Смерть захожанки

(Прихожанин – человек, регулярно посещающий богослужения в храме. Захожанин – человек, иногда заходящий поставить свечку)

* * *

Полина подошла к календарю с изображением героини мыльной оперы. С картинки смотрела женщина средних лет с глупой улыбкой и как будто нарисованными на кукольном лице глазами и губами. Полина в очередной раз убедилась, что завтрашний день отмечен двойным красным кружком. Это значит, в этот день надо обязательно сходить в храм и поставить свечки. Так велела давно покойная мама. Только 7 раз в году зайти в храм и поставить по три свечки: Богу, Божьей Матери и Николаю Угоднику. Есть еще не обязательные дни, но о них Полина даже не думала последние несколько лет. Старость и болезни брали свое: варикозное расширение вен, сахарный диабет, катаракта, ожирение, болезни сердца плюс всякие мелочи, из-за которых надо постоянно ходить в поликлинику, сдавать анализы, а порой и ложиться в больницу. В последний раз в храме Полина была летом. Тогда там было много березовых веток и травы. С тех пор здоровье заметно сдало. Она набрала еще не меньше 10 килограмм, ноги еще больше опухли и даже с палкой до ближайшего магазина доходила с трудом. Путь до храма теперь казался дальним путешествием. Сначала надо дойти до автобусной остановки. Это не так тяжело, тем более, что там есть скамейка. Гораздо труднее влезть по высоким ступенькам автобуса. Иногда кто-нибудь подаст руку и уступит место. А иногда, когда автобусов долго нет, втиснуться просто невозможно. И приходится все время стоять. Через три остановки надо сойти и пересесть на другой автобус или троллейбус, который идет почти до храма. Ну и дальше пройти пешком. Последняя преграда – это храмовое крыльцо. Два года назад его обложили импортной гладкой плиткой. Зимой она настолько скользкая, что падают люди даже со здоровыми ногами. Прошлой зимой ей помогли подняться двое мужчин. А сейчас? Полина снова прокрутила в голове все детали предстоящего похода. Выяснилась и еще одна неприятная деталь. Старые очки уже слишком слабы, и вряд ли она сможет разглядеть номер автобуса. Если на первой остановке подходит любой маршрут, то далее до церкви идут не все...

Взгляд на часы прервал размышления старушки. По телевизору должны начаться новости, а потом сериал. Условный рефлекс в определенное время включать телевизор вырабатывался годами. Телевизор – это единственная радость в жизни одинокой пенсионерки. Она всегда с трепетом слушала новости, как будто чего-то ждала. Чего? Она уже не знала. Смены правительства? Драки в парламенте? Захвата самолета? Взрыва жилого дома? Все равно! Лишь бы хоть что-то, что нарушило бы тянущуюся годами скуку. Чего-нибудь такого, за чем она и весь подъезд будут следить с замиранием сердца. Но ничего нового не было. Официальные лица ездили по своим делам, где-то шла война. В хронике происшествий опять кто-то с непотушенной сигаретой спалил квартиру, убили какого-то бизнесмена, в подвале нашли труп... Единственная радостная новость была – поймали вора, который представлялся социальным работником и грабил пенсионеров. По телевизору показали наглую морду молодого парня и награбленные вещи. На мгновенье Полина почувствовала радость, что мерзавца наконец поймали, но радость сменилась апатией: все равно откупится, и его выпустят. Не бывает в жизни, чтобы негодяй был наказан. Новости сменились мексиканским сериалом, и Полина с наслаждением погрузилась в созерцание семейных разборок заокеанских богачей, ставших за несколько месяцев почти родными.

* * *

Утром Полина проспала. Ночью она долго не могла заснуть. То что-то болело, то мысли о дороге к храму не давали покоя. В конце концов, она выпила валерьянки и заснула. Когда зазвонил будильник, она проснулась, а потом опять задремала. Полина знала, что в храм надо идти к открытию. Как когда-то в магазин. Тогда в храме еще мало народу. Можно спокойно купить свечи и поставить их. Даже можно немного посидеть на скамейке. О том, что же происходит в храме, и что читают бородатые люди в красивых книгах на непонятном языке, Полина никогда не задумывалась. Она знала только то, что Бог есть, он все видит и все может. Чтобы его не разозлить – в определенные дни нужно ставить в храме свечки перед его портретом, называемым иконой, и портретами его матери и его слуги Николая Угодника. Зачем это нужно – Полина никогда не задумывалась. Одна мысль об этом вызывала ужас. Бог умеет читать мысли и поэтому нельзя даже сомневаться в том, что так надо. Мама Полины была очень верующая, и от нее Полина усвоила основу веры. Семь раз в год надо обязательно прийти в храм и поставить свечи. При желании и возможности есть еще несколько десятков церковных праздников, когда надо хотя бы перекреститься перед иконой. Икона с давних пор находилась в доме Полины на кухне за занавеской. На ней была изображена, по мнению Полины, Святая Троица: Бог, Божья Мать и Николай Угодник. Когда наступал праздник, отмеченный на календаре одним кругом, Полина занавешивала окно, закрывала дверь и только после этого открывала занавеску с иконы. Она крестилась трижды, читала молитву с пожелтевшего листа бумаги. Потом несколько минут просила у Бога что-нибудь и снова закрывала икону. В храме ритуал состоял в следующем. Во первых, надо было сначала купить свечи. Однажды Полина схитрила и принесла купленные в обычном хозяйственном магазине стеариновые свечи. Но их не разрешили поставить, сказав, что покупать свечи надо в храме. Итак, в храме прежде всего предстояло купить свечи. Потом подойти к иконам и собственноручно зажечь и поставить свечи на большой блестящий подсвечник. В первую очередь – Богу. Его икона висит на большой колонне в центре храма. Потом Божьей матери – она на стене справа, и наконец – Николаю Угоднику, она на стене слева. После этого можно спокойно идти домой. Если придти утром к открытию храма – то все можно сделать за пять минут. Если опоздать – можно протолкаться полчаса.

Итак, Полина с ужасом осознала, что катастрофически опаздывает. Дело в том, что свечу можно ставить только пока идет служба. После службы в храме будет пусто, и можно спокойно поставить свечу, но это никому не нужно. Время поджимало, а надо было умыться, одеться, перебинтовать ноги и что-нибудь поесть. Полина торопилась, и все валилось у нее из рук. Кое-как собравшись, она решила, что поесть сможет и вернувшись, и пошла голодной. На улице было морозно. Падал снег, дорогу не чистили, но зато идти не очень скользко. У подъезда встретила соседку. Полина понимала, что нельзя разговаривать – затянет, но соседка начала первой:

– Ты слыхала, сказали, что поймали вора, который пенсионеров грабил? Вот мерзавец! Я бы таких вешала бы, чтобы все могли видеть....

«Только бы не заговорить, – подумала Полина, – разговаривать с Семеновной можно долго. Она не отпустит так просто. Лучше пройти, не замечая ее.»

Медленно-медленно, с трудом переставляя опухшие ноги, старушка шла к остановке. Больше всего она боялась увидеть подъезжающий автобус. Добежать она не успеет, а ждать следующий придется полчаса. Именно так и произошло. Автобус ушел из-под носа. Полина стояла, почти со слезами глядя на часы. Но она утешала себя, что время еще есть. Неприятности преследовали Полину и дальше. В автобусе места не было, никто не уступил, и она упала на резком повороте. Когда вышла, села в другой автобус. Самое обидное, что номер сбоку Полина увидела, а спереди номер был другой, и автобус шел по тому маршруту, который спереди. К счастью, она вовремя заметила, что автобус повернул. До храма оставалось две остановки, и старушка пошла пешком: согнувшись и медленно-медленно переставляя ноги.

Взглянув на часы, Полина поняла, что никогда еще не приходила в храм так поздно. На скользких ступеньках был положен ковер, поэтому Полина смогла подняться без особого труда. Правда, когда она дошла до середины лестницы, ее чуть было не сшибла с ног молодая женщина, которая как в дурмане выходила из храма, успокаивая на ходу плачущего младенца. В храме было жарко. Понимая, что сначала нужно купить свечи, Полина заняла очередь к свечному ящику. Очередь не двигалась. В центре храма седой священник читал громким торжественным голосом огромную книгу в блестящей обложке, которую держал молодой парень в золотом одеянии. Все молча стояли. Но так как очередь не расходилась, Полина решила, что свечи все же начнут продавать снова. Так и оказалось. Лишь только священник окончил чтение, очередь стала двигаться, правда очень медленно. Торгующая – женщина средних лет в черном платке, черной кофте и черной юбке, казалось, специально тянет время. Ее движения были какие-то заторможенные. Ее не смущала очередь, она, погруженная в свои мысли или молитву, брала деньги, долго искала сдачу, долго подавала свечи. Но никто не ругался, правда кто-то очень шустрый так и норовил втиснуться без очереди. Наконец, после долгого стояния, заветные три свечи оказались в руках Полины. Выбрав из трех самую большую и аккуратную – для Бога, Полина смело ринулась вперед. Храм был битком набит народом. Даже в автобусе люди не стояли так плотно. Через такую плотную толпу не мог бы протиснуться и мальчик, не говоря уже об огромной Полине. В ужасе и недоумении старушка стояла сзади толпы. Время шло, а толпа оставалась неподвижной, и казалось, чего-то ждала.

«Если они ждут окончания службы, то я не успею поставить свечи, – подумала Полина, – надо что-то предпринять, Господи, помоги!»

Прошло несколько минут, которые показались Полине вечностью. Вдруг, как бы в ответ на ее просьбу, она увидела ту женщину с ребенком, которая едва не сбила ее с ног на крыльце. Ребенок не плакал, он был увлечен изучением большой свечи, которую держал в руках и пытался засунуть себе в рот, но мама что-то шептала ему на ухо и не давала ему это сделать. Как ни в чем не бывало, женщина двинулась на толпу. Люди или расступались, или она аккуратно расталкивала их. И шла женщина к иконе Бога! Тут Полину осенило, и она пристроилась за женщиной. Забыв об усталости, Полина теперь думала только о том, как бы не отстать от своей спасительницы. Наконец она оказалась рядом с заветным подсвечником. Место, куда можно было поставить свечу, оказалось только в самом дальнем ряду. Полина попыталась поставить в него свечу, но пока тянулась через горящие свечи, только подпалила рукав пальто. Вдруг она заметила, что женщина бесцеремонно вынула несколько догорающих свечей и бросила их в ящик, стоящий внизу. Место освободилось, и Полина сразу же поставила в него свечку. А женщина с умилением смотрела на то, как ее ребенок пытается поставить свою свечку. Сначала Полина надеялась так же выйти под прикрытием своей недавней проводницы, но та не собиралась выходить, а наоборот, дождавшись, когда малыш поставит свечку, стала пробираться вперед и остановилась, как будто заняла очередь.

«Так, Богу поставила, теперь – Божьей Матери», – подумала Полина.

Сначала Полина решила вернуться назад тем же путем, каким и шла сюда, а потом обойти и пробраться к иконе. Но видя огромное количество народа, решила прорываться напрямик. Пыхтя и кряхтя, она стала продвигаться. Спотыкаясь о стоящие на полу сумки, Полина все-таки приближалась к цели. Но что это? Иконы Божьей Матери не было. Вот юноша с соколом на руке. Рядом старик с длинной седой бородой. Вот подсвечник. Между ними должна быть Божья матерь. Но вместо нее там висела икона, изображающая другую женщину, перед которой стояла большая чаша, из которой высовывался совсем другой мальчик! Полина в ужасе и удивлении застыла перед иконой. Женщины, которые пропуская ее расступились, теперь косо смотрели на нее, как бы говоря: «Ставь свечу и проходи дальше!» В ужасе и удивлении Полина спросила:

– А где Божья Матерь?

– Какая? – переспросила женщина.

– Божья! Ну, Мать Бога, – громче ответила Полина.

– Какая Божья Матерь?

– Ну, которая Мать Бога, – не понимала вопроса Полина.

– Это понятно, но они бывают разные: Владимирская, Казанская. Вот это – Неупиваемая Чаша, она от пьянства лечит. Вам какая нужна?

Полина, не зная что ответить, стояла в растерянности. Тут мужчина с бородой спросил ее:

– Вам, наверное, Казанская нужна, которая здесь раньше висела? Ее перевесили – теперь она у алтаря, – и показал рукой вперед.

Полина двинулась к цели, расталкивая людей и вызывая недовольные вздохи и бормотание типа: «В церковь раз в году ходят – свечку поставить, а на людей им наплевать!» Наконец Полина добралась до нужного подсвечника (к счастью, там оказалось как раз одно свободное место) и поставила свечу. Остался один Николай Угодник. Чтобы добраться до него, надо было опять идти через весь храм. Если бы ей раньше сказали о том, что ей предстоит, она бы, наверное, развернулась и ушла, но теперь, видя какой путь через толпу она проделала, Полина опять смело двинулась к цели. В нескольких метрах от нее было свободное пространство чуть выше основного пола и покрытое ковром, на котором никто не стоял. Полина догадывалась, что ходить по нему нельзя, но все же понимая, что служба скоро кончится, а свечу поставить надо, все же прошлась по ковру. Тут же она услышала крик: «Здесь нельзя ходить!», но только быстрее пошла вперед. Так она оказалась возле противоположной стены храма. Народу здесь было совсем немного, и до иконы оставалось несколько метров, но тут дорогу Полине перегородил гроб. Он стоял на табуретках прямо напротив иконы Николая Угодника. Возле иконы был и подсвечник, на котором почти не было свечей, но в пространство между стеной и гробом Полина бы просто не пролезла. Вернее, может быть и пролезла бы, но с палкой просто не развернулась бы в нем. Все! Полина стояла и смотрела на икону, держа в руках последнюю свечку. Из глаз ее потекли слезы. Столько сил потрачено, и все напрасно. Вдруг рядом с ней каким-то образом оказалась девочка лет 10-ти. Она посмотрела на старушку и спросила: «Николаю Угоднику?». Полина только кивнула. Не успела она и вытереть слезы, как свеча уже стояла на подсвечнике. Теперь старушка плакала уже от радости. Все! Можно идти домой. Но в это время открылись центральные двери в стене, состоящей из нескольких ярусов икон, и из них вышел тот седой священник, который читал большую книгу, и громко объявил: «Со страхом Божьим и верою приступите!» По всему храму прошло движение. Кто-то шагнул вперед, кто-то отошел в сторону. Полину несколько раз толкнули, одна женщина спросила: «Причащаться будете?»

– А что... – только смогла сказать Полина, не понимая, что от нее хотят.

– Если будете, то быстрее на исповедь, если еще не исповедались, и пока не поздно вперед проходите.

Тут Полина увидела в толпе народа еще одного невысокого молодого священника, к которому стояла очередь. Люди что-то говорили ему на ухо, после чего он накрывал их передником, и те проходили вперед, становясь в другую очередь. А там седой священник давал им что-то в рот из большой красивой чаши.

Полина пыталась вспомнить, говорила ли что-то покойная мать про причастие, но не могла. Скорее всего – нет. В то же время она понимала, что если все берут, то надо брать. Сработал магазинный инстинкт. Но ее теперь беспокоило больше другое. По телевизору она много раз видела как исповедуются, но там все было по-другому. Но то – Мексика, а это Россия! Там не было такой тесноты и давки. Но одно понимала Полина – надо сказать все плохое, что совершила. С кем поругалась, на кого обиделась, на кого злилась. И причем быстро. Сама не понимая как, она вспоминала и вспоминала свои грехи, как вдруг она оказалась перед священником. От волнения она сразу забыла все грехи. Но священник спросил только ее имя, после чего накрыл своим передником и дал поцеловать крест и книгу в золотой обложке, после чего указал на другую очередь. Только теперь она поняла, почему нельзя было ходить по ковру – на нем теперь стоял священник с чашей. Судя по торжественности, в чаше действительно было что-то необычное и ценное. Слова «Тело Христово Примите! Источника бессмертия вкусите!», которые пел хор, наводили на страшную мысль о том, что в чаше находится человеческое мясо и кровь, и тот, кто это съест, становится бессмертным. С ужасом Полина предстала перед чашей. Священник спросил у Полины имя и вложил ей в рот ложку с чем-то красным из чаши... И старушка со страхом это проглотила, не пытаясь даже распробовать вкус...

Теперь она вместе с людским потоком шла по направлению к выходу из храма. Возле выхода ее напоили теплой водой и дали кусок белого хлеба. А возле самого выхода старушка вынула из мешка и дала ей маленькую булочку необычной формы...

Домой Полина добралась легко. Куда-то пропала усталость. Быстро подошел сначала один автобус, затем другой. Лифт не работал, но Полина с какой-то легкостью поднялась на третий этаж, вошла в квартиру. Только когда она прошла на кухню, силы оставили ее. Она сидела, положив на стол рядом с собой булочку из церкви, и смотрела на иконы. Она никак не могла осознать события этого дня. Мысли все время возвращались то к разным иконам Божьей Матери, то к необычной исповеди, то к удивительной чаше. Вдруг Полина увидела рядом с иконой старую фотографию. Она видела ее всегда, но не обращала на нее внимание. Просто слышала от кого-то, что фотографии умерших родственников надо хранить возле икон. Старушка взяла фотографию и поднесла ее к лицу. Мысли почему-то вернулись к исповеди. Надо вспомнить все плохое, что сделала. За какой срок? С какого момента? Фотография наталкивала на мысль об обидах, нанесенных родным. На фотографии были родные Полины. Ее старушка-мать, она сама, сестра, муж - офицер и двое детей-мальчиков. Где они теперь? Воспоминания нахлынули на Полину. Последний раз видела она младшего сына лет 15 назад. На суде. Он женился, потом по пьяному делу приревновал жену, ударил утюгом по голове – убил. Полина поклялась, что знать больше не будет сына-убийцу. Теперь, наверное, уже из тюрьмы вышел, а может, и нет... Старший сын, когда женился, пропал. Полине не нравилась его подруга жизни, и она была против свадьбы, но он женился назло матери и уехал в другой город. Даже не писал. Вроде бы так и живет с ней, пьет, бьет, а она терпит. Мать померла на даче. На грядке с картошкой. Мать все время заставляла Полину пропалывать и собирать колорадских жуков. Ее это раздражало, потому что урожая получалось все равно меньше, чем по весне сажалось. После очередного скандала Полина поклялась, что никогда не появится на проклятой даче. И не появилась. Когда матери стало плохо на грядке – ей никто не помог. Нашли ее обглоданное крысами тело только через неделю. Из-за наследования все той же дачи вышла судебная тяжба с сестрой, после которой две сестры стали врагами и больше не общались никогда. Муж замерз на улице по пьяни. Когда он стал пить и буянить, Полина перестала пускать его в дом пьяного. Однажды она не пустила его, и он заснул прямо на улице. Так и замерз насмерть. Полина вспоминала все новые и новые подробности. И чем больше вспоминала она эти подробности – тем больше понимала, как она была не права. Из-за нескольких разбитых тарелок она потеряла мужа... Из-за дачи, куда она не ездила, – потеряла сестру... И вот теперь она совсем одна в трехкомнатной квартире. Здоровье все хуже и хуже, и однажды настанет момент, когда она, подобно матери, помрет и никто не вспомнит о ней. А виновата во всем она сама!

И тут Полина зарыдала. Слезы текли из глаз и капали на фотографию.

– Родные мои, милые мои! Простите меня! Пожалуйста! Все возьмите, только простите меня...

И тут кольнуло сердце старой женщины, она потянулась за валидолом...

Соседка, заметив долгое отсутствие Полины, звонила ей и в дверь, и по телефону, но тщетно. Через два дня видя, что никто не открывает, вызвала скорую помощь и милицию. Молодому врачу оставалось только зафиксировать факт смерти, а милиционеру удостовериться в том, что к старушке не приезжали родственники, желающие скорее получить наследство. Соседка, узнав, что милицию интересует не помог ли кто Полине умереть, с явной радостью вспомнила, что Полина ходила в церковь. И тут ее понесло! Она как безумная принялась поливать отборными ругательствами церковь, Бога и священников. Она, наверное, захлебнулась бы от злости, говоря, какие попы негодяи, обманщики и развратники, если бы ее не остановили. Наконец, когда милиционеру надоело это слушать, он в ответ на эпитет «все попы отожрали себе пузо на народные деньги» строго ответил: «на свое пузо посмотри!» – и соседка заткнулась, затаив злобу на «милицию, которая защищает попов».

А врач молчал. Он был верующим человеком и одно время с явным удовольствием рассказывал своим пациентам о Боге и Церкви. Кто-то слушал, кто-то нет. Ему казалось, что он проповедует слово Божье. Проповедь молодого миссионера окончилась после одного неприятного случая. После упоминания Церкви вроде бы нормальная, добродушная старушка вдруг побагровела от злобы и принялась изрыгать проклятия в адрес Бога. Она перечисляла все обиды, начиная с самого детства (как будто старательно заучивала их), и повторяла: «и Бог видел это и молча смотрел?!» или «и Бог это со мной сделал?!» Потом она начала вспоминать и выдумывать все возможные пытки и казни, которым бы она подвергла Бога, если бы встретилась с Ним. После получасового истерического богохульства бабульку пришлось госпитализировать с инсультом. К счастью (или к сожалению), бабулька осталась жива и забрасывала «скорую помощь» гневными обвинениями, что из-за их врача она чуть не умерла. Досталось и молодому миссионеру. После этого случая он хотел уволиться с работы и уйти в монастырь. Но прежде чем совершить такой поступок, решил спросить совета у своего священника, которому обычно исповедовался. И тот посоветовал ему больше ни слова не говорить никому о Боге. Только наблюдать. И действительно! Чем дольше он работал на скорой помощи – тем больше удивлялся в Божьем промысле относительно людей. Как врачу скорой помощи ему доводилось наблюдать жизнь многих старых больных людей незадолго до смерти. И вот удивительно, что без всяких видимых причин кто-то незадолго до смерти вдруг со всеми мирился. Кто-то вдруг просил позвать священника. Кто-то вдруг начинал ходить в церковь. А кто-то напротив, считая себя верующим, незадолго до смерти вдруг начинал богохульствовать, ссорился с родными и умирал с проклятьями на устах.

Этот врач бывал у Полины несколько раз. Однажды она сама рассказала ему о своей вере в поставленные в храме свечи, и богословско-грамотный врач понял, что иначе как суеверием и язычеством это назвать нельзя. Но теперь, сопоставляя факты, он понимал, что бабулька, скорее всего, попала на конец службы, стало быть, застала причастие. Может быть, даже причастилась. Вернулась домой, посмотрела на иконы, увидела фотографию родных, вспомнила нанесенные им обиды, слезно раскаялась и в таком состоянии умерла от сердечного приступа. С такими болезнями, как у нее, все равно долго не живут... И ведь все устроил Бог! И задержку в пути, и семейную фотографию возле икон (что канонически не должно быть). И он был искренне рад за нее, что смерть она встретила так, по христиански, а не иначе. Например, перед телевизором с мексиканским сериалом или перед календарем с фотографией героини мыльной оперы или парой маленьких щенков, увеличенных в типографии до размеров волкодава.

Январь 2003 г.