Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Се­ка Га­ди­ев АЗАУ Рас­сказ






Вы­соко в го­рах над ре­кой Араг­вой ле­жит а­ул Га­нис. Не­ког­да здесь мо­рем плес­ка­лась, бур­ли­ла жизнь. Лю­ди ра­дова­лись ей: вок­руг соч­ные пас­тби­ща, в дос­татке хлеб, скот…

В а­уле Га­нис по со­седс­тву жи­ли Са­чинов Бо­ба и То­гузов Би­бо. Креп­кая друж­ба свя­зыва­ла их, еди­ным до­мом, еди­ной семь­ей они жи­ли, вот толь­ко де­тей у них не бы­ло, и го­рева­ли они из-за это­го, бы­вало, го­вори­ли друг дру­гу: «Кто нас по­хоро­нит, кто пос­ле нас ос­та­нет­ся?» Но вот не­бо сжа­лилось над ни­ми: ста­ла ждать ре­бен­ка То­ми­ан — же­на Би­бо, пог­рузне­ла и Ка­ныкон — же­на Бо­ба; и ре­шили жен­щи­ны меж со­бой: ес­ли ро­дят­ся у них сы­новья — на­зовут их брать­ями, до­чери ро­дят­ся — сес­тра­ми бу­дут, ес­ли же у од­ной сын ро­дит­ся, у дру­гой — дочь, то быть им же­нихом и не­вес­той. И скре­пили они свое сло­во клят­вой.

В ночь под Но­вый год ро­дил­ся у То­ми­ан сын, в ту же ночь ро­дилась у Ка­ныкон дочь. На ра­дос­тях Би­бо за­резал бы­ка, соз­вал лю­дей. Ве­село пот­рески­вал огонь в до­ме То­гузо­вых, ве­тер раз­но­сил по се­лу ос­трый за­пах шаш­лы­ков. Гос­ти си­дели по обе сто­роны боль­шо­го пир­шеско­го сто­ла. Тос­ты до­гоня­ли один дру­гого. И вот ре­шили дать имя но­ворож­денно­му. Каж­дый наз­вал имя, и к То­ми­ан пос­ла­ли ша­фера, что­бы она выб­ра­ла из этих имен то, ко­торое ей при­дет­ся боль­ше по сер­дцу.

То­ми­ан так ска­зала ша­феру:

— На­зови его, как сам по­жела­ешь, а мне по ду­ше имя Тай­му­раз.

Ша­фер пе­редал стар­шим же­лание ма­тери. Тог­да стар­шие наз­ва­ли но­ворож­денно­го Тай­му­разом и под­ня­ли тост за его здо­ровье. Гос­ти по­пиро­вали и ра­зош­лись.

Как-то То­ми­ан и Ка­ныкон повс­тре­чались у ручья. Ка­ныкон го­ворит под­ру­ге:

— Да па­дут на ме­ня твои нес­частья, ска­жи, пла­чет ли у те­бя ре­бенок по но­чам?

То­ми­ан от­ве­чала:

— Не пла­чет, да пе­рей­дут ко мне твои бо­лез­ни. Не ре­бенок это, а су­щий ан­гел, да­же не ус­лы­шишь, как он спит.

— Да-дай, ка­кая у ме­ня дочь плак­си­вая! До рас­све­та не даст глаз сом­кнуть.

— Так, мо­жет, у те­бя нет аму­лета — об­ра­за свя­того Ту­тыра?

— Ра­ди бо­га ска­жи, о ка­ком аму­лете ты го­воришь?

— А о та­ком, ко­торый куз­нец вы­ковы­ва­ет на тре­тий день праз­дни­ка свя­того Ту­тыра. Вста­ет он еще до рас­све­та и, воз­держи­ва­ясь от еды и раз­го­воров, при­нима­ет­ся мас­те­рить аму­лет. У ко­го есть та­кой аму­лет, то­му не стра­шен дур­ной глаз, да и от злых ду­хов он обе­рега­ет.

— О очаг мой, ни­ког­да об этом не слы­шала. По­гиб­нуть бы на­шему ро­ду Та­ги­евых, толь­ко и зна­ют, что ко­нину есть!

— Сох­ра­нил­ся у ме­ня один та­кой аму­лет, дам я его те­бе: не о ком-ни­будь, о сво­ей бу­дущей не­вес­тке пе­кусь.

— Да по­может нам свя­той пок­ро­витель муж­чин и да па­дут на ме­ня твои бо­лез­ни! — об­ра­дова­лась Ка­ныкон.

Од­нажды Ка­ныкон соб­ра­ла жен­щин а­ула, угос­ти­ла их на сла­ву, и да­ли они имя но­ворож­денной — Азау.

Тай­му­раз и Азау под­росли, вста­ли на но­ги. Ни на миг не раз­лу­чались де­ти, иг­ра­ли то в до­ме Бо­ба, то в до­ме Би­бо. Как-то То­ми­ан и Ка­ныкон воз­вра­ща­ют­ся из ле­су, ви­дят, Тай­му­раз и Азау спят, об­нявшись, во дво­ре до­ма Би­бо, и тут же, свер­нувшись клуб­ком, ле­жит ог­ромная чер­ная змея. Пе­репу­гались жен­щи­ны, за­голо­сили. От кри­ков змея ис­пу­галась, сколь­зну­ла в тра­ву. Де­ти прос­ну­лись и ода­рили ма­терей неж­ны­ми улыб­ка­ми. То­ми­ан и Ка­ныкон ни­кому не рас­ска­зали о чер­ной змее, но пос­ле это­го слу­чая в ду­ше их за­роди­лось тя­желое пред­чувс­твие.

Шло вре­мя, дни бе­жали за дня­ми. Тай­му­раз и Азау ста­ли взрос­лы­ми, вы­тяну­лись, точ­но строй­ные мо­лодые де­рев­ца. Юно­ша и де­вуш­ка сдру­жились так, что друг без дру­га жить не мог­ли. Вот уже по двад­цать лет им ми­нуло, а Би­бо и Бо­ба все еще не то­ропи­лись со свадь­бой.

Как-то вес­ной Би­бо пог­нал свои ста­да на гор­ные пас­тби­ща. На­шел в лож­би­не зе­леный луг и стал пас­ти скот. Про­шел праз­дник Аты­наг, приб­ли­жал­ся Ках­цга­нан, и вдруг пос­ре­ди вес­ны по­валил снег. За ночь сне­гу вы­пало с че­лове­чес­кий рост. По­нес­лась снеж­ная ла­вина с вы­сокой го­ры, пог­ребла под со­бой Би­бо и его скот. На сле­ду­ющий день лю­ди при­бежа­ли к сто­ян­ке Би­бо — ни пас­ту­ха, ни ста­да, толь­ко во­роны кру­жат над уз­ким ущель­ем.

Вновь за­си­яло ве­сен­нее сол­нце, уже на тре­тий день снег рас­та­ял, по­нес­лись, пом­ча­лись ручьи, все вок­руг опять за­зеле­нело. Лю­ди отыс­ка­ли в рас­ще­лине лед­ни­ка труп Би­бо и на но­сил­ках при­нес­ли его в а­ул. От горь­ко­го пла­ча Тай­му­раза, от жа­лоб­ных при­чита­ний То­ми­ан дро­жали го­ры, сот­ря­сались рав­ни­ны. Соб­рался на­род, по­хоро­нили Би­бо, сель­ча­не по­жела­ли по­гиб­ше­му рай­ской жиз­ни, с тем и ра­зош­лись. Да­же триз­ну не­чем бы­ло спра­вить.

Бед­ня­ка и лю­ди из­бе­га­ют, и счастье его сто­роной об­хо­дит. Бо­ба ох­ла­дел к Тай­му­разу, стал чу­рать­ся сво­их со­седей. За Азау те­перь зор­ко сле­дили, мо­лодым не уда­валось, как преж­де, встре­тить­ся и по­гово­рить. Ка­ныкон то­же воз­горди­лась, пе­рес­та­ла от­кро­вен­ни­чать с То­ми­ан, а ког­да та на­поми­нала об их бы­лой друж­бе, толь­ко ус­ме­халась и от­во­рачи­валась.

Жар­кий огонь люб­ви сжи­гал сер­дца Тай­му­раза и Азау, а Бо­ба по­дыс­ки­вал для до­чери дру­гого же­ниха, не ус­тра­ивал его боль­ше Тай­му­раз, слиш­ком он бе­ден стал.

Од­нажды приш­ли в дом Бо­ба сва­ты от Би­гано­вых — за­житоч­ной, бо­гатой фа­милии. Бо­ба и ви­ду не по­дал, да толь­ко как ему бы­ло не ра­довать­ся, что та­кие знат­ные лю­ди приш­ли сва­тать его дочь! Дол­го ря­дили да спо­рили хо­зя­ин и гос­ти, на­конец сош­лись на ка­лыме в семь­де­сят ко­ров. Азау слы­шала весь этот раз­го­вор, при­та­ив­шись за дверью. Оби­да и гнев вспых­ну­ли в сер­дце де­вуш­ки.

— Пусть толь­ко поп­ро­бу­ют ме­ня вы­дать! Пусть толь­ко поп­ро­бу­ют! — И в гла­зах ее сквозь сле­зы го­речи свер­кну­ла ре­шимость.

Ма­тери Азау ска­зала:

— Что же ты мол­чишь, на­на, ведь наш не­насыт­ный волк за мед­ве­дя ме­ня хо­чет вы­дать!

— Да па­дут на ме­ня твои бо­лез­ни! Лю­ди бед­ня­ка, как чу­мы, сто­ронят­ся, ты же са­ма к не­му тя­нешь­ся. Во что он те­бя оде­вать ста­нет, чем кор­мить бу­дет? Пой­ми, счастье в бо­гатс­тве, сер­дце в та­ких де­лах пло­хой со­вет­чик.

— Ты за­была, на­на, че­му са­ма ме­ня учи­ла?

— Не за­была, мое сол­нышко, не за­была. Толь­ко об­ни­щали сей­час То­гузо­вы, ни­како­го доб­ра у них не ос­та­лось. Что ты у них есть ста­нешь, ес­ли в сво­ем до­ме от мас­ла да ме­да рот во­ротишь?

— Быть сы­тым — это не са­мое важ­ное в жиз­ни, на­на! — про­гово­рила де­вуш­ка, и из глаз ее сно­ва хлы­нули сле­зы.

— Не плачь, мое сол­нышко, не плачь, я поп­ро­шу от­ца, что­бы не вы­давал те­бя за Би­гано­ва.

Лишь сло­ва уте­шенья это бы­ли: прос­ва­тали Азау за Би­гано­ва.

По­худе­ла Азау, поб­ледне­ла, ще­ки вва­лились, в гла­зах, по­сели­лась скорбь. Де­вуш­ка зам­кну­лась, ни с кем не раз­го­вари­вала, ро­дите­лей слов­но не за­меча­ла. Бо­ба и Ка­ныкон не очень-то огор­ча­лись. Вот сыг­ра­ем свадь­бу, а там все об­ра­зу­ет­ся, го­вори­ли они. Но Азау, точ­но свя­тыню, хра­нила в сво­ем сер­дце об­раз Тай­му­раза, и не бы­ло сил, спо­соб­ных выр­вать его от­ту­да.

Как-то Азау нес­ла сво­им обед в по­ле и по до­роге повс­тре­чала Тай­му­раза. Юно­ша и де­вуш­ка ос­та­нови­лись в рас­те­рян­ности, не сво­дя друг с дру­га глаз, не в си­лах про­из­нести ни сло­ва. У обо­их пе­рех­ва­тило ды­хание, сер­дца зах­лес­тну­ло неж­ным чувс­твом. Дол­го они так сто­яли, на­конец Тай­му­раз об­ро­нил:

— Да ока­жет­ся счас­тли­вым твой вы­бор, де­вуш­ка! Хо­роше­го ты же­ниха по­дыс­ка­ла.

У Азау на гла­зах выс­ту­пили сле­зы.

— Нав­сегда за­кати­лось мое счастье, так будь же хоть ты счас­тлив!

Тай­му­раз гнев­но пок­ру­тил свои усы и ска­зал:

— Кля­нусь па­мятью сво­его от­ца Би­бо, по­ка я жив, ни­кому не поз­во­лю взять те­бя в же­ны!

— Бо­гом те­бя зак­ли­наю, за­будь ме­ня, выб­рось из сво­его сер­дца, не сра­ми пе­ред на­родом.

— Нет, нет, Азау, да­же ес­ли це­лый мир вос­ста­нет про­тив ме­ня, и тог­да ни­кому те­бя не от­дам.

— Про­шу, не гу­би се­бя, Тай­му­раз! Луч­ше мне са­мой уме­реть, чем уви­деть твою по­гибель. За­будь ме­ня, выр­ви из сво­его сер­дца, прок­ля­ни на­веки, не то быть бе­де, пе­ребь­ют из-за нас друг дру­га две фа­милии.

— Не в си­лах я сов­ла­деть со сво­ей лю­бовью, рас­су­док мой му­тит­ся, огонь жжет сер­дце. Ска­жи пря­мо, ты моя или нет?

Ни сло­ва не про­мол­ви­ла Азау, да и что ей бы­ло от­ве­чать? Ска­зать «нет», но раз­ве мог­ла она сво­ими ру­ками ра­зор­вать ни­ти люб­ви, свя­зыва­ющие ее с Тай­му­разом, ска­зать «да», но тог­да нес­лы­хан­ные бе­ды об­ру­шат­ся на их го­ловы… Так она сто­яла, пе­реби­рая бах­ро­му сво­его плат­ка, по­том про­гово­рила:

— Воз­можно ли та­кое — от­нять не­вес­ту у осе­тина?

Тай­му­раз ос­три­ем кин­жа­ла про­чер­тил пе­ред со­бой зем­лю и вос­клик­нул:

— Кля­нусь те­бе этой зем­лей, кля­нусь этим го­лубым не­бом, нас раз­лу­чит толь­ко смерть!

— За­будь ме­ня, Тай­му­раз, бе­да за на­ми по пя­там бе­жит!

Тай­му­раз и пе­ред сот­ней вра­гов не дрог­нул бы, не скло­нил бы го­ловы, а тут опус­тился пе­ред Азау на ко­лени:

— Ты… — оби­да не да­вала ему го­ворить. — Ты наш­ла свое счастье, а для ме­ня… не по­жалей для ме­ня смер­ти! — И он про­тянул де­вуш­ке ре­воль­вер. — Стре­ляй, я не по­чувс­твую бо­ли, стре­ляй же, не бой­ся!

Сер­дце Азау дрог­ну­ло при этих сло­вах, с но­вой си­лой вспых­ну­ло в нем пла­мя люб­ви, и, не пом­ня се­бя, она бро­силась в объ­ятья Тай­му­раза. Гу­бы их сли­лись в дол­гом по­целуе. Они при­сели на мяг­кую шел­ко­вис­тую тра­ву и не про­из­но­сили ни сло­ва. Толь­ко зву­ки по­целу­ев из­редка на­руша­ли тишь по­луден­но­го воз­ду­ха. Кто зна­ет, сколь­ко вре­мени они ос­та­вались бы здесь, ес­ли бы не дождь. Не­бо за­волок­ло ту­чами, заг­ре­мел гром, и им приш­лось рас­стать­ся.

На­чиная с это­го дня Тай­му­раз и Азау в мыс­лях сво­их бы­ли уже не­раз­лучны и ви­дели друг дру­га в слад­ких снах.

То­ми­ан не раз со­бира­ла в до­ме пос­ледние кро­хи, что­бы спра­вить по­мин­ки по по­гиб­ше­му му­жу, и вот те­перь ей ос­та­валось спра­вить еще один пе­ред тем, как снять тра­ур. Сто­яла вес­на. То­ми­ан ку­пила яг­нят, соз­ва­ла сель­чан. Лю­ди по­мяну­ли Би­бо, по­жела­ли ему рай­ской жиз­ни и ра­зош­лись. В до­ме с Тай­му­разом ос­та­лось пя­теро его дру­зей, ко­торые прис­лу­жива­ли стар­шим: Бим­бо­лат, Кам­бо­лат, Хаз­би, Тур­бег и Чер­мен. Юно­ши се­ли ужи­нать, за­вяза­лась бе­седа. Мно­го доб­рых со­ветов, ка­са­ющих­ся же­нить­бы, выс­лу­шал Тай­му­раз от сво­их дру­зей, мно­го снеж­ных зам­ков они пе­ред ним выс­тро­или. Но ка­кой осе­тин вы­даст свою дочь без ка­лыма! А чем пла­тить ка­лым Тай­му­разу? И тог­да друзья ре­шили по­хитить не­вес­ту, по­хитить сле­ду­ющей же ночью.

В су­мер­ках Тай­му­раз тай­ком проб­рался в дом Бо­ба и рас­ска­зал Азау о го­товя­щем­ся по­хище­нии. Вна­чале Азау от­ка­залась: отец ни за что не сог­ла­сит­ся вы­дать ее за бед­ня­ка Тай­му­раза, да и мо­гущес­твен­ный род Би­гано­вых не при­мирит­ся так прос­то с по­хище­ни­ем сво­ей не­вес­ты. Ве­лико бы­ло ее же­лание сох­ра­нить мир меж­ду тре­мя фа­мили­ями, но еще креп­че бы­ла си­ла ее люб­ви к Тай­му­разу, и в кон­це кон­цов она ус­ту­пила:

— Не­дос­той­на я то­го, что­бы ты гу­бил се­бя из-за ме­ня, Тай­му­раз, но раз ты так ре­шил — во­ля твоя.

На сле­ду­ющий день ве­чером в до­ме Би­бо нак­ры­ли фынг. Пос­та­вили то, что еще ос­та­валось от по­минок, соз­ва­ли ста­риков. К Бо­ба пос­ла­ли Чер­ме­на. Он при­шел к не­му и ска­зал:

— То­ми­ан приг­ла­ша­ет те­бя на по­мин­ки. Ста­рики уже соб­ра­лись, те­бя ждут.

Бо­ба поб­ла­года­рил за приг­ла­шение и вмес­те с Чер­ме­ном от­пра­вил­ся к То­гузо­вым.

А даль­ше бы­ло так. Ког­да Бо­ба сел за фынг, шес­те­ро по­хити­телей, сре­ди них и Тай­му­раз, нап­ра­вились к его до­му. Один из по­хити­телей, Кам­бо­лат, вос­пи­тывал­ся у Са­чино­вых, он и во­шел в дом, что­бы ра­зуз­нать что и как. Уви­дев, что в до­ме нет ни­кого, кро­ме Азау и Ка­ныкон, он по­дал знак Азау. Она выш­ла за во­рота, здесь ее ми­гом под­хва­тили, уса­дили на ко­ня и ум­ча­ли.

Тут же пос­лы­шались ис­тошные кри­ки — это Ка­ныкон хва­тилась до­чери, ста­ла звать лю­дей на по­мощь. Са­чино­вы и Би­гано­вы бро­сились в по­гоню за по­хити­теля­ми. Уз­нав о слу­чив­шемся, Бо­ба по­кинул зас­толье и пос­ка­кал вмес­те со все­ми. Прес­ле­дова­телям уда­лось от­ре­зать путь бег­ле­цам, и у въ­ез­да в ущелье у го­ры Кай­джын за­вязал­ся бой. В тем­но­те вспы­хива­ли ог­ни выс­тре­лов, пу­ли сы­пались свин­цо­вым гра­дом. Сто­яла ночь, и не­кому бы­ло ос­та­новить кро­воп­ро­литие. Пять че­ловек бы­ло уби­то с од­ной сто­роны, пять — с дру­гой. Тя­жело­ране­ный, Тай­му­раз все же су­мел уй­ти в Ур­сту­ал­та к родс­твен­ни­кам. Азау ук­ры­лась в рас­ще­лине меж­ду скал.

Раз­гне­ван­ные Са­чино­вы и Би­гано­вы раз­ру­шили до ос­но­вания дом Би­бо. То­ми­ан при­юти­ли со­седи.

На­ут­ро соб­рался на­род. Лю­ди по тре­воге сбе­гались с ок­рес­тных а­улов. Кое-как уда­лось ус­по­ко­ить враж­ду­ющие фа­милии. Са­мым ува­жа­емым в а­уле стар­цам по­ручи­ли обе­регать мир. Раз­бор де­ла от­ло­жили на вос­кре­сенье. Уби­тых по­хоро­нили и ра­зош­лись.

В вос­кре­сенье на­род соб­рался на свя­щен­ной рав­ни­не. Все жда­ли Мис­та­ла Ру­ба­ева — ста­рей­ше­го жи­теля ущелья. Вот он по­явил­ся с по­сохом в ру­ке. Ве­тер раз­ве­вал его бе­лую бо­роду. Мис­та­ла поп­ри­ветс­тво­вал соб­равших­ся:

— Доб­рых вам дней, лю­ди, и да бу­дет счас­тли­вым ваш сход!

— И те­бе счастья, Мис­та­ла, будь здо­ров! — от­ве­чали ему.

Вот се­ли стар­шие, ста­ли дер­жать со­вет. И так ре­шили:

— Ви­на Тай­му­раза в том, что он вскру­жил го­лову не­вес­те Би­гано­вых и по­хитил ее. Ви­на Азау в том, что она, бу­дучи прос­ва­тана, сог­ла­силась бе­жать с Тай­му­разом. Из-за них слу­чилось нес­частье: по­гиб­ли дос­той­ней­шие юно­ши, меж­ду тре­мя фа­мили­ями раз­го­релась враж­да, на­руше­ны мир и сог­ла­сие. Ви­на Бо­ба в том, что он прос­ва­тал свою дочь без ее сог­ла­сия. Итак, ви­нов­ны все трое.

Дол­го спо­рили о том, ка­кое на­каза­ние вы­нес­ти про­винив­шимся. Од­ни тре­бова­ли заб­ро­сать их кам­ня­ми[15], дру­гие — убить, третьи — пре­дать все­об­ще­му прок­ля­тию, хъ­оды. Тог­да под­нялся с мес­та ста­рый Мис­та­ла и ска­зал:

— Да пре­будет с ва­ми мир, доб­рые лю­ди!

При­тих­ли соб­равши­еся. Му­ха бы про­лете­ла, и ту бы мож­но бы­ло ус­лы­шать.

— Все мы один на­род, од­на семья. Из паль­цев ру­ки ка­кой не от­ре­жешь, бу­дет оди­нако­во боль­но. Не влас­тны мы над на­шей жизнью, не влас­тны и над смертью. Жизнь и смерть в ру­ках бо­га. Убь­ем мы ви­нов­ных — толь­ко бо­га раз­гне­ва­ем, а са­ми бра­та и сес­тры ли­шим­ся. Луч­ше, доб­рые лю­ди, пре­дадим их прок­ля­тию, хъ­оды. У Бо­ба бы­ка за­режем, мост наш раз­ру­шил­ся, и возь­мем­ся его всем на­родом чи­нить, а по­том тем быч­ком под­кре­пим­ся. — И Мис­та­ла смах­нул на­бежав­шие на гла­за сле­зы.

Ник­то не воз­ра­зил муд­ро­му Мис­та­ла, все сог­ла­сились с ним. Тог­да он по­вер­нулся к жре­цу, уха­жива­юще­му за свя­тили­щем, и ска­зал:

— Пок­ля­нем­ся в этом пе­ред свя­тым дзу­аром, все пок­ля­нем­ся!

Тай­му­раза и Азау пре­дали хъ­оды: «Кто пус­тит их в свой дом, кто по­даст им хлеб-во­ду, кто ста­нет пас­ти свой скот с их ско­том, то­го пусть свя­той Ло­мис по­кара­ет».

Жрец уда­рил в ко­локол. В па­мять о клят­ве сде­лали мет­ки, по­ложи­ли их в свя­тили­ще. У Бо­ба за­реза­ли бы­ка и по­чини­ли раз­ру­шен­ный мост. С кров­ни­ков взя­ли сло­во, что они за­будут о враж­де, а для вер­ности выр­ва­ли по во­лос­ку из их усов и то­же по­ложи­ли в свя­тили­ще.

Азау пря­талась сре­ди скал, а ког­да го­лод и жаж­да вы­нуди­ли ее по­кинуть убе­жище, проб­ра­лась в се­ло. В ма­лень­кой сак­ле на ок­ра­ине Га­ниса жи­ла бед­ная оди­нокая жен­щи­на, зва­ли ее Ды­са. Азау под­кра­лась к ее жи­лищу и заг­ля­нула в по­лу­от­кры­тую дверь. Ды­са как раз соб­ра­лась ужи­нать, по­ложи­ла пе­ред со­бой чу­рек и взмо­лилась:

— Бо­же, пош­ли лю­дям изо­билие, что­бы и я не по­мер­ла с го­лоду. Бо­же, ес­ли есть на све­те та­кая же бед­ная, как я, по­моги ей.

И, раз­ло­мив чу­рек, она ста­ла есть. Ус­лы­шав сло­ва мо­лит­вы, Азау при­обод­ри­лась, тол­кну­ла дверь. На скрип две­ри вы­бежа­ла Ды­са.

— Кто здесь?

Азау шаг­ну­ла в сак­лю, ше­потом про­гово­рила:

— Тс-с! Это я.

— О очаг мой, ни­как это Азау! Да ведь на те­бе прок­ля­тие ле­жит, как же мне быть?

Пос­ре­ди сак­ли не­ров­ным пла­менем го­рел огонь. Азау и Ды­са опус­ти­лись воз­ле оча­га. Прид­ви­нув к де­вуш­ке лом­ти­ки чу­река, Ды­са ска­зала:

— Да прос­тит ме­ня бог, что на­рушаю хъ­оды, но раз­ве это грех — по­мочь че­лове­ку в бе­де? Ешь, мое сол­нышко, ешь, у те­бя ли­цо без еди­ной кро­вин­ки.

Чер­ные, еще не­дав­но из­лу­чав­шие яс­ный свет гла­за Азау за­пали, гу­бы пот­реска­лись, ли­цо ста­ло бе­лее снеж­ных скло­нов.

— Ни­кому я те­перь не нуж­на, ник­то ме­ня и на по­рог до­ма не пус­тит, лю­ди пес­ни сло­жат о мо­ем по­зоре. — Азау вы­тер­ла на­бежав­шие сле­зы кра­еш­ком плат­ка.

Ды­са еще бли­же под­ви­нула ей лом­ти­ки чу­река.

— По­ешь нем­но­го, мое сол­нышко, лег­че те­бе ста­нет.

Азау от­ло­мила ку­сочек чу­река, но ры­дания ду­шили ее, и она не смог­ла его прог­ло­тить. По су­хим мор­щи­нис­тым ще­кам Ды­са по­кати­лись сле­зы.

— Ну, хоть во­ды по­пей, очаг мой, — и она по­дала ей в ков­ше во­ды. Азау сде­лала гло­ток и, по­мол­чав, спро­сила:

— Что с ним, где он?

— Ты о ком это, о Тай­му­разе?

Азау кив­ну­ла го­ловой и опять вы­тер­ла сле­зы. Ды­са пе­чаль­ным го­лосом про­дол­жа­ла:

— Он ук­рылся у сво­их родс­твен­ни­ков в Ур­сту­ал­та. От ран он еще не ус­пел оп­ра­вить­ся, но, го­ворят, жизнь его те­перь вне опас­ности.

Тут в дверь кто-то пос­ту­чал.

— Эй, Ды­са, здесь ты, нет?

Ды­са пош­ла от­кры­вать дверь, а Азау спря­талась в кла­дов­ке. Ока­залось, это со­седи прис­ла­ли Ды­са суп и ку­соч­ки мя­са. Ды­са поб­ла­года­рила маль­чи­ка, при­нес­ше­го суп, и, зак­рыв за ним дверь, поз­ва­ла:

— Азау, где ты?

Де­вуш­ка выш­ла из ук­ры­тия, и Ды­са пос­та­вила пе­ред ней чаш­ку с су­пом.

— Вот нам и бо­жий дар, а то я и не зна­ла, чем те­бя по­кор­мить.

Азау по­пыта­лась съ­есть ку­сочек мя­са, но так и не смог­ла.

— Тог­да хоть су­пу по­ешь, сол­нышко мое, это под­кре­пит те­бя, — про­дол­жа­ла нас­та­ивать Ды­са.

Нес­коль­ко ло­жек су­па Азау все же съ­ела.

— Ос­та­вила бы те­бя но­чевать здесь, — ска­зала Ды­са, — да бо­юсь, кто-ни­будь уз­на­ет, и тог­да не ми­новать нам бе­ды. Луч­ше ска­жи, где ты пря­чешь­ся, и я бу­ду при­носить те­бе еду.

Азау вста­ла, уз­кий стан ее изог­нулся, точ­но ствол са­жен­ца.

— Ты ста­ла мне бли­же род­ной ма­тери, счасть­ем сво­им я ни­ког­да с то­бой не де­лилась, за­то го­ре мое кос­ну­лось и те­бя, смот­ри же, не вы­давай ме­ня.

— Не вы­дам, не бой­ся, кля­нусь те­бе сво­им Дза­нас­пи­ем, ко­торо­го по­хоро­нил об­вал.

— Пря­чусь я в пе­щере у Стой­кой го­ры, вход прик­ры­ваю листь­ями па­порот­ни­ка, — приз­на­лась Азау.

Жен­щи­ны поп­ла­кали на про­щанье, на том и рас­ста­лись.

С это­го дня Ды­са ста­ла но­сить Азау еду. Со­седям го­вори­ла, что идет со­бирать то ма­лину, то смо­роди­ну. Азау буд­то пог­ло­тила без­донная про­пасть: ник­то о ней, кро­ме Ды­са, не вспо­минал.

Нас­ту­пила осень. Сол­нце уже не гре­ло, за­мет­но по­холо­дало. Вер­ши­ны гор уку­тались снеж­ной шу­бой. Азау боль­ше нель­зя бы­ло ос­та­вать­ся в сво­ем ук­ры­тии: пе­щеру мог­ло за­валить сне­гом. Да и мыс­ли о Тай­му­разе не да­вали ей по­коя, сер­дце ее не­удер­жи­мо рва­лось к не­му.

Как-то вы­далась лун­ная ночь. Пе­реми­гива­лись звез­ды на ке­бе. Сла­бый ве­тер нес­лышно про­бегал сре­ди скал. Без­мол­вные го­ры вы­сились чер­ны­ми си­лу­эта­ми. И Азау ре­шила бе­жать к Тай­му­разу.

По­дот­кнув по­лы сво­его ста­рень­ко­го платья, Азау дви­нулась в путь. Бы­ло свет­ло, как днем, но ког­да она взоб­ра­лась на пус­тынную вер­ши­ну го­ры Кел, вне­зап­но стем­не­ло и по­шел дождь со сне­гом. По­рывы вет­ра, на­летев­ше­го вдруг с се­вера, швы­ряли о ска­лы клу­бы чер­но­го ту­мана. Мок­рый снег с си­лой бил Азау в грудь, за­бивал­ся за во­рот платья. И все же Азау про­дол­жа­ла ид­ти. У пе­рева­ла Чер­ный дзу­ар ей повс­тре­чались ота­ры овец, — это гна­ли скот пас­ту­хи из гру­зин­ских а­улов Гу­дана и Хиу. По­чу­яв чу­жого, со­баки под­ня­ли лай, и Азау ук­ры­лась за ска­лами. При­бежал пас­тух пог­ля­деть, на ко­го ла­ют со­баки, и уви­дел Азау. Это был Гу­гуа из а­ула Хиу. Он об­ра­довал­ся де­вуш­ке, как не­ожи­дан­ной до­быче, и на ло­маном осе­тин­ском язы­ке поз­вал ее:

— Пой­дем со мной, по­ешь чу­река.

На гру­бом за­рос­шем ли­це пас­ту­ха по­яви­лась ус­мешка. Азау по­чувс­тво­вала, что по­пала в бе­ду, и как мож­но твер­же ска­зала:

— От­стань, я под­жи­даю сво­их, они сей­час по­дой­дут, а идем мы в а­ул Ур­сту­ал­та.

Как бы она сей­час хо­тела ока­зать­ся мышью и юр­кнуть в ка­кую-ни­будь щель, а то еще прев­ра­тить­ся бы ей в ор­ла и взмыть вы­соко в не­бо. Хоть бы ве­тер, этот не­умол­чный ве­тер до­нес весть о ее бе­де Тай­му­разу. Пас­тух, ко­неч­но, не по­верил ей и про­дол­жал ска­лить­ся. Тут и дру­гие пас­ту­хи при­бежа­ли, по­вели Азау к ог­ню, уку­тали ее бур­кой. За­боты чу­жих лю­дей ос­кор­бля­ли де­вуш­ку, и она с гне­вом их от­верга­ла. Муж­чи­ны то и де­ло пов­то­ряли по-гру­зин­ски: «Кра­сивая не­вес­та дос­та­лась Гу­гуа». Вско­ре они ста­ли то­роп­ли­во со­бирать­ся в путь, бо­ясь сне­гопа­да. Азау вско­чила, взмо­лилась:

— От­пусти­те ме­ня! Я ско­рее ум­ру… я дру­гого люб­лю, я для вас не по­дой­ду!

 

На сле­ду­ющий день выг­ля­нуло сол­нце. За­си­яли вер­ши­ны гор, снеж­ные скло­ны за­ис­кри­лись, выс­ве­тились рас­ще­лины, Ды­са, как обыч­но, при­нес­ла Азау по­есть, но не наш­ла ее на мес­те. Дол­го она ее ис­ка­ла, зва­ла, кри­чала — ник­то не от­зы­вал­ся, и Ды­са, пла­ча, вер­ну­лась в а­ул.

Пас­тух из а­ула Хиу взял Азау в же­ны. Жизнь для нее прев­ра­тилась в му­ку. День ей ка­зал­ся ми­гом, ночь — нес­конча­емым го­дом. Она не смы­кала глаз, все жда­ла рас­све­та, и пер­вый же сол­нечный луч был для нее зна­ком не­мер­кну­щей люб­ви Тай­му­раза. Эта лю­бовь сог­ре­вала ее на­деж­дой, и не раз в соз­на­нии у нее про­бега­ло: «Не уви­дим­ся на этой зем­ле, так, мо­жет, встре­тим­ся в стра­не мер­твых». Мно­го раз она со­бира­лась бе­жать, но не зна­ла до­роги.

Прош­ли го­ды. Двух сы­новей ро­дила Азау. Де­ти бы­ли та­кими же гру­быми, бес­сердеч­ны­ми, как и их отец. Азау не ис­пы­тала да­же ма­терин­ской ра­дос­ти. Все мыс­ли и чувс­тва ее бы­ли по-преж­не­му свя­заны с Тай­му­разом. Тщет­но пы­талась она уз­нать или ус­лы­шать о нем ка­кую-ни­будь весть и все же про­дол­жа­ла тер­пе­ливо ждать и на­де­ять­ся.

 

Тя­желые ра­ны по­лучил Тай­му­раз, но мо­лодость и си­ла взя­ли свое, одо­лели смерть. Жил Тай­му­раз у сво­их родс­твен­ни­ков в Ур­сту­ал­та, пас скот. Бы­вало, в лун­ные но­чи, под­няв гла­за к звез­дно­му не­бу, он го­ворил: «О яс­ный ме­сяц, мо­жет, на те­бя сей­час смот­рят чер­ные лу­чис­тые гла­за Азау. О Бон­варнон, мо­жет, тво­им неж­ным си­яни­ем она сей­час лю­бу­ет­ся. О мо­гучий Ба­рас­тыр, а мо­жет, где-то в тво­их вла­дени­ях тле­ет ее бе­лое те­ло».

Дваж­ды Тай­му­раз от­прав­лялся на по­ис­ки Азау и воз­вра­щал­ся ни с чем. Родс­твен­ни­ки за­дума­ли его же­нить. О мно­гих кра­сивых де­вуш­ках за­води­ли с ним раз­го­вор, мно­гие ук­радкой взды­хали по не­му, но Тай­му­раз ни о ком не хо­тел слы­шать, ни­кого не хо­тел ви­деть.

По­рой лю­бовь мо­жет при­нес­ти че­лове­ку боль­шую тя­жесть, чем жес­то­кая бо­лезнь. С тос­ки и го­ря Тай­му­раз стал сла­беть, та­ять и на­конец слег. Од­нажды он соз­вал родс­твен­ни­ков и ска­зал им:

— Да пой­дут вам впрок мои тру­ды, уми­раю я. Ког­да ум­ру, от­ве­зите ме­ня в Га­нис и по­хоро­ните ря­дом с мо­гилой от­ца.

И он взял с родс­твен­ни­ков сло­во, что они вы­пол­нят его пос­леднее же­лание.

Умер Тай­му­раз, да пре­будет он в раю, и от­везли его те­ло в Га­нис и за­хоро­нили на клад­би­ще ря­дом с от­цом. Над мо­гилой пос­та­вили цырт [16]из ка­рага­ча. Све­жес­рублен­ная вет­ка про­рос­ла, вы­тяну­лась в де­рев­це. И сей­час еще вы­сит­ся рас­ки­дис­тый ка­рагач на клад­би­ще в Га­нисе.

Шло вре­мя, ме­нялась жизнь. На Кав­каз приш­ли рус­ские, на­роды уго­мони­лись, до­роги ста­ли сво­бод­ны­ми, лю­ди ста­ли об­щать­ся друг с дру­гом. До Азау ста­ли до­ходить вес­ти с род­ных мест, но о Тай­му­разе по-преж­не­му ни­чего не бы­ло слыш­но, и тог­да она на­дума­ла ид­ти в Га­нис.

Бы­ла вес­на. Неж­ная лис­тва де­ревь­ев тре­пета­ла на вет­ру. Лу­га ук­ра­сились пес­тры­ми цве­тами. Все жи­вое спе­шило жить и ра­дова­лось жиз­ни, со­еди­нялись в па­ры пти­цы, ры­бы, лес­ные зве­ри. И толь­ко сер­дце Азау про­дол­жал сжи­мать хо­лод: не бы­ло ря­дом с ней ее Тай­му­раза.

Од­нажды Азау ска­зала му­жу:

— Все эти го­ды я ра­бота­ла на те­бя как прок­ля­тая, те­перь вот сос­та­рилась. По­забы­ла я свою ро­дину, сво­их родс­твен­ни­ков, не знаю да­же, где мо­гилы от­ца и ма­тери. Ес­ли пом­ру так, не прос­тит те­бе это­го бог. Про­шу, дай мне пог­ля­деть на мо­гилы род­ных.

Про­мол­чал Гу­гуа, не пос­мел ей воз­ра­зить.

Азау соб­ра­лась в до­рогу как раз на­кану­не праз­дни­ка Зар­да­варан. На­цеди­ла ара­ки, на­пек­ла ле­пешек, ку­пила ба­рана и, усев­шись в ар­бу, дви­нулась в Га­нис в соп­ро­вож­де­нии од­но­го из сво­их сы­новей.

В пу­ти Азау по­весе­лела, на мор­щи­нис­тых ще­ках ее за­иг­рал ру­мянец, чер­ные гла­за из­лу­чали поч­ти та­кой же яс­ный свет, как ког­да-то. Всю до­рогу пе­ред ней вста­вал об­раз Тай­му­раза, при­ят­но ще­мило сер­дце.

Но все выш­ло ина­че.

До Га­ниса они доб­ра­лись пе­ред са­мыми су­мер­ка­ми. На ок­ра­ине а­ула навс­тре­чу им вы­бежа­ла ка­кая-то жен­щи­на. Азау сра­зу уз­на­ла свою под­ру­гу Маг­ду, хо­тя и прош­ло мно­го лет. Маг­да то­же уз­на­ла Азау и очень ей об­ра­дова­лась. Вмес­те они приш­ли в от­цов­ский дом Азау.

Пос­ледние лу­чи сол­нца про­щались с го­рами. Ок­ру­жа­ющие Га­нис хреб­ты бы­ли за­литы зо­лотым све­том. На сель­ском клад­би­ще ка­рагач от­бра­сывал гус­тую тень на мо­гилу Тай­му­раза.

Под­ру­ги се­ли на тер­ра­се.

— Да па­дут на ме­ня твои нес­частья, Маг­да, не зна­ешь ли ты, где Тай­му­раз, что с ним? — спро­сила Азау.

— Ох, — тя­жело вздох­ну­ла под­ру­га, — да ста­нет мо­им твое го­ре, скон­чался он, дав­но уже умер, еще у сво­их родс­твен­ни­ков в Ур­сту­ал­та. При­вез­ли его сю­да и здесь ря­дом с от­цом по­хоро­нили.

По­тем­не­ло в гла­зах у Азау. Дол­го она не при­ходи­ла в се­бя, а, оч­нувшись, поп­ро­сила:

— Пой­дем, по­кажи мне его мо­гилу.

Точ­но во сне шла она сле­дом за Маг­дой, а уви­дев мо­гил­ку, при­пала к ней, схва­тила ртом мо­гиль­ную зем­лю, и, зат­ре­петав, как под­би­тая пти­ца, за­тих­ла.

На крик Маг­ды сбе­жались лю­ди, толь­ко по­мочь они бы­ли уже не в си­лах: нед­вижно ле­жала Азау на мо­гиле Тай­му­раза.

На по­хоро­ны Азау соб­рался весь а­ул. Ста­рики рас­ска­зыва­ли млад­шим ис­то­рию, ко­торая прик­лю­чилась с Тай­му­разом и Азау. Ре­шение, при­нятое мно­го лет на­зад, те­перь ка­залось нес­пра­вед­ли­вым и жес­то­ким, но прош­ло­го не вер­нуть. По­хоро­нили Азау ря­дом с Тай­му­разом. При­везен­но­го ею ба­рана за­реза­ли и спра­вили по­мин­ки. По­жела­ли лю­ди Тай­му­разу и Азау на том све­те рай­ской жиз­ни и ра­зош­лись.

И сей­час еще сто­нет, шу­мит зе­леной лис­твой рас­ки­дис­тый ка­рагач на клад­би­ще в Га­нисе.

 

Пе­ревод А. Дзан­ти­ева






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.