сторожей и т.д., начислить на ихобщий заработок церковный налог и при

этом взять также за два предшествующих года. Мой общий заработок по двум должностям был равен 120 рублям. В год, стало быть, 1440 рублей. Даже если весь его отдать, то и тогда сумма налога не была бы покрыта. Я не знаю другого церковнослужителя, кому был бы также предъявлен такой же налог. Из этого я делаю вывод, что здесь сработал владимирский КГБ, поставивший себе целью, во что бы то ни стало выжить меня из церкви. Дальнейшие происки КГБ подтвердили эту мою догадку.

Я обратился к старосте. Эту должность тогда исполняла Симохина Полина Васильевна. Это была мудрая женщина из простонародья, каких всегда было немало на Руси, верующая, вполне церковная, хотя и ей порой приходилось гнуться под давлением КГБ. Так, например, она однажды дала мне какой-то нелепый текст и попросила отпечатать его на моей машинке. На ухо шепнула: " Это задание КГБ". Я выполнил её просьбу и передал ей отпечатанный текст. Мне было ясно, что чекистам нужен был образец печати моей машинки. На мою просьбу Полина Васильевна откликнулась и советом, и делом: помогла мне выплатить налог и посоветовала отказаться от зарплаты за пение, которое считалось участием в богослужении и явилось причиной церковного налога. " Я дам тебе ещё должность сторожа - это семьдесят рублей в месяц, итого сто тридцать. Налог обычный, как с рабочего. Весь труд твой будет заключаться лишь в том, чтобы вечером включать фонари на стенах церкви, а утром их выключать. Храм стоит пятьсот лет и никто никогда на него не покушался". Я согласился с её предложением, успокоив себя ещё и тем, что во всех жилых помещениях монастыря живут советские граждане, работают в дневную и ночную смену, хождение по территории монастыря днём и ночью беспрерывное.

В общем-то, Полина Васильевна была права: никто бы и впредь никогда не покусился на Александровскую святыню, если бы... К сожалению, в советской действительности был фактор, который в любой момент мог нарушить привычное течение жизни. Этот фактор - КГБ.

Однажды рано утром ко мне кто-то прибежал и резко постучал в дверь:

- Иван Васильевич, церковь ограбили!!!

Я тотчас вскочил, потрясённый этой новостью, и бегом помчался в монастырь. V входа в церковь толпился народ, её долго не открывали. V одного из окон, выходящих на Распятскую церковь, топтались трое мужчин - служащие милиции. В нижней части окна зияла огромная дыра, внизу у стены валялась лестница. Мне бросилась в глаза некоторая несоразмерность. Окно было на втором этаже, а лестница столь короткая, что если подставить её к стеке и встать на самую верхнюю ступеньку, то можно лишь с трудом дотянуться до нижнего обреза окна. " Что-то здесь не то! " - мелькнуло у меня в голове.

Я подошёл к толпе у входа. Слышался лёгкий ропот. Наконец появился кочегар церковной котельной Сашка. Позвякивая огромными соборными ключами, он приблизился кдвери и отпер внутренний -замок. Народ хлынул внутрь церкви. Вошёл и я. Подойдя к взломанному окну, я испытал нечтовроде озарения. Стоп! Да ведь взлом-то совершён не снаружи, что абсолютно невозможно, а изнутри! Подоконник на уровне груди - обопрись локтями и спокойненько выпиливай железные переплёты решётки. Внешняя рамаделает твою работу невидимой для прохожих. Мысль работает далее: да ведь и окно-то взломано лишь для отвода глаз. И тут же вопрос: " А почемув эту ночь ключи оказались в руках кочегара Сашки? " Они всегда хранились у сторожихи Александры Александровны, пожилой, но ещё нестарой женщины, жившей тут же на территории монастыря в деревянном доме у Распятской церкви (ныне снесена). Выкрадено четыре иконы из алтаря. Почему так мало? Настоящие воры прихватили бы по крайней мере десятка полтора. И какой дурак будет вытаскивать или выбрасывать иконы через пролом в окне? Их вынесли через дверь.

Вся схема, план и реализация дела стали для меня предельно ясны. Подлинные взломщики и грабители сидят в здании КГБ. Староста Бачурина Зоя Сергеевна велит сторожихе Александре Александровне выдать ключи на эту ночь кочегару Сашке - реальному исполнителю всей акции. Сторожиха будет подстраховывать его, прохаживаясь вдоль стен собора. Тут же, по дорожкам, под видом жильцов посёлка Заря (так назывался в это время монастырь и его " насельники"), прохаживаются два-три переодетых агента КГБ - на случай непредвиденных обстоятельств, ведь свидетелями грабежа могут оказаться случайные прохожие, которые не все и не всегда бывают равнодушными.

У меня не оставалось сомнений, что всё это - работа КГБ и что эта грубая и примитивная акция направлена против меня. Не удалось удушить и выжить меня из церкви путём безумного налога, в чекистской кухне мерзостей изобрели другое средство. Не случайно выбрана и ночь моего дежурства. Было предельно ясно, что спокойно жить и работать в церкви чекисты мне на дадут. Я тут же подал Бачуриной заявление об увольнении меня с работы по должностям дворника и сторожа. За мной оставалось лишь пение в правом хоре.

В то же утро я отнёс заявление в следственный отдел милиции, в котором дал чёткую раскладку совершённого преступления. Следователь-женщина внимательно прочитала его и пообешала вызвать меня для подробного допроса. Но... не вызвала. Не были вызваны для допроса никто из духовенства, никто из церковнослужителей. Все притихли н затаились. Даже у рядовых прихожан не возникало сомнений, что ограбление церкви -работа КГБ, -той страшной организации, с которой " лучше не связываться".

I lpouuio двадцать лет (1977- 1998). Вступила в свои права и утвердилась " перестройка". В надежде, что укрепился также и нормальный правопорядок, я подал заявление в милицию с предложением раселедоват_D дело об ограблении Троицкого собора в 1977 году. За дело взялся молодой следователь Скачков Роман Валерьевич. Он произвёл на меня благоприятное впечатление: умный, образованный, хорошо воспитанный, не тронутый коррупцией милицейских чинов. " Наконец-то мы этих жуликов выведем на чистую воду", —подумалось мне. Все " жулики" ещё были живы и здоровы, кроме кочегара Сашки, который спился и распрощался с жизнью. Скачков допросил Бачурину и бывшего заместителя начальника Александровского КГБ Бабуркина. Мне он передал лишь слова Бабуркина: " Все они там были". То есть все упомянутые мною лица, причастные к ограблению, были завербованными секретными сотрудниками КГБ.

- Но что же конкретно показали Бачурина и Бабуркин? - настаивал я.

- Это секретные оперативные данные, я не имею права вам их раскрывать, - ответил он мне.

- Ну, хорошо, дайте мне письменный ответ.

Для меня не было секретом, что юный и способный следователь милиции Скачков отступает под давлением сильнейших. А что ему остаётся делать? Или подчиняйся разложенцам, или вылетай из " органов". В письменном ответе он сообщил: " Не обнаружено следов преступления". А разве взломанная железная решётка и куски современной ребристой арматуры, приваренные электросваркой, не " следы"? На моё заявление в прокуратуру городской прокурор Шайкин А.И. ответил: " Для возбуждения уголовного дела по факту ограбления Троицкого собора оснований не усматривается ввиду отсутствия признаков преступления". То есть " следы" есть, а ''признаков" нет.

23 сентября 1998 года местная газета " Голос труда" опубликовала мою статью " Тайна" ограбления храма". Слово " тайна" редактор Алёшин Валерий Яковлевич взял в кавычки, потому что, собственно, никакой тайны в этом деле нет и не было: КГБ действовал нагло и бесцеремонно в расчёте на то, что любая попытка расследования будет задушена в зародыше. В статье я открытым текстом назвал по именам всех участников и закулисных вдохновителей преступления. Никто не смутился и не возмутился - все проглотили пилюлю. Лишь начальник милиции Морозов, с самого начала сделавший всё, чтобы сорвать расследование дела, пробурчал по телефону в редакцию: " Не надо было печатать этот материал".

Подавать жалобу в более высокие инстанции я не стал. По опыту я уже знал, что местные мафиозники действуют столь нагло лишь потому, что им обеспечено прикрытие " сверху": мафиозные нити ведут в область, а отгула в Москву. Моя вторая статья под заголовком " Саботаж" была редактором

Алёшиным отклонена. Опубликовать её - значило бы вступить в открытую схватку с должностным преступным миром во главе с КГБ. На это у редактора духу не хватило. Отказался поддержать меня в этой борьбе и председатель Городского совета народных депутатов Комов А.И.. Я не отступил и не сдался, но понял, что продолжать борьбу в этих условиях и без действенной поддержки невозможно.

Уйдя из церкви, я поступил на работу кочегаром и котельную железнодорожной бани. Кочегарство мне было уже знакомо - вскоре после освобождения некоторое время я кочегарил в жилых домах Александровского радиозавода. В котельной бани на паровом котле я проработал несколько лет до выхода на пенсию.

Таковы вкратце этапы моей послелагерной жизни за тридцатилетний период. Ую была жизнь внешняя, видимая для постороннего взгляда. А ещё была жюнь внутренняя, духовная, незримая. Была также деятельность тайная, нелегальная или полулегальная. В сфере духовно-философской я много размышлял о причинах русской катастрофы, много читал относящейся к этой теме исторической и религиозной литературы - православной и " инословной". Предметом моего пристального внимания и тщательного исследования помимо христианской стали также и другие религии: мусульманство, буддизм, индуизм. В конце концов мне открылись многие тайны сил " небесных, земных и преисподних". Я пришел к твёрдому выводу, что причина нашей—русской—трагедии в том, что наши предки отвергли своих родных - русских - богов и поклонились богам чужим - иудейским. А каким богам поклонишься, таких и господ получишь. И мы их получили: чуждых, враждебных, лживых, изуверски жестоких.

В этот тридцатилетний период я не сидел сложа руки и не ждал, когда придет какой-то " дядя" и просветит нас, и наставит на путь истины. Я делал всё возможное с использованием всех доступных средств для просвещения русских людей. Уж не говорю " народа", ибо обращаться к народу было абсолютно невозможно, а хотя бы отдельных людей, чтобы не умерло знание

и сознание Истины, чтобы во мраке тоталитаризма не погасла свеча надежды. Помимо устной проповеди я участвовал в выпуске - коллективном и индивидуальном -самиздатскихматериалов. Я поддерживал самиздатский журнал " Вече", выпускавшийся Светланой Мельниковой, и был редактором его 10-го и последнего номера, когаа сапог КГБ наступил на горло Самиздата. Моя редакторская статья в 10-м номере была озаглавлена: " Служить России

- значит нести её крест". На свои скромные средства я выпускал в Самиздате небольшие по объёму произведения русских национально мыслящих авторов. Так, например, мною были отпечатаны, ксерокопированы и распространены работы: " Штемпелёванная культура" Андрея Белого, " Памятка русскому человеку" Ушкуйника, " Катехизис еврея в СССР", " Русофобия" Шафаревича. Наконец, я написал книгу мемуаров " На перепутьях России", которая попала в КГБ и сильно осложнила мне жизнь. Здесь КГБ ловко использовал своих стукачей-сексотов супругов Прозоровых, Юрия Леонидовича и Фаину Петровну, которые по заданию КГБ разыгрывали в течение нескольких лет моих друзей. Многократно и настойчиво КГБ предлагал мне стать их сексотом. " Не станешь нашим секретным сотрудником, не вылезешь из кочегаров", - так говорил мне начальник КГБ Цыбульник. На что я ему возразил: " Кочегаром буду, сексотом

- нет! " Бесовская сила исходила злобой и ненавистью. Поколебать же меня в моих убеждениях им не удалось ни на одно мгновение.

Опыт моей жизни говорил: в схватке с бесами не может быть ни компромиссов, ни отступлений. Встал и иди, пока не упадёшь мёртвым.

Но душа останется живой, неиспорченной и праведной.

Только в самой жёсткой и бескомпромиссной борьбе русский народ сможет поломать хребет вражеской антирусской власти и выйти на путь национального процветания.

Да помогут русскому народу Великие Русские Боги!

И.В.ОВЧИННИКОВ.

Октябрь 1999 года, г. Александров.