- лекрушение судно оставалось недосягаемым до 1985 го­да, когда оно было обнаружено исследователем океана Робертом Боллардом2 на глубине почти четыре тысячи метров3. Выяснилось, что корпус его стремительно разъе­дает коррозия, так как он подвержен действию специфи­ческих бактерий, которые в буквальном смысле слова пи­таются металлом. Тогда родился дерзкий замысел дос­тать со дна океана различные памятные предметы — ма­териальные свидетельства трагедии. К настоящему вре­мени глубоководные исследователи и океанографы под­няли на поверхность значительное количество этих раритетов.
Мне и моей жене Ширли посчастливилось посетить выставку в Бостоне, где экспонируется несколько таких предметов, извлеченных с «Титаника» и законсервиро­ванных. В молчании, можно сказать благоговейном, мы шли мимо стендов с личными вещами тех, кто умер так давно. Здесь встречались флаконы духов, одежда, юве­лирные украшения, подсвечники, корабельный фарфор и столовые приборы, карманные часы, остановившиеся в тот момент, когда их владелец погрузился в воды океана. Сохранилось также несколько фотографий и писем, ле­жавших в водонепроницаемых пакетах и сейфах. В тот день, наполненный для нас с женой такими драматичес­кими впечатлениями, мы пытались представить себе, че­рез что пришлось пройти несчастным пассажирам, и ка­ковы были их последние минуты.
Далее мы прошли в последний зал экспозиции, где на стеклянных плитах были в алфавитном порядке выгравированы имена погибших в этой трагедии. И меня, и Ширли поразило, как редко в этом скорбном перечне встречались женские имена. В самом деле, в ту трагичес­кую ночь погибли 1339 мужчин, но лишь 114 женщин и 56 детей, мальчиков и девочек1. Чем вызвано такое раз­личие? Дело в том, что практически все отцы и мужья, за редкими исключениями, отдали свою жизнь, чтобы спа­сти своих жен и детей. То был один из самых ярких в ис­тории примеров самопожертвования ради любви. Эти об­рекшие себя на смерть мужчины исчезли в ледяных во­дах Атлантики, чтобы их любимые могли выжить и уви­деть солнце следующего дня. Именно поэтому «Титаник» до сего дня называют «кораблем вдов».
Недавно я обсуждал это трагическое событие истории XX века с одним молодым автором, Недом Райаном, сы­ном конгрессмена Джима Райана. Нед прислал мне доку­ментальный рассказ о преподобном Джоне Харпере из шотландского города Глазго, в ночь гибели «Титаника» находившемся на его борту. Харпер принадлежал к чис­лу тех мужчин, которые, когда вспыхнула паника и у спасательных шлюпок началась давка, распоряжались: «Пропустите вперед женщин, детей и неспасенных». По­том он поцеловал свою единственную дочь Нану, про­стился с ней и передал ее на руки моряку в спасательной Шлюпке. Сам он вскоре оказался в ледяной воде. Вот как Нед описывает, что произошло дальше:
Озабоченный не столько собственной участью, сколь­ко спасением душ умирающих вокруг него, Харпер, из последних сил подплыв к группе таких же, как и он, обреченных, призвал их ко спасению:
Веруй в Господа Иисуса Христа и спасешься (Деян. 16: 31).
Чувствуя, что силы иссякают, Харпер крикнул че­ловеку, цеплявшемуся за обломок какого-то бревна:
- Ты спасен?
- Нет, — был ответ.
Через несколько секунд Харпер и тот человек сно­ва увидели друг друга.
- Ты уже спасен?
- Нет, — прозвучал тот же ответ.
- Веруй в Господа Иисуса Христа и спасешься, — в последний раз крикнул Харпер, и волны захлестну­ли его. Молодой же человек, цеплявшийся за кусок дерева, остался в живых и позже свидетельствовал, что действительно был спасен в ту ночь, не только благодаря подоспевшим спасателям, но и благодаря словам Джона Харпера.
Существует немало подобных рассказов о мужестве и ге­роизме, проявленных во время крушения гигантского лайнера. К сожалению, Джеймс Кэмерон, режиссер фильма «Титаник», предпочел их игнорировать. Вместо этого он изобразил обреченных на смерть людей в виде толпы подверженных панике трусов. По его версии, сот­ни пассажиров-мужчин, рвавшихся к спасательным шлюпкам, были остановлены только силой оружия. По­казан мужчина, который прокрался за спинами жен­щин и детей и захватил одно из спасительных мест в шлюпке. История подтверждает, что нашлось несколь­ко мужчин, совершивших такие бесчестные поступки, но большинство из них повело себя совсем иначе. Только 325 мужчин избежали гибели1, и многие из них были моряками, которые составили необходимый даже на спасательных шлюпках экипаж. В кинокартине очаро­вательная героиня Роза — храбрая девушка, которая, как и многие, выбрала для себя смерть на тонущем суд- яе. А ее жених Кол — жалкий тип, попытавшийся под­купить моряка, чтобы проникнуть на борт спасательной шлюпки. Когда это не удалось, он схватил ребенка и прыгнул в шлюпку. Не может быть сомнений, что Кэме- рон хотел нас уверить, будто бы большинство пассажи­ров-мужчин ринулись бы, сметая женщин и детей, на штурм шлюпок, представься им такая возможность. Тем самым он чернит память тех, кто добровольно обрек себя на смерть. Сюзанна Фи льде пишет: «Если бы „Тита­ник" тонул сегодня, не было бы и речи о том, что „снача­ла женщины и дети". Трусливому мужчине не понадо­билось бы даже переодеваться в женское платье, чтобы попасть на шлюпку. Некоторые женщины сами бы заре­зервировали для него местечко».
При всех достоинствах фильма «Титаник», несмотря на его замечательные спецэффекты, то, как здесь изоб­ражаются мужчины, весьма характерно для современ­ной киноиндустрии. Редко упускается возможность вы­вести мужские персонажи в виде эгоистов, подлецов и женоненавистников и любым другим способом выста­вить их в самом непривлекательном свете. Такая сегод­ня идет игра.
Телевизионные сериалы тоже бьют по самой сущности мужского начала, примерно как тот подвешенный шар, что используется при сносе зданий. После непрекращаю­щихся ударов конструкция рано или поздно рушится. Сейчас, когда я пишу, на всех каналах не найти ни едино­го примера здоровой семьи, во главе которой стоял бы Мужчина, любящий своих детей и пользующийся уваже­нием своей жены. Ни единого! Начиная с 1970-х гг., с грубияна Арчи Банкера и его запуганной жены Эдит, ве­черние телесериалы, идущие тогда, когда все дома, ска­тывались к сегодняшнему репертуару, в основном состо­ящему из сюжетов о вульгарных и откровенно сексуаль­ных сожителях, которые влачат свое существование от одной бурной сцены до другой. В роли героев в них обыч­но действуют мужчины с менталитетом взбалмошных че­тырнадцатилетних подростков. Лучший (или худший?) пример этой ахинеи можно было видеть несколько лет назад в сериале «Мужчины плохо себя ведут». Название говорит само за себя.
В сегодняшних сериалах неизменно выведены по крайней мере один гей или лесбиянка, причем в роли, рассчитанной на зрительскую симпатию. Это мощный фактор в нашей культуре. Одна из важнейших целей го­мосексуальных активистов — повлиять на следующее поколение и привлечь детей к своему образу мыслей, ес­ли только не к своему образу жизни. Последствия этого самые пагубные. Как могут впечатлительные дети и под­ростки понять, что значит быть гетеросексуальными мужчинами, не говоря уже о роли преданных и ответст­венных мужей и отцов, если их каждый вечер пичкают этой отравой, а их собственные отцы для них недосягае­мы? Вспомним также, что другие популярные примеры мужского ролевого поведения зачастую просто разврат­ны, как например профессиональные спортсмены, кото­рые, наплодив (чтобы бросить) шесть-восемь детей, рас­стаются с соответствующим количеством жен и сожи­тельниц, или рок-звезды, разукрасившие свои тела тату­ировками и пирсингом и замутившие свой разум психо­тропными препаратами. Чему может такое поведение на­учить детей, старающихся подражать этим пропащим и безответственным людям?
Мы также видим отражение лозунга «все мужчины — дураки» в содержании многих современных поздрави­тельных открыток. Хотя смеяться над женщинами, го­мосексуалистами и национальными меньшинствами бы­ло бы политически некорректно, издеваться над белыми мужчинами — по крайней мере гетеросексуальными — считается вполне допустимым. Посетите как-нибудь на досуге магазин «Холлмарк» или другой центр розничной торговли, и вы увидите, что это превратилось в весьма прибыльный бизнес. Женщины покупают миллионы та­ких обидных открыток. Интересно, однако, что открыт­ки, которые мужчины должны дарить женщинам, вы­держаны совсем в другом тоне. Это типичные нежные и прочувствованные послания к женам и возлюбленным. Разница между романтическими открытками, которые покупают мужчины, и презрительными открытками, ко­торые покупают для них женщины, поразительна. Писа­тель Уоррен Фаррел пишет: «Когда мужчина принижает достоинство женщины, это основание для судебного ис­ка; а когда женщина принижает достоинство мужчины, это поздравительная открытка от „Холлмарк"».
Я мог бы набрать на целую книгу других примеров из­девательств над мужчинами в современной культуре. Главным среди них можно назвать университетскую про­грамму женских исследовательских работ, сосредоточен­ную на ненависти к мужчинам и их высмеивании. Роджер Скрутон — автор книги «Современная мужествен­ность», объясняет, что произошло с нашим отношением ко всему типично мужскому. «Феминистки чуют муж­скую гордость, когда бы она только ни зародилась, и без­жалостно ее искореняют. Под этим нажимом современ­ная культура принижает или отвергает такие мужские
добродетели, как отвага, стойкость и военная доблесть, в пользу более мягких, „социально согласованных" нра­вов».
Психолог корпорационного менеджмента доктор Тим Ирвин, вице-президент фирмы «Райт менеджмент кон­салтинг», отмечает те же самые тенденции в мире бизне­са. Они приводят к явлению, которое он называет «феми­низация рабочих мест». Как утверждает доктор Ирвин, стремление положить конец сексуальным домогательст­вам и половой дискриминации, — которые вызывают вполне законную озабоченность и требуют принятия мер, — одновременно дает в руки женщинам слишком много рычагов политического влияния. Профессиональ­ная карьера мужчины может быть разрушена из-за одно­го только подозрения, — обоснованного или нет, — что он неуважительно относится к своим коллегам-женщинам. Опасность подвергнуться обвинениям в сексуальных до­могательствах все время угрожает мужчинам, даже в об­стоятельствах, когда им следует принять дисциплинарные меры, или в случае возникновения любых разногла­сий между мужчиной-начальником и подчиненной ему женщиной. Многие мужчины в подобных ситуациях бо­ятся, невзирая на производственную необходимость, применить свою власть только из-за того, что это может как-то расстроить или рассердить женщину. Безопасней «помалкивать в тряпочку».
Лучшие менеджеры и руководители прошлого были мужчинами типа «командовать парадом буду я», напори­стыми и уверенными в себе. В наше время потенциаль­ные руководители не совсем понимают, каковы новые правила игры, поскольку политически некорректно быть «мачо» и просто придерживаться традиционных прин­ципов мужского поведения. Некоторых мужчин это заставляет вести себя на работе нерешительно, резервируя рути для отступления. Сильными сторонами женщин всегда были взаимопомощь и координация усилий, кол­лективизм, обучение, воспитание и заботливость. Силь­ные стороны мужчин — деловая предприимчивость, не­зависимое мышление, творчество, искусство идти на риск, планирование и руководство. И мужчины, и жен­щины нужны в своих ролях, но что-то теряется, когда женщины знают, что такое женственность, в то время как мужчины не совсем уверены в том, что значит быть мужчиной. Тогда как одному полу предоставляются бо­гатейшие юридические возможности для устранения со­циальной несправедливости, представители другого пола остаются в состоянии смятения и повышенной уязвимо­сти.
Суть в том, что многие мужчины остались без компаса. Они не только не знают, кто они, они даже не понимают, какими их хотела бы видеть наша культура. Очевидно, именно такое бесхарактерное поведение и заставило обоз­ревателя Уолтера Уильямса написать следующую статью под названием «Мужчины должны стоять».
Откровенно говоря, поведение некоторых женщин не лезет ни в какие ворота, и все потому, что мы, мужчи­ны, стали трусами и тряпками. Чем больше мужчи­ны готовы проглотить двойных стандартов, смехо­творных требований и просто чистейшего абсурда, тем больше подобные женщины готовы нас всем этим пичкать. Вы спросите: «Что ты имеешь против пре­красного пола, Уильяме?» Я отвечу: «Ничего». Хотя среди моих лучших друзей есть женщины, я устал от всей этой тендерной чепухи. Давайте разберемся.
В ноябре прошлого года Кэти Курик в телешоу «Тудей» неожиданно отклонилась от своей дежурной жизнерадостности и спросила некую обманутую не­весту относительно обманувшего ее жениха: «А вы не
рассматривали как вариант его кастрацию?» Бури протестов не последовало, и жизнерадостная Кэти Курик осталась в штате компании NBC. По этому по­воду в статье журналиста «Ю.С. ньюс энд уорлд ри- порт» Джона Лео приводятся слова Фреда Хэйворда, организатора движения за права мужчин: «Вообрази­те себе реакцию общественности, если бы Мэтт Лаэр спросил обманутого жениха: „А не хочется ли вам просто вырвать у нее матку? "». Мэтт Лаэр с треском бы вылетел с работы.
Как сообщает Лео, вплоть до недавних пор компа­ния «ЗМ» выпускала самоклеящиеся листки для за­меток с напечатанной на них надписью: «У мужчин только два недостатка: все, что они говорят, и все, что они делают». Компания «Холлмарк» зашла дальше со своей поздравительной открыткой, которая гла­сит: «Мужчины — накипь... Впрочем, простите. Это было сказано в порыве великодушия». А были еще раскрывающиеся открытки «Американ гритинг карде», где спереди было напечатано: «Мужчины все­гда стонут, что мы их просто душим», а внутри — соль шутки: «Лично я считаю, если слышно, как он стонет, значит, подушка прижата неплотно». Как вы полагаете, что произошло бы, если какая-нибудь компания выпустила бы открытку с шуткой об убий­стве женщины?
Даже маленькие мальчики не избежали нападок со стороны феминисток. В начальной школе вблизи Бостона никто не возражал, когда девочки носили майки с надписью «Девушки правят» или когда они дразнили мальчиков частушкой «Парни мчатся на ракете, стать тупее всех на свете; а девчонки не зева­ют, сразу в колледж поступают». Но когда мальчики надели футболки с надписью «Парни — хорошие» последовал протест. Одна из протестующих учитель­ниц щеголяла значком с надписью «Так много мужчин, так мало интеллигентности».
Женщинам могут сойти с рук любые нападки на мужчин, любые презрительные, злые и издеватель­ские высказывания в их адрес, тогда как у мужчин начинаются неприятности даже из-за самых невин­ных комплиментов. Такое произошло с Сетом Шоу, консультантом начальной школы в Форт-Уорте, штат Техас. Он сказал: «Привет, симпатяга» новень­кой сотруднице и был обвинен в сексуальных домо­гательствах, что кончилось для него отстранением от должности на двадцать дней без сохранения жало­вания.
В статье Лео, напечатанной в «Ю.С. ньюс энд уорлд рипорт» 21 августа 2000 года, утверждается, что положение может стать еще хуже, если до наших бере­гов донесутся призывы заграничных феминисток. Молодые женщины в Швеции, Германии и Австра­лии выдвинули новые требования: они настаивают, чтобы мужчины для мочеиспускания приседали. От­части их требования обусловлены «фактором раз­брызгивания», но решающим соображением оказа­лось то, что мужчины, мочащиеся стоя, воспринимаются этими женщинами в качестве торжествующих тендерных шовинистов с их «непристойным жестом „мачо"», в чем усматривается унижение для жен­щин. Феминистки Стокгольмского университета ве­дут кампанию за изгнание писсуаров с территории кампуса, а в одной шведской начальной школе их уже убрали2. Не знаю, что думаете вы, но если я не предписываю женщинам мочиться стоя, то и они не должны заставлять меня приседать. Суть в том, что нам, мужчинам, нужно стеной встать против этих психованных феминисток, иначе в скором времени нам останется лишь одно: задать им давно заслужен­ную взбучку.
Это слова Уолтера Уильямса, а не мои, но я разделяю его чувства. Пришло время, когда мужчины должны быть мужчинами, — относясь к женщинам со всем ува­жением, заботой и вежливостью; они должны вести се­бя твердо, уверенно и решительно. Некоторые мужчи­ны размякли и ведут себя, как побитые щенки. Другие смело поднимают голос против засилья феминизма, отказываясь бояться адвокатов политической коррект­ности. Кое-кто взбунтовался, отвечая на нападки воз­мущением и негодованием. Некоторые опустились, об­ратившись к алкоголю, наркотикам, разнузданному сексу и другим видам бегства от реальности. Кто-то уклоняется, предавшись бездумью телевидения, про­фессионального спорта и индустрии развлечений. Кое-кто продался, став адвокатом нового самопонима­ния. Некоторые просто исчезают, бросая свои семьи на произвол судьбы. Много, однако, и таких, кто в своей безмятежности словно бы не замечает, что лишился своего законного места в структуре общества. Результа­том является изменение отношения к мужчинам как таковым, со всеми далеко идущими последствиями для будущего семьи.
Я уже слышу, как часть моих читателей восклицает: «Подождите! Вы преувеличиваете. Что такого особенного в невинных шуточках насчет мужчин?». Я соглашусь, что мужчины-то уже достаточно взрослые, чтобы самим о себе позаботиться. Меня больше всего тревожит ныненг дее положение мальчиков с их уязвимостью и впечатли­тельностью, а также то, что с ними сейчас делают. Они, как и их отцы, сегодня стали объектами социального пре­зрения.
С вашего позволения, я подчеркну самой жирной ли­нией следующий тезис: радикальные феминистки и шо­винистки не только говорят нам, что все мужчины дура­ки, они говорят, что и мальчики тоже дураки. Журнали­стка Меган Розенфельд пишет, что наши сыновья оказы­ваются «политически некорректными». «[Они] универ­сальные козлы отпущения, неуклюжие придурки с во­нючими ногами, которые думают только о спорте и озорстве».
Уильям Поллак, психолог из Гарварда, говорит, что женщины считают мальчишек животными, от которых «девочки могут набраться своего рода социальных блох».
Как утверждает Майкл Томпсон, автор книги «Воспи­тывая Каина», многие женщины вопреки всему надеют­ся, что их сыновья окажутся не похожими на своих отцов.
Обозревательница Кэтлин Паркер пишет: «Сегодняш­ние мальчишки растут в необычайно враждебной к ним среде. От них требуют быть сильными, не плакать, быть мужчинами — довольно ироническое оскорбление в культуре, которая девальвирует мужчин вообще и их от­цов. Мальчишек третируют в школе с ее нетерпимостью к типично мальчишескому поведению, им твердят, что они не так хороши, как девочки, а вечно занятые родители предоставляют им искать себе наставников среди сверст­ников, в масс-медиа, в лице суперменов, которые громят все вокруг, чтобы свести счеты с обидчиками».
Никакое обсуждение неравноправия мальчиков не бу­дет полным без упоминания той дискриминации муж­ского пола, которая в настоящее время проявляется в американской общественной системе образования. Уиль­ям Поллак высказался кратко: «Как ни ужасно это зву­чит, но общественные школы с совместной системой обу­чения стали самым враждебным к мальчикам местом на земле. Может быть, наш мир — это по-прежнему мир для мужчин. Но это, безусловно, не мир для мальчишек».
Кристина Хофф Соммерс, самый страстный и дейст­венный защитник наших мальчишек, высказывает те же опасения в своей выдающейся книге «Война против мальчишек: как ложно понятый феминизм вредит на­шим юным мужчинам» (The War against Boys: How Misguided Feminism Is Harming Our Young Men). Как она утверждает, сейчас в Соединенных Штатах малоподхо­дящее время, чтобы родиться мальчиком, в связи с пред­взятым отношением к ним в наших образовательных уч­реждениях3. Манифестом этой враждебности стал неточ­ный и на редкость необъективный доклад, составленный и опубликованный в 1992 году ультралиберальной Аме­риканской ассоциацией университетских женщин (AAUW — American Association of University Women). Он назывался «Как в наших школах обделяют девочек» и повлек за собой долгие годы дискриминации мальчиков. В самом деле, если ваш ребенок сегодня ходит в государ­ственную школу, весьма вероятно, что эта политическая акция все еще влияет на то, что с ним или с ней происхо- дцт в классе. Влияние этой акции на американское обра­зование оказалось чрезвычайно сильным.
В докладе типичный школьный класс описывался как ад для девочек, и утверждалось, что их всячески ставят в самое невыгодное положение. Подчеркивалось, что уче­ниц просто не видят, игнорируют, не уважают, лишают доступа к причитающейся им доле образовательных ре­сурсов. Самой широко распространившейся информаци­ей из доклада стали данные о том, будто бы учителя поз­воляют мальчикам высказываться и активно работать на уроке в восемь раз чаще, чем девочкам; однако, как и ос­тальные выводы доклада, это оказалось полной ерундой. Эти данные основывались на старом исследовательском отчете 1981 года, в котором на самом деле утверждалось, что мальчикам делают замечания в восемь раз чаще, чем девочкам, и что, по мнению трех четвертей и мальчиков, и девочек, учителя чаще хвалят девочек, считают их ум­нее и уделяют им больше внимания2. Такие же беспардонные искажения прослеживаются во всем докладе.
Хотя этот доклад в широких кругах профессионалов к настоящему времени считается тем, что он собой и пред­ставляет, — вульгарной попыткой оттянуть образова­тельные ресурсы от мальчиков и представить девочек в виде несчастных жертв, — свое вредное дело он сделал. Произошло несправедливое распределение образователь­ных ресурсов между учениками и ученицами, которое со­храняется и по сей день.
Несмотря на все свои изъяны, доклад вызвал у общественности бурный отклик. Буря пронеслась по Департаменту образования, Национальной педагогической ассоциации, университетам и местным школьным округам. Масс-медиа (в том числе «Опра» и программы утрец. них новостей) подали публике выводы доклада в виде евангельских истин. Газета «Нью-Йорк тайме» написа­ла, что доклад повлек за собой период «общенациональ- I ной переоценки ценностей» в связи с теми проблемами, с которыми девочки сталкиваются в школе1. Затем заше­велился конгресс США. Боже нас упаси, чтобы конгресс занимался системой образования. В 1994 году при актив­ном лоббировании со стороны ААПУУ и Национальной организации женщин конгресс принял чреватый серьез­ными последствиями билль под названием «Акт о тендер­ном равноправии в образовании», согласно которому сот­ни миллионов долларов ежегодно выделялись на про­граммы, предназначенные для восстановления справед­ливости в отношении девочек. Предусматривалось созда­ние сугубо женских школ в Гарлеме и других местах, а также средства на «перепрограммирование» учителей, являющихся «подсознательными сексистами». Это вы­ражение употребляется применительно ко всем, кто счи­тает, что в мальчиках тоже есть искра Божья. Законопро­ект благополучно прошел через конгресс, потому что ма­ло кто из политиков осмелился голосовать против «ра­венства». Это дало феминисткам деньги, власть и необхо­димый им доступ к рычагам управления американскими школами. Вскоре дискриминация мальчиков сделалась составной частью национальной политики.
После необъективного доклада многочис­ленные федеральные программы в пользу девочек хлынули рекой. Например, Национальный научный фонд потратил 9 миллионов долларов на программу по стимулированию у девочек интереса к науке. Это хо­рошая идея, которая реализуется и в настоящее время. К сожалению, не появилось никаких аналогичных инициатив по привлечению мальчиков к книжному знанию. Еще одну федеральную программу под назва­нием «Девичья власть!» проталкивала бывшая тогда Секретарем по здравоохранению и человеческим ресур­сам Донна Шалала. Она сказала: «Мы надеемся вклю­чить в нее девушек, находящихся в этом ключевом пе­реходном возрасте, когда формируется система ценно­стей и приоритеты». И опять же, это прекрасная цель. Но где аналогичные программы для мальчиков? Их просто не существует!
В итоге это невнимание к мальчикам уже привело к предсказуемым результатам. Девочки сократили отрыв от мальчиков, ведь в классах, специализирующихся на математике и естественных науках, их уже больше, чем мальчиков. Это были последние бастионы мужского пре­восходства в науках, обусловленного врожденными осо­бенностями мужского склада ума. Даже это физиологи­ческое преимущество бессильно против «форы» в системе общественного образования.
Предвзятость по отношению к мужчинам имеет и мно­го других последствий. Даже самая мощная из финанси­руемых частным образом организаций «Бойскауты Аме­рики» подверглась изнурительной осаде со стороны акти­вистов гомосексуальности. Как мы уже отмечали, неко­торые подразделения «Юнайтед вей» отказываются фи­нансировать «Бойскаутов», а управление школьного ок­руга города Нью-Йорка объявило работникам школ, что им больше не разрешается делать личные пожертвова­ния в пользу этой организации. Что за безобразие! «Бой­скауты Америки» дают возможность получить хорошую жизненную закалку и увидеть достойные подражания примеры ролевого поведения детям из гетто, из непол­ных семей и миллионам самых обычных мальчишек. Не было другой такой уважаемой и эффективной организа­ции для будущих мужчин, как «Бойскауты», и все же она подверглась безжалостной травле только из-за того, что ее руководители сочли за благо не допускать заведо­мых агитаторов гомосексуализма в свою программу. По оценкам администрации «Герлскаутов», каждая третья их штатная сотрудница — лесбиянка3. Мужчины-гомосе- ксуалисты хотели бы внедриться в ряды бойскаутов в та­кой же пропорции.
Мальчишек обложили практически по всему фронту, потому что на них ополчилась сама система! Удивительно ли, что они сегодня в таком смятении?
А что насчет частных инициатив, таких как хваленая «Покажем нашим дочерям, где мы работаем»? Объясни­те мне, почему нам не нужно однажды взять с собой на работу наших сыновей? Можете ли вы придумать разум­ную причину для того, чтобы оставлять сыновей дома каждый год 22 апреля, в то время как их сестры отправ­ляются на экскурсию по офису или заводу? Разве не бы­ло бы разумнее и гораздо справедливее предложить, что­бы родители иногда брали с собой на работу сыновей вместе с дочерьми? Но кто возьмется отстаивать такие эгалитарные идеи? У мальчишек слишком мало заступ­ников в правительстве, масс-медиа и системе образова­ния, чтобы кто-то смог стать выразителем их нужд. Это несправедливость и дискриминация. Предоставление нрав и привилегий по признаку пола — это игра с нуле­вой суммой выигрышей и проигрышей. Когда культура безгранично благоволит к одному из полов, другой прос­то обречен на проигрыш. Догадываетесь, кому достают­ся лишь объедки?
В британских школах, в отличие от американской сис­темы образования, несколько лет назад признали, что у мальчиков заметно хуже академическая успеваемость, и существует опасность пополнения «низших слоев населе­ния, состоящих из вечно безработных, не имеющих про­фессии людей». По словам профессора Соммерса, «бри­танское правительство отреагировало созданием весьма эффективной упрощенной базовой программы в началь­ных школах, прямая цель которой — помочь мальчикам догнать в учебе девочек. Британцы также эксперименти­руют с чисто мужскими классами в общественных шко­лах совместной системы обучения. Они снова допускают „гендерные стереотипы" в учебные материалы: выясни­лось, что мальчики любят и охотно читают приключенче­ские книжки с мужскими персонажами. Вернулась воен­ная поэзия. Как и школьное соревнование в учебе. В про­тивоположность этому, наше федеральное правительство и власти штатов остаются глухи к проблемам наших мальчиков». Это национальная трагедия.
В США предвзятость по отношению к мальчикам не только влияет на базовую программу обучения; она также проявляется в виде враждебности ко всему муж­скому. Как пишет Майкл Томпсон, «энергичные маль­чики могут подвергнуться наказанию просто за то, что ведут себя естественно». Томас Совелл, уважаемый профессор экономики из Стэнфордского университета, выражает аналогичные опасения в связи с непрекра­щающимися стараниями перекроить мальчиков. Он пишет:
Существуют неизвестные большинству родителей программы, финансируемые федеральным прави­тельством и предназначенные для того, чтобы оту­чить мальчиков вести себя так, как они всегда себя ве­ли раньше. Действия тех, кто избрал для себя роль преобразователей природы мальчишек, варьируют от запрета бегать и прыгать на перемене до предписания носить платья и прикидываться девочками или жен­щинами во время занятий. Какой бы конкретный на­бор подобных мер ни применялся в данной школе, он сопровождается огневым валом пропаганды, состря­панной для общенационального употребления ради­кальными феминистками с благословения — и при финансовой поддержке — Департамента образования США. Люди, которые этим занимаются, видят свое предназначение в том, чтобы превратить ваших сы­новей в таких людей, какими их хотели бы видеть они, — а не таких, какими их хотели бы видеть вы. Мальчики в начальной школе, и даже в детском саду, подвергаются наказаниям за политическую некор­ректность по отношению к девочкам. Прискорбно, но радикальные феминистки — лишь часть множества безответственных фанатиков, превращающих наши школы в центры идеологической обработки, вместо таких учреждений, где детишки могли бы научиться элементарной грамоте. Одна из причин чрезвычайно слабых успехов американских детей на международ­ных конкурсах по учебным дисциплинам заключает­ся в том, что наши школы захвачены политически корректными социальными крестоносцами.
То, о чем говорят нам доктор Совелл и другие, лучше все­го можно проиллюстрировать историей маленького Джо­натана Преветта, шестилетнего светловолосого мальчика в очках из Юго-Западной начальной школы в Лексингто­не, штат Северная Каролина. Однажды на игровой пло­щадке он шутливо приобнял маленькую девочку и чмок­нул ее в щеку (ах!). Учительница заметила непристойное поведение и срочно сообщила директору. Озадаченный Джонатан, который говорил, что девочка сама просила его поцеловать ее, был обвинен в «сексуальных домога­тельствах» и без долгих слов исключен из школы. Этот паренек, только что из детского сада, ненароком осквер­нил одну из либеральных догм и дорого за это заплатил.
Джейн Мартин, представительница школьного окру­га, сказала с убежденностью: «Когда шестилетний целу­ет шестилетнюю — это неприемлемое поведение. Неже­лательное нежелательно в любом возрасте».
Этот случай был бы комичным, не будь он таким аб­сурдным. Он показывает, до чего нас довели за последние годы федеральное правительство, суды и радикальные феминистки. В самом деле, 24 мая 1999 года Верховный суд США опубликовал достойное сожаления решение о том, что на местные школьные округа может быть возло­жена ответственность в тех случаях, когда педагоги не ре­агируют на жалобы учащихся по поводу сексуальных до­могательств3. С этого момента шуточки и заигрывания между мальчиками и девочками, продолжавшиеся с на­чала существования рода человеческого, стали юридиче­скими действиями, подлежащими рассмотрению в суде. За легкомысленную шутку или замечание, если на них немедленно не отреагирует учитель, школу могут притя­нуть к ответу. Полноте, неужели те пять законников, благодаря которым на нас свалилось это постановление, действительно были серьезны? Тогда, что за странную этику мы создали!
Практически одновременно с фривольным поступком Джонатана президент США подвергся обвинению в сек­суальном принуждении по отношению к нескольким женщинам, и одна из них даже получила чуть ли не мил­лион долларов компенсации. Разве не любопытно, что американский народ, зная об этих и других, тоже связан­ных с сексуальной распущенностью обвинениях, подав­ляющим большинством голосов переизбрал Билла Клин­тона на второй срок, потому что он «хорошо делал свое де­ло», а первоклашку, даже не знающего слова «домога­тельство», исключили из школы за проявление детской симпатии к однокласснице?
По словам обозревательницы Линды Чавез, начальные школы стали новым фронтиром, где взрослые пытаются переиначить мышление и поведение детей, особенно мальчишек. Она пишет: «Может быть, неприятности Джонатана Преветта на этом кончились, но ненадолго. Если федералы в союзе с феминистками своего добьются, всех американских мальчишек и девчонок научат, что флирт — преступление, и даже за восхищенный взгляд» не то что за поцелуй, можно попасть под суд.
Таким образом, то, что произошло с маленьким Джонатаном Преветтом, есть прямое следствие разгула ле- вацкой идеологии, в приступе амока обрушившейся на некоторые наши школы. Для шестилетнего ребенка про­являть свои чувства к тем, кто ему симпатичен, так же ес­тественно, как ловить лягушек или играть в мяч. У худо­жника Нормана Рокуэлла (американский иллюстратор, 1894 — 1978 гг. — Примеч. пер.) подобные сценки стали типичным сю