Будто какой-нибудь я новосёл, чужеземец презренный.

Как видно, именно за это он гневается» [II, 1378b 28-35] ¹⁴.

Аристотель цитирует как раз ответ Ахилла посланным для примирения ахейским вождям из девятой песни. Честь, таким образом, оказывается выше всех предлагаемых даров. Осознание этой ценности и становится конфликтообразующим моментом, особенность которого в том, что Ахилл вовсе не собирается отрицать ценности традиционные – он в первой песни не только говорит о необходимости подчиняться воле богов, но и выступает на защиту народа.

***

Защиту чести, конечно, нельзя считать ни капризом, ни проявлением стихийности. Но культура, опирающаяся на христианскую ментальность, с неодобрением смотрит на предмет, обладание которым якобы сливается для Ахилла с представлением о чести – пленницу Брисеиду. При этом игнорируется начальная стадия зарождения конфликта. А ведь Хрисеида и Брисеида – фигуры, которые скорее оформляют конфликт, чем его образуют. " Илиада" начинается с катастрофичной ситуации: речь идёт о гибели ахейцев от чумы в результате гнева бога Аполлона, чей жрец Хрис оскорблён Агамемноном, отказавшимся вернуть за выкуп, пусть самый драгоценный, пленную дочь Хриса. Разгневанный Аполлон насылает на всё ахейское войско эпидемию смертельной болезни. И только один Ахилл решается потребовать от верховного вождя умилостивить грозного бога через его жреца и тем спасти своё воинство. В результате взбешённый Агамемнон, не смеющий перед лицом всех ахейцев сказать, что дорожит своей пленницей больше, чем их жизнями, и вынужденный поэтому отпустить Хрисеиду к отцу, осыпает Ахилла оскорблениями и в отместку отнимает у него Брисеиду. Как видим, герой страдает, потому что проявил заботу об общем благе. Аристотель это понимал.

А из греков за Ахилла заступился только горбатый аутсайдер Терсит. Все ахейцы смеются над Терситом, над его уродством и неудачей, а оскорбляют, пусть косвенно, Ахилла – неужели забыли и об его благодеянии, и об его обиде? Поэт оставляет этот эпизод, как и все остальные, без комментариев. Но когда Гомер в списке кораблей подчёркивает отсутствие Ахилла, он, несомненно, обращает внимание читателей и слушателей на то, что конфликт с Агамемноном касается не только их двоих, но и всего греческого войска, а также системы ценностей, выработанных античной культурой. Выразителем и носителем этих ценностей выступает Ахилл, что и делает его подлинно народным героем.

Среди ценностей ахейского мира уже сформировалось представление о важности не только личной /77/ чести, но и организованности, единоначалия. Несомненно, Ахилл это знает, - иначе в конце ссоры, убрав в ножны меч и не бросившись на Агамемнона, не произнёс бы слов о необходимости покоряться воле богов ¹⁵. Утверждается эта ценность и в сцене с Терситом, - там реакция Одиссея и ахейцев направлена не на смысл его обличения, а на недопустимость критики царя рядовым воином.

Список кораблей позволяет увидеть смысловые акценты, относящиеся к характеристике общей массы. Она тоже оказывается носительницей двух противоположных свойств – и бурно стихийной общности людей, и структурно организованной. Н. Н. Казанский исследовал трансформацию образа ахейского воинства в начале поэмы: «… есть основания говорить о композиционной идее, основанной на языковой метафоре: социальный порядок приходит на смену бурным разногласиям, бурные споры (народ, шумящий как море) сменяются строгим порядком каталога кораблей. < …> Перечень кораблей нужен певцу как картина стройности ахейской организации, как противовес бурным спорам, предшествующим его появлению в тексте» [14].

Но Ахилл не является антагонистом этого организационного начала. В списке кораблей подчёркнуто не только величие Ахилла-воина, но и значение Ахилла-военачальника. Дважды упоминаются рати, потерявшие предводителей: уже погиб Протесилай и его заменил брат; на острове Лемносе оставлен Филоктет, страдающий от незаживающей раны. В обоих случаях находим похожие формулировки: «Рать не нуждалась в вожде, но о нём воздыхали о храбром» [II, 709], «Рать не была без вождя, но желала вождя Филоктета» [II, 726]. В третий раз Гомер употребляет близкое выражение, завершая список кораблей упоминанием бездействия Ахилла и его воинов: «… они, предводителя храброго алча, / Праздные, с края на край по широкому стану бродили» [II, 778-779]. Разница в том, что мирмидоняне не только грустят о вожде – они-то как раз остались без вождя. То есть список кораблей начинается с описания гордого верховного военачальника Агамемнона, а заканчивается сообщением, что рать осталась без вождя, и хотя формально речь идёт о мирмидонцах, можно понять, что касается это и всего греческого войска. Таким образом, подчёркнута актуальность конфликта и значимость этого массового персонажа – всех ахейских воинов.

***

Поэтому необходимо взглянуть на список кораблей как не только перечисление, но и изображение непосредственно действующих лиц, этого самого народа. Перечень кораблей в таком случае можно рассмотреть в его двуедином значении: он состоит из множества частей, но в то же время представляет целостное явление. В таком случае нам будут важны и интересны не отдельные характеристики, а их взаимосвязь и совокупность.

Искусство Гомера-повествователя непринуждённо и свободно перемещает внимание с объекта на объект. Он перечисляет места, откуда прибыли воины, – многочисленные края, острова, населённые пункты, рядом с которыми упоминаются то реки, то берега, стадам голубиным любезные, то нивы или пастбища, иногда заветная роща, иногда местное предание, иногда общегреческий миф и герой – это создаёт впечатление пестроты, богатства, многообразия. При этом общим является положительный смысл всех прилагаемых эпитетов: нивы тучные, луга многотравные, цветущие, на которых пасутся стада среброрунные, долины весёлые, города крепкостенные, велелепные, устроением пышные, с высокими стенами. Эти упоминания беглы, кратки, но всегда выражают восхищение и любовь. Матерь-земля священна вся, и её отдельные части священны и прекрасны каждая по-своему. Упоминания о Нерете трепетолистом, о граде белокаменном Ликасте, о Пенее сребристопучинном, о стадами богатой Орхомене создают не только образ земли людей, но и образ её восприятия. Любовь к ней равна любви к жизни и рождает пафос и эстетику называния, характерные для гомеровского стиля. Люди, приплывшие из всех этих мест, имеют свои священные предания, существуют не только в пространстве, но и во времени, двигаются, дышат, волнуются, как море, – вообще живут и непостижимым образом во имя жизни собираются идти на смерть ¹⁶.

Перечисление ахейских вождей и их кораблей и воинов совершается в мажорном тоне: для эпохи Гомера воинственность и любовь к жизни – почти синонимы. Отметим, что для поэта разница всё же существует. Для него изначально важен вопрос о том, во имя чего проявляется воинственность. Когда в песни первой Агамемнон осыпает оскорблениями Ахилла, он, обвиняет его в кровожадности: «Только тебе и приятны вражда, да раздоры, да битвы. / Храбростью ты знаменит, но она дарование бога» [I, 177-178]. Но тогда же это обвинение опровергается сценой, в которой Ахилл решает отказаться от нападения на Агамемнона и возвращает свой меч в ножны. И в перечне кораблей кровожадность не упоминается среди качеств, присущих ахейцам. Губительность их действий для врагов – результат проявлений воинской доблести.

Воинственность греки связывали с именем Ареса. Существует версия о происхождении мифа об Ахилле из культа одного из вариантов этого божества [23]. Если во времена Гомера память об этой связи и сохранялась, то любопытно, что он ни разу не упоминает о ней, зато в списке кораблей с именем Ареса связывает совсем иных героев: его прямыми потомками названы Аскалаф и Иялмен [II, 512], Элефенор [II, 540], Подаркес [II, 704], Леонтей [II, 745-746]. Кроме того, некоторые герои уподоблены этому богу: Агамемнон [II, 479], Мегес Филид [II, 627], Мерион [II, 651]. Даже лучшие в ахейском войске кобылицы Эвмела Феретиада названы разносящими «в сражениях ужас Арея» [II, 767].

Однако из перечисленных вождей заметную роль играет лишь Агамемнон. Да и сам Арес, как известно, у Гомера любовью не пользовался - поэт утверждал, что даже Зевс с отвращением относится к кровожадному сыну, и позволял себе с удовольствием живописать посрамление божества - его ранение от руки Диомеда. Вольно или невольно он отводил от Ахилла эту близость, которая могла бы так соблазнительно просто объяснить все последующие неистовства Ахилла (вселился бог в человека)? Герой, воплощающий во /78/ инскую доблесть, отстранён от бога войны. Видимо, это существенно для утверждения его человеческой сущности. В списке же кораблей воинственность ахейцев не может не прославляться на все лады, и здесь фольклорные традиции остаются неприкосновенными. Отсюда - обилие упоминаний имени Ареса в списке кораблей.

Впрочем, это отнюдь не главный способ изображения воинственности – она предстаёт как вполне человеческое качество. Даже для рядовых воинов, дома у себя землю пахавших [II, 504, 608, 716], ничуть не странно быть искусными в битвах [II, 612, 720]. Вожди выделяются не только славными предками, среди которых оказываются иногда и бессмертные боги, или сами именуются богоподобными (эти традиционные хвалы не обязательно выводят такого персонажа на центральные позиции), но и организаторскими способностями, умением предводительствовать. Особо подчёркиваются самые сильные стороны героев: Менесфей Петеид и Нестор лучше всех умеют использовать в битвах одновременно конных и пеших ратников; Идоменей – знаменитый копейщик, Филоктет – стрелец превосходный; Подалир и Махаон, сыновья Асклепия, – не только предводители ратников, но и врачеватели данайцев; Одиссей советами равен Зевесу и т. д. Только Аякс Теламонид, Диомед и Ахилл не получают такой уточняющей характеристики – настолько они знамениты. Если же кто-либо не столь могуществен, как другие, Гомер находит иные поводы для похвалы. Так, быстроногий Аякс уступал в росте и силе Аяксу Теламониду, но зато «был копьеметец отличный меж эллинов всех и данаев» [II, 530]. Нетрепетность духа, готовность сокрушать врагов подчёркиваются постоянно. Это свойства всеобщие. Преобладающая черта, таким образом, – воинская доблесть.

При всём разнообразии ракурсов изображения Гомер избегает характеризовать героев с точки зрения мотивировки участия. Это обращает наше внимание на тех троих, которые составляют исключение. Первый - Агамемнон, для которого война – источник гордости могуществом и саном предводителя [II, 580-581]. Затем - Менелай, который «пылал, как никто из ахеян, / Страшно отмстить за печаль и за стон похищённой Елены» [II, 589-590]. Мотивировка Менелая принадлежит именно ему, но одновременно распространяется на всё ахейское войско. Представляется важным, что эта мотивировка – восстановление справедливости. Воинская доблесть, таким образом, поставлена на службу бесспорной ценности. И, наконец, Ахилл – но в списке кораблей, как мы помним, подчёркнуто его неучастие в общем построении. Однако здесь мотивировка неучастия позволяет определить важные черты прежнего участия:

В стане, при чёрных судах, возлежал Ахиллес быстроногий,

Гневный за дочь Брисееву, пышноволосую деву,

Деву, которую взял, по жестоких трудах, из Лирнесса,

Самый Лирнесс разгромя и высокие фивские стены,

Где и Эвена сынов, копьеборцев, гибельных в битвах,