Эдвард Каллен 2 страница. - Ты - красавица, - искренне сказала Изабелла

- Ты - красавица, - искренне сказала Изабелла. - Ты вся светишься.

- Спасибо, - улыбнулась Розали. – Хотя на самом деле кажусь себе жирной свинкой.

- Это странно? - нерешительно спросила Изабелла. – Мне еще никогда не приходилось разговаривать с беременной. Странное ощущение, что у тебя внутри шевелится крошечный человечек?

- Да, немного, - ответила та. – Такое чувство, будто мое тело кем-то занято, и больше мне не принадлежит.

- Когда я смотрела фильмы ужасов, мне всегда было интересно, каково это – когда пришельцы овладевают чужим телом, - сказала Изабелла. – Ну знаете, как " Вторжение похитителей тел".

Розали засмеялась.

- Ну, это не совсем так, но похоже, - ответила она. - Приятно, однако, чувствовать толчки ребенка.

- А ты хочешь детей, Изабелла? – спросила Эсме.

Я напрягся, испугавшись ее проклятого ответа, а Изабелла на краткий миг замерла и тут же убрала руку с живота Розали. Мы уже говорили об этом раньше, и я пообещал ей, что у нее будет большая семья и так много детей, сколько ей, на хер, захочется. Это было до того, что произошло, еще когда я был наивным и думал, что мы выберемся из всего невредимыми.

Я не знал, что она чувствует, и захочет ли она теперь пройти через это дерьмо со мной. Я понимал, что забегаю вперед, учитывая, что до сих пор не смог подойти к ней и обнять, но ничего не мог с собой поделать. Она могла запросто встать и уйти в любую долбаную секунду, ни разу не оглянувшись, но так же она вполне может и остаться.

И что тогда?

- Хотела, - ответила она после паузы. – И не совсем уверена, что хочу сейчас. Я хочу сказать, что очень много детей нуждаются в обретении дома и семьи.

- Знаешь, мы с Алеком подумывали об усыновлении, - сказала Эсме. - Это такой самоотверженный поступок. Я всегда уважала Элизабет и брата за решение взять к себе Эмметта. В нашем мире придают слишком много значения происхождению, и очень многие знакомые нам семьи никогда не отважатся на усыновление именно по этой причине, но сама я считаю, что это замечательно.

- Вы с Алеком подумывали о том, чтобы взять приемного ребенка? – спросила Розали чертовски удивленным голосом, примерно так же чувствовал себя и я.

Алек станет отцом? Это не укладывалось у меня в голове. Он был слишком черствым для этого. Когда я был ребенком, то от страха чуть не обделывал штаны, даже если он просто входил в комнату, в которой был я. Я не мог себе представить, как можно жить с таким ублюдком.

- Да, было дело.

- А вы когда-нибудь планировали завести своих детей? – спросила Изабелла.

Эсме пожала плечами.

– Хотела, когда была моложе, как и большинство девочек, я полагаю. Но и всегда знала, что Алек не хочет детей, так что я на этом не зацикливалась. Мой муж, да благословенно будет его сердце, в глубине души хороший человек, но он воспитан не в самой любящей семье. И сказал, что не хочет проклясть ребенка своим ДНК, что показалось мне безумием, но я уважаю его решение, - она замолчала, вздохнув. - Он твердо верит, что мир, которому он принадлежит, неподходящее место для ребенка, - сказала она, ошарашив меня тем, что только что произнесла вслух мои же гребаные мысли. – Однако спустя годы он смягчился и немного изменил свою точку зрения. Вот почему мы уже некоторое время рассматриваем возможность усыновления, но теперь я уверена, что наш корабль ушел и уже слишком поздно.

- Для этого никогда не бывает слишком поздно, - тихо молвила Изабелла. - Вы стали бы прекрасной матерью. Если вы когда-нибудь решитесь на это, я уверена, что тому ребенку - или двум - очень повезет.

Эсме тепло улыбнулась и обняла Изабеллу, а Эмметт как раз закончил разговор.

- Роуз, детка, нам нужно идти, - сказал Эммет, вставая и окинув взглядом всех нас. - Было клево снова тусануться всем вместе. Нам следует почаще собираться, а не только когда... Ну вы знаете... что-то случится.

- Да, - пробормотал я, все промычали что-то в знак согласия.

Они попрощались, взяв с Изабеллы обещание оставаться на связи, и ушли. Эсме извинилась, сославшись на дурацкую необходимость что-то проверить, и суетливо удалилась, оставив нас с Изабеллой одних.

Мгновение мы сидели в тишине, просто глядя друг на друга, и воздух между нами густел из-за незаданных вопросов.

- Ты… ну… - начал я, не зная, что сказать или как, черт возьми, себя вести. – Блядь, я не знаю. Ты не хочешь пойти выпить кофе или чего-нибудь еще? Что обычно люди делают?

Она непринужденно засмеялась и пожала плечами.

- Я не знаю насчет других людей, но для меня это звучит неплохо.

- Вот и славно, - пробормотал я.

Нервы снова были напряжены до предела, и меня подташнивало. Я протянул ей руку, а она нерешительно посмотрела на нее, на ее лице появилось выражение испуга, которое заставило меня понять, что я тороплю события. Я быстро опустил и сунул ее в карман.

- Ты вовсе не должна. Я просто... Боже, ну почему мне так чертовски неловко?

- Я не знаю. Так не должно быть. Ведь это всего лишь 'мы'. И не подумай, что я не хочу брать тебя за руку, - сказала она, вставая. – Просто ты травмирован, и я не хочу причинить тебе боль.

- А, - протянул я, снова вынимая руку и осмотрев ее. - Ничего страшного, не волнуйся. Ты не сделаешь мне больно.

Она нервно прикусила нижнюю губу, когда протянула ко мне руку, и я с улыбкой взял ее, переплетя наши пальцы. Нежно пожал ее ладонь и тут же поморщился, так как боль пронзила запястье, рука явно была не в порядке, несмотря на то, что я сказал. Она по-прежнему чертовски болела, видимо, все же не помешало бы наложить треклятые швы, но я был слишком занят, чтобы сходить к врачу.

- Все нормально, - снова сказал я, когда она нахмурилась, заметив мою реакцию.

- Что обо всем этом говорит доктор? Насколько это плохо?

- Не знаю, - пробормотал я, отпуская ее руку и начиная разматывать повязку. – Да ничего серьезного, но вообще-то я не был в больнице.

Сняв повязку, я протянул к ней руку, и, взяв ее, она застонала. Тыльная сторона ладони покраснела и распухла, она прижала пальцы к коже и резко выдохнула, когда я поморщился.

- Это воспаление, ты в курсе? – поинтересовалась она. – Ты должен обратиться к врачу.

- Откуда ты знаешь?

- Честно? - спросила она, вскинув брови и глядя на меня так, будто это был чертовски глупый вопрос. – В Финиксе нам наносили очень много травм, и не допускали к нам врачей, так что мы вроде как стали экспертами по такого рода травмам. Твоя рука воспалена и болит, и, по всей видимости, неправильно заживает, Эдвард. Я видела людей, которые умирали от ран, гораздо менее серьезных, чем эта.

- О, - сказал я, глядя на руку и чувствуя себя полным идиотом. – А может, я обойдусь перекисью или спиртом, ну или чем там еще обычно обрабатывают?

- Ты все такой же упрямый, - пробормотала она, осторожно взяв меня за руку, едва, черт возьми, прикасаясь к ней пальцами. – Ты можешь попробовать, но я считаю, что лучше пойти к врачу за антибиотиками, - сказала она, глядя на меня умоляюще, а потом добавила, - поэтому, пожалуйста, пойдем... ради меня?

Я вздохнул и отступил, с досадой кляня себя за то, что она по-прежнему точно знала, как воздействовать на меня.

- Я схожу завтра или запишусь на прием в другой день, - проворчал я. - Но не сейчас. Сейчас у меня свидание… ну или что-то в этом роде.

- Свидание? – эхом повторила она, улыбнувшись уголками губ.

Мы обошли дом вокруг, чтобы ни на кого не наткнуться по дороге, потому что я был не в настроении выслушивать чертовы соболезнования и смотреть на чью-то жалость к себе.

Когда мы шли по улице, я нервничал и держал голову опущенной, но внимательно следил за всей херней, что происходила вокруг. Не имело значения, что сказал Алек, я не мог избавиться от паранойи. Аро по-прежнему был где-то рядом, и пока я не был уверен, что все не разрешилось, я не мог позволить себе расслабиться.

Мы дошли до машины Изабеллы и она пошла обходить ее, но я ее остановил и качнул головой.

– Сначала мне нужно переодеться. Эти проклятые туфли меня убивают.

- Хорошо, - ответила она, последовав за мной в дом.

Я жестом пригласил ее войти, она улыбнулась и, зайдя внутрь, с любопытством осмотрелась.

- Э-э, кухня, столовая, гостиная, ванная комната и прачечная или как там ее, - перечислял я, тыкая на двери на первом этаже. - Комната в коридоре напротив гостиной, раньше - когда я был ребенком - была кабинетом отца, но сейчас это просто кладовка, полная коробок и прочего дерьма. Я никогда не заморачиваюсь их распаковкой.

- Без шуток? – удивилась она. - Ты жил здесь почти два года, и так ничего не распаковал?

- Да, я полагал, что у меня есть более важные дела, - пожал я плечами. – Ну, в общем, чувствуй себя как дома. Я скоро вернусь.

Я оставил ее одну в коридоре, а сам направился на второй этаж, скинул ботинки и снял одежду. Переоделся в джинсы и зеленую футболку с длинными рукавами, обулся в белые с зелеными вставками «Найк» и вошел в ванную. Намочив волосы, я пробежался по ним пальцами, отчего гребаная рука запульсировала еще сильнее. Я порылся в шкафах и, найдя бутылку с перекисью, вылил ее на руку. Рану зажгло, и я матерился, дуя на нее в попытке хоть немного охладить.

Спустившись вниз, я замер, когда увидел в гостиной Изабеллу. Она стояла ко мне спиной, и я усмехнулся, поняв, что она смотрела на висевшую над фортепиано картину, которую - я знал это - нарисовала она сама.

- Очень мило, - сказал я, напугав ее звуками своего голоса.

Она подпрыгнула и, схватившись за грудь, повернулась ко мне лицом.

- Я не слышала, когда ты спустился, - пробормотала она, внимательно осмотрев меня с ног до головы, и только потом вернувшись к моему лицу.

Я ухмыльнулся ее пристальному вниманию, она покраснела, осознав, что ее поймали с поличным, и отвернулась обратно к картине. Я подошел к ней и встал рядом.

Она снова заговорила.

- Что ты видишь, когда смотришь на нее?

- Это я должен спросить у тебя, - ответил я. – Хотя нет, я должен спросить: о чем ты думала, когда рисовала ее.

- Ты знаешь? – робко спросила она, глядя на меня с удивлением.

Я кивнул, а ее румянец усилился.

- Как? Эсме рассказала тебе?

- Нет, она не сказала мне это дерьмо, но я сам догадался, - похвастался я. – Вообще-то, я даже летал в Калифорнию, как только все понял.

- Правда? - спросила она, потрясенная услышанным.

- Да, но тебя уже не было, - сказал я. - Я встретил твою подругу, Эмили… Кажется, так ее звали. Она оказалась сучкой, и я не пойму, какого черта ты общалась с кем-то вроде нее. Ну, и она сказала мне, что ты уехала. Мне показалось, что она переживала за тебя. Просила меня, если я когда-нибудь с тобой встречусь, сказать тебе, чтобы ты связалась с ней.

- Ой, - пробормотала она, больше никак не прокомментировав мои слова.

Она как будто пребывала в глубокой задумчивости, нахмурив лоб.

- Знаешь, было бы гораздо проще, черт возьми, найти тебя, если бы я знал, что ты больше не Свон, - сказал я после минуты молчания. - Почему ты решилась сменить имя?

Она вздохнула.

- Это была идея Алека. После того, как федеральный агент выследил меня в Сиэттле, я…

- Ди Фронзо? – уточнил я, прерывая ее.

Она кивнула и рассказала, что случилось в парке, и что заставило ее уехать в Калифорнию, объяснила все то дерьмо, что сделал Алек, чтобы защитить ее, пока она жила там. Это объясняло, почему он взбесился, когда узнал, что я ездил ее искать, и почему он напинал мне под зад, когда я вернулся.

- Но все это было бессмысленно, потому что, в конце концов, меня нашли, - сказала она. – По этой причине я и покинула Калифорнию.

- Снова агент Ди Фронзо? – спросил я.

Она покачала головой.

- Нет, - ответила нерешительно и тихо добавила: - Мафия.

Я нахмурился и начал расспрашивать ее, желая знать, кто это, блядь, следил за ней, но она откашлялась и быстро сменил тему.

- Так ты будешь отвечать на мой вопрос? - спросила она. - Хочу знать, что ты видишь, когда смотришь на картину.

- Полагаю, я вижу свою жизнь, - ответил я, взглянув на нее. - Музыка, как что-то хорошее в моей жизни, то дерьмо, которое делает меня счастливым, а красный – своего рода напоминание о крови и другой стороне моей жизни, той части меня, которую я, на хер, ненавижу. И все это туманно и перемешано, потому что как бы сильно я ни хотел, не могу разделить эти две гребаные части меня. Это все... я, наверное.

Изабелла положила мою руку себе на плечо и прислонилась головой к моему.

– То, как люди воспринимают живопись, многое может сказать о них, ты знаешь об этом?

- И что же это говорит обо мне? Что я облажался?

- Нет, - ответила она. - Это говорит мне, что ты все тот же Эдвард Каллен, которого я помню, все тот же человек, который клялся, что никогда не оставит меня.

Я закрыл глаза, из-за ее слов боль сдавила грудь. Я, блядь, солгал ей и нарушил свое обещание, уйдя сразу после того, как поклялся.

- Я подвел тебя.

- Нет, неправда, - сказала она уверенно. - Потому что, помимо этого, ты клялся, что сделаешь все, что угодно, для того, чтобы я была в безопасности. И по иронии судьбы, для того, чтобы сдержать одно обещание, ты решил, что должен нарушить второе. Вот почему то, что ты увидел в картине, поведало мне, что ты все тот же человек. Ты разбит и пытаешься понять, что делать с этими частичками, узнать, как сложить их друг с другом, чтобы сложить одну большую правильную картинку. Это Эдвард Каллен, которого я помню, и которого люблю.

Я убрал руку с ее плеча и заключил в свои объятия.

- Скажи это снова, - пробормотал я, зарывшись лицом ей в волосы и вдохнув.

- Я люблю тебя, - повторила она без колебаний.

- М-м-м, скажи это еще раз, но на этот раз добавь к фразе " чертовски", - попросил я. - Это дерьмо было очень сексуально.

Она засмеялась и покачала головой.

– А теперь ты испытываешь свою удачу.

- Ну, я же должен был, по крайней мере, попытаться, - ответил я, усмехаясь. - И я тебя тоже люблю, 'tesoro'.

Мы молчали некоторое время, просто прижимаясь друг к другу, а потом она произнесла:

-День святого Валентина.

Ничего не поняв, я наморщил лоб.

- День святого Валентина? – переспросил я, гадая, что она, на хер, имела в виду.

- Да, день святого Валентина, - повторила она. - Вот о чем я думала, когда писала ее - о ночи, которую мы провели в Порт-Анжелесе, в отеле Джорджа Вашингтона. Ты в первый раз играл для меня " Балкон на восемнадцатом этаже", и по всей комнате были расставлены розы, вот откуда на картине музыка и красный цвет. Это все связано, потому что это был первый раз, когда мы были вместе, первый раз, когда ты занимался со мной любовью. А туман по всему холсту потому, что та ночь была такой, ну... 'страстной'.

- Ничего себе, - сказал я, потрясенный ее словами, и снова взглянул на картину, висящую на стене.

В нее был вложен прекрасный смысл, и когда она объяснила его мне, картина стала еще значимей для меня.

- Я никогда не отдавала ни одну из моих работ, потому что все они очень личные, но эта была настолько же и о тебе, как обо мне, поэтому я попросила Эсме передать ее тебе, - пояснила она. – Она была первой, которую я написала в Калифорнии. Заданием было нарисовать лучший день в нашей жизни.

- Это был лучший день твоей жизни? – спросил я.

Она кивнула, и я еще крепче обнял ее.

- Знаешь, говоря мне это дерьмо, ты рискуешь тем, что я слишком много о себе возомню.

Она засмеялась.

– У тебя уже и без того раздутая самооценка.

Я ухмыльнулся в ответ на ее слова, пытаясь сдержать смех.

- Самооценка не единственная раздутая часть моего тела, Белла, - ответил я без долгих раздумий.

С ней чертовски легко было расслабиться и быть просто самим собой. Она застонала и снова оттолкнула меня, но по тому, как быстро ее взгляд опустился на мою ширинку, и она мгновенно покраснела, я понял, что она явно не совсем не согласна с моей оценкой.

- Не могу поверить, что ты это сказал, - пробормотала она, отводя взгляд и изо всех сил стараясь скрыть от меня лицо.

- Что, слишком рано? – спросил я, посмеиваясь.

Ничего не сказав, она лишь покачала головой и оглядела комнату. Ее взгляд наткнулся на фортепиано, и она, сделав несколько шагов к нему, с легкостью провела пальцами по клавишам. Ее молчание нервировало меня, и мне захотелось, чтобы я умел читать чужие мысли, но прежде чем успел спросить ее, о чем она, на хер, сейчас думала, она выпалила последний вопрос, который я ожидала услышать в тот момент.

- Эдвард, кто такая Молли?

Я замер, застигнутый врасплох, и, когда я не ответил, она испытующе посмотрела на меня.

- Это ничего, если она была, ну... ты понимаешь... Я хочу сказать, что мы ведь не были вместе, так что это нормально, - она запнулась и замолчала, поморщившись от своих же слов.

Ее реакция дала мне понять, что она лжет, и что для нее это ни фига не нормально. Я вспомнил, что испытывал сам, когда переживал из-за того, с кем она встречается, спит ли с другими мужчинами… И даже мысль о другом парне, 'когда-либо' прикоснувшемся к ней заставляла мою кровь закипеть от злости. Я сжал руки в кулаки, пытаясь изгнать этот долбаный образ из своего разума, и, заметив мою враждебную позу, Изабелла замерла. Она смотрела на меня широко открытыми глазами и снова начала, заикаясь, говорить мне, чтобы я забыл об ее вопросе, потому что ей нет никакого дела до того, с кем я был все это время.

- Я не был ни с кем, Белла, - сказал я, прервав ее и мотнув головой.

Смущение скользнуло по ее лицу, и я застонал, не желая, блядь, никогда рассказывать ей о всем том дерьме, что натворил в ее отсутствие. Я не винил ее за то, что она подумала о наличии в моей жизни другой женщины, особенно если учесть, каким я был до нашей встречи. Кто бы мог, на хер, поверить, что Эдвард Каллен 'намеренно' обрек себя на воздержание?

- Молли не человек, так называют первосортный порошок экстази.

- Молли – это наркотик?

- Да. Я сорвался и на какое-то время подсел на него, потому что отчаянно хотел снова почувствовать себя хорошо. Это могло убить меня... Нет, блядь, это почти убило меня, и я бы точно был сейчас мертв, если бы Алек не вмешался.

- Он вытащил тебя из этого?

- Да. Ну, вообще-то, нет, на самом деле, это ты вытащила меня из этого. Он вынудил меня прослушать оставленное тобой для меня сообщение, где ты рассказываешь о поступлении в школу и прочем дерьме, а потом сказал, что ты приспосабливаешься к новой жизни, а я - неудачник и не достоин тебя, потому что не сделал то же самое, - замолчав, я покачал головой. - Ну, он использовал не конкретно эти слова, но имел в виду именно это.

Она смотрела на меня распахнутыми в ужасе глазами, и меня беспокоил ее ответ.

– И это сработало? - спросила она с любопытством.

- Что сработало? – переспросил я в замешательстве. - Я же сказал тебе, что соскочил.

- Нет, я имею в виду Молли, - пояснила она. – Она дала тебе возможность почувствовать себя лучше?

Я вздохнул, отведя от нее взгляд и обдумывая ее вопрос. Оглянулся на ее картину, и в моей груди потеплело при мысли о ее значении.

- Да, дала на некоторое время, но это было не по-настоящему. Независимо от того, насколько чертовски мощный кайф я ловил, я не находил то счастье, которое искал. Ни разу я не почувствовал себя так хорошо, как в тот день в Порт-Анжелесе с тобой, а именно это ощущение я и хотел вернуть, - я остановился, взглянув на нее исподтишка. – Знаешь, это был лучший день и в моей жизни тоже.

- Теперь уже у меня повысится самооценка, - сказала она игриво.

Я ухмыльнулся.

– Не больше, чем моя, tesoro.

- Эдвард! - выдохнула она.

Я усмехнулся и, потянувшись к ней, заключил ее в объятия. Она смотрела на меня, и глаза сверкали переполнявшими ее эмоциями. Она обняла меня за талию, и я почувствовал, что сердце пустилось вскачь, с неистовством разгоняя кровь по венам, тело горело от ее прикосновений. Выражение ее лица изменилось, на нем появилась маска серьезности, а когда ее язык, скользнув по нижней губе, увлажнил ее, мое дыхание остановилось. Я робко наклонился чуть ближе, следя за ее реакцией, и ее глаза инстинктивно метнулись к моим губам. Я воспринял это как знак и отчаянно надеялся, что не испорчу все к чертям, если прильну губами к ее рту. Она стояла по-прежнему неподвижно, и я начал отстраняться, не желая ее подталкивать, но она схватила меня за голову, не позволив этого. Встала на цыпочки и прижалась губами к моим. Я застонал, когда мы углубили поцелуй, и притянул ее к себе еще крепче, так, что ее тело было максимально вжато в мое. Она застонала, ее руки обхватили меня за голову, а пальцы утонули в моих волосах.

Через некоторое время она разорвала поцелуй и, отстранившись от меня, жадно вдохнула, дыхание ее было прерывистым. Щеки горели, и она нервным движением закусила нижнюю губу, застенчиво глядя на меня. Я ухмыльнулся и, протянув руку, вытянул ее губу из захвата зубов. Наклонившись, я оставил на ее губах еще один быстрый, целомудренный поцелуй.

- Ничего себе, - сказала она тихо.

- Это точно, - ответил я.

Как только я поцеловал ее, мне захотелось большего, гормоны яростно бушевали внутри. Пытаясь остыть, я взглянул на часы и обнаружил, что уже больше семи часов вечера.

– Ты по-прежнему хочешь кофе?

Она кивнула, и я повел ее к входной двери. Указав на свою машину, припаркованную на обочине, спросил:

- Не возражаешь, если я поведу?

- Э, нет, - согласилась она, пожимая плечами. – А ты не будешь против, если мы сначала заедем в отель, чтобы я могла переодеться? Платья и каблуки по-прежнему доставляют мне неудобство.

Я согласился, и она объяснила, куда ехать. Мой нос сморщился от отвращения, когда я заехал на стоянку крохотного отеля в нескольких милях от дома. Она вышла, и я последовал за ней до одной из комнат, остановившись прямо у двери и оглядевшись вокруг.

- Ты не могла найти отель получше, Белла? – спросил я. - Христос, он ужасен. Ты не можешь спать здесь. Никогда не знаешь, кто останавливался в этой проклятой комнате до тебя, и что, на хер, делали в этой постели. В этой сраной дыре вообще когда-нибудь убираются?

Она пожала плечами.

- Я уверена, что тут прибираются, Эдвард. Это было первое место, которое я нашла, и у меня уже закончились деньги. Кроме того, он очень похож на тот, в котором мы останавливались по дороге в Финикс.

- Вот уж точно, - подтвердил я. - Нам повезло, что мы не подхватили никакого гребаного заболевания в том месте. Никогда нельзя останавливаться в отеле, который, на хер, выглядит, как будто его арендуют на час, Белла. Они предназначены для шлюх и наркоманов.

Она засмеялась, хотя я был дьявольски серьезен.

- Ты знаешь, во скольких точно таких же отелях я жила последние несколько месяцев? - спросила она, и ее вопрос меня смутил. – Так что ничего со мной не случится.

- Почему ты жила в отелях? – спросил я, и мое замешательство еще усилилось, когда увидел, что она роется в расставленных по полу картонных коробках, в которых хранится одежда. - И почему, мать твою, твоя одежда распихана по коробкам? У тебя, что, нет чемодана или сумки, или чего там?

- Нет, - ответила она с легким раздражением. - Я жила в отелях, потому что путешествовала. Или, скорее, убегала, но ты понял смысл. Я жила на колесах с тех пор, как покинула Калифорнию, а вещи лежали в коробках в багажнике.

- Ты чертов бомж?

- Да.

- Почему? – спросил я, не понимая. - Ты не могла нигде поселиться? Черт возьми, Белла, я знаю, что у тебя есть деньги.

- Я уже сказал тебе, почему, - в ее голосе звучало нетерпение. - Мафия нашла меня, и я должна была находиться в постоянном движении, чтобы они меня не поймали.

- Тебе придется это объяснить, потому что я ничего не понимаю, - сказал я, качая головой. - Кто конкретно в " Мафии", потому что не знаю, известно тебе это или нет, но теперь Алек – гребаная Мафия. Черт, да я сам – гребаная Мафия, tesoro. От кого конкретно ты убегала?

Она вздохнула и так и осталась стоять, держа в руках джинсы и футболку.

- Алек был совершенно уверен, что это Алистер, - сказала она равнодушно. – И это… мне нужно, эм-м, переодеться, и, э-э...

- Оу, - брякнул я и отвернулся.

Она быстро переодевалась позади меня, а мне пришлось поднапрячься, чтобы не подглядывать, потому что гормоны во мне желали увидеть хоть немного ее кожи. Я чувствовал себя чертовым двенадцатилетним мальчиком, которому в руки попал проклятый каталог «Victoria's Secret», мой член затвердел при одной только мысли об обнаженной Изабелле. Я застонал, когда этот образ мелькнул в моей голове - далекое воспоминание из Форкса, и я так увлекся в тот момент, что подпрыгнул от удивления, когда она дотронулась до моей спины.

- Ты в порядке? - спросила она, когда я повернулся, чтобы посмотреть на нее.

Я кивнул, глаза инстинктивно шарили по ее телу. Она покраснела от столь пристального внимания и пробормотала, что готова идти, и я неохотно повел ее обратно к машине... хотя то, чего мне реально хотелось, так это, на хер, бросить ее на кровать и последовать за ней.

Ну, может быть, не на эту 'кровать'. Я не шутил. Место было чертовски грязным.

Я ехал по Чикаго в поисках «Старбакс», зная, что это займет всего несколько минут, поскольку сейчас они встречаются на каждом углу. И оказался прав. Припарковавшись, я вышел и открыл дверь для Изабеллы. Она сладко улыбнулась, взяв мою руку, и мы пошли внутрь.

Некоторое время я таращился в меню, потому как никогда раньше не бывал внутри «Старбакс».

- Чего тебе хочется? – спросила Изабелла.

Я сухо засмеялся и, посмотрев на нее, мотнул головой.

- Не могу сказать, что мне чего-то хочется, - ответил я. - Я не пью кофе. Это дерьмо отвратительно.

Она засмеялась.

- Тогда почему ты предложил мне кофе, если не любишь его?

- Я подумал, что у меня больше шансов получить твое " да" на что-то простенькое, вроде кофе, чем на полноценный обед, - признался я. - Я бы предпочел отвезти тебя туда, где выпивают по-настоящему, но учитывая, что ты отняла у меня фляжку, я подумал, что об этом не может быть и речи. Подожди, вот черт, ну ты-то хотя бы пьешь кофе?

- Да, - сказала она. – Мы с Эмили ходили в «Старбакс» в Калифорнии почти каждый день.

Я кивнул.

- Эта Эмили выглядела как сука, накачанная чертовски дорогим кофе. Иисусе, кто платит пять долларов за отстойный напиток, в котором нет ни грамма проклятого алкоголя? Это безумие. Да за такую цену к чашке кофе должен прилагаться бесплатный минет!

- Эдвард, - осуждающе выдохнула она, так как моя речь привлекла внимание людей.

Я пробормотал извинения и заметил человека в нескольких шагах от нас, который смотрел в нашу сторону, поэтому я сузил глаза, одними губами произнеся: " Проблемы? " Он быстро отвернулся от меня, и я усмехнулся, возвращаясь к меню.

- Ты видишь что-нибудь, что тебе может понравиться?

- Не знаю, не знаю я, что все это за дерьмо, - сказал я. – В смысле, кое-что тут имеет итальянское название, поэтому я могу прочитать, но это ни черта не говорит о том, какое оно на вкус. Что ты обычно пьешь здесь?

- Просто черный кофе.

- Серьезно? При всех этих причудливых названиях: карамельный чай со льдом, каппу-сраное-ччино, венти, фиговое латте, ты выбираешь черный кофе?

Она кивнула, и я, усмехнувшись, взял ее руку и поцеловал. Она удивилась моему жесту, но потом улыбнулась.

– Вот та Изабелла Свон, которую я помню и люблю, та, что любит простое дерьмо.

За кассой стояла стервозного вида тетка, она спросила меня, что мы будем заказывать, и я пробормотал:

- Два обычных черных кофе.

Она просто кивнула и отбила чек, а я застонал, когда увидел сумму.

- Наверное, у меня еще есть несколько долларов, я могу заплатить за себя, - сказала Изабелла и полезла в карман.

- Даже не смей! - твердо сказал я, одаривая ее недоверчивым взглядом. – Да я, на хер, ограблю это место, но не позволю тебе заплатить за собственный кофе.

Она убрала руку, я выхватил свой бумажник и вытащил из него двадцатку.

Женщина протянула мне сдачу, настороженно глядя на меня, и я сунул десять баксов, которые она дала мне, в банку для сбора чаевых.

- Это было очень щедрые чаевые, - прокомментировала Изабелла. - Я помню, как ты был скуп на них раньше, когда мы куда-то ходили.

- А-ха, ну я как бы угрожал ограбить это заведение, поэтому посчитал, что не должен жмотничать.

- На самом деле, ты не собирался ограбить их, - сказала она уверенно.

- Нет, не собирался, - согласился я. - Ну, до тех пор, пока мне не прикажут.

Наши напитки были готовы, и, схватив их, я повел Изабеллу к столику в углу, стоявшему поодаль от всех остальных. Мы сели, я сделал глоток из своей чашки, подавился и закашлялся.

- Это дерьмо горькое, - сплюнул я, морщась.

Она тоже глотнула и пожала плечами.

– А для меня – самое то.

Я бросил столько сахара в гребаную чашку, сколько смог вместить, чтобы сделать его вкус слаще и хоть немного более терпимым, но у меня так и не возникло ни малейшего желания пить это дерьмо. Пока она пила свой кофе, мы сидели и разговаривали, а я внимательно слушал ее рассказы о жизни в Калифорнии. Она говорила о том, как ходила в школу и занималась искусством, объясняла, как стала преподавать. Она рассказала о людях, которых встретила, и друзьях, которыми обзавелась, и только после, наконец, подробно описала события, приведшие к ее побегу из штата. Она рассказала, как скиталась из города в город, чувствуя себя потерянной и испуганной, а потом услышала в новостях о смерти моего отца и решила, что пришло время поехать в Чикаго.