Глава 45. Первый шаг 3 страница

– Хочешь, чтобы я ушел? – спросил он, вопросительно приподнимая бровь, в его взгляде промелькнула боль.

Я быстро отрицательно покачала головой, и на его лице расцвело облегчение.

– Я просто… э-э… – начала я, глядя вниз на себя и не зная, что сказать.

Он вздохнул, кивая мне.

– Я знаю, tesoro. Они упомянули, что тебе сделали восковую эпиляцию, и прямо сейчас я разрываюсь между желанием выбить дерьмо из этих сучек, потому что я приказал оставить тебя нетронутой, и я точно знаю, что ты этой херни не хотела, и желанием упасть на колени и благодарить Господа за то, что это правда, – сказал он, его голос был наполнен страстью.

Я смотрела на него пару секунд, немного удивленная.

– Ты сердишься? – спросила я нерешительно.

Он нахмурился.

– Почему я должен сердиться? – спросил он.

Я пожала плечами.

– Не знаю. Я просто… я не знаю, что ты об этом думаешь, – нервно пробормотала я, чувствуя, что краснею.

Он смотрел на меня пару секунд, прежде чем улыбнуться и покачать головой. Он пробежался рукой по волосам и, наконец, подошел ко мне. Он замер возле ванны и посмотрел мне в глаза. Затем он снял футболку и бросил ее на пол. Мои глаза расширились от удивления, и я окинула взглядом его обнаженную грудь, ощущая, как ускоряется пульс. Я услышала, как стон сорвался с его губ, и нахмурилась, снова глядя на его лицо. Я увидела, что он смотрит вниз в воду и напряглась, зная, что он теперь видит все сам. Я ощутила, как румянец становится глубже и распространяется на все мое тело, и прикрыла глаза. Я ощущала его взгляд на мне, и полная тишина сводила с ума.

Через мгновение я ощутила нежнейшее прикосновение к груди, он погладил кончиками пальцев мою грудь, соски, и я открыла глаза, увидев, что он присел и смотрит мне в глаза. Он улыбнулся, и я вернула ему улыбку, довольная, что он хотя бы удовлетворен. Он посмотрел мне в глаза, прежде чем сесть на край ванны, затем облизал губы и наклонился. Я закрыла глаза, и наши губы встретились, он мягко застонал мне в рот, и его язык раздвинул мои губы. Я зарылась руками в его волосы и намочила их, но мне было все равно. Его поцелуй был страстным.

Он пробежался одной рукой по моей груди, вызывая у меня стон. Тогда он прервал поцелуй.

– Могу я кое-что попробовать? – нежно спросил он, его голос был хриплым от эмоций.

Я кивнула, не переживая, чего он хочет – я любила его так сильно, что сделала бы что угодно. Знаю, может, это нездорово, любить его так сильно, но я знала, что он любит меня не меньше. Он делал все, о чем я его просила. Эдвард поцеловал меня более жестко, его рука легла мне на живот. Через секунду она двинулась дальше, пробегая по колену и внутренней поверхности бедра. Его касания вызывали вспышки электричества, он раздвинул мне ноги, слегка приоткрывая меня. Он продолжил глубоко целовать меня, гладя ногу дальше. Когда он коснулся пальцами моего оголенного центра, я закричала ему в рот, и меня пронзила вспышка удовольствия. Он тихо засмеялся, отрываясь от моих губ. – Да, я действительно хочу кое-что попробовать, – сказал он, поднимаясь.

Я нахмурилась от удивления, я думала, что он уже делает то, что хотел.

– Хорошо, – нерешительно сказала я.

Он смотрел на меня пару секунд, я знаю, это из-за слово «хорошо», он ненавидел его. Потом он кивнул, слава Богу, не обсуждая это, и вышел из комнаты. Я уставилась на дверной проем, думая, куда он пошел, и резко выдохнула, когда он вернулся, держа в руках подарок Розали на Рождество. Он ухмыльнулся и подошел ко мне.

– Расслабься, детка. Это просто вибратор. Я покажу тебе, как им пользоваться, лучшего времени не придумаешь, – сказал он, пожимая плечами.

Я уставилась на него, но кивнула, доверяя.

– Могу я залезть? – спросил он, приподнимая бровь.

Я улыбнулась и кивнула, немного удивленная, но почти сразу его желание залезть со мной в ванну завело меня. Он протянул мне вибратор, веля подержать его, и начал раздеваться. Я прикусила нижнюю губу, пока он снимал обувь и носки. Стон сорвался с моих губ, когда он снял штаны и боксеры, его мужское достоинство стояло прямо. Он тихо засмеялся и отбросил одежду, покачивая головой.

– Приподними попку, дай я сяду позади тебя, – сказал он.

Я кивнула, вспыхивая и отодвигаясь. Он забрался в ванную, спиной к стенке, и обвил меня ногами. Он прижал меня к своей груди спиной, и я ощутила его твердость. Я довольно вздохнула, когда он начал поглаживать мою грудь и живот. Одна из его рук скользнула между моих ног, и я застонала. Он нажимал легонько, и это было хорошо, потому что после эпиляции до сих пор оставалась легкая болезненность.

– Иисусе, Белла, – сипло сказал он. – Ты же знаешь, что не должна была делать это дерьмо с эпиляцией, правильно? – я кивнула, вскрикнув, когда его пальцы снова прижались к моей точке.

Он наклонился ниже и поцеловал мою шею. Его жесткая щека защекотала меня, посылая вспышки по телу, дыхание сбилось.

– Отлично. Я не против волос, знаешь? Но трахните меня, если это не горячо. Так охеренно красиво.

Я снова застонала, казалось, от его слов по телу пробежали искры. Я услышала, как он взял вибратор, и слегка напряглась, открыв глаза, когда услышала жужжащий звук, стоило Эдварду включить его. Наверное, он это ощутил, потому что снова прижался ртом к моей шее, покусывая кожу зубами.

– Расслабься, – прошептал он.

Я снова прикрыла глаза, пытаясь заблокировать сознание и сосредоточиться на ощущении его языка и губ, когда он водил ими по коже. Через секунду напряжение вернулось с полной силой, все тело напряглось от исключительного чувства, пронзившего мое естество, прибор посылал вибрации по моим женским органам. Я громко вскрикнула от удовольствия, и Эдвард застонал. Он начал облизывать мою шею, покусывая и посасывая ее, а потом дул на влажные места, пока другая его рука ласкала мою грудь.

Я издавала стоны, звуки застревали в горле, напряжение нарастало. Я вцепилась в его руку, нуждаясь в опоре. Ноги подрагивали, удовольствие разливалось по венам, сердце вырывалось из груди, и все тело вспыхивало и горело. Дыхание сбивалось, я делала судорожные вдохи. Эдвард крепче сжал меня, убирая руку с моей груди, обнимая и прижимая ближе к себе. Я ощутила его длину, его твердость, пульсирующую около меня, я отчаянно хотела коснуться его и заставить Эдварда получить то же удовольствие, что и я, но ощущения от прижатого ко мне вибратора парализовали.

– Господи, я люблю тебя, – прошептал он мне в шею. – Тебя и только тебя.

Я громко застонала, поднимая руку и запустив пальцы в его волосы. Он застонал, кусая мое плечо. Я громко закричала – смесь легкой боли и удовольствия вознесли меня до небес, все тело напряглось. Мышцы, казалось, неспособны были сокращаться, и я взвизгнула, когда меня накрыл оргазм. Я крепче схватилась за руку Эдварда и сжала его волосы, услышав его рычание. Тело дрожало и билось в конвульсиях, удовольствие было почти невыносимым. Я пыталась быть тише, но не могла остановить звуки, рвущиеся из груди.

– Блядь, я так сильно хочу тебя, детка, – застонал Эдвард, когда мой оргазм стих.

Я откинулась на него, тяжело дыша и сжимая бедра, удовольствие было почти нереальным. Его слова поразили меня, рождая еще большее удовольствие и желание. Оно смешивалось с предвкушением – не уверена, что я готова зайти так далеко, но мое тело просто кричало, чтобы я попробовала.

– Ты… э-э… хочешь… э-э… меня? – пробормотала я, с трудом выдавливая слова между вздохами.

Удовольствие спадало, и тело начинало расслабляться. Эдвард зарычал, снова меня покусывая.

– Конечно, я хочу тебя, – сказал он, убирая вибратор и выключая его.

Он откинул его в сторону, и тот со стуком упал на пол.

Его рука спустилась вниз по животу, и он провел ею между моих бедер.

– Но не сегодня, пока еще нет.

Я кивнула через секунду, его слова, что он готов ждать, удивили меня. Я знала, что у нас с Эдвардом когда-нибудь будет секс, и я достаточно доверяла ему для этого, но сейчас почему-то это не казалось правильным. Я не знала причины и значения слова «правильно», просто было ощущение, что мы что-то упустим, и мне было интересно, чувствует ли он тоже самое. Я тихо лежала на нем, и он крепко меня держал, пока я успокаивалась. Его мужское достоинство по-прежнему было прижато ко мне и подергивалось. Эдвард отпустил меня, думаю, потому, что вода начала остывать, но вместо этого я вывернулась и обхватила его рукой. Он издал хрип от неожиданного прикосновения, обхватывая мою руку своей.

Я начала сжимать его так, как, я знала, он любил, желая, чтобы ему тоже было хорошо. Он откинул голову на край ванны, издавая стоны.

– Твоя рука такая приятная, tesoro, – отрывисто сказал он.

Я улыбнулась и продолжила сжимать по всей длине, крепко обхватывая его и ускоряясь. Он поднял руку и начал гладить мою грудь, сжимая пальцами соски. Я застонала, и он наклонился, целуя мою спину. Я задрожала от ощущения его влажных губ, вызывая у него стон, его эрекция стала даже еще больше.

– Не могу поверить, какой он у тебя большой, – пробормотала я, все еще пораженная размером его мужского достоинства.

Рука Эдварда на моей груди застыла, и через секунду он снова поцеловал меня в спину.

– Именно так, поговори со мной грязно, детка, – прошептал он удивленно, тихо посмеиваясь.

Я сконфуженно нахмурилась, и он снова стал двигать рукой. Я вскрикнула, когда он внезапно сжал пальцами сосок, и начала сильнее его гладить.

Он издавал хрипы, подавая бедра навстречу моей руке. Позиция была несколько странной, но я хорошо справлялась. Могу сказать по его дыханию и звукам, и по тому, как подрагивало его мужское достоинство у меня в руке, что он долго не продержится.

– Скажи, что любишь меня, – приказал он через минуту.

Вдоль позвоночника побежали молнии, я покрылась гусиной кожей и ощутила, как в животе от возбуждения словно завязывается узел.

– Я люблю тебя, – снова сказала я. – Больше всех в мире, Эдвард.

Он застонал в ответ, сильнее двигая бедрами.

– Скажи, что ты моя девочка, – потребовал он.

– Я – твоя. И больше ничья. Ничья больше, – сказала я.

Я не хочу принадлежать кому-то, кроме него, он – мой мир.

Он застонал, наклонившись и лаская меня. Он еще несколько раз двинул бедрами, издавая громкие хрипы, его член начал пульсировать у меня в руке, будто взрываясь. Белое вещество попало в воду. Я продолжила сжимать его, пока он не смягчился, потом он сжал мою руку своей. Так мы и сидели какое-то время, скрестив руки. Я отпустила его, и он обнял меня, крепко прижимая к себе.

– Удивительно, что мне удалось сохранить эрекцию в такой чертовски холодной воде, Белла, – сказал он. – Я думал, это дерьмо просто восстанет против меня и, нахер, сморщится, пытаясь спрятаться, или что-то в этом роде.

Я засмеялась, покачивая головой.

– Мы могли не делать это в ванне, – сказала я.

Он пожал плечами, слегка подталкивая меня. Он поднял мой подбородок и прижался губами к моим губам.

– Я знаю, – сказал он, пожимая плечами и поднимая нас.

Я отодвинулась, пока он вылезал из ванной, глядя на его обнаженное тело, пока он брал полотенце. Он встал напротив меня и насухо вытерся, но не сделал и попытки прикрыться. Он, действительно, не стеснялся, и этот факт расслаблял меня, ведь я тоже была нагой.

– И, кстати, оно того стоило.

Я кивнула.

– Да, очень даже стоило, – с улыбкой сказала я.

Он тихо засмеялся и обернул полотенце вокруг талии, прежде чем подойти ко мне и протянуть руку, помогая выбраться из ванны. Он поставил меня на ноги, и я сделала шаг. Эдвард притянул меня в объятия.

– Напомни мне позже поблагодарить Розали, – сказал он.

Я глянула на него с удивлением: они с Розали вечно цапались и очень редко благодарили друг друга.

– За что? – спросила я.

Он ухмыльнулся.

– За эти мгновения в ванной. Блин, она купила вибратор и повела тебя на восковую эпиляцию! Не уверен – благодарить ее или шлепнуть и за то, и за другое… но видеть, как ты охренительно кончаешь, полностью открытая для меня? Да, думаю, она наконец-то заработала мою благодарность.

Глава 46. Тысяча слов и одно дело. (Первый секс)

" Тысячи слов оставят меньший след, чем память об одном поступке"

Генрик Ибсен

Эдвард Каллен

Я ходил взад-вперед по лестнице, с тревогой ожидая звука подъезжающей машины, чтобы выскочить на улицу. Было раннее утро, солнце еще даже не взошло, а я уже был чертовски обеспокоен из-за этого дня, так сильно нервничал, что не мог усидеть на месте. Я не знаю, почему я был так взвинчен, может быть, потому, что никогда раньше не делал подобного дерьма. Это не было архиважно, на самом деле – в любом случае Изабелла вовсе не требовала, чтобы я парился из-за всего этого дерьма, но часть меня хотела сделать этот день особенным для нее. Она заслуживает этого, и я хотел, чтобы все было правильно, а из-за моей привередливой натуры, естественно, мне все казалось просто охеренно неправильным.

Я проснулся не очень давно, и уже был в панике из-за своего возможного провала. Я однозначно облажаюсь, в этом не было никаких сомнений. Я не романтик, не этот проклятый Казанова или Дон Жуан и, безусловно, не мистер Дарси, или Хитклиф, или Ромео, или любой другой ублюдок из смешных любовных историй, которые девушки просто обожают. Я просто Эдвард Энтони Каллен, исключительный мерзавец, который, однозначно, испортит своей подруге этот день.

Сегодня было 14 февраля. Да, День Святого Валентина. Я всегда ненавидел этот проклятый день, потому что не видел в нем смысла. Какого черта нужно назначать день для празднования любви? Я имею в виду, что если вы влюблены, то разве вы, мать вашу, не должны демонстрировать свою любовь друг другу каждый гребаный день? Это было глупо, но сучки хавали это дерьмо и смотрели на меня так, будто, блин, чего-то ждали от меня за предоставленные мне киски! Это было глупо. Я не любил их, так что с какой стати я стал бы праздновать с ними День Святого Валентина? Я всегда относился к нему, как и к любому другому дню, и это разочаровывало девчонок, но мне было все равно. Меня не прикалывал Валентинов день, и, гарантирую, кто бы ни придумал этот праздник, это была женщина, и сделала она это намеренно, чтобы потрепать мужикам нервы. Вот держу пари!

Вообще-то, я был чертовски неправ, и я знал это. Это святой отец Геласий в 496 году нашей эры назвал 14 февраля Днем Валентина. Но была одна сучка, которая явно помогла сделать его коммерческим, Эстер Хауленд, поэтому я обвинял и ее идиотский открыточный бизнес, превративший сегодня мою жизнь в ад. Я знал все об этом дерьме, всю историю этой нелепой даты, потому что всю эту долбаную неделю я занимался поисками в Интернете. Да, я гуглил про День Святого Валентина, пытаясь найти подсказки, какую хрень я могу сотворить для Изабеллы, чтобы сделать этот день особенным. И, во избежание недоразумений, можете не трудиться рассказывать мне, что я подкаблучник, мне это дерьмо уже известно. Я никогда не думал, что проведу несколько часов в сети, чтобы отыскать советы, как, нахрен, ухаживать за девушкой. Мне никогда не приходилось делать это дерьмо, потому что девчонок всегда тянуло ко мне. Я не утруждался и пальцем пошевелить или давать им хоть секунду на раздумье. Для меня это все происходило легко.

Но в этом году, как все остальные гребаные вещи в моей жизни, День Святого Валентина был иным. У меня была подруга, которую я по-настоящему любил, и она, наверное, даже и не знала, что это, нахрен, за день такой, и не ждала ничего, но я чувствовал, что должен что-нибудь сделать. Я хотел сделать его особенным, потому что никто и никогда не делал для нее ничего подобного. Однако, проклятый Интернет не очень мне помог, потому что все, что там предлагали, даже отдаленно не подходило Изабелле. Она не из тех девушек, которых можно напоить, сводить на ужин или на танцы. Ей не нужны украшения, и, скорее всего, она, черт побери, никогда не наденет их, даже если я куплю ей что-нибудь. Она очень простая, и даже самая маленькая вещица сделает ее счастливой.

Так что я парил мозги, на самом деле, нервничая из-за этого фуфла и желая сделать все идеально, но в то же время максимально просто. В конце концов, я придумал план и позвонил Элис, чтобы заручиться ее помощью, потому что я был совершенно уверен, что не смогу потянуть это дерьмо без ее помощи, и она с радостью согласилась. Мы оба пропустили сегодня школу, чтобы все организовать, и я чертовски надеялся, что, блядь, никоим образом ничего не испорчу и не разрушу.

Я посмотрел на свое запястье, наверное, уже раз в двадцатый с тех пор, как спустился вниз и застонал, потому что одевался я в такой спешке, что забыл надеть часы. Звук от моих ног, барабанящих по деревянному полу, практически эхом разносился по тихому пустынному первому этажу, пока я ходил туда-сюда по кругу, и я провел рукой по волосам, что тоже уже было в сотый раз. Она обещала мне, что придет, я чертовски на нее рассчитывал и клянусь, если она кинула меня в самое неподходящее время, то я рехнусь. Это дерьмо было очень важно, и она знала об этом, так где, мать ее, она шлялась?

После того, как, по моим ощущения, прошел еще один чертов час, я услышал снаружи хруст гравия. Я подошел к двери, раздраженный, потому что она ехала слишком долго, и распахнул ее. Она вышла из машины и подошла ко мне, подчеркнуто улыбаясь, вся такая, блядь, свеженькая, бодренькая, лучащаяся. Я все еще пребывал в полусонном состоянии, был нервным и неописуемо раздраженным, и ее приподнятое настроение бесило меня еще больше.

– Ты опоздала, – сказал я, вскидывая бровь.

Она закатила глаза и слегка оттолкнула меня, входя в дом. Она опустила сумку на пол рядом с дверью и полезла в карман, откуда вытащила сложенный лист бумаги.

– Я даже рано, Эдвард, – сказала она, покачав головой. – Ты сказал мне быть здесь в шесть. А когда я вышла из машины, на часах было 5: 51.

От недоумения мой лоб избороздили морщинки, когда я захлопнул дверь и оглянулся на нее.

– Сейчас еще нет шести? – спросил я.

Я мог поклясться, что ждал ее, по меньшей мере, гребаный час, но при этом я вышел из спальни не раньше 5: 45.

– Нет, шести еще нет. И расслабься, парень. Ты не можешь начать сходить с ума уже сейчас, или ты себя изведешь, – сказала она, протягивая мне ту бумажку. – Все пройдет прекрасно.

Я вздохнул и протянул руку, забирая листок. Я спрятал его в карман и снова пробежался рукой по волосам.

– Ты уверена? Я имею в виду, этого достаточно или нет? Она не содержанка, но я не хочу экономить, – сказал я.

Элис подняла брови в удивлении, выражение ее лица пробудило во мне безотчетную панику, что я переборщил со всем этим.

– Боже, это чересчур, да? Я вышел за рамки и этим буду лишь подавлять ее?

Элис покачала головой, снова закатив глаза.

– Разве я не могу просто сказать тебе, чтобы ты расслабился, Эдвард? Все великолепно, ей понравится, – сказала она.

Я вздохнул, кивая.

– Хорошо. Я просто ужасно волнуюсь. Я никогда раньше не делал подобного дерьма и не знаю, какого черта я здесь, – сказал я.

Элис улыбнулась.

– Я знаю, но, как я уже сказала, все будет прекрасно. В вещевом мешке сменная одежда для вас обоих, и я записала на бумаге все, что вам понадобится, чтобы ничего не забыть. И я, действительно, имею это в виду, когда говорю, что все это очень мило с твоей стороны, и она, правда, оценит это, – сказала она, ее слова звучали вполне искренне.

Я смотрел на нее какое-то время, а потом кивнул.

– Спасибо, коротышка, – сказал я искренне, оценив все то, что она согласилась сделать для меня.

Элис была рядом со мной все эти годы, когда все остальные практически считали меня безнадежно потерянным, но она – нет. После всего, что я натворил раньше, она не должна была стремиться помогать мне, но все же она шла на это, потому что такой уж она человек, Элис.

– Правда.

Она с энтузиазмом улыбнулась.

– Всегда пожалуйста. Я более чем счастлива помочь. Приятно видеть тебя таким – влюбленным и счастливым.

Я усмехнулся.

– Да, – начал я, когда услышал, как наверху хлопнула дверь.

Я напрягся, уставившись на лестницу, и увидел, что появился Джаспер. Я вздохнул с облегчением, проведя рукой по волосам, а он улыбнулся.

– Кто-то выглядит доведенным до крайности, – сказал он в шутку, спускаясь по лестнице. Я заворчал себе под нос, а он похлопал меня по спине, как только попал в фойе, и покачал головой.

– Ах, у тебя все получится. Моя кошечка Элли не даст тебе неправильный совет.

Я кивнул и, услышав наверху еще шум, снова напрягся и посмотрел вверх. Через секунду появился Эммет, и я опять расслабился, испытав облегчение от того, что это была не Изабелла. Он засмеялся и спустился по лестнице, качая головой.

– А-у-у, посмотрите на моего младшего братишку, весь такой дерганый! Как дьявольски мило! – сказал он со смешком.

Я застонал и ударил его в предплечье, как только он оказался в холле.

– Пошел ты на хуй, fuori dai coglioni (оставь в покое мои яйца), – сказал я, тем самым велев ему не теребить меня за яйца.

Он снова засмеялся, тоже ткнув меня кулаком в плечо. Я разразился проклятиями и потер руку, так как он очень сильный хрен и, моя чертова рука пострадала.

– Ох, перестань вести себя как долбанутый пидор, – сказал Эммет, направляясь на кухню. – Я уверен, у тебя все получится, что бы ты ни сделал. Но прямо сейчас я говорю тебе, что тебе лучше сегодня постараться для Иззи-Биззи, или я надеру-таки тебе задницу.

Я застонал.

– Как бы ни было, она всегда довольна мною, – сказал я, оправдываясь.

Эммет обернулся и выглянул из кухни, широко улыбаясь. Как только я увидел выражение его лица, мне стало ясно, что я сказал.

– Боже, Эммет, перестань думать нижним местом, извращенец.

Он засмеялся, невинно вскинув вверх руки.

– Мужик, я ничего не говорил!

Я застонал, покачав головой.

– Тебе и не нужно ничего говорить, я сам, черт возьми, могу сказать. У тебя все и всегда сводится к сексу, – сказал я.

Усмехнувшись, он вопросительно приподнял бровь.

– И это говорит парень-шлюха, – сказал он.

Я закатил глаза и засмеялся.

– Ну, я полагаю, мутировавший парень-шлюха. Не могу, в самом деле, и дальше называть тебя шлюхой, если единственное, что ты трахаешь – это твоя рука.

Я громко застонал, и все трое засмеялись.

– Пошли вы все на хуй. Мне не нужны киски, чтобы быть удовлетворенным, – сказал я, испытывая досаду.

Входная дверь позади меня открылась, я быстро взглянул через плечо и увидел вошедшую Розали, я смотрел на нее с удивлением, ведь я даже не слышал, как подъехала ее машина, и подумал, какого черта она здесь делает в такую рань.

– Неужели то, что я только что слышала, правда? – спросила она сразу же, закрыв за собой дверь и посмотрев на меня. – Эдвард Каллен действительно сказал, что не нуждается в трахе?

Эммет засмеялся.

– Да, ты верно поняла, крошка Рози. Наш маленький Эдди, наконец, вырос.

Все засмеялись, явно забавляясь этой херней. Я помотал головой, раздраженно пробежав рукой по волосам.

– Как я уже сказал, пошли вы все на хуй, – сказал я. – Хреновые из вас друзья.

– Эй, советую тебе быть поласковее со мной, братец, – сказал Эммет.

– Зачем это? – спросил я, вскинув бровь.

Он улыбнулся.

– Потому что, думаю, я смог бы найти решение твоей маленькой проблемки, – сказал он, в его голосе появились серьезные нотки.

Я слегка напрягся, глядя на него.

– Чип? – спросил я через секунду.

Он кивнул в ответ, и я почувствовал, как странный оптимизм зародился во мне. Я, по большей части, прекратил свою слежку, в основном потому, что Изабелла попросила, чтобы мы расслабились и пока не переживали обо всех сложностях. И я пытался сделать все от меня зависящее, чтобы игнорировать это, особенно после того дерьма, которое сказал мне отец в тот день в машине, и большинство из этого мне удалось выкинуть из головы, но не чертов чип GPS. Он действовал мне на нервы, я знал, что его можно выследить в любое время, и не было никакой возможности сбежать в случае необходимости. Я никак не мог допустить, чтобы эта дрянь продолжалась, потому что как защитник я чувствовал, что ей это необходимо, как вариант – на всякий пожарный.

Независимо от того, что сказала Изабелла, и каким бы невозмутимым ни казался в последнее время отец, не влезая между нами, я, блядь, не был глуп, и знал, что это все еще возможно, и вдруг мы должны будем бежать в ближайшие дни. Остальное дерьмо, вроде анализа ДНК, и почему он, нахрен, скрывал от меня, что я уже встречал Изабеллу раньше, может подождать, но не этот чертов чип GPS. От этой хрени нужно избавиться. Я размышлял о том, чтобы отвезти ее туда, где его удалят, но я не знал, кто, мать его, возьмется, сможет ли сделать это, и не назадает ли вопросов. Это непростая процедура – пришлось бы изымать вживленное в тело и сделать это, не спрашивая, почему ей вставили этот сраный GPS, когда они, на самом деле, были запрещены к использованию на людях.

Также я должен был провернуть все так, чтобы мой отец не узнал, и получить согласие Изабеллы на это дерьмо, после того, как скажу ей, что процесс извлечения не будет очень легким. И это не говоря уже о том, что она, черт возьми, даже не существует – у нее нет абсолютно никаких документов, подтверждающих ее рождение или существование, и также я не знаю ни одного чертова врача, кто когда-либо осматривал ее, и, разумеется, не мог подключить к выяснению этого отцовские связи. Но, несмотря на это, чип нужно изымать, и я, по крайней мере, был полон решимости найти способ решения всех проблем.

Я не говорил, что остальное дерьмо больше меня не беспокоило, потому что это было не так. Оно постоянно присутствовало на задворках моих мыслей, мое любопытство просыпалось время от времени. Много гадостей отец сказал мне в тот день, когда мы пошли на стрельбище, задев меня за живое, половину из его слов я не совсем понял… особенно часть, касающуюся моей матери. Меня по-прежнему беспокоил тот момент, когда он намекнул, что она не была такой дьявольски хорошей и чистой, какой я ее помнил, и я хотел знать, что, нахрен, он имел в виду, говоря, что в ее смерти не было его вины. Чем больше я думал об этом, тем больше мне казалось, что он пытается доказать, что маму убили из-за нее самой, и это раздражало меня. Да, со временем я стал думать, что даже если она натворила что-то, чего не должна была делать, и это привлекло к ней нежелательное внимание со стороны плохих людей, – то, что она была убита, уже оправдывало ее, поэтому, в любом случае, я не мог заставить себя винить ее.

Но, тем не менее, мне было любопытно, кого, черт возьми, мой отец считал виновным в этом, если не себя самого? Неужели он винил маму? Не потому ли он намекал, что она не была такой уж хорошей, какой я, блядь, ее помнил? И когда он вышел из машины и сказал мне, что, если я не прекращу совать нос в чужие дела, то он потеряет меня, так же, как он потерял ее... тем самым он подтверждал, что мама все-таки сунулась не в своем дело? Что за хрень она пыталась выяснить? Она ненавидела отцовский бизнес, она бы не позволила втянуть себя в эту грязь, если только не чувствовала, что у нее не было выбора. Итак, что бы это могло быть, если оно вообще было?