Швейцария 1 страница

Из товарищей Урсулы по швейцарскому подполью больше всего известно о судьбе Шандора Радо. Как известно, после войны он был арестован и провел несколько лет в лагерях. Едва ли стоит всерьез опровергать обвинения НКВД, выдвинутые против него. Он, конечно же, не был главным виновником провала резидентуры – ее выявило гестапо. После провала французской и бельгийских групп «Красной капеллы» и захвата шифров для квалифицированных немецких контрразведчиков выявить швейцарскую группу было делом техники. Агенты-двойники привлекались «Дорой» не по собственной инициативе, а с ведома и согласия Центра, за что его даже не раз благодарили. Не мог он быть и агентом английской разведки, иначе англичане, уж верно, не отказали бы ему в политическом убежище в Каире.

Советский биограф Радо Владимир Александров нашел в архивах сведения о том, что Радо еще до войны подозревали в порочащих его связях, но не с англичанами, а кое с кем похуже. Еще до начала Второй мировой войны Центр предполагал послать в помощь «Доре» опытного агента-профессионала – ведь Радо, будучи резидентом, не имел никакой специальной подготовки. «Но, – пишет Александров, – меня насторожил другой пункт: «Необходим – говорилось в нем, – вызов Доры в Союз для выяснения некоторых вопросов, связанных с вербовкой лиц, подозреваемых старым руководством РУ как агентов гестапо и французской контрразведки, а также уточнить его, Доры, знакомство с троцкистами, например, с «Мадьяром». А затем я нахожу в личном деле Радо следующую запись: «К парижскому периоду его жизни относится сообщение (назван источник) о том, что Дора троцкист, что он якобы был связан с каким-то Мадьяром, будто бы арестованным по делу об убийстве Кирова...»[63]

В 1938 году такие записи в личном деле означали вещи вполне конкретные и определенные. По крайней мере, майор Анулов («Коля») к тому времени был уже арестован и получил срок. Но Радо тогда повезло – его спасла начавшаяся война. В сентябре 1939 года все европейские границы были закрыты, и ни новый заместитель «Доры» не смог прибыть в Швейцарию, ни он сам – в Москву. Но после войны НКВД рассчитался за все.

В 1954 году Радо был освобожден из заключения и полностью реабилитирован. В июле 1955 года он уехал в Венгрию. По иронии судьбы, годы, проведенные в лагерях, спасли его во время венгерского восстания в 1956 году. Он был занесен восставшими в списки коммунистов, и к его дому явилась разъяренная толпа – а с коммунистами в те дни не церемонились! Но кто-то из руководства восстания объяснил, что этот человек тоже пострадал от рук НКВД, и его оставили в покое. Так Шандор Радо, который формально не был на стороне восставших, уцелел.

Из Франции к нему в Будапешт приехала жена. Правда, прожила она на родине всего три года – до своей смерти в 1958 году. На ее могиле на почетном кладбище Керепеш написано: «Член Коммунистической партии Германии с момента основания».

Сыновья Радо, выросшие в Швейцарии и десять лет прожившие во Франции, к тому времени успели освоиться в этой стране, женились там и возвращаться в незнакомую им Венгрию не пожелали.

Радо покончил с разведработой и занялся своей любимой картографией, сумев внести значительный вклад в науку. Он был избран членом ряда иностранных академий, много участвовал во всевозможных конференциях и симпозиумах, руководил государственным управлением геодезии и картографии, географическим комитетом академии наук, был награжден орденами ГДР, Венгрии и Советского Союза. Трудно сказать, насколько обрадовал Радо этот факт, но в 1976 году ГРУ извинилось перед ним за ошибочную оценку результатов его работы, и он был награжден орденом отечественной войны I степени.

«Одно время в ЦК партии, – пишет Александров, – когда вышли мемуары «Доры», даже поговаривали о присвоении Шандору Радо звания Героя Советского Союза. Но все это осталось втуне. Когда я спросил одно высокопоставленное лицо: «Отчего же?», то мне ответили: «Радо получил бы орден Ленина, если бы не сбежал тогда в Каире»[64]. Рут увиделась с ним еще раз в 60-х годах в Венгрии.

…А вскоре после выхода в свет мемуаров Радо в квартире Александрова раздался телефонный звонок. «Это говорит Коля. Тот самый Коля, который в 1938 году передал Шандору Радо резидентуру в Швейцарии». Оказалось, что Леонид Абрамович Анулов не погиб в лагерях, как предполагалось, а живет в Москве. Александров побывал у него. Жил Анулов на окраине города, в однокомнатной квартире, вместе с женой, тоже побывавшей в лагерях. Жили они бедно, на две небольшие пенсии. Встреча эта состоялась в 1973 году. Вскоре Анулов умер.

В конце 1969 года, в честь 20-летия ГДР, группа немецких участников Сопротивления была отмечена наградами СССР за помощь в разгроме гитлеровской Германии. Правда, из группы награжденных к рому времени в живых осталось только трое. Одна из их была Рашель Дюбендорфер, которая была награждена орденом Красного Знамени.

Пауль Бётхер вернулся в ГДР, где одно время был заместителем главного редактора «Лейпцигер Фольксцайтунг». Умер он в 1975 году в возрасте 84 лет.

Интересная история получилась с человеком, который внес наибольший вклад в работу швейцарской резидентуры – Рудольфом Рёсслером. Руководство ГРУ предложило включить и его в список награжденных.

< Министр госбезопасности ГДР Мильке, выслушав мнение советской стороны, откинулся в кресле и посмотрел внимательно на представителя КГБ, сидящего напротив.

– В ГДР уважают труд Рудольфа Ресслера, отдавшего немало сил разгрому общего врага – гитлеризма и возрождения новой Германии. Однако антифашист Рёсслер вел свой бой хотя и на стороне антигитлеровской коалиции, но не в сплоченных рядах немцев-антифашистов. В ГДР ничего не имеют против награждения этого отважного и честного человека советской правительственной наградой, но полагают, что руководство СССР должно решить этот вопрос самостоятельно. Вопрос о награждении Ресслера больше не ставился> [65]. Вот так!

Эдмонд и Ольга Хамели, Маргарет Болли и Отто Пюнтер после войны жили в Швейцарии. О Пюнтере известно, что сначала он возглавлял информационное агентство социал-демократической партии и был представителем Союза журналистов при швейцарском правительстве, а с 1956 по 1964 год заведовал одним из отделов швейцарского радио. Потом он вышел на пенсию, но продолжал трудиться – он был избран народным судьей.

Фут, предложивший свои услуги английской разведке, вернулся в Англию, где занимал в разведведомстве очень небольшой пост. В 1949 году он выпустил книгу воспоминаний о работу в Швейцарии «Справочник для шпиона». Книга принесла ему неплохие деньги, но, по дружному свидетельству прочитавших ее очевидцев событий, она, мягко говоря, не слишком достоверна. Вскоре – в 1957 году – он умер. В следующем, 1958 году, умер Рудольф Рёсслер – «Люци», так и не раскрывший своей тайны.

Трудно сказать, как познакомились Рут Вернер и Мария Полякова. Может быть, Полякова инструктировала Урсулу перед работой в Швейцарии – стране, которую она незадолго перед тем покинула. Но, начиная где-то с 1960 года, они регулярно переписывались. Мария Иосифовна, приезжая в Берлин, навещала Урсулу. Встречаясь, они вспоминали Англию, Германию, Швейцарию, Францию... каждой было что вспомнить.

Полякову отозвали из Швейцарии в конце 1937 года. Она счастливо избежала < чисток> в аппарате разведки. В наиболее опасный для себя момент, когда ей грозило увольнение из армии, Мария написала и отправила секретной почтой письмо Ворошилову и получила ответ: < Климент Ефремович прочитал ваше письмо. Просит не волноваться и продолжать работать>. Она осталась в разведке. Обучала премудростям разведработы новых сотрудников, в том числе и вышестоящих.

В октябре 1941 года ей дали одно из важнейших в ее жизни заданий, которое она, к счастью, выполнить не смогла. Почему «к счастью»? Дело в том, что она была назначена резидентом нелегальной резидентуры... в Москве. 20 октября в столице было объявлено осадное положение. К городу подходили немцы. Тогда же командующий Западным фронтом генерал (тогда еще генерал) Жуков вызвал к себе начальника ГРУ и приказал срочно создать в Москве агентурную сеть с радиосвязью и конспиративными квартирами. При этом он сказал: «Москву мы не отдадим, но готовиться надо ко всему. Береженого Бог бережет».

Капитан Полякова предложила свою кандидатуру в качестве руководителя резидентуры. Сначала начальник ГРУ отказал, не по каким-то объективным причинам, а просто потому, что она – женщина. Но потом переменил решение – ведь Полякова несколько лет работала в качестве нелегала, отлично знала немецкий язык и обстановку. Ей выдали паспорт на другую фамилию, ночной пропуск и справку о том, что ее дом разрушен. После чего поселили в брошенную жильцами при эвакуации квартиру, которая должна была работать в качестве конспиративной.

7 ноября она переехала в эту квартиру, сменив форму капитана Красной Армии на старую шубейку, валенки и старый платок. Вечером она уходила якобы «на работу» в ночную смену, а на самом деле сидела в бомбоубежище ГРУ с шифровками от агентов. Днем, после нескольких часов сна, занималась подготовкой конспиративных квартир, почтовых ящиков, явок и тайников. Другие офицеры готовили источников и агентов – пожилых людей, освобожденных от военной службы и, естественно, беспартийных. Сеть была успешно создана. К счастью, использовать ее так и не пришлось.

Война тяжело отозвалась на судьбе Марии Поляковой. Ее брат погиб в боях под Ельней, а муж – во время выброски нашей разведгруппы в немецкий тыл в Чехословакии. После войны, с 1946 по 1956 год, она преподавала в специальном учебном заведении. Умерла Мария Полякова 7 мая 1995 года, да два дня до 50-летию Победы.

Англия

Николай Аптекарь – счастливо избежал всех неприятностей, связанных с НКВД. Вернувшись из Англии в апреле 1944 года, он, некоторое время проработав в центральном аппарате разведки и, после учебы, был направлен на оперативную работу в Данию, где пробыл с сентября 1948 по апрель 1949 года. Затем, в 1950-51 годах работал в Польше. Потом, после обучения на высших академических курсах при военно-дипломатической академии, три года – в Китае, в Харбине. В июле 1958 года демобилизовался в звании полковника. За время работы Аптекарь был награжден 6 боевыми орденами (Орден Ленина, два ордена Красного Знамени, два ордена Красной Звезды и орден Отечественной войны 2-й степени) и 14 медалями. После увольнения в запас 20 лет проработал в НИИЭМИ в Москве в качестве специалиста по научно-технической информации.

После выхода в свет книги «Соня рапортует» младшая дочь Аптекаря Наташа, будучи в служебной командировке в Берлине, посетила Рут Вернер. После этого Соня и «Сергей» переписывались до самой смерти Николай Аптекаря в 1991 году.

«Холу» – Мелиту Норвуд – можно назвать «долгожителем» в разведке. Она была тоже своего рода «двойным агентом», но одной страны – за этого ценнейшего агента постоянно вели борьбу НКВД и ГРУ. Тут следует вспомнить, что начинала Мелита как агент НКВД, потом была передана Соне, работавшей на военную разведку. В 1944 году, как и Клаус Фукс, перешла под контроль НКВД. В марте 1945 года организации, где она работала, удалось получить контракт, связанный с проектом «Тьюб эллойз». Норвуд, находившаяся абсолютно вне подозрений, получила доступ к документам проекта, таким образом, внеся свой вклад в атомный шпионаж.

В апреле 1950 года, после осуждения Клауса Фукса и в связи с усиленным вниманием, которое МИ5 тогда уделяло Соне, Мелита Норвуд была временно законсервирована, но ненадолго. Уже в 1951 году контакт с ней был возобновлен, и она опять перешла под контроль МГБ. Следующие двадцать лет она проработала как агент госбезопасности.

Норвуд была очень осторожна. Со своими связниками она встречалась четыре-пять раз в год, обычно на юго-восточных окраинах Лондона (одно время ее оператором был наш знаменитый разведчик Конон Молодый). Она по-прежнему работала в Британской научно-исследовательской ассоциации цветных металлов, через которую проходило много интересной информации. В 1958 году Норвуд была награждена орденом Красного Знамени. В 1962 году ей дали пожизненную пенсию в размере 20 фунтов стерлингов в месяц, от которой Норвуд впоследствии отказалась, заявив, что в деньгах она не нуждается, а работает по убеждениям.

В 60-е годы сотрудничество Норвуд с советской разведкой продолжалось. В записях Митрохина упоминается агент под псевдонимом «Хант», завербованный ею в 1967 году. В течение 14 лет «Хант» передавал нашей разведке научно-техническую документацию и информацию о продаже Великобританией оружия. В конце 70-х лондонская резидентура выплатила ему 9000 фунтов стерлингов, чтобы он смог открыть собственный бизнес.

в начале 70-х контакт с «Холой» был временно прерван. Когда же в 1974 году он возобновился, то выяснилось, что Норвуд в 1972 году вышла на пенсию. Доступа к секретным материалам она уже не имела, поэтому регулярное сотрудничество с ней было прекращено. В 1979 году, вместе с мужем, она посетила СССР. В Москве ей предложили финансовое вознаграждение, от которого она опять отказалась. Это то, что известно о Мелите Норвуд, так и не разоблаченном агенте советской разведки.

Клаусу Фуксу повезло меньше. Мы расстались с ним, когда он отправился в Соединенные Штаты, чтобы участвовать в американском атомном проекте. В 1943 году в Квебеке Рузвельт и Черчилль подписали секретное соглашение, которое закрепило объединение усилий Великобритании и США по созданию атомной бомбы. Согласно этому соглашению, техническая база проекта должна была строиться в США, а, поскольку Англия к тому времени имела большую научную базу в этой области, она вносила свой вклад «мозгами» – английские ученые принимали участие в проекте. Согласно этому соглашению, Клаус Фукс выехал в США. Он работал сначала в Манхэттенском центре, затем в Лос-Аламосе, и, по некоторым оценкам, был одним из наиболее информированных участников проекта – и всем, что знал, честно делился с советской разведкой. Начальник ФБР Гувер впоследствии писал в своем секретном меморандуме по этому поводу: «... В июне 1945 года Клаус Фукс передал русскому агенту детальный доклад, который заранее подготовил в Лос-Аламосе, имея доступ ко всем соответствующим документам и проверяя на месте правильность приводимых им расчетов и формул. Доклад содержал полное физико-математическое описание плутониевой бомбы, которую предполагалось испытать на полигоне «Тринити». Он передал русским также чертеж бомбы и ее отдельных компонентов и сообщил все наиболее важные ее параметры. Он сообщил также, что плутониевое ядерное устройство будет иметь цельнометаллический плутониевый заряд и дал техническое описание инициатора, включая мощность нейтронного компонента, тампера, алюминиевой оболочки и системы имплозивных «линз»...»[66]

Это только один из докладов Клауса Фукса, а их за почти десять лет работы было много.

В 1946 году, после испытания атомной бомбы, Клаус Фукс вернулся в Великобританию, как и большинство английских ученых. Из сотрудничества двух стран ничего не получилось. 1 августа 1946 года был принят так называемый «Акт Макмагона», запрещавший администрации США всякое сотрудничество с другими странами в ядерной области. Америка, попросту говоря, обманула союзника, воспользовавшись английскими научными разработками и ничего не дав взамен. Тогда английское правительство приняло решение о создании собственной атомной бомбы, работы над которой начались в 1947 году. Фукс возглавлял теоретический отдел проекта, так как едва ли какой-нибудь другой человек в стране знал в этой области больше, чем он. Связь с советской разведкой в Англии возобновилась (но уже теперь с разведкой МГБ, что было более чем оправданно, так как ведомство Берия курировало к тому времени атомную программу Советского Союза).

К тому времени как английские, так и американские спецслужбы уже знали о том, что имеет место утечка информации по атомному проекту, причем известно было, что в США она происходила из британской военной миссии. Английская контрразведка, проверив все досье, всерьез заинтересовалась Фуксом и начала его разработку. За ним тщательно следили, прослушивали телефонные разговоры, проверяли всю корреспонденцию – но тщетно. Подозрения подозрениями, однако никаких доказательств его сотрудничества с советской разведкой найти не удавалось. К тому времени Фукс был опытным агентом, встречался со связниками редко и в условиях строжайшей конспирации, а в остальное время следить за ним было бесполезно – его жизнь ничем не отличалась от жизни его коллег. Однако кое-что тщательное наблюдение дало – оно помогло контрразведчикам составить психологический портрет объекта разработки.

К тому времени ученый уже начал подумывать о том, чтобы уйти из атомного проекта. Его отец принял решение переехать в ГДР, что давало ему формальный повод сменить место работы. Однако дело было не в этом. Война закончилась, соотношение сил в мире изменилось, начиналась «холодная война». В новых обстоятельствах он уже не был так уверен в этической оправданности своих действий. Работая в проекте на благо Англии, одновременно он фактически работал против страны, ставшей его второй родиной, и такая двойная жизнь изматывала этого принципиального и совестливого человека. Сказывалась и психологическая усталость от многолетней работы в условиях повышенного риска – все это время Фукс был уверен, что в случае разоблачения ему грозит смертная казнь. Внутренний разлад, депрессия – позднее он охарактеризовал свое тогдашнее состояние как «контролируемую шизофрению». Да, улик против него не было, но, тем не менее, он как никогда был близок к провалу. (Вот уж чего никогда не испытывала Урсула – так это идейного разлада!)

Этим его состоянием воспользовались опытные психологи из МИ5. После серии бесед, изощренными психологическими приемами они заставили Фукса признаться в работе на советскую разведку. Суд над ним состоялся 1 марта 1950 года. Приговор был неожиданно мягким: 14 лет тюрьмы. Оказалось (о чем не знал Фукс), что, в соответствии с английским уголовным законодательством, статья об «измене Родине» могла быть к нему применена, только если бы он передавал информацию враждебному государству во время войны, Если бы он работал до 1945 года на Германию, Италию или Японию – то, вполне вероятно, был бы казнен. А так он был осужден в соответствии с законом о защите государственных секретов по статье, максимальная мера наказания по которой составляла 14 лет, которые Фукс и получил.

Вот как вспоминает об этом моменте своей жизни сам Фукс, «... из всего судебного заседания я запомнил только ступеньки, которые вели к огороженной от всего зала скамье подсудимых. Когда я, не видя ничего вокруг себя, сел на нее, мой защитник, наклонившись ко мне, спросил: «Вы знаете, какое вас может ожидать максимальное наказание?» – «Да, – сказал я, – я знаю, это – смертная казнь». – «Нет, – сказал он, – максимальная мера наказания за это – 14 лет тюремного заключения». Самое странное, что я ничего в этот момент не почувствовал. Я был уверен, что меня ожидает смертная казнь, смирился и был готов к этому. В этом как раз и заключалась моя ошибка – настоящий разведчик должен был драться, бороться за жизнь до последнего. А затем я вдруг почувствовал то, что и должен был почувствовать в моей ситуации смертник, которому неожиданно говорят: тебя не казнят, ты будешь жить...»[67]

Тяжелое душевное состояние Фукса усугублялось еще и тем, что Советский Союз на официальном уровне отказался от него. 6 марта 1950 года ТАСС опубликовало заявление по поводу процесса над Фуксом: «... Выступивший на этом процессе в качестве обвинителя генеральный прокурор Великобритании Шоукросс заявил, что будто бы Фукс передавал атомные секреты «агентам советского правительства». ТАСС уполномочен сообщить, что это заявление является грубым вымыслом, так как Фукс неизвестен Советскому правительству и никакие «агенты» Советского правительства не имели к Фуксу никакого отношения». Это не значит, что советская разведка бросала своих работавших за границей сотрудников и агентов. При малейшей опасности для их спасения делалось все возможное и невозможное. Но при одном условии. В то время в советской разведке существовало жестокое правило: признавшийся разведчик – предатель. По этой причине многолетнему забвению было предано имя Рихарда Зорге. По той же причине Советский Союз отказался и от Фукса. (Кстати, Фукс, что бы о нем ни говорили, признавая факт собственной работы на советскую разведку, назвал только одно имя, да и то под давлением неоспоримых улик, представленных ФБР – он опознал своего американского связника Раймонда – Гарри Голда).

Не так повела себя ГДР, в общем-то, послушный сателлит Советского Союза. Для немцев Клаус Фукс, кроме всего прочего, по-прежнему оставался немецким коммунистом. Вспоминает его вдова Грета Кельсон-Фукс: «В ЦК сразу же стали думать, как помочь, по крайней мере, как приободрить Клауса в тюрьме, дать ему понять, что в ГДР не забыли и ждут его. Я уже не говорю о том, что это был очень деликатный вопрос, решить который необходимо было, не затрагивая интересы советских товарищей...»[68]

В тюрьме Фукс просидел 9 лет. В июле 1959 года власти ГДР его обменяли, и он тут же вылетел в ГДР, обосновавшись в Дрездене. Там он встретил свою старую знакомую, еще по недолгому пребыванию в Париже в 1933 году – Грету. Вскоре они поженились и прожили вместе 28 лет – до самой смерти Клауса Фукса в 1988 году. В ГДР Фукс сразу же возглавил институт ядерных исследований в Россендорфе, показав себя не только ученым, но и прекрасным организатором науки. Коллеги вспоминают его как выдающегося ученого и как прекрасного человека, полностью чуждого всякого высокомерия, простого, доброжелательного и внимательного к людям. В общем-то, наверное, правы те, кто говорит, что, если бы не работа на советскую разведку, то Клаус Фукс мог бы достичь в жизни гораздо большего, войти в число самых крупных ученых двадцатого века, стать нобелевским лауреатом. Забывая при этом одно: если бы в 1949 году Советский Союз не заявил об испытаниях атомной бомбы, трудно сказать, каким бы сегодня был мир и существовали ли бы в нем нобелевские премии...

Первый связник Фукса, Семена Кремера, после возвращения в СССР служил в танковых войсках – тогдашний и. о. начальника ГРУ генерал Ильичев «подарил» его танкистам. Вот что сам Кремер рассказывает в письме одному из авторов этой книги: «В 1942 году тов. Ильичев на запрос командующего бронетанковыми войсками генерала Федоренко: «Кремер вам очень нужен?» – тут же, прямо при мне, ответил: «Нет, не нужен!» Тогда тов. Федоренко сказал: «Вышлите его личное дело мне». С тех пор я служил в танковых войсках. Генерал Ильичев отказался от меня, потому что знал, что в те дни мною интересовались люд из ведомства проклятого Берии. А Федоренко тоже знал, что уже две ночи меня допрашивали следователи Берии». Ильичев, на совести которого было много репрессированных разведчиков, отказался от Кремера и тем, может быть, спас ему жизнь – служа в танковых войсках, тот стал Героем Советского Союза и дослужился до звания генерал-лейтенанта.

Кстати, вернувшись домой, Кремер дружил с Аптекарем, и даже умерли они одновременно. 1 ноября 1991 года он получил из Москвы телеграмму, что скоропостижно скончался Аптекарь. Прочитав эту телеграмму, он почувствовал себя плохо и на следующий день умер.

Берлин

С интересными людьми Урсула общалась и дома. Всех, конечно, перечислить невозможно. Остановимся на двоих, которые были связаны с разведкой и имели с Урсулой общих знакомых.

В двух кварталах от ее дома жила ее давняя и хорошая знакомая Фрида Зибенэйхер, муж которой, Эдуард Лепинлауск, был двоюродным братом бывшего руководителя советской военной разведки Яна Карловича Берзина. Она родилась в 1908 году в немецкой крестьянской семье в небольшой силезской деревне, которая после 1945 года осталась в Польше. Работать начала с детства, ей не был еще и 14 лет. Одно время она была домработницей у немецкого профессора в городе Герлице, затем уехала в Берлин, где начала работать в местной больнице младшей медсестрой.

Однажды ее пациентом оказался нарком иностранных дел Советской России Чичерин. Он занимал в больнице две палаты. В одной находился сам нарком, в другой – его личный секретарь и охранник, чекист Эдуард Лепинлауск. Латыш по национальности, он свободно владел немецким языком. Родился Эдуард примерно в 80-х годах 19 века и был вдвое старше Фриды. Вскоре девушка вышла за него замуж, хотя ее родители возражали против этого брака. Сестры мужа также плохо к ней относились.

Фрида жила с мужем в Риге, потом в Москве. Долгое время они жили на квартире Берзина. Фрида занималась домашним хозяйством и воспитанием сына Берзина Андрюши, которому в то время было 8 лет (жена Яна Карловича с ним вместе не жила). Муж ее часто бывал в командировках за границей.

После возвращения Берзина из Испании его сначала отправили в санаторий на Кавказ, а после возвращения оттуда арестовали и расстреляли. Арестован был и муж Фриды – его постигла та же судьба. Она тоже подготовила чемодан с вещами и ждала ареста. Через несколько месяцев пришли и за ней. Один из сотрудников НКВД сказал ей: «Гражданка, вы прожили 8 лет в роскошных условиях с видным работником, теперь вам предстоит снова прожить 8 лет, но уже в тюремном заключении».

Она попала в лагерь № 26 в городе Акмолинске, в Казахстане. Поскольку Фрида была родом из деревни, ее направили на учебу на лагерные курсы. Вскоре она стала трактористкой и работала на сельхозработах, хоть и под охраной, но в степи. Да и паек там был несколько больше.

С началом войны ее, как медсестру, определили в психиатрическое отделение лагерной больницы. Через некоторое время перевели на угольные копи под Карагандой, где Фрида работала машинистом небольшого паровоза, который вывозил из шихты уголь. Это была тяжелая работа, зато у нее был усиленный паек и несколько лучшие, чем у других заключенных, бытовые условия.

Освободившись из заключения, она уехала в Москву, затем была реабилитирована, как и ее муж, и Берзин. В 1957 году Фриде предложили переехать в Берлин, и она согласилась. Здесь она познакомилась с Рут Вернер. Несмотря ни на что, Фрида осталась другом русских, работала в обществе германо-советской дружбы. Умерла она в мае 2000 года, несколько раньше Рут, и была похоронена на том же кладбище, где и она. Кстати, в Москве Фрида была знакома с Звонаревой, с которой поддерживала хорошие отношения и после выезда из СССР.

Еще один из немецких друзей Рут – Роланд Фейкс, доктор исторических наук, который тоже жил в Берлине, в Карлхорсте. Он родом из антифашистской немецкой семьи. Его отец погиб в концлагере Нойенгамме, старший брат пытался в начале войны перейти через линию фронта на сторону Красной Армии, но был расстрелян. Сам Роланд несколько позже перешел на нашу сторону вполне успешно.

Вскоре его прикомандировали к группе подполковника Натальи Звонаревой, которая занималась пропагандой, направленной против гитлеровцев. В его обязанности входило составление листовок с предложением немецким военнослужащим сдаваться в плен, которые разбрасывались с наших самолетов на территории, занятой противником. Занимался он и агитацией через громкоговоритель – то самое, известное нам по фильмам: «Дойче зольдатен!» и т. д. Во время Белорусской операции несколько раз был заброшен в районы, где находились окруженные группировки немцев, и выводил их в расположение наших войск для сдачи в плен. С нашими войсками прошел по маршруту: Могилев, Холм, Данциг, Кенигсберг, Берлин. После окончания войны он несколько раз приезжал в СССР, встречался со Звонаревой, которую называл «своим ангелом-хранителем». Через Звонареву он познакомился и с Рут Вернер.

К знакомым Урсулы берлинского периода можно отнести и одного из авторов

этой книги – разведчика, полковника в отставке Виктора Бочкарева. Он родился

в 1917 году. До армии работал котельщиком на машиностроительном заводе, в

литейном цехе, был строителем, матросом. В 1940 году, когда красноармеец

Бочкарев был откомандирован в военную разведку, он, в свои неполные 23

года, знал шесть языков: английский, немецкий, французский, румынский,

испанский и... эсперанто, знал радиодело, имел опыт журналистской работы.

Занимался спортом: альпинизмом, велогонками, лыжами, плаванием.

Едва попав на службу в разведку, он, весной 1940 года, был направлен во

Львов, выполнять особое задание Центра. В 1941-м он – оперативный офицер

пограничного разведпункта в Каунасе. В начале войны служил в первом отделе

ГРУ, где подбирали сотрудников для заброски в немецкий тыл и готовили

разведгруппы. Потом – в спецгруппе ГРУ. А всего он прослужил в военной

разведка тридцать три года, побывал в тридцати странах. Служил оперативным

офицером в разведуправлениях и в Центре, был военным атташе. В 90-х годах

Бочкарев несколько раз приезжал в Берлин, бывал в гостях у Рут Вернер, с

которой впервые познакомился заочно еще тогда, когда та посылала из Англии

свои первые радиограммы.

– Может сложиться впечатление, – говорит Виктор Бочкарев, – что Рут Вернер

была не очень везучей разведчицей, поскольку в конце каждой ее командировки

возникала ситуация, когда она была вынуждена прекращать работу, а в ряде