Два наставника

Истина – цель философии, но не всегда философов.

Джон Чертой Коллинз

…ДЛЯ СРАВНИТЕЛЬНОГО анализа религий Евгению пришлось прослушать несколько лекционных курсов Алана Уоттса, и он всегда считался достойным учеником. Однако несколько времени спустя восторженное отношение к талантливому профессору и писателю потускнело. Генон научил Евгения ставить истину превыше всего, а Уоттс, хотя и пытался уверить слушателей в том же, далеко не всегда следовал этому принципу. В сущности, бывший англиканский священник хотел удобной для себя религии, сулившей духовные блага и позволявшей ему жить как вздумается. И весь свой незаурядный ум он употребил, чтобы создать и оправдать такую «бесхребетную» религию. Дзен, отвергавший любые догмы, оказался благодатной основой.

…В 1960 году Евгений покинул Академию, а Уоттс занялся проповедничеством собственных идей. Три года спустя Евгений отметил в дневнике: «Философия Уоттса – это оправдание «естественных радостей жизни», хотя и в утонченной форме. И для этого он-то и берет на вооружение разные религии, то отрицает (когда ему удобно), если они не подходят меркам «жизни ради удовольствий». Это нечестно. Коль скоро цитируешь из религиозных источников, будь добр, изложи мысль полностью, опираясь на всё учение в целом. Произвольно выдергивая удобные ему цитаты, он лишь обнаруживает неуважение к источникам: они для него лишь забава, ведь божество – он сам. В этом он заодно с прочими лжепастырями».

…Уже к 70-м годам начал он пожинать плоды посеянного десятилетием раньше, свидетелем чему был Евгений. Еще тысячи и тысячи видели в Уоттсе духовного наставника, гуру Востока, сам же «учитель» был опустошен, разочарован и кончил свою жизнь в пьянстве. «Не нравлюсь я себе трезвым», - признавался он.

Умер он в 1974 году. Евгений упомянул его в своей лекции, рассказал, какое потрясающее впечатление Уоттс произвел на него поначалу: «Оглядываясь в прошлое, видишь, что он просто-напросто «попал в струю», построил на этом карьеру, разбогател, обрел много последователей. Кое-что в его учении верно: он правильно подметил язвы современной жизни. Но толика истины терялась в его собственных суждениях, мнениях, а впоследствии и во лжи. Сколько душ, не считая своей, он погубил?!»

РЕШИВ СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ на китайской философии, Евгений понял, что ему нужен настоящий учитель. Говоря об осмыслении древних текстов, он однажды заметил: «Нужно, чтобы вам лично растолковал всё учитель. Мало самому читать книги, полагают китайцы. Книги книгами, но лишь учитель способен передать их мудрость».

Евгению посчастливилось найти истинного хранителя традиционной китайской философии в лице китайского ученого-даоса, Жи Минь-шеня. Тот преподавал в Академии с 1953 года. По словам Евгения, он разбирался в китайской философии как никто в США, самого его учили великие философы и мудрецы Китая (в их числе были Уян Цзин-ву и Ма Уи-фу). Жи Минь-шень провел несколько лет в даосском монастыре, где под водительством монахов вылечился от туберкулеза молитвой, самоуглублением и дыхательными упражнениями. Когда к власти пришел Мао Цзедун, знатную семью Жи Минь-шеня лишили всего имущества. Вместе с другими великими учеными и мыслителями Жи Минь нашел пристанище в центральном Китае, куда коммунисты еще не добрались. Немало книг удалось захватить с собой, однако работы китайских классиков они помнили наизусть! В городе Чунькин устроили на скорую руку подобие университета. Жи Минь-шень читал философию, там же он написал три книги на родном языке. Но в 1945 году коммунисты пришли и в Чунькин, университет закрыли. Жи Минь покинул родину, переехав сначала в Японию, затем в США. В 1948 году он получил степень магистра в Хейверфордском колледже в Пенсильвании, несколько лет преподавал там же и в Нью-Йорке философию.

Один из друзей Евгения вспоминает: «Говорил Жи Мень-шень с трудом, у него, кажется, был врожденный порок – «волчья пасть». Так что понять его китайский удавалось с большими усилиями, не говоря уже об английском, которым он вообще плохо владел. Евгений полюбил профессора за искренность, за даосскую мудрость, увидел в нем едва ли не святого. Сам Евгений говорил, что, благодаря знакомству с этим истинным представителем китайской духовной традиции, «понял разницу между настоящим учителем и обычным университетским профессором», о чём в свое время говорил Генон. Много позже, вспоминая знакомцев своей молодости, Евгений выше всех ставил Жи Минь-шеня.

У него Евгений начал постигать премудрости древнекитайского (тоже под влиянием Генона, как указывалось ранее). Язык этот, лишенный привычной грамматики, показался Евгению едва ли не самым совершенным в мире. Вместе с Жи Минем он переводил «Дао Дэ Цзин» на английский. Он записывал каждое слово, древнее толкование которого пояснял Жи Минь. Им очень счастливо работалось вместе: китаец передавал Евгению истинный смысл текста, а тот подыскивал наиболее точные английские слова.

Как разнятся записи Евгения на лекциях Жи Минь-шеня и Уоттса! Уоттс, не принадлежа ни к одной из старых философских школ, лишь комментировал разные учения, опираясь на собственное мнение, а Жи Минь-шень – плоть от плоти древней китайской философии, которую он непосредственно и передавал. Поэтому, даже рассуждая о главных философских вопросах, когда-либо стоявших перед человечеством, он находил всегда оригинальные и простые ответы. Так, говоря о конфуцианстве и неоконфуцианстве, он особо выделял чисто «земные» аспекты: чувство долга, цель жизни. Философию он преподавал как науку о добре, верности, честности и любви.

Рассказывая студентам Академии, как в древнем Китае относились к познанию (по работам Конфуция и Сюнь Цзы), Жи Минь говорил: «Суть человека – в постоянном познании, а не в том, что уже накоплено. Важна не ученость, а мудрость. Суть человека раскрывается образом жизни. Сам образ жизни маловажен, но он раскрывает человека … Цель познания – стать хорошим человеком … И вести к этому должен учитель-друг, ведь в обучении цель – не знание, но перемена себя. Учитель-друг – вот живой пример, только высокая духовность одного может повлиять на другого».

Раскрывая древнекитайское философское отношение к любви, Жи Минь указывал: «Чтобы совершенствовать себя, нужно полюбить других. Любовь к людям приносит покой, а когда любви нет, наступает разлад. Покойный же дух преображает человека».

Особенно злободневны слова Жи Миня о супружестве. Любовь мужа и жены, «если она не основана на уважении, не дает места любви к другим людям. Страсть притягивает мужчину и женщину, уважение держит на расстоянии. Вкупе эти два чувства и есть любовь. Уважение – регулятор любви».

До чего же непохоже всё, что говорил и писал Жи Минь, сам его подход на учение теперешних гуру, несущих якобы восточную мудрость. Передавая живую традицию философии, Жи Минь скорее уподоблялся мыслителям древней Греции, чьи учения подготовили человечество к полноте Божественного откровения, явленного Иисусом Христом.

НА ЛЕКЦИЯХ Алана Уоттса по «Сравнительному анализу религий» Евгений слышал, как тот превозносит даосизм и снисходительно отзывается о конфуцианстве. А Жи Минь-шень учил, что между различными китайскими школами существует основополагающее единство. «Единство традиций, - пояснял впоследствии Евгений, - выражается в разных частных видах. Современные учения, хватаясь за это частное, находят в Китае всевозможные учения: конфуцианство, даосизм, почитание предков, поклонение богам и духам и др. Мой учитель (Жи Минь-шень) твердо стоит на том, что все эти учения суть одно, суть основной принцип китайской мысли – правоверие: существует верное учение, и от него зависит всё общество. Но правоверие может по-разному выражаться. И мой учитель наглядно показал, что даосизм, например, обращен к немногим избранным, а конфуцианство – к широкому кругу. Даосизм нацелен на духовную жизнь, а конфуцианство – на общественную».

По воспоминаниям одного из тогдашних студентов Академии, Жи Минь определенно держался даосизма и конфуцианства, но не буддизма, так как первые два учения исконно китайские, а последнее привнесено из Индии на тысячу лет позже.

Благодаря Жи Минь-шеню прежнее увлечение буддизмом у Евгения начало мало-помалу проходить. В мае 1957 года он писал: «До чего же скучен буддизм по сравнению с богатейшей китайской классикой – даосизмом и конфуцианством! Дзен слишком многословен, слишком вторичен».

Жи Минь научил Евгения, как восстанавливать истинность в истории, и Евгений отмечал: «Мой китайский профессор учил меня, что если обнаруживается несовпадение археологических раскопок и древних памятников письменности, доверяй написанному. Ибо археология – лишь черепки да собственные мнения и домыслы, а древние тексты суть люди, которым надобно верить. Так исстари принято в Китае».

…Жи Минь-шень говорил Евгению, что коммунизм принесет смерть духовной философии Китая, под которой подразумевал старые, традиционные учения, носителем которых был сам. Евгений разделял взгляды учителя на коммунизм – безжалостное насаждение материализма, уничтожение высоких духовных человеческих устремлений. Однако сам пока не нашел, как бы противостоять этому беспримерному в истории натиску безбожия.

Жи Минь-шень, будучи человеком смиренным, не прославил своего имени. По меркам мира сего, этот учитель не преуспел, в отличие от Уоттса, циника и лицемера, снискавшего колоссальный успех. Евгений избрал первого, а мир – последнего.