Глава 21. Серж выждал три недели, прежде чем приехать в Мелен

Серж выждал три недели, прежде чем приехать в Мелен. До Парижа уже дошло известие о взрыве, и Серж был доволен результатами диверсии. Немцам действительно было нанесено поражение.

Узнав о гибели Жан-Ива, Серж был потрясен. Это был один из активнейших деятелей ячейки. Помрачневший командир посетил Амадею. Он нашел ее в ужасном состоянии. Она сидела в своей комнате, отказываясь идти на задания, хотя англичане по-прежнему регулярно сбрасывали грузы и людей.

Серж долго говорил с ней, объясняя, что людей крайне не хватает и каждые руки — на вес золота. Но она смотрела на него измученными глазами и, как автомат, повторяла два слова: «Не могу».

— Можешь! Будь Жан-Ив жив, сама знаешь, он наверняка продолжал бы работать. Ты обязана сделать это ради него. И ради Франции.

— Мне все равно. На моих руках слишком много крови.

— Не на твоих. На руках немцев. Но если ты откажешься продолжать работу, эта кровь будет нашей.

— Они убили четырех молодых парней, — прошептала Амадея. Казнь невинных терзала ее так же сильно, как гибель Жан-Ива.

— И убьют еще больше, если мы их не остановим. У нас нет иного выхода. Пойми же! Англичане рассчитывают на нас. Нам предстоит выполнить серьезное задание, и нет времени готовить новых людей. А ты мне нужна прямо сейчас, для одного важного дела.

— Какого? — вяло обронила Амадея. Серж пригляделся к девушке. Серое, осунувшееся лицо, потухший взгляд. Приходилось давить на нее. Она слишком хороший работник, чтобы от нее отказаться. Кроме того, Серж боялся, что Амадея окончательно раскиснет и остаток жизни проведет, скорбя по погибшему Жан-Иву. Скорбь изводила ее хуже всякой пытки.

— Нужно доставить в Дордонь еврейского мальчика и его сестру. Там им приготовлено убежище.

— Какого возраста дети? — спросила Амадея без особого интереса.

— Четырех и шести лет.

— А здесь что они делают? — удивилась она. Большинство еврейских детей были вывезены из Франции. Остальных удалось спрятать.

— Их скрывала родная бабка. На прошлой неделе она умерла. Нужно немедленно отправить их отсюда.

— И как, по-твоему, я могу это сделать?

Она так устала. И лишилась последней надежды. Чего еще они от нее хотят?

— У нас готовы для них документы. Они похожи на тебя: голубоглазые блондины. Их мать была еврейкой. Ее отправили в лагерь, а отец погиб.

Как и многие дети, они остались совсем одни.

Амадея уже хотела было сказать, что не сможет отвезти детей, но внезапно вспомнила свои обеты и подумала о матери, Дафне и Жан-Иве. Она обязана сделать это в память о погибших. И в память о людях, отдавших свои жизни по ее вине. Амадея снова почувствовала себя монахиней. Жан-Ив ушел и забрал с собой ту женщину, какой он сумел ее сделать. Но никогда больше она не станет этой женщиной. А сестра Тереза Кармелитская не отказалась бы выполнить задание.

Амадея медленно наклонила голову в знак согласия. Она обязана. Обязана спасти детей.

— Я сделаю это, — выдохнула она, глядя на Сержа. Тот облегченно вздохнул. Он взялся за это задание не столько ради детей, сколько ради нее. Ему не нравился вид девушки, и Жан-Ив наверняка тоже не одобрил бы ее настроения. Ничего, пара еврейских сирот будет лучшим средством исцеления от скорби!

— Мы привезем малышей завтра вечером, вместе со всеми документами. Те, что у тебя были раньше, спрячешь за подкладкой чемодана. По новым бумагам ты — их мать, везешь детей к родственникам в Безье.

Безье находился в самом центре Дордони, откуда был родом ее отец. Амадея никогда там не бывала, хотя всегда мечтала когда-нибудь туда попасть. Интересно, сможет ли она увидеть по пути отцовский замок? Впрочем, ее поручение слишком важно, чтобы отклоняться от маршрута.

— Тебе придется позаимствовать машину на ферме, — добавил Серж, зная, что с этим проблем не будет.

На следующий день Амадея, выполнив все, что требовалось по хозяйству, долго молилась в своей комнате. Последние несколько недель она почти не ела и очень ослабела. Но сейчас, немного приободрившись, она зашила документы на имя Амели Дюма за подкладку чемодана. Вечером она получит другие.

Дети приехали после ужина. Привезла их женщина из парижской ячейки. Двое прелестных, насмерть перепуганных ребятишек… Бедняжки прятались в подвале долгих два года. И вот теперь единственная родственница, которая еще у них оставалась в этом мире, ушла из жизни.

Серж оказался прав. Такие милые малыши и чем-то похожи на нее. Амадея вдруг задалась вопросом, на кого были бы похожи дети, которых она могла бы родить от Жан-Ива? Но что толку об этом думать?

Она немного поговорила с детьми. Потом покормила их и уложила спать в свою постель, а сама легла на полу. Мальчик всю ночь держал сестричку за руку. Оба прекрасно понимали, что от них требуется. Им велели называть Амадею мамой, особенно если страшные немецкие солдаты станут их допрашивать. Амадея пообещала, что не даст их в обиду и что все будет хорошо. Она молилась, чтобы все так и было.

Наутро, сразу после завтрака, они отправились в путь на машине дяди Жан-Ива. Амадея прикинула, что поездка займет шесть-семь часов и, предвидя это, захватила с собой еду, чтобы нигде не останавливаться.

Они проехали один контрольно-пропускной пункт, где пришлось показать документы. Патрульные взглянули на нее, на детей, вернули бумаги и знаком велели проезжать. Амадее сразу стало легче. Мало того, она вдруг даже физически почувствовала себя куда лучше и обрадовалась, что согласилась переправить детей. Такие чудесные ребятишки, и так их жалко!

Амадея ехала на встречу с членом ячейки в Дордони, а уж тот отвезет детей в безопасное убежище. Он пообещал, что Амадея сможет провести ночь в его доме, перед тем как вернуться обратно. Что ни говори, а путешествие предстояло долгое и утомительное.

В четыре часа дня они очутились на зеленой равнине, жители которой, казалось, знать ничего не знали о войне. Здесь было так спокойно, так мирно, что Амадея невольно позавидовала живущим здесь людям.

Она сверилась с адресом и нашла нужный дом. Ее уже ждал молодой человек, такой же голубоглазый блондин, как она сама и дети. Его легко можно было принять за их отца, так же как Амадею — за их мать. Молодой человек поблагодарил Амадею.

— Хотите поехать со мной или останетесь здесь? — спросил он.

Дети дружно встрепенулись, очевидно, испугавшись разлуки с Амадеей. Она была единственным знакомым им здесь человеком и к тому же относилась к ним как мать. Амадея пыталась успокоить малышей, но они дружно разревелись, и она беспомощно взглянула на мужчину, который назвался Арманом.

— Я поеду.

Они уселись в ее машину, и Арман объяснил, куда ехать. Уже через пять минут они въехали в ворота величественного замка, и Арман попросил Амадею остановиться во дворе.

— Это и есть безопасный для детей дом? — удивилась она, оглядывая прекрасное старинное сооружение с хозяйственными постройками, конюшнями и гигантским двором. — Чей он?

Амадее почему-то захотелось узнать, кто хозяин замка. Она знала, что находится где-то поблизости от владений де Валлеранов. Впрочем, Амадея плохо ориентировалась здесь и понятия не имела, где расположен их фамильный замок.

— Мой, — ответил Арман и, заметив ее удивленно вскинутые брови, рассмеялся. — Вернее, когда-нибудь будет моим. Пока что он принадлежит отцу.

Амадея восхищенно вздохнула и, открыв дверцу, вышла. Дети смотрели на замок, как на сказочное чудо. После двух лет, проведенных в подвале одного из парижских предместий, они словно очутились в раю. Амадее было известно, что сфабрикованные документы свидетельствовали о благородном происхождении детей. Они якобы приходились дальними родственниками хозяину замка.

Старенькая экономка увела детей, пообещав накормить ужином, а сверху спустился пожилой мужчина. Судя по сходству, он был отцом Армана. Представительный господин пожал Амадее руку и очень любезно ее приветствовал. Арман представил гостью. Она назвалась именем, указанным в ее бумагах: Филиппин де Вильер.

Арман учтиво улыбнулся:

— Позвольте познакомить вас с моим отцом. Граф Никола де Валлеран.

Амадея вздрогнула. Сейчас, рассмотрев хозяина, она увидела, как тот похож на ее отца, хотя граф и был старше, чем Антуан, каким она его помнила. Отец погиб в сорок четыре года. Сейчас ему исполнилось бы шестьдесят.

Она молча переводила ошеломленный взгляд с Армана на графа. Арман сразу понял, что Амадея чем-то встревожена, но граф, похоже, ничего не заметив, пригласил ее в столовую. Там уже был накрыт стол; хрусталь и фарфор ласкали глаз. Все трое уселись. Амадея растерянно огляделась, но если граф и заметил ее странное молчание, ничем этого не показал.

— Этот прекрасный старый дом был выстроен в шестнадцатом веке и перестроен два столетия назад. Конечно, он крайне нуждается в ремонте. Но ничего нельзя сделать, пока не кончится война. Крыша течет, как сито, — с улыбкой пояснил граф. Теперь он рассматривал гостью так пристально, словно ее лицо вдруг показалось ему смутно знакомым.

После ужина граф пригласил ее в сад, который, как он сказал, планировал тот же архитектор, что разбивал сады в Версале.

Амадея испытывала странное ощущение, проходя по тем же залам и комнатам, где отец жил в детстве и юности. При мысли об этом у нее на глаза наворачивались слезы. Ведь эти комнаты когда-то наполнялись звуками его голоса и смеха…

Опять ее нагнали отзвуки эха прошлого. Отзвуки, которые она делила с этими двумя мужчинами, хотя те об этом и не догадывались.

— Вам плохо? — спросил Арман, видя, как глубоко она взволнована чем-то для него непонятным.

Отец Армана уже ждал их в саду. Девушка отрицательно покачала головой, направляясь навстречу дяде.

— Вы очень смелая женщина, если отважились на эту поездку с детьми едва ли не через полстраны. Будь у меня дочь, не уверен, что позволил бы ей это сделать… то есть, напротив, уверен, что не позволил бы, — заметил граф и, оглянувшись на Армана, понизил голос: — Я очень тревожусь за Армана. Но в такое время каждый должен исполнить свой долг, не так ли? У нас просто нет выбора.

На самом деле выбор был. И были те, кто предпочитал сотрудничать с оккупантами. Но Амадее нравился тот путь, который выбрала она со своими друзьями.

Пока они гуляли по когда-то прекрасным садам, граф не пытался расспрашивать Амадею. Лучше знать поменьше. И осторожность не помешает, тем более что рассказывать что-то посторонним было просто опасно. Но, усевшись на древнюю, истертую временем мраморную скамью, Амадея печально взглянула на него.

— Не знаю почему, — мягко начал граф, — но у меня такое чувство, будто я все о вас знаю и мы уже когда-то встречались. Не подскажете ли, где именно? Или я не прав?

Он смущенно смотрел на нее, словно заранее был готов к непониманию. Вид у графа был такой, словно в ушах у него зазвучали голоса из иного времени и он сам был потрясен этим.

— Так мы не встречались? — повторил граф. Он мог бы поклясться, что видит девушку впервые… А может, просто забыл? Почему-то он не мог отделаться от мысли, что она очень похожа на Армана.

— Вы знали моего отца, — тихо объяснила Амадея, глядя ему в глаза.

— Неужели? Как же его звали?

— Антуан де Валлеран, — обронила она. Вот и нашлись ее родные: дядя и двоюродный брат.

Наступило долгое, показавшееся бесконечным молчание. Никола сначала вскочил, но тут же снова сел. На его глазах появились слезы.

— О, дорогая… дорогая моя, — повторял он, обнимая Амадею. Воспоминания нахлынули на него с такой силой, что он мгновенно ощутил слабость. — Ты все знала, когда собиралась ехать сюда?

Может, поэтому она и вызвалась выполнить задание?

— Нет, — покачала головой девушка. — Даже не догадывалась. Только когда мы приехали в замок и Арман нас познакомил. Можете представить, каким потрясением это стало для меня. — Амадея вдруг всхлипнула и тут же рассмеялась. — Я хотела все рассказать за ужином, но побоялась, что вы попросите меня уехать. А мне хотелось еще немного побыть здесь. Отец часто рассказывал мне о доме, в котором вырос.

— Я так и не простил своего отца за то, что он так поступил с Антуаном. Ненавидел и себя за то, что мне недостало храбрости выступить против него. Когда он умер, я хотел просить Антуана вернуться домой и простить нас. Но через две недели он умер. Год спустя скончалась моя жена. Мне очень хотелось написать вашей матери, рассказать правду, покаяться, но я не знал ее и не был уверен, что она захочет услышать мою исповедь.

Вместо этого он отослал вежливое письмо с соболезнованиями. И на этом все отношения закончились.

— Поверьте, она не испытывала к вам недобрых чувств, — заверила Амадея. — Ее семья отнеслась к ней еще более жестоко. Ее отец внес имя матери в семейную книгу мертвых и не позволил ей навестить бабушку, когда та умирала. Но моя бабушка приходила к нам все два последних года своей жизни. Никого из остальных я никогда не видела.

— А где они сейчас? — участливо спросил граф. Амадея тяжело вздохнула. Ей до сих пор было трудно говорить о том, что с ними случилось.

— Всех выслали в лагерь после «хрустальной ночи». Священник нашего прихода узнал, что они как будто бы отправлены в Дахау. Но наверняка никто не знает. Мои мать и сестра два года назад были увезены в Равенсбрюк. Я не получила от них ни единой весточки.

Граф сочувственно смотрел на нее.

— А как вы оказались здесь?

Подошедший Арман застал конец их разговора. Он был поражен.

У него не было сестер, но он хотел бы иметь такую сестру, как Амадея! Арман был единственным ребенком, у него не было никого, кроме отца. Они вместе приняли решение присоединиться к Сопротивлению, ибо все, что имели в мире, — это друг друга и этот начинавший приходить в упадок дом. Впрочем, и все остальные постройки тоже были в не слишком хорошем состоянии.

— Я пять месяцев провела в Терезиенштадте. Сначала, после того как мать арестовали, меня прятали друзья. А до этого я шесть лет прожила в кармелитском монастыре.

— Ты была монахиней? — ахнул Арман.

— Полагаю, я и сейчас монахиня, — пожала плечами девушка, хотя еще недавно она не была в этом уверена. Зато теперь твердо знала, что после войны вернется в монастырь. Пережив смерть Жан-Ива, она снова обрела призвание и теперь уже сама не понимала, как могла свернуть с пути истинного. Вернее, она немного отклонилась… да и то причиной тому были необычные обстоятельства. — Сестра Тереза Кармелитская. После войны я вернусь в монастырь. Мне пришлось покинуть его, чтобы не подвергать опасности остальных.

— Ты необыкновенная девушка! — воскликнул дядя, в волнении обнимая ее. — Твой отец, будь он жив, гордился бы тобой. — И, умоляюще глядя на нее, добавил: — Ты не можешь остаться немного подольше?

Им столько нужно было вспомнить! Столько рассказать друг другу! И Никола очень хотел как можно больше узнать о тех годах жизни брата, что они провели в разлуке.

— Не думаю, что это будет разумно, — покачала головой Амадея, вспомнив слова Сержа о рассудительности монахинь. — Но я бы хотела еще вернуться сюда, если позволите.

Никола втайне восхитился ее сдержанностью. Сразу чувствуется прекрасное воспитание.

— Я был бы в полном отчаянии, если бы мы больше никогда не увиделись, — признался он и повел девушку в дом. Почти всю ночь они проговорили. Никто и не подумал идти спать. Наконец, уже на рассвете, Амадея ненадолго прилегла, чтобы отдохнуть перед дорогой.

Утром, умывшись и позавтракав, она зашла к детям, чтобы поцеловать их на прощание. Малыши плакали и просили ее остаться. Но Амадея объяснила, что должна вернуться домой, потому что, возможно, другие дети тоже ждут, когда она их спасет.

Никола и Арман со слезами попрощались с вновь обретенной родственницей. Амадея, рыдая, пообещала вернуться. Дядя умолял ее быть поосторожнее и беречь себя.

Амадея завела мотор и выехала за ворота замка. Она еще долго смотрела на провожающих в зеркальце заднего обзора. Мужчины стояли во дворе и махали ей вслед. Машина свернула, и родные исчезли из вида.

Эта ночь была одной из лучших в ее жизни. Жаль только, что Жан-Ива и ее отца не было с ними!

На душе было необычайно светло. Теперь и у нее есть семья… Амадея уже любила этих людей. Они нашли место в ее душе, рядом с матерью и Дафной. Каждый из них составлял часть неразрывной цепи, связавшей прошлое, настоящее и будущее.