Повернувший голову

Горе! Малый я не сильный!

Съест упырь меня совсем!

А.С. ПУШКИН

Эта история случилась на самом закате курганной археологии, в 1989 году. Под деревней Парная раскопки вел археолог, который вообще просыхал редко и ненадолго. В этой экспедиции он моментально завел огромный жбан бражки и появлялся на раскопе не особенно регулярно.

Благо, копали нечто достаточно простое: три небольших тагарских кургана, деревенское кладбище. Еще благо, что при таком-то начальнике отряд был совсем небольшой, человек восемь, и четверо из них, копавших уже несколько лет в разных отрядах, накопивших опыт; при необходимости отряд мог работать сам, даже и при не самом регулярном руководстве.

Экспедиция занимала большой дом с усадьбой. В сарае держали инвентарь, во дворе стояла почти ненужная машина, а в бане как раз и хранилась легендарная бражка.

Раскоп разбили меньше чем в километре от околицы большого поселка, на бортовине дороги, и весь день мимо раскопа мрачно пылили здоровенные грузовики. Хорошо, что совсем близко озеро, и что после 6 часов вечера поток машин стихал, пыль оседала. Наступал прозрачный тихий вечер, розовел закат над лентой дороги, развернувшейся куда-то далеко, в степные всхолмленные пространства.

Обычно археолог Гульфиков (назовем его так) выходил на раскоп уже в середине дня. Если он успевал к тому времени откушать браги, настроение его поднималось и он проводил на раскопе долгое время, иногда до конца рабочего дня, и вместе со всеми спешил в лагерь, к заветному жбану.

Если похмелиться Гульфиков не успевал, было куда хуже: начальник ко всем придирался, был решительно всем недоволен и быстро убегал, чтобы отпить необходимое количество.

Один из курганов оказался неграбленным. Когда вскрыли погребальную камеру, в ней оказался скелет пожилого, лет 50, мужчины, череп которого украшала костяная диадема, а на поясе находился большой бронзовый кинжал.

Основную роль в раскопках этого погребения сыграл один парень из Красноярска… Назову его Олег – только потому, что его зовут иначе. Парень работал в экспедиции далеко не первый раз, был очень увлечен наукой, сам собирался в археологи.

Погребение зафотографировал и подробно описал лично Гульфиков, а потом из другого отряда экспедиции пригласили девушку-художницу. Девушка почти весь день рисовала скелет и находки, а вечером настало время находки «снимать» – то есть убирать их в коробки и ящики, заносить в опись находок, готовить к транспортировке. Было поздно, около восьми вечера. В конце августа уже начало смеркаться.

Тут к вечеру вроде стали собираться тучи, на горизонте громыхало.

У Гульфикова это был день, в который он не успел хлебнуть животворной влаги, поэтому очень торопился в лагерь. Всех он изрядно задергал, все устали, изнервничались и тоже хотели уехать поскорее. К Лидочке, девушке-художнице, Гульфиков еще и начал активнейшим образом приставать. В результате Лидочка вцепилась в локоть шофера: пусть немедленно увезет ее в лагерь основного отряда. Гульфиков бродил, суживая круги вокруг Лидочки, все объяснял, что ехать поздно, надо ночевать у них в лагере. Лидочка нервничала, категорически не хотела оставаться ночевать.

Тогда Олег принял решение: пусть все уезжают, он задержится на часик, все доделает. Сгущались сумерки, но до огоньков деревни было метров восемьсот, не больше, никакая машина не была нужна. А всей работы – аккуратно извлечь кости и находки из погребения, уложить их в приготовленные с утра коробки и унести.

Машина ушла, а Олег воткнул в отвал пока не нужную лопату и шагнул к погребению. Странный шорох остановил его: трудно сказать почему, но впечатление было такое, словно кто-то лежащий начал садиться там, в яме. Почему именно садиться?! Он не сумел бы объяснить: речь шла именно об ощущении. Олег замер в нерешительности, – говоря откровенно, ему очень не хотелось сделать еще один шаг к погребению. Это не было пониманием чего-то или знанием, а тоже неясным ощущением: не надо идти туда, не стоит. Так он и стоял с полминуты. Пылал степной закат на полнеба. Замирало урчание двигателя уже где-то за деревней: все-таки повезли домой Лидочку.

И тут снова раздался шорох песка, уже сзади. Олег с ужасом увидел, что лопата выходит из кучи песка, куда он ее воткнул; впечатление было такое, словно кто-то невидимый вытаскивает ее за конец. Лопата же встала на древко, вверх лезвием, как копье, и, пританцовывая, задвигалась в сторону парня. Сначала Олега больше всего потрясла полная нереальность ситуации: вечерняя сельская дорога, линия электропередачи, в двух шагах большое село. Из села доносится треск мотоцикла, девичье пение, смех. А тут, стоя на древке, пляшет лопата и приходится волей-неволей сделать шаг… второй…

Трудно сказать, сколько пятился бы Олег и чем бы все это закончилось, но тут опять раздался шорох все оттуда же: в погребальной камере осыпался со стенок кем-то потревоженный песок. Позже Олег совсем не был уверен, что он вообще что-то видел, кроме этой лопаты. Но хватило понимания: лопата теснит его прямо к погребальной камере!!!

Олег, по его собственным словам, дико завизжал – так, что самому стало страшно. Швырнул коробки, в которые собирался сложить скелет, и опрометью кинулся бежать. Не в деревню – по дороге туда приплясывала, прыгала лопата. Разумеется, не в сторону могилы. Олег метнулся вбок, в сторону, прямо в степь, и мчался несколько минут. Только потом он обернулся и убедился – никакой лопаты нет поблизости и ничего другого тоже нет. И вообще ничего нет, только возле раскопа вроде бы светились, двигались два красноватых огонька… Может, кто-то пришел с фонарем?

Но тогда на Олега эти огоньки произвели очень нехорошее впечатление, и он мчался еще несколько минут, пока не оказался на каких-то картофельных задворках Парной; и еще долго шел вдоль заборов, пока не наткнулся на ведущую в поселок дорожку, – рассекавшее огороды продолжение сельского проулка.

Только уже в полной темноте оказался Олег в доме, где стояла экспедиция. Гульфиков давно валялся в бане, клял несговорчивую художницу Лидочку. Остальной отряд уминал остатки ужина. Появление всклоченного Олега с обезумевшим взглядом вызвало, прямо скажем, даже нездоровый интерес.

Потом Олег сам не мог понять, разумно ли поступил, рассказав, что его напугало. И не местные, не явился кто-то, а напугало само погребение.

– Ну-ка, выкладывай!

Олег старательно выкладывал:

– Лопата… Шорохи… Огоньки…

Народ откровенно ухмылялся: что, наш скелет разбушевался?! Чепуха, все знают, что так не бывает. Смешливый Тарас даже повалился на спину, задрыгал ногами от восторга:

– Ну Олег и врет! Нет, ну как гениально он врет!

– Да вроде не похоже, чтобы врал…

– Что, кто-то верит в привидения?! – продолжал радоваться Тарас.

– Верит не верит, а в каком он состоянии примчался, ты видел?

– Ну видел… Все равно ведь не бывает.

– Может, пойдем посмотрим на скелет?

– Прямо сейчас?!

– А что нам мешает сейчас? Олег, ты пойдешь? Со всеми нами?

– Ну, если со всеми!..

И компания гурьбой покатила прямо на раскоп. Фонари, двустволка, две лопаты («эти послушные!»), топор, финки на поясах. Только Гульфиков не стал участвовать: он уже выпил много бражки и, судя по всему, занимался онанизмом, валяясь на полу баньки. Он был очень недоволен, что его отвлекли и потревожили, так что отряд вышел без него.

И, конечно же, ничего не нашли. Лопата валялась на земле – но кто сказал, что Олег ее вообще втыкал? Это он рассказывает, а ведь он мог и ошибаться… И забыть… И солгать… А что там, в раскопе?! Олег совсем не спешил туда, куда повалили ребята. Радостные вопли: «Вот он, убивец! Олежа, погляди на свое привидение!»

Парня чуть не силой подтащили к погребению. Там все было, конечно, как всегда. Скелет так и лежал, повернув голову влево, склонив ее к левому плечу. Позже я все спрашивал парней: точно ли помнят, что именно к левому?! Кто-то помнил, кто-то и не помнил.

Тогда, в этот поздний вечер, прямо при свете фонарей, парни сняли кости, сложили в картонки (тут же они и валялись) и унесли. И вовремя: через час хлынул невероятной силы ливень, и еще два дня работы не было.

А по поводу истории с Олегом сложились в экспедиции три мнения:

1. Что Олег попросту соврал. Так сказать, надул товарищей. То ли чтобы поразвлечься, то ли чтобы было интереснее. Эту версию распространяют в основном те, кто не видел, как прибежал Олег, и вообще его не знает.

2. Что Олег – юноша чересчур уж впечатлительный, а то и попросту патологический трус, что с таким ездить в экспедиции нельзя.

Всякий, кто знаком с Олегом, знает, что это полнейшая чушь, но на некоторых, конечно же, действовало.

3. Что у Олега на почве научных занятий и переработки информации попросту поплыла крыша. Эта версия особенно нравилась сердобольным девушкам и вообще добрым от природы людям.

Скорее всего, я разделил бы эту третью версию, да вот беда – прочитал я материалы, собранные отрядом, и сделал это довольно внимательно.

Так вот: на рисунках, сделанных Лидочкой, изображен скелет, череп которого развернут вправо и наклонен к ПРАВОМУ плечу.

А в полевом дневнике Гульфикова речь идет о развороте черепа в ЛЕВУЮ сторону. И фотографии, сделанные Гульфиковым за день до зарисовок Лидочки, это полностью подтверждают – череп наклонен НАЛЕВО. Ну, предположим, Гульфиков был пьян и стороны перепутал. Но ведь есть еще и фотография… Насколько мне известно, фотоаппараты не пьют браги. Несомненно, Лидочка тоже была трезва и сторон никак не перепутала.

И последнее. Олег, по моему убеждению, полностью вменяем. Никакого наследственного отягощения, никакой неврастении, ни малейшей наклонности к пьянству. Грянул 1991 год, и ученым Олег не стал, увы. Сейчас он занимается коммерцией и быстро сделался владельцем двух торговых павильонов. У него есть очень увлеченная им жена и растут двое детей. Я не знаю, что напугало Олега в этот вечер, но что он совершенно нормален – ни в какой степени не сомневаюсь.